01-16. Скандалы и путешествия

из http://www.proza.ru/2011/06/19/336

Толик, как и всякий человек, состоял не только из одних недостатков. Что-то притягивало меня к нему, сближало с ним, и это что-то было не только моим страхом одиночества. Мы совпадали по темпераменту – наша горячая кровь и беспокойный нрав не давал соскучиться, что для меня было важно. Как и я, Толик не умел действовать исподтишка, скрывать свои намерения, не таил своих мнений и не прятал истинные чувства и отношения под вежливой маской культурного поведения, как это в совершенстве умеют делать интеллигентные люди.  Интеллигентом он не был, хотя всегда жадно стремился к культуре. Он был удивительно легок на подъем и открыт новым  впечатлениям: всюду, где нам удавалось побывать, муж не упускал возможности внимательно осмотреть местные достопримечательности, прослушать и побывать на всевозможных экскурсиях, что-то записать в блокнот и запечатлеть увиденное на фотопленке.

Путешествовали мы много. Благодаря Толику я смогла побывать во многих интересных местах и накопить в памяти яркие воспоминания. И дело было не только в финансовых возможностях моего отчима: импульс к началу путешествий всегда задавал Толик,  дядя Миши только обеспечивал их материальную сторону.
 
После Тбилиси мы, как и собирались, прожили неделю в Адлере, сняв комнату на знакомой мне улице Богдана Хмельницкого. Первым делом мы поехали в тамошний ботанический сад – Парк Южные Культуры, куда я часто ходила в своем детстве. За этим последовали однодневные автобусные экскурсии в Новый Афон,  Гагры, на озеро Рица и в Пицунду. С Пицундой судьба снова  свела меня через  пятнадцать лет, но это уже другая история.

Любопытно, что почти все, с чем я соприкасалась в своей жизни – места, люди, трудовые коллективы - приходило в мою жизнь дважды. Многие персонажи моих Записок,  когда-то появившиеся на страницах, еще раз возвратятся ко мне в совершенно новом качестве, обретя иной смысл и звучание.

 Прощание с Кавказом состоялось в Сочи, где мы с Толиком не не упустили случая  навестить родной мне Сочинский Дендрарий: 16  лет  тому назад мы с мамой снимали на территории этого парка комнату у местного экскурсовода. Дендрарий, представлявшийся  мне огромным и сказочным царством южных растений, в этот раз  показался мне совсем маленьким. 

Наше затянувшееся  свадебное  путешествие  планировалось завершить в  Москве. По дороге мы на один день заехали в Серпухов, где жила  Толина двоюродная сестра. В отличие от меня, у моего мужа оказалось множество родственников в самых разных городах. Из этой поездки я помню только деревянный русский дом и очень простую, радушную семью, предложившую нам на ужин огромную сковороду с зажаренной в яйцах колбасой. Всем сидящим за столом предлагалось попросту, без всяких  тарелок, тыкать в нее вилкой. Это было первым, но не последним,  моим потрясением, мне и в  голову не мог придти подобный способ угощения. Подавив первую брезгливость, мне очень скоро пришлось подавлять в себе следующую. Вечером нас с Толиком разместили на диване, выдав постельное белье,  уже бывшее в употреблении.

В этот день я узнала, что есть разные способы решения бытовых вопросов. Оказывается, довольно обременительная и ко многому обязывающая проблема приема гостей с их кормежкой и обеспечением ночлега, где каждому дают комплект  чистого свежевыглаженного белья, которое после отъезда гостей сдают  в прачечную, для многих семей не существует. Тем более, если в гости считаются «родственниками». У нас с мамой совсем не было родственников, откуда мне было знать все эти тонкости!   

В Москве я оказалась в первый раз. Где мы только не побывали в эту замечательную  неделю! Целый день мы потратили на  павильоны ВДНХ. Наибольший восторг вызвал у меня, городского жителя, вовсе не «Космос», где стояли модели первых советских космических кораблей в натуральную величину и с муляжом космонавта внутри. (Как же, оказывается, было тесно и, наверное, страшно  Юрию Гагарину в своем крошечном «Востоке»!). Больше всего меня потрясли павильоны с племенными  домашними животными. Я даже не подозревала, что коровы, лошади и, особенно, свиньи могут быть таких гигантских размеров и выглядеть так красиво! Смотреть на них было гораздо интереснее и приятнее, чем на  замученных, грязных и угрюмых хищников Ленинградского зоопарка.

Отстояв двухчасовую очередь, медленно двигавшуюся вокруг всей кремлевской стены, мы вошли в Мавзолей. Ленин был не похож на свои портреты, и вообще, выглядел как-то… жалко. Проходить возле него было некомфортно: многочисленная охрана отслеживала каждое наше движение. Из-за чего они так тряслись, я тогда не поняла. Большее впечатление произвела на меня кремлевская стена с огромным количеством   захороненных  в ней  урн  наших  легендарных личностей,  чьими именами назывались улицы и станции метро. Много позже, в другую поездку, я удивилась  парадоксальному соседству захоронений жертв и их убийц - людей столь разных, но одинаково  известных  нашей непредсказуемой стране с еще более непредсказуемыми прошлым и будущим.

Еще одна поездка -  в новый район Москвы – Останкино. Там мы  взяли билеты на экскурсию в новую телебашню, высотой в 526  метров. На смотровую площадку нас поднимали на мощном скоростном лифте,  с ее высоты в хорошие дни была видна вся Москва. В тот день, к сожалению, столица оказалась скрытой в тумане. Ресторан «Седьмое Небо», что находится на смотровой площадке и медленно  вращается  вместе  с ней,  позволяя за час осмотреть город со всех сторон,  был для нас не по карману. Это не помешало нам туда проникнуть и нахально усесться за столик, ничего не заказывая. Пока нас не приметили и не выставили официанты, мы поглазели на столицу из широких ресторанных окон. Вечерами  мы  гуляли по Красной площади,  по освещенной огнями улице Горького, и пару раз сходили в какие-то московские театры.
\
Дома опять начались скандалы. Наиболее частой и болезненной их причиной было  активное нежелание мужа жить одной семьей с моими родителями и, тем более, съезжаться с ними после приобретения кооператива. Говорить о кооперативе, которого еще пока не было, значит делить шкуру неубитого медведя.  Семейная жизнь в наших  скученных  условиях,  где каждый имел свой взгляд и привычки,  и мне медом не казалась, но постоянное давление на меня со стороны мужа, как и я, не располагавшего деньгами  для приобретения собственной квартиры, вызывало  мое возмущение.

После лекций Толик подрабатывал демонстратором на кафедре физики и часто приходил домой поздно. Но в те дни, когда он бывал дома, вел себя вызывающе: Толик обращался с моими родными на редкость фамильярно,  не подбирал выражений, совсем как со своими друзьями, а меня  постоянно восстанавливал против мамы. Терпеть критику своих близких от «постороннего» я не собиралась и в долгу не  оставалась. Мама и бабушка  в открытую с Толиком не конфликтовали,  уговаривая меня  быть  терпимее, раз  уж мы оказались вместе, но я этим советам не следовала. Деньги у нас были общие, возвращаясь из института после четырех часов вечера и вынужденная еще иногда  просиживать в библиотеке, я приходила к уже сготовленному бабушкой обеду, а мое присутствие на кухне в роли бестолкового помощника всех только раздражало.  Оставаясь, как хозяйка,  «пустым местом» в  доме,  я чувствовала свою несостоятельность.

Я была не настолько глупа,  чтобы не понимать,  что  молодой семье лучше жить отдельно, более того, я была уверена, что физические трудности, вызванные необходимостью одновременно вести  хозяйство и учиться, я бы перенесла легче, чем свое  пребывание между враждующими лагерями родных. Толик охотно выполнял бы домашние дела,  так как привык это делать после смерти его мамы. Кроме того, готовить каждый день было  не обязательно  - мы могли дешево и вкусно перекусить в институте,  что мы и так часто делали. Хуже было другое.  Толик не казался мне тем человеком, ради которого я могла бы пойти против своей семьи и в какой-то степени предать ее (он постоянно обливал моих родных грязью!). Я не испытывала к мужу той необходимой любви и уважения, которая оправдала бы все. Наши интимные отношения - то единственное, что в другом возрасте могло скреплять брак- не были для меня удовольствием,  их  успех целиком  зависел только от отношения к мужу, а оно чаще всего  было негативным.

Все чаще и чаще я «входила в вираж» и впадала в жуткое истерическое состояние, когда уже не могла остановить своих слез и окончательно  утрачивала возможность вести себя разумно и даже осмысленно. Толик все больше презирал меня за эту слабость, мама жалела, но считала неприспособленной к жизни дурочкой,  а я теряла уважение к себе  и боялась будущего. Я  не представляла себе выхода из этой ситуации.

Мне было плохо дома,  куда Толик приходил и уходил,  когда ему было нужно, где он занимался за  моим  столом и по моим конспектам и демонстративно игнорировал меня в ссорах. Мне было плохо в институте, где я уже не была свободной и раскованной, как прежде, и с завистью смотрела на своих незамужних подруг, что кокетничали и назначали ребятам свидания. Слишком быстро перейдя в семейный лагерь, я стала  изолирована от этой девичьей жизни,  не получив ничего взамен в замужестве.  Толик,  в отличие от меня,  всюду чувствовал хорошо. Он ходил в гости к друзьям в общежитие, шутил  с девчонками и игнорировал мои обиды. От его наглых замечаний типа «тебя твои плохо воспитали:  понаехали сюда из деревни!»  я теряла дар речи.  Главным оправданием его  хамства  был его постоянный аргумент, что он остается в нашей квартире только потому, что его просили, и в любой момент он готов снять квартиру.

Слово  развод уже произносилось между нами, и эта перспектива казалась ужасной,  я больше всего боялась своего позора перед группой, присутствовавшей на нашей свадьбе, и чувствовала вину перед своей семьей, ютившейся из-за нас в крошечных комнатушках,  образованных  с помощью  перегородки  в итак  небольшой квартире.  Я чувствовала себя жертвенным барашком, которого из  последних сил всем миром выкормили, а теперь он  должен отдать долг своим благодетелям.

Мое отношение к людям осталось инфантильным, я оценивала окружающих только по их внешним проявлениям. Примером тому – празднование Нового года на квартире у Толиного друга и нашего сокурсника Володи Панова. Володя, ровесник Толика, всегда производил на  меня впечатление взрослого, неглупого и хорошо воспитанного парня. «Такому бы я подчинялась с удовольствием и даже не стала бы гнуть с ним свою линию», - думала я.  Володины проницательные глаза видели меня насквозь, словно понимая все мои настроения и то, что я стыдилась своего мужа, уже размякшего и расслабившегося после первой стопки. Володя, выпивший нисколько не меньше, держался абсолютно уверенно и был галантен со мной. Зато Володины однокурсницы мне сразу же не понравились тем, что курили и пили водку наравне с парнями.  Если курят и пьют, значит обязательно - плохие,  считала я. То, что эти девушки не только учатся, но еще и работают, и вполне самостоятельны,  не принималось мной во внимание.

Сразу после экзаменов  Толик  улетел  в Тбилиси. Я отказалась его сопровождать -  ужасно не хотелось быть свидетелем его словоблудия за длинным столом его кавказских родственников и знакомых. Почти сразу же после его отъезда я успокоилась  и  стала  с удовольствием встречаться с Таней, делать в квартире уборку и наслаждаться неожиданно наступившим в моей душе покоем.  Толик  писал мне из Тбилиси нежные письма о том, как скучает без меня, и о том,  как ему без меня плохо. Я тоже начала тосковать – вот уже три года мы постоянно находились вместе:  и в институте, и в наших поездках, и дома. Я очень быстро привыкаю к людям. Любая разлука всегда кажется  мне страшной. Толик думал, что мне нужен именно он, а я просто боялась расставания.

С возвращением мужа, ничего не изменилось к лучшему. У мамы начало подскакивать давление – она страшно выматывалась на своей работе и не находила покоя в доме.  Бабушка тоже часто  хворала,  у нее - то прихватывало сердце,  то стеснялось дыхание.  Толик ел, спал, смотрел телевизор и хамил моим родным, а я только замыкалась в себе и почти не реагировала на него, случалось, мы по несколько дней не разговаривали.

 Несмотря на все, моя неподражаемая мама снова отвалила нам королевский подарок: отдала нам свою полученную от работы редкую и дорогую десятидневную путевку на 2-х человек - морское путешествие на теплоходе «М.Ю.Лермонтов».  Это было ее подарком к первой годовщине нашего супружества.  Маме очень хотелось хоть как-то скрасить мою жизнь, становящуюся все более серой и безрадостной,  и, по возможности, воскресить  наши хорошие отношения.

Было ли это разумно? Не знаю. Толик не заслуживал такого подарка. Больше того, он расценил его  как покупку  его  хорошего ко мне отношения.   И сознавать это было крайне  неприятно.   

 Название теплохода вызывало в душе смятение. Лермонтов был  моим любимым поэтом, я очаровывалась мужчинами не без влияния его героя - Печорина. В  Пятигорске,  на месте гибели Лермонтова, закончилась наша с Вероникой дружба, и та история навсегда поселила в моей душе страх перед любой зависимостью от других. И вот опять на моем пути появлялся Лермонтов.

Двенадцатипалубный,  современный комфортабельный теплоход «Лермонтов» был только что построен и предназначался для международных рейсов. Ему предстоял его    первый и единственный  экскурсионный  маршрут, организованный  для отечественных пассажиров, где на нас - обычных, советских гражданах, команда корабля будет   репетировать свое умение обслуживать  иностранцев. Теплоход шел из Ленинграда в Таллин и возвращался обратно с заходом в Палангу и  Клайпеду. На всем нашем пути  все должно было быть опробовано  и исполнено по первому классу! 

И корабль,  и условия проживания, конечно, всех ошеломили. Советский человек не приучен к подобному обращению с гражданами. Официанты  сервировали стол по всем правилам и готовили изысканные блюда: трудно было догадаться, для чего предназначен каждый столовый прибор и как им пользоваться! На каждой палубе теплохода находился  бар и несколько комнат отдыха, на корме мы обнаружили прекрасный крытый бассейн с теплой морской водой. В гостевом зале по вечерам начиналась  развлекательная программа,  участвовали артисты,  всю ночь продолжались танцы. Не мудрено, что мы, получали от этого путешествия и  своего чудо-корабля огромное удовольствие.

В Паланге нас сводили в удивительный музей янтаря, где собраны коллекции изделий из янтаря разных лет. В Клайпеде прошла обзорная экскурсия, а в Таллинне мы провели целых два дня. Таллинн очаровал меня своими  средневековыми домами, узкими древними улочками, флюгерами на каждом доме, красными черепичными крышами и национальным  колоритом. Я люблю города, в которых есть  национальный  характер,  там чувствуешь дух народа, его уникальность.. Таллинн нельзя спутать ни с каким другим городом,  и это мне нравилось. Не ограничившись прогулкой по старому городу, мы с Толей облазили развалины монастыря Святой Пириты, где снимался и вышел на экраны эстонский фильм «Святая реликвия», сходили к морю, постояли возле красивого памятника «Русалка»,  купили на память о поездке сладкий и крепкий ликер «Ванна-Таллин».

 Обратная дорога «Лермонтова» подарила штормовую погоду, качку и впервые посетившую меня «морскую болезнь» - отвратительное состояние, с которым никакими способами, кроме терпения, невозможно справиться и от которой некуда сбежать.

Наша семейная жизнь стала прообразом недолгой жизни этого корабля, так неожиданно появившегося в моей судьбе: красивая внешняя оболочка, игра в счастье как репетиция чего-то другого, что не касается настоящего момента, приступы тошноты и ощущение бездны под ногами. На этом аналогия не заканчивалась. Самой удивительной во всей этой истории оказалась дальнейшая судьба теплохода. Поработав совсем немного на международных рейсах, теплоход «М.Ю.Лермонтов» затонул в глубоких водах недалеко от Австралии и по сей день все еще не поднят со дна океана.

 продолжение см. http://www.proza.ru/2011/07/11/223