***

Сигаев В.В.

СЦЕНАРИЙ
ДОКУМЕНТАЛЬНОЙ КИНОПОВЕСТИ

"ХИРУРГ ЮДИН"

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Основные. Юдин Сергей Сергеевич, с 1928 года заведующий хирургическим отделением Института скорой и неотложной помощи им. Склифосовского, к этой должности затем - зав. кафедрой военно-полевой хирургии Института усовершенствования врачей, полковник медицинской службы, консультант Советской Армии, дважды Лауреат Государственной премии СССР, член нескольких иностранных медицинских Академий, Академик Академии медицинских наук, Лауреат Ленинской премии СССР (посмертно) Юдина Наталья Владимировна - его жена;

Голикова Марина Петровна-операционная сестра и секретарь Юдина, редактор его произведений, изданных после его смерти; Цанова Ирина Антоновна - соратник Юдина, известная в хирургическом мире как блестящий иллюстратор его произведений;

Русаков Авсентий Васильевич -заведующий патологоанатомическим отделением Института им.Склифосовского, в первый год ВОВ директор Института им.Склифосовского, впоследствии - член-корр. АМН СССР, Лауреат Государственной Премии СССР;

Действующие лица в эпизодах Арапов, Петров, Розанов - сотрудники Юдина, впоследствии видные хирурги: Семашко Николай Александрович - профессиональный революционер, соратник Ленина, Председатель Наркома Здравоохранения с 1917 по 1946 г.г.

Бабасинов - сотрудник хирургического отделения, ученик и соратник учителей Юдина, известных в конце прошлого и начале нашего века хирургов;

Хьюлет Джонсон - настоятель Кентерберийского Собора, впоследствии Лауреат международной Ленинской Премии за укрепление мира между народами;

Шамов Вл.Ник. - зав.кафедрой хирургии Харьковского медицинского института, Лауреат Ленинской Премии (посмертно)

Серов Петр Ив. - полковник, председатель Всеармейского охотничьего об-ва;

Пучков - зав.станцией скорой помощи; члены американско-английской делегации;

Кукрыниксы; художник Нестеров; брат Юдина; врачи, сестры, санитарки; дипломаты;

Цуринова, Сакаян - активные участники внедрения переливания трупной, крови

Бывшая Сухаревская площадь (ныне Колхозная площадь) в 1922 году (месяц?) с колоритным Сухаревским рынком и Сухаревской башней. На заднем плане Институт им.Склифосовского, который практически закрыт палатками и ларьками. По рынку, между торгующими, орущими и снующими людьми пробираются двое, сравнительно "шикарно" контрастно одетые по сравнению с рыночной публикой. Им лет по 5О.

Русаков: Так кто же к нам приходит Арсений Христофорович? Что за легенды, откуда такая слава? Ведь Вы, если не ошибаюсь, работали с ним в Захарьино, не так ли?

Бабасинов: Да, Арсений Васильевич. Он тогда был весьма молодым, пришел к нам сразу из госпиталя после серьезной контузии. Кстати, ведь после подобной травмы с поражением позвоночника не только стоять у операционного стола тяжело, но порой и сидеть. Честно говоря, я не представляю, как он мог с такой травмой столько наоперировать...

Русаков: Но ведь в Америку-то он ездил уже известным хирургом. Судя по его статьям-отчетам, его там принимали как одного из лидеров нашей тогдашней хирургии?

Бабасинов: В Захарьино он оперировал сравнительно мало, но как общий хирург работал очень много. Поразительно другое - он освоил и наладил лабораторное дело и рентгеновскую службу. А на собачках он в последний год экспериментировал достаточно много.

Русаков: Но ведь он успел и степень получить? Каким же образом при таком напряженном режиме работы?

Бабасинов: Мы все удивлялись его работоспособности. Он и в голодные 20-е годы был неуёмен в стремлении стать большим хирургом. Поразительно, как он из Химок в Москву и обратно два лета почти каждый день ездил на велосипеде в библиотеку.

Русаков: Да, известно во врачебном мире, что он именно за научные работы того периода получил премию как за лучшую хирургическую работу. Не это ли и сыграло роль в командировании его в Америку?

Бабасинов: Вряд ли только это. Ведь он, заведуя хирургическим отделением в Серпухове, творил чудеса... К нему ездили учиться из Москвы и Ленинграда. За 6 лет больше 30 научных трудов - не всякому хирургу дано и под силу.

Входят в ворота Института.

Русаков: А как он с людьми? Бабасинов: О, увидите...

***

Кабинет директора Института, он сидит спиной к зрителю, нам видны сидящие за столом Юдин, Бабасинов, Русаков, Пучков и два - три других врача.

Юдин: Период знакомства с институтом закончен, тов.Крючков Иван Иванович. Основополагающий вывод неутешителен: то, как поставлено хирургическое дело сейчас - мягко говоря, недостаточно. Дело не столько даже в тех операциях, которые проводились до меня и не в их количестве. Организация хирургической службы совершенно не соответствует тем задачам, которые возложены на институт.

Директор: Что же Вы предлагаете?

Юдин: Необходимо построить 3-4 операционных зала и оборудовать их, приобрести еще хотя бы один рентгеновский аппарат для экстренной хирургии, укрупнить и этим значительно улучшить лабораторную службу. Это тот минимум, который позволит начать переоборудование больницы, постепенно приводя ее в соответствие со своим названием - Институтом неотложной помощи им. Склифосовского.

Бабасинов: Мы несколько раз уже говорили об этом с предшественником Сергея Сергеевича - покойным Красинцевым. Но тогда было не до этого - гражданская война, тифы... Настала пора! Сейчас мы не только можем, но и должны перестроить нашу работу, Иван Иванович! Когда я полтора года назад пришел сюда, по стационару и приемному покою дежурил один! лишь врач. Сейчас уже многое изменилось.

Пучков (встревая и перебивая): Благодаря Вашим стараниям многое изменилось к лучшему и на станции скорой помощи, но у нас до сих пор лишь одна машина и то старая, и все остальное брички. И врачей стало гораздо больше, но тем не менее мы не всегда можем обеспечить должную квалифицированную помощь.

Крючков: Это они все в основном о хирургии говорят, а я терапевт, и нужда в терапевтической помощи также часто бывает сверхэкстренной.

Русаков: Мы обсудили все между собой, прежде чем идти к Вам, вот наши конкретные предложения.

Директор: Здорово! Остается лишь самое малое - достать средства. Не так ли?

Юдин: Но без этого, Иван Иванович, нам никогда не стать Институтом неотложной помощи!

Здание хирургического корпуса в лесах, видно, что в здании идет ремонт, сгружают какие-то ящики с аппаратурой. Юдин с сотрудниками ходит, дает распоряжения. Операции тем не менее не прекращаются.

***

Конец сентября 1928 года. Солнечный день. Машина с Юдиным въезжает во двор института и вместо того, чтобы остановиться у его дома едет в конец институтского двора. Юдин стремительно входит в морг, на ходу здоровается с сотрудниками, "влетает" в кабинет Русакова. Распахивает пальто, здоровается, садится в кресло.

Русаков: Что случилось, Сергей Сергеевич?

Юдин: Я только что с III Всеукраинского съезда хирургов (Русаков, кивая головой, - знаю, что ж особенного?) и самое замечательное, что я там услышал - это сообщение харьковского профессора Шамова о переливании фибринолизной крови. Да, да, погибающим от кровотечения собакам вливают кровь других, но уже мертвых, собак и так их, погибающих, спасают. Представляете, какие возможности есть в нашем институте, куда ежедневно доставляют пострадавших от уличных травм, кто скончался на месте происшествия или при транспортировке. Ведь их кровь могла бы послужить спасению многих больных и, скорее всего, больных с язвенным кровотечением.

Русаков: Сергей Сергеевич! Это настолько необычно... Но я уже сейчас предвижу массу не просто трудностей, но непреодолимых препятствий... Самое главное - как бактериологически доказать стерильность этой крови, а также отсутствие у пострадавшего - потенциального донора - отсутствие серьезных заболеваний?! Вы меня понимаете? Как юридически обосновать все это? Ведь это беспрецедентно, Сергей Сергеевич! И, наконец, как отнесутся к этому коллеги, врачи других больниц? Не знаю, право. Кстати, Шамов знает о вашем желании, а, может быть, уже решении?

Юдин: Обо всем этом я беспрерывно думаю... Да, Шамов пожелал мне успеха.

Русаков: М-да. Совсем еще недавно от переливания нормальной человеческой донорской крови погиб первый директор Института переливания крови Богданов. Соратник Ленина, революционер - да Вы сами все это хорошо знаете, что я Вам говорю. Сколько было шума в медицинских кругах. И теперь вот эта, как ее - фибринолизная кровь. Да, знаете...

Юдин: Я понимаю и сейчас прошу Вас лишь об одном - могу ли я рассчитывать на Вашу поддержку в организации, исследованиях... Могу ли я на Вас рассчитывать?

Русаков: Я должен подумать.

***

Весна 1929 года: лаборатория, похожая на микробиологическую.

1-й сотрудник: Ну вот, наконец, мы можем вместо суток за 4 часа определить, болен ли этот погибший или нет.

2-ой сотрудник: Я смутно верю в эту затею - ну кто решится на такое дело? Мне кажется, что даже Юдину это не под силу.

Саякян: Вы плохо знаете Сергея Сергеевича. Я когда работал с ним в Серпухове понял, как он последовательно и твердо идет к поставленной цели. Тогда, в Серпухове, тоже все думали, что нельзя делать таких операций, а он спасал безнадежных больных. Да что там говорить, ведь Русаков с Цуриновой уже доказали, что эта кровь по своим свойствам гораздо выгоднее живой человеческой...

1-й сотрудник: Но еще столько совсем нерешенных проблем: откуда и как брать кровь, сколько брать, как хранить, например.

Саякян: Ну ведь не завтра же собираемся переливать...

***

Юдин в кабинете с Бабасиновым, Араповым, Петровым, Розановым и 2-3 врача и сестры.

Юдин: Прошел год с небольшим, как мы начали работать вместе. Несмотря на трудное время, связанное с ремонтом основного помещения и строительством нового оперблока, мы с вами очень неплохо поработали. В частности, сделано 80 операций больным с язвенной болезнью, а послеоперационную смертность мы с вами снизили в 4 раза. Да знаете ли Вы, что это во много раз лучше, чем в других лечебных учреждениях страны, и даже лучше, чем в госпиталях и клиниках Европы! Поздравляю вас!

Розанов: Сергей Сергеевич! Вы уже нескольким больным с прободением язвы сделали большую операцию и этим спасли их. Нам не совсем ясно, насколько это обоснованно и целесообразно.

Юдин: Как Вы знаете, этот вопрос для большинства хирургов пока не ясен. Мы вместе с вами, все вместе, будем отрабатывать, прежде всего, диагностику. - Мы наконец-то получили еще один рентгеновский аппарат и сможем в любое время суток проводить рентгеновское исследование. Я думаю и это внесет хоть какую-то ясность в этот сложный вопрос... Поскольку чаще всего прободение язвы бывает в ночное время - приказываю звать меня в любое время суток, если поступит больной с подозрением на прободение язвы. Ясно? Пятиминутка окончена.

Все выходят, входит Пучков.

Пучков: Сергей Сергеевич! Здравствуйте! Я, извините, опоздал на вашу 5-минутку, проводил у себя совещание.  Я хотел поблагодарить Вас за поддержку - мы получили очередные три машины скорой помощи!

Юдин! Это здорово, но благодарить надо не только меня, а всех, кто составлял проект, ведь это наше общее дело, без которого нам не жить.

*** Немое кино

Несколько сцен в вечернее и ночное время, когда Юдину звонят по телефону, он идет из своего дома в институт, смотрит больного, моется на операцию, оперирует, утром осматривает больного (один или с помощниками), радуется или суров.

Сцены в начале его приезда. Когда на лошадях (бричка? или тарантас?) везут больного возможно быстро (на самом деле медленно) в приемный покой Института - на фоне Сухаревского рынка. Затем сцена сноса Сухаревской башни - открывается прекрасный вид Шереметьевского дворца. На этом фоне уже машина скорой помощи мимо плаката "Даешь метрострой!"

***

Юдин сидит в кабинете в состоянии глубокой задумчивости, несвойственной ему. Осторожно входит Саякян.

Саякян: Он погибает, Сергей Сергеевич! Мы не можем его спасти, кровотечение такое, что мы бессильны... Растворы не помогают. Родственников никак не удается найти, адреса при нем нет никакого, так что надежды на доноров нет. Жаль - всего 30 лет.

Юдин: (немного придя в себя от оцепенения) Вы все узнали,

как я просил?

Саякян: Да, конечно. У той жертвы уличной катастрофы группа крови полностью совпадает с погибающим.

Юдин: (приобретя свой обычный вид, бодро) - Позовите Головинчиц, Курилову, сестер Беркевич и Лукьянову. Вас также прошу ассистировать, приготовьте все так, как мы не раз отрабатывали.

 Саякян: Я понял, Сергей Сергеевич! Где будем брать кровь?

 Юдин: Перенесите осторожно труп в лабораторию, сейчас там все гораздо более приготовлено, чем где либо...

Саякян уходит. Юдин вновь погружается в глубокое раздумье. Лаборатория, где на столе лежит что-то, напоминающее человеческое тело, завернутое в простыню. У стола все те, кого назвал Юдин. Каждый занят своим делом: кто-то держит, кто-то подает и т.д. Юдин сам большим шприцом отсасывает в банку примерно 400 мл темной крови. Входит дежурный врач: "Больной агонирует, или сейчас, или будет поздно".

Юдин: Возьмите кровь, готовьте. Мы идем. Зашейте рану.

Снимает халат, идет вслед за дежурным врачом, половина сотрудников идет с ним.

Палата, в которой лежит мертвенно бледный молодой мужчина. Кто-то держит запястье, кто-то вместе с дежурным врачом подвешивает принесенную кровь для переливания.

Юдин: (про себя) Положение угрожающее. Если мы ему не поможем своей кровью, то невозможно будет никому и никогда доказать, что смерть случилась вопреки, а не от произведенного переливания. Но я уверен в успехе, (вслух) Давайте начинайте скорее.

***

Даже половина перелитой крови резко улучшила состояние больного; он стал розовый, его дыхание стало глубже и ровнее. Во время переливания, занимаясь своим делом, все стоят напряженно и по мере улучшения его состояния напряжение у всех заметно улучшается (?уменьшается), все начинают улыбаться. Затем кто-то кого-то обнимает.

Кто-то: Сергей Сергеевич, сегодня 23 марта 1930 года. Наверняка этот день войдет в историю медицины. Поздравляю Вас!

Юдин: Это ваша заслуга, друзья, и я от души вас поздравляю!

***

Кабинет Юдина. В нем Юдин, Арапов, Русаков, Цуринова, Саякян и другие.

Юдин: Мы спасли жизнь больному только благодаря фибринолизной крови, и сегодня он ушел домой. Такого еще не было в медицине.

Русаков: Теперь уже совершенно ясно, что надо интенсивно продолжить все наши научные исследования в этой области, организовать своеобразную бригаду но заготовке и переливанию фибринолизной крови...

Юдин: Не сегодня, и может быть даже не завтра, но надо думать о расширении показаний к переливанию трупной крови в хирургии. (К Арапову) - Дмитрий Алексеевич! Что Вы думаете о возможности переливания фибринолизной крови больным с язвенным кровотечением?

Арапов: Сергей Сергеевич! Ведь мы порой не имеем никаких опорных данных для диагностики язвы, кроме анамнеза. Да и консервативное лечение, Вы не хуже меня знаете, приносит часто успех и сторонников такого лечения подавляющее большинство.

Юдин: Да, нам будет нелегко с этим вопросом. Но ведь в нашей работе смерть больного от кровотечения настолько драматическое состояние, что такие случаи не забываются долго. Ведь остановка кровотечения - исконная задача хирургии, а мы норой лечим пассивно, а то и наблюдаем, как больной умирает от кровотечения... Хирург никогда не смирится с тем, что больные на наших глазах иногда гибнут от неостановленного кровотечения...

***

Зима. Вокзал. Из подошедшего поезда откуда-то вылезает истощенный замерзший беспризорник. На вокзале он покупает буханку черного хлеба и жадно съедает ее. Вскоре он начинает корчиться от боли, забиваясь в какой-то вокзальный угол. Позже он лежит там мертвенно бледный. Его находит при обходе милиционер, вызывает скорую помощь. Его вносят в приемный покой института - бледного и неподвижного со страдальческой маской на лице.

В палате ему как обычную процедуру из фирменных флаконов переливают фибринолизную кровь, в конце переливания его состояние улучшается. Ночью ему вновь становится значительно хуже. Приходит Юдин, осматривает его.

Операционная, где Юдин с сотрудниками оперирует его. Опять переливают фибринолизную кровь.

Утром его состояние (обход с Араповым и др.? врачами) не внушает опасения.

Вся сцена может быть без единого слова, как в немом кино.

***

1930-32 год. Из форточки кабинета Юдина "торчит" лисий хвост. Первый снег. В накинутом пальто по двору института идут двое в халатах. Один из них говорит другому: Сергей Сергеевич вернулся с охоты, завтра точно будет в хорошем настроении.

Другой: Почему?

Первый  (ая): Так вот же его трофей (показывает на окно с лисьим хвостом). Он часто вывешивает после охоты то крыло, то хвост, а то и целую рыбину - показывает, что хорошо отдохнул.

2-й: Понятно  смеются (оба скрываются в подъезде корпуса).



Юдин, его жена, брат Юдина Петр, сын? сидят за столом, на котором чай, рюмки, вино и т.д.

Жена: ... и представляешь, Петр, эта чертова охота могла ему стоить жизни!

Петр: Ну, брат, ты уже не мальчик, да и честно говоря, я думаю, просто не имеешь права распоряжаться так бессмысленно и глупо своей судьбой - у тебя же больные, работа, идеи, наконец...

Юдин:  Ладно уж, а сам-то как вел себя во время войны с германцем? А? Если бы тогда я не смог тебя отправить в Варшаву и далее в Москву, может быть не сидеть нам сейчас вместе.

Петр:  Да ты бы еще детство вспомнил, когда мы с тобой чуть не вспыхнули со своими необузданными опытами по химии. М-да... Кстати, где твоя пепельница.

"Вот она". Жена достает пепельницу, сделанную из артиллерийского снаряда. Петр берет ее в руки, рассматривает.

Петр: Хороший был снарядик. Ведь в окопах рисковали почти все каждый день, и когда ты с разведчиками ходил и тебя чуть не пристрелили, и когда от Варшавы отступали... А вот накрыло тебя, что называется, на ровном месте. Болит спина-то?

Юдин: Бывает.

Жена:  Что там "бывает", без корсета почти никогда не оперирует.

Юдин (поморщившись, недовольно): Да ладно об этом. Вот брат наш Глеб ничем не рисковал в 22 году, а от тифа умер... Я вот теперь точно знаю, что в науке и технике, и особенно в медицине, риск часто необходим, если он имеет достаточно оснований и целесообразен. Меня ведь, Петр, в прокуратуру вызывали, слышал?

Жена и брат заговорщически посмотрели друг на друга.

Петр: Нет, а в чем дело?

Юдин: Да вот уже несколько месяцев, как мы используем фибринолизную кровь - сначала робко и немногим, а теперь уже все шире и смелее... И кто-то сообщил куда надо.

Петр: Послушай, Сергей, а зачем это? Ведь и у нас на предприятии висят плакаты с призывом вступать в ряды доноров, разве этого мало?

Юдин (загораясь): Наталья, ну расскажи ему. Я уже столько раз на разных уровнях от врача до министра объяснял все это. Впрочем, то, что ты не понимаешь - это естественно, ты не врач, а инженер... Скажи, если тебе понадобится использовать из сломанной машины какую-то деталь, ты ведь можешь ее поставить в работающую машину, не обязательно требовать совсем новую, не так ли?

Петр: Так то же машина, а здесь живой организм? Разве возможна аналогия, даже как-то не по себе...

Юдин:  Аналогия не только возможна, но она уже есть и очень широко применяется. Ведь и тебе, наверное, известны работы одесского глазного врача Филатова по пересадке роговицы глаза от трупа? (Петр кивает). А скольким он таким образом вернул зрение! Используя фибринолизную кровь, мы сразу достигаем нескольких целей (загибает пальцы): 1 - получаем до двух литров крови; 2 - одной группы; 3 - не используем небезразличных для организма консервирующих растворов, так как эта кровь сама себя консервирует; 4 - экономим огромные средства; 5 - в таких условиях, как наш институт, специализирующийся на травме, переливание пострадавшим, при необходимости, разумеется, больших количеств одногруппной крови может иметь решающее значение. И ведь преимущества такой крови неопровержимо доказаны сотрудниками института Русаковым, Саякяном и Цуриновой.

Жена:  А мне во всем это нравится воплощение в жизнь знаменитой "Морс вите продест" - "Смертию смерть поправ"; если нельзя спасти целого, то сохраним хоть часть.

Юдин: Вот именно... А ведь во многих научных учреждениях мира ведутся исследования по замене устаревших органов одного животного таким же органом, но здоровым и жизнеспособным, другого. И я уверен, что и это когда-нибудь осуществится - дайте срок.

Петр: А как же все-таки прокурор?

Юдин: Да у меня самого и у всех нас, кто начинал это дело, было ощущение, что работаем в приемной прокурора (смеется), а на вопросы судебных экспертов я просто не отвечал, ибо ответить и оправдаться было нечем: я явно нарушил законы. Возможно, что этими переливаниями мы откроем путь для будущих хирургов, кто после нас научится пересаживать и другие органы.

***

Вокзал. Подходит поезд из Ялты. У вагона 16-17-летний юноша, хорошо, со вкусом одетый. Из вагона выходит 17-18-летняя девушка с армянскими чертами лица.

Юноша: Здравствуй, Ирина. Папа просил тебя встретить, а он сам, как всегда, в операционной.

Девушка: Здравствуй, Сережа! Как ты вырос!

Юноша: Как мама? Ты учиться?

Девушка: Спасибо, нормально! Да, я хочу как твой и мой отец...

Юноша (перебивая): Да знаю. Светя другим, сгораю сам... Ну пойдем к машине.

***

Квартира Юдина: всюду лежат квадраты из картона 1x1 м2 , на них кружочки, на кружочках мелкие вещи - пуговицы, английские булавки, мелкие кости и т.д. Это все инородные тела, извлеченные Юдиным и его сотрудниками из трахеи и пищевода. Цанова раздевается и с интересом рассматривает их. Входит жена Юдина.

Девушка: Здравствуйте, Ирина Цанова.

Юдина: Наталья Владимировна! Добрый день, Ира, я много слышала о твоем отце и о тебе от Сергея Сергеевича. Рада видеть тебя. Располагайся.

Входит Юдин. Целует нежно Цанову, жену, сына: "Здравствуй, Ириша. Как доехала? Как дома? Извини, что не встретил - дела". В конце фразы его внимание привлекает один из квадратов.

Юдин: (с возмущением) - Наташа! Я же просил делать не так и объяснял... Вот, Ирина, это все инородные тела, извлеченные мною и моими коллегами из трахеи и пищевода. Это, например, извлек Розанов - великолепный хирург. Ты его скоро увидишь и узнаешь. А это вот моя работа. Мы готовим все это для лекции и, вероятно, снимем фильм. Представь себе, что примерно треть этих пострадавших - дети. Вот если такая косточка застрянет в пищеводе, как бы проткнет его, то через несколько суток пострадавший скорее всего умрет от безнадежного воспаления органов грудной полости. Интересно, как знаменитый Боткин блестяще диагностировал такое заболевание. Коллеги Боткина никак не могли поставить диагноз одному больному с непонятной лихорадкой, которого его коллеги не только не знали как лечить, но не могли распознать причину страдания. А он лишь расспросил его, что он делал за несколько часов до заболевания. "Рыбачил" и "ушицу варили?". "Конечно". "А из кого же?". "Да щуки и ерши ловились в тот раз". Боткин вышел из палаты и сказал коллегам: "К сожалению, он безнадежен, у него прободение пищевода костью". И оказался прав. А сейчас мы таких больных спасаем.

***

Кабинет Наркома здравоохранения. Входит сотрудник.

Сотрудник: Николай Александрович! Теперь мы уже имеем официальный запрос из прокуратуры о юридической дозволенности деятельности Юдина.

Семашко: Иван Петрович, голубчик, не надо так сразу жестко "дозволенности деяний" - какой-то канцеляризм...

Сотрудник: Извините, товарищ Семашко! Но как-то это надо охарактеризовать, что-то надо предпринять. Ответ ведь должен быть официальным, как я понимаю.

Семашко: Вы все правильно понимаете, но давайте попробуем разобраться вместе, если Вы не смогли это сделать со своими сотрудниками. Юдин сейчас - безусловно крупный, если не крупнейший хирург страны Советов не только с европейским размахом, но и с мировым именем. Это было ясно еще из его деятельности в Серпухове, когда к нему приезжали кое-чему учиться даже его учителя - Губарев, например. Почитайте его отчеты, они есть в деле. И когда мы с Обухом, возглавлявшим в то время Московский отдел здравоохранения, поддержали кандидатуру Юдина на заведование, мы исходили, прежде всего, из ленинских принципов - надо выдвигать не просто умных, но активных деятельных руководителей, которые не замыкаются в узких профессиональных рамках. Были ведь кандидатуры и более маститых ученых...

Сотрудник:  Простите, но речь идет не о его хирургической деятельности, а о крови.

Семашко: (встает, теряет свое обычное спокойствие и самообладание, ходит по кабинету; сотрудник поворачивается вслед его "хождению") - Я понимаю, поэтому так настойчиво объясняю Вам свою позицию. Это действительно необычно и мне тоже поначалу было неясно. Вы не были на съезде физиологов, когда Брюхоненко оживил голову собаки? Жаль, что Вы этого не видели - это не только еще более необычно, а фантастично! И в том, что делает Юдин с сотрудниками, безусловно, есть не только смелая идея, а практическое значение. Вы согласны со мной? (Сотрудник кивает нехотя). Ученые компетентно разберутся в показаниях и других важных вопросах, а сотрудники Юдина пользу этой крови уже неплохо доказали. Что касается запроса - и это мое конкретное предложение - надо на ближайшем съезде хирургов юридически обосновать этот метод. Так и ответьте, пожалуйста, на запрос и заодно председателю Всероссийского хирургического общества. У меня все. Что у Вас еще?

Сотрудник (уныло): У меня также все, до свидания.

Семашко: До завтра.

***

После окончания «пятиминутки» кто-то входит к Юдину в кабинет

Кто-то (кто?): Сергей Сергеевич. Получено разрешение из Наркомздрава для Вашего сообщения на французском Национальном хирургическом обществе о применении фибринолизной крови в хирургии.

Юдин: Прекрасная новость, благодарю Вас. Попросите Саякяна зайти ко мне, надо продумать иллюстративный материал.

***

Париж, аудитория, маститые ученые. На трибуне Юдин заканчивает свой доклад: "... применение фибринолизной крови открывает новые, поистине безграничные возможности в хирургии, возможности, которые мы еще до конца не можем осознать и предвидеть".

Аплодисменты; все выходят из зала, обсуждая услышанное. Реакция сама разнообразная: от восторга до резкого осуждения.

К Юдину подходит мужчина: Господин Юдин! Я представитель редакции . Надеюсь, Вы знаете, что мы специализируемся на популяризации любых смелых новаторских идей. Мы хотели бы заключить с Вами договор на книгу о фибринолизном переливании крови. Когда Вы смогли бы приехать к нам в издательство для обсуждения условий, объема книги и всего того, что связано с изданием.

Юдин: Благодарю Вас, я свободен завтра до обеда.

Мужчина: Ясно. Мы заедем за Вами в 10 утра. До свидания.

***

Аудитория. Юдин заканчивает лекцию.

... Так вот этот граф Шереметьев, ведущий свой род от знаменитого полководца и сподвижника Петра, не только горячо полюбил свою крепостную артистку Парашу, но дал ей вольную и решил на ней жениться. Спустя некоторое время его дворецкий, преданный слуга и бдительный страж, пал в ноги графу и сказал: "Ваше сиятельство, батюшка, не вали казнить меня, вели выслушать!" И рассказал ему преданный дворецкий, что как только граф но своим барским делам выезжает со двора, так тотчас же его молодая графинюшка велит запрягать лошадей и уезжает на два-три часа, а где бывает, что делает, никто про то не ведает.

И решил граф узнать, куда же его молодая жена отлучается и развеять свои ревнивые подозрения. Однажды он сказал ей, что собирается уехать на день по делам,  и просил се, чтобы она развлекалась сама, как могла. Только граф уехал со двора, Параша, даже не сменив сафьяновых сапожек, прыгнула в карету и велела кучеру гнать. У Мясницких (ныне Кировских) ворот она велела кучеру обождать ее, а сама пошла по пыли и грязи в сторону Сухаревской (ныне Колхозной) площади. И невдомек ей было, что следом за ней, таясь и мучаясь, шел ее муж - граф Шереметьев. И увидел он, как достигнув жалких лачуг, в обилии расположенных вокруг Сухаревского рынка, развязала Параша мешочек с медными деньгами и, плача, переходила от одной лачуги к другой и раздавала гроши - не мужнины деньги, а лишь те, что ей лично принадлежали. Граф был ошеломлен, схватил ее на руки и понес в карету, прося у нее прощения. Спустя несколько дней он увез ее в Италию, а когда они через два года вернулись, он пригласил ее навестить ее сирых и обездоленных. Подъехав к Сухаревской площади, Параша увидела на месте лачуг дворец, на котором было написано "Странноприимный  дом графа Шереметьева".

Такова легенда о создании дворца, в котором ныне размещается институт им.Склифосовского. Он был построен талантливым архитектором Гварнери (?Джакомо Кваренги), а фрески, расписанные на потолке и стенах купола церкви, выполнены не менее талантливым Скотти.

Сбоку среди врачей в "санитарских" халатах сидит «метр» художник Нестеров. Все выходят, почтительно глядя на Юдина. Нестеров и Юдин почтительно и радостно здороваются.

Нестеров: Глубокоуважаемый Сергей Сергеевич! В прошлый раз я хотел изобразить Вас в процессе подготовки к операции - сама операция, где кровь и много людей, не интересовала меня, как художника. Мне уже тогда были важны именно Ваши руки с их необычайной подвижностью. Портретистам известны лишь одни такие руки - у Рахманинова. Но к сожалению тот портрет неудачен (Юдин: "Ну что Вы, Михаил Васильевич!).  Да, да, не спорьте. Мне даже не удалась спина. После этого я неоднократно, с Вашего позволения, бывал на Ваших лекциях и понял, что здесь Вы наиболее соответствуете моим желаниям - желаниям художника. Кстати, и Мухина, и Оленин, и все те немедики, кто бывали на Ваших лекциях, согласны со мною. Я прошу Вас только об одном условии - до окончания работы на полотно не смотреть и даже не просить меня об этом... Договорились (смеется)?

Юдин (также смеясь): Ну, конечно, я согласен и рад еще раз позировать и помочь Вам в работе.

Без слов (немое кино). Юдин читает лекции (2-3 раза).

... Я думаю, что цена интеллектуального творчества определяется многими факторами. Во-первых, талантом и дарованием автора. Во-вторых, духом эпохи. Никто не может стать выше средств, отпущенных ему природой. Зато дух современности может либо возбуждать, активировать энергию, либо, наоборот, ослаблять, парализовать природные силы автора. Если последний не осознал закона эволюции идей и теоретических концепций, если будет упрямо цепляться за устаревшие принципы и не сумеет найти в духе эпохи жизненного содержания для приложения своего таланта - его судьба печальна: безвременный упадок таланта и быстрое увядание начальной славы. Мы с вами живем в исключительно благоприятное время и в самой благоприятной для развития талантов стране: вчера еще нищие и безграмотные, сегодня мы строим Магнитку и Днепрогэс, метрополитен и новейшую технику.

Но, как я вам только что показал на примерах наших великих предшественников-хирургов и других не менее известных врачей, оглядываться в прошлое совершенно необходимо. Это надо делать постоянно и не только вдохновляться и настраиваться примерами великих предшественников, но глубоко и тщательно изучать их творения и методику. Но вместе с тем надо хорошо понять и твердо помнить: что все гениальные люди были смелыми новаторами и подлинными революционерами в своей специальности. Подобно им и нам надо уметь находить в себе силы стряхивать путы, явно стесняющие прогресс, уничтожать старые манекены и устаревшие фантомы, построенные в годы младенчества анатомии и хирургии.

Нестеров делает наброски, рисует в отгороженном закутке. Ночью Юдин, рискуя сломать перегородку и, возможно, шею, перелезает в "мастерскую" и фотографирует незаконченное полотно. Уходит после этого довольный, как ребенок.

***

Кабинет Юдина. Звонок, он снимает трубку: "Здравствуйте, здравствуйте, охотничий бог! На судака? С удовольствием - записываю себе, когда явиться. Нижайший поклон глубокоуважаемой супруге. Непременно передам."

***

Квартира Серовых. Юдин и Серов (мужчина лет 40 с выправкой профессионального военного) беседуют об охоте. Хозяйка и жена Юдина хлопочут на кухне.

Юдин: А вот как я с Очкиным, с известным хирургом, охотился на Кавказе на кабана, я Вам рассказывал? Нет? Интереснейшее дело! Приехали в Нальчик (женщины зовут к столу). Все рассаживаются. Юдин с аппетитом ест, хвалит и рыбу и хозяйку.

Серов: Сергей Сергеевич! Вы знаете, что кушаете?

Юдин:  Как что? Судака, конечно!

Серов: Не судака, а щуку!

Юдин:  Ну зачем Вы так. Что я в рыбе что ли не разбираюсь, не понимаю ничего что ли?

Серова, улыбаясь, уходит на кухню и приносит две огромные щучьи головы.

Юдин (изумляется): А я то всю жизнь думал, что щука несъедобная совсем рыба. Ну и ну! Поедем в следующий раз туда?

Серов:  С удовольствием, Сергей Сергеевич!

Озеро. Серов и Юдин (с трубкой во рту - есть фото!) бросают спиннинги. При каждом удачном забросе Юдин бурно выражает свой восторг "Петр Иванович! Поймал крупнейшую, никогда таких не ловил!"

Вечереет.

Юдин: Петр Иванович, наверное пора возвращаться.

Юдин ведет машину в перчатках (всегда!). В машине играет музыка? - поет Шаляпин. Юдин в восторге от этого: "Давай послушаем, это же гениальный певец!"

В углу рта Юдина характерно зажатая сигарета "Лайка" с мундштуком.

Серов: Сергей Сергеевич! Вы меня все время окуриваете.

Юдин (смеясь): Ничего, привыкай.

Серов: Ничего себе привычка.

Серов (помолчав): Сергей Сергеевич! О Вас молва в народе, легенды ходят...

Юдин (перебивая): Это не молва. Я умею делать и у нас низкая смертность. В нашем деле нужно любить профессию - это прежде всего. И не пить - чрезвычайно важно. А вот, да не в фамилии дело - дрянь человек, пьет много, хотя и был неплохой хирург. Но уже был... чужой в нашем мире, хотя и профессор...

Молчание.

Серов: Сергей Сергеевич. Не понимаю я. Вы такой известный человек, а одеваетесь так просто.

Юдин (улыбаясь): А мне больше ничего и не надо.

На дороге их встречают цыгане, окружают, не дают проехать, просят рыбу.

Юдин: Какая рыба, у нас нет ничего.

Цыгане: Мы знаем, что у вас есть рыба. Если не дадите, то у вас шины лопнут. Мы сможем так сделать, что вы долго не проедете.

Серов  и Юдин: Да ну вас. (Со смехом уезжают). Через несколько километров лопнул один баллон, сменили. Поехали дальше. Скоро лопнул другой баллон (это немое кино).

Юдин, вылезая из машины и осматривая ее: Чертовщина какая-то. Ведь и сейчас нет прокола, заворожили, что ли? Баллона-то запасного больше нет. Пошли в деревню попросим, чтобы помогли. - Удручен, обескуражен.

***

Коридор. Дверь кабинета Юдина. Рядом комната, в которой за столом, окруженная атласами и препаратами, рисует Цанова - врач с армянскими чертами лица, 21-23 лет. Входит Юдин с операционной сестрой Мариной Петровной Голиковой.

Юдину (восторженно, глядя на рисунок Цановой) - Молодец, это ты ухватила правильно. Посмотри, Марина, что эта девчонка делает, как она может, как она передала фактуру - так и хочется положить зажим! Это почти то, что я видел в Американском медицинском центре у профессиональных художников: они рисуют органы так, что они бликуют и чувствуешь консистенцию - и что он влажный, и что его только что вынули из брюшной полости - как красиво! Бывает рисунок так выполнен, что от перемещенного органа в брюшной полости еще было окно...

Еще раз вглядывается в рисунок Цановой: "Молодец, давай заканчивай? Через 2-3 дня там же. Он и Цанова. Разглядывает тот же рисунок. Уныло: "Совсем не то, желудок на желудок не похож, неправильно провела артерию, надо переделать..."

Еще через два-три дня Цанова вбегает к Юдину в кабинет с возмущением: "Не могу я рисовать, я не художник, я хочу быть хирургом.

Юдин: Но ведь у тебя талант к рисованию.

Цанова: К черту талант! Он мне не нужен! Я хирург и люблю хирургию! И ничто другое меня не интересует!

Юдин: Но ведь музыку ты любишь и даже играешь на рояле неплохо...

Цанова: Вы тоже любите музыку, но ведь не сочиняете ее!

Юдин (с трагическим жестом произносит): Дает же природа дар человеку, а человек его отвергает!

Юдин:  Пойми, что твои рисунки - это, если хочешь, шедевры, ты прославишься ими. Весь мир будет глядеть на них и говорить: какое художество!

Цанова (пылко, повышая голос): Плевала я на славу!

Юдин: (разводя руками): Она еще и не тщеславна!

(В подобные минуты их взаимное возмущение друг другом было искренним и не могло не вызывать улыбки, что раздражало каждого из них в свою очередь).

***

Требования Юдина были очень строги. Он нередко заставлял переделывать каждый рисунок по нескольку раз.

Иногда Ирина Антоновна в сердцах говорила:

Вы, Сергей Сергеевич, сами не знаете, что хотите!

На это он отвечал:

Неправда, я знаю, чего хочу от рисунка, и самое главное, и ты это прекрасно знаешь!

Он требовал, чтобы рисунок был выполнен художественно, чтобы грудная клетка производила "эстетическое впечатление", чтобы каждая схема "ласкала взор". В конце концов Ирине Антоновне это удавалось.

Рисовала Ирина Антоновна в препараторской, расположенной рядом (между?) с его кабинетом. Часто было слышно, как он быстро шаркает тапочками, спадающими с ног, как шуршит его грубый клеенчатый "санитарный" фартук (в котором его очень верно изобразил Лактонов) - идет на операцию. Минут через 25-30 возвращается:

- 25 -

"Что, Сергей Сергеевич, неоперабельно?"... "Нет, я сделал резекцию желудка. А у тебя что тут? Так ты же еще ничего не сделала!"

А что может сделать художник за 20-30 минут?

В последние годы совместной работы он часто заставлял Цанову рисовать с натуры в операционной, она же часто оформляла ему доклады.

Возможно, что без этой требовательности со стороны Сергея Сергеевича у Цановой и не получилось бы таких великолепных натуралистических рисунков, которыми иллюстрирована монография Юдина "Этюды желудочной хирургии". На титульном листе этой поэмы о работе и раздумьях хирурга напечатано - "Рисунки И.Цановой".

***

Юдин (звонит по телефону): Петр Иванович? Добрый день! Ну что, поехали? Чудесно! Но только я тебя прошу, не бери никого, не надо. Я хочу отдохнуть. Я настолько устаю за неделю, что нет сил. Ну и хорошо, до встречи.

В машине молчит, усталый. Сосредоточенно ведет машину, очень осторожно, тормозя даже перед каждой выбоиной и курами.

Приехали. Егеря, собаки и т.д. - охотничья обстановка "по Тургеневу". Егеря зовут до охоты к столу.

Юдин (Серову): Вы можете сказать егерям, чтобы на охоте не пили? Я этого очень боюсь. Я им после охоты лучше дам хорошего коньячку. Прошу Вас.

Охота с собаками. Юдин идет (всегда ходил на охоте) осторожно, но быстро, раздвигая ветки руками и щадя их. Собака делает стойку, вылетают несколько тетеревов.

Юдин (делая курком ружья холостые выстрелы, поворачивается к Серову): Петр Иванович, а ведь я убил бы!

Серов: Конечно, убили бы!

Юдин: А знаете, почему я не выстрелил?

Серов: Наверное, заряды плохие.

Юдин: Да нет, посмотрите. У меня специальные вставки такие, чтобы не стрелять.

Серов: А зачем Вы так сделали?

Юдин: А что нам дичь что ли нужна? Нам ведь отдых нужен. Я ведь целыми днями на работе, настолько надышишься всякими газами, что под конец терпения не хватает. Вот сюда вырываюсь и это для меня зарядка на всю неделю, а то и больше. А то, что я вывешиваю за окно, чаще не я убиваю, а другие. Но бывает и я, но реже.

Конец охоты. Разделывают дичь и т.д. Юдин тщательно, как на операцию, моет руки.

Кто-то: Сергей Сергеевич! Хватит мыть, пора обедать!

Юдин (ворчливо, недовольно): Вы ничего не понимаете.

Юдин входит в дом, раздает егерям конфеты и другие подарки для детей, ставит коньяк. Все шумно, возбужденные охотой, обмениваются впечатлениями, выпивают, закусывают. Кто-то начинает рассказывать. Юдин слушает, но при малейшей возможности встревает в разговор, начинает мастерски, как заправский актер блестяще передавать тетеревиный ток: вытягивает шею, закатывает глаза и т.д. (Немое кино?).

Возвращаются. Юдин явно отдохнувший.

Юдин: Петр Иванович, а у меня вчера был день рождения!

Серов: Как? Ведь Вы же осенью родились!?

Юдин: (смеясь) Да нет, я сделал 200 операцию, все больные с кровоточащими язвами... Новое дело, противников этого хоть отбавляй... Не понимают, не могут понять... И в других больницах, и в журналах и все, почитай, известные... Трудно бороться с ними... Да и в институте, чувствую, есть недруги... Вроде бы все хорошо, а чувствую... Да бог с ними со всеми, отдохнули- то мы чудесно, а? (Помолчав). Братья Мэйо - это известные американские хирурги. - Я давно, лет десять назад, был у них в гостях. Так вот недавно они в гостях у нас были (довольный смеется, что-то приятное вспоминая). Так я убрал аппендицит за 10 минут! А они, наверное, думали, что русские не умеют оперировать, а все, что я им про нашу медицину рассказывал тогда в Америке, тоже, наверное, думали пропаганда. Как я им доказал, а?

***

Осень 1941 года. Враг под Москвой. Затемнение, на окнах бумажные кресты, мешки с песком. Противовоздушные "колбасы" и т.д.

Юдин и Русаков в кабинете директора института вдвоем.

Юдин: Именно Вам, Арсений Васильевич, как вновь назначенному директору и мне, как заведующему хирургическим отделением, предстоит организовать работу так, чтобы мы смогли в любое время обеспечить обработку поступающих раненых, причем в очень большом количестве.

Русаков:  Оставшиеся хирурги и так работают по 15-17 часов в сутки. Вы это знаете не хуже меня. Где же мы возьмем еще хирургов?

Юдин:  Я уверен, что сначала гинекологи, затем глазные врачи и, наконец, терапевты смогут выполнять несложную хирургическую работу,

Русаков: Возможно... скорее всего это выход... Но мы должны еще обеспечивать и дежурства по противовоздушной обороне!

Юдин: Надо включать в бригады членов семей, оставшихся в институте. Я своих домашних включу в бригаду - пусть работают санитарами, помогают гипсовать.

Русаков: Надеюсь за вашим примером последуют другие. Хорошо, я издам приказ, составьте, пожалуйста, график дежурств для всех, кто остался в институте как по стационару и операционной, так и по "крыше".

Юдин: Через час я пришлю Вам график, а сейчас, извините, я пойду к раненым.

"Граждане, внимание! Воздушная тревога!" Дикторскому тексту предшествовала сирена. Это предупреждение означало, что все гражданское население, включая раненых и медицинский персонал, должны были спуститься в бомбоубежище. Подвал Институт был хорошо оборудован под бомбоубежище и в первое время туда спускали даже тяжелых раненых. Юдин, если работал, то в бомбоубежище, как правило, не ходил, а продолжал оперировать: "Вероятность попадания бомбы в операционную ничтожна, все равно, как если бы прямое попадание бомбы в бомбоубежище. А нам некогда... Девочки, не бойтесь, когда работаешь и занят, то что-то отвлекает и налет проходит быстрее" - подбадривал он окружающих. Затем по институту был даже издан приказ, запрещающий покидать операционную во время бомбежки. Бывшая медсестра Кознова Е. вспоминает, что "однажды бомба упала как раз напротив нашего корпуса. Здание содрогнулось, вылетели стекла, но все остались на своих местах до конца операции".

Очень часто свет во время налетов в операционной на несколько секунд гас. Операционная лампа шаталась. 

Бывало, что во время операции от усталости ассистенты засыпали, держась за крючки. Другой ассистент будит, толкая ногой или плечом. Затем проснувшийся будит того, кто только что сам будил...

Ходить по открытому пространству во время налетов категорически запрещалось, т.к. количество осколков в иные налеты было так велико, что они падали как снег, и по крыше крыльца института барабанили почти непрерывно.

Однажды во время одного из налетов Юдин не был занят в операционной: "Надо все-таки пойти в бомбоубежище, раз не занят и не работаю. А то что же здесь сидеть?". Он с членами семьи спустился в подвал, лег, но заснуть не смог. Просидели там часа полтора. Такой эпизод был раза два-три за всю войну.

Весь персонал института был на казарменном положении, т.е. жили в палатах, переоборудованных под спальни и кабинеты. Всего в этот период было "развернуто" 6 операционных, причем у бригады, возглавляемой непосредственно Юдиным, было два операционных стола.

При особенно тяжелых авиационных налетах или боях на подступах к Москве в операционной работали все члены семьи Юдина: сын - санитаром, жена - медицинской сестрой, двоюродная сестра жены - медицинской сестрой или санитаркой. В такие дни во всех операционных день и ночь, до тех пор, пока все нуждающиеся в хирургической помощи, не были прооперированы.

Юдин очень тяжело переживал, что враг у стен Москвы, был постоянно в молчаливом раздумье (совсем не свойственном ему) и становился самим собой лишь во время операций.

стр. 29А

Однажды за весь осенний период 1941 года Юдин все-таки спустился в бомбоубежище. Обстановка в бомбоубежище: гражданское население, дети раненые, лишь два-три человека мед.персонала института. Юдину не но себе он переживает своё присутствие в бомбоубежище, ему надо что-то делать, он пишет письмо, (выдержки из подлинного письма) "Дорогим моим друзьям: Петрову, Арапову, Капциовской, Бочарову, Островской, Виноградовой, Ставровской, Хорошко.

Что я делал оси вас? Со всё редеющими рядами сотрудников мы стремились всем, чем можно, помочь своей Родине в грозные дни прямой угрозы нашей стране и нашему народу. Растерянность немногих продолжалась до второй бомбардировки Москвы, после чего даже самые "чувствительные" стали вести себя внешне вполне удовлетворительно. Захватывала сама работа. Ее было много. Не раненых , а работы. Лично я ни разу не чувствовал большой опасности для Москвы с воздуха: москвичи так быстро научились тушить зажигательные бомбы, что каждая новая попытка противника выливалась в почти что забавный фейерверк. С крыш нашего института мы дважды сбрасывали но нескольку зажигательных бомб и с любопытством глядели, как эти "игрушки" ярко догорал: на асфальте Колхозной площади. И всюду так. Интенсивная хирургическая работа радует: смертность ничтожна, осложнений мало, исходы отличны. За истекшие два месяца я развернул проверочные работы по изучению стрептоцида в таком масштабе и такими темпами, каких моя клиника до сих пор не знала. Бригада бактериологов работала ежедневно с 9 утра до 8 вечера, на ночь также оставались двое. Одновременно на своих базах другие бригады вели эксперименты, не считая времени, а тем более пробирок, чашек кроликов и свинок. Предварительные итоги побуждают готовить к печати статьи и книжки - рассылаю вам всем первую книгу, вторую я написал за пять-шесть ночей, а напечатал в течение одной недели...Теперь о принципах лечения огнестрельных переломов, которые ясны и незыблемы...(отбой воздушной тревоги, все постепенно выходят, Юдин выйдя на улицу продолжает думать - писать письмо)

Мне близко знакома ваша жизнь. Четверть века назад мне не о ком было

Стр 29Б

думать и волноваться. Теперь мне думать есть о ком, а волноваться нет. Я настолько уверен в каждом из вас, в ваших знаниях, выдержке, чувстве долга и патриотизме, что заботы мои не идут дальше мыслей, достаточно ли некоторые из вас использованы в эти трудные для нашей страны дни. Я люблю вас всех, как брат. Я горжусь вами, как отец. Я жду вас к себе, в нашу родную Москву и родную клинику как победителей.

Стр 30 Хирургическая обработка раненых представляла значительные трудности как в техническом, так и во временном отношении. Больного надо было уложить, а точнее вложить, в операционный цуг-аппарат ортопедический стол; снять шины и повязки, предварительно с помощью примитивной наркозной техники того времени "дать наркоз"; вымыть всего больного и рану, приведя зачастую попутно обработку от завшивленности (война!); далее хирургическая обработка и гипсование конечности.

Юдин в совершенстве знал технику гипсования, его пластические гибкие руки чувствовали не просто гипс, а и то, что было под слоями гипса. Он не гипсовал, а ваял, как это может делать профессиональный скульптор "Пока гипс мягок, его можно и нужно мять - не бойтесь вмять его в тело, он его идеально повторит. Но когда гипс застынет - избави бог!" - учил он персонал.

На Новый, 1942, год Наталья Владимировна приготовила угощенье: квашеная капуста, отварная картошка, масло - всего понемногу. И полнейшим диссонансом выглядел в роскошных хрустальных бокалах разведенный водой спирт. Сергей Сергеевич отказался сесть за "этот жалкий новогодний стол" и удрученный ушел к себе в кабинет. Ночью у него развились сильные загрудинные боли, был вызван опытный терапевт института Глазова Ольга Ивановна.

Немое кино:

Сергей Сергеевич лежал у себя в кабинете и первую неделю был очень тяжел: постоянные внутривенные и другие вливания, подушки с кислородом, круглосуточные бдения родных и персонала...

Несмотря на острую нехватку медицинского персонала и, прежде всего, операционных сестер (врачи во время операции могут меняться, операционные, сестры, как правило, всегда остаются) - операционные сестры дежурили у его постели до тех пор, пока он не "выкарабкался".

Немое кино:

Через две недели круглосуточные дежурства у его постели были отменены, его все чаще и все на более длительное время оставляли одного. Он же почти постоянно слушал различные радиостанции, в том числе иностранные.

И полное "воскрешение" Юдина произошло после разгрома фашистов под Москвой. Он стал привычно разговорчив, оживлен, позволял себе жестикулировать.

Юдин еще в кровати, но уже сидит, вокруг него медицинские журналы, включая иностранные. В прихожей приглушенный разговор, он прислушивается.

Юдин: Наташа! Это же Борис, но где же он? Входит Петров в форме военврача флота (чин?). Они обнимаются.

Петров: Здравствуйте Сергей Сергеевич! Ну как Вы? Я так беспокоился, когда узнал, что с Вами произошло!

Юдин: Ерунда! Уже все позади! Лучше расскажи, как на фронте, где ты был.

Петров: Тяжело рассказывать, Сергей Сергеевич! Ведь Вы, наверное, знаете не хуже меня - отступаем, оставили Керчь, Одессу.

Юдин: Да, знаю, я слушаю и иностранное радио - видишь, мне разрешили оставить приемник. Как с медобеспечением?

Петров: Временами неважно, временами хирургию почти обеспечиваем. Но что я с ужасом обнаружил, так это почти полное неумение лечить ранения бедра. А уж неразбериха в этом вопросе полная: в одном госпитале лечат так, в другом иначе. А больных таких много...

Юдин: И у нас из Подмосковья тоже достаточное количество раненых в бедро. Я вот лежу и думаю...

Немое кино?

или Радость по поводу Победы под Москвой из Анналов?

Через несколько дней он беседует с Араповым - главным хирургом Северного флота в соответствующей форме и в унтах (чин?). Без слов - немое кино. Арапов лишь показывает на бедро, проводит "лампасный разрез", качает головой. Юдин внимательно слушает. Затем такая же сцена с Джанелидзе, и, наконец, с Островской - она также в военной форме.

Юдин: Ну хорошо. Все мы единодушны в одном - ранений бедра много, лечат их кто как может. Значит надо срочно разработать единый приемлемый способ обработки этих ранений, дать определенные инструкции.

Островская: Ну конечно же, Сергей Сергеевич! Ведь война не сняла с Института значение руководящего хирургического центра, а скорее всего наоборот. Если бы я была в институте и по-прежнему возглавляла отделение травматологии, то это пришлось бы делать мне, а так - Вам. Четкие инструкции - это именно то, что нам всем надо в военное время и это будет огромным подспорьем для армейских хирургов.

О, мое увольнение кончается, а я еще хотела кое-кого навестить.   

До свидания, дорогой Сергей Сергеевич, поправляйтесь скорее.

Прощаются.

После ухода Островской Юдин задумывается.

Юдин: Наташа! Где Иринка, разыщи ее, пожалуйста! Продолжает думать, входит Цанова.

Юдин: Ира, мне нужна схема анатомии бедра на разных уровнях. Попробуй срисовать из Пирогова, но в натуральную величину.

Сцена - после дежурства Цанова идет в холодный морг и при свече, дрожа от холода, рисует. Рядом с ней атлас Пирогова.

Юдин с этими рисунками, рядом гора книг и журналом, рядом с ним сидит Голикова.

Юдин: Понимаешь, Марина, дело не просто в анатомическом подходе. Надо обеспечить больному прочную фиксацию, иначе правильная обработка невозможна. Поэтому я тебя и прошу: ведь кто-то из слесарей остался в институте, в городе, в конце концов? Надо создать вот такую конструкцию.

Голикова: Я понимаю, Сергей Сергеевич! Но на это нужно время!

Юдин: Как можно быстрее! Ведь это ужасно, ужасно, что такие раненые погибают от газовой гангрены из-за причины плохой обработки раны!

Юдин + Петрова + Цанова + Голикова + жена + мужчина. Цанова сидит и зарисовывает. Жена «в аппарате».  Голикова демонстрирует.

Юдин: Таким образом, обработка любого ранения бедра ускорится в несколько раз, а надежность хирургической обработки будет гарантирована. Сколько таких аппаратов можно изготовлять на вашем заводе за месяц?

Мужчина: Думаю 50-60.

Юдин:  Очень мало. Надо в 3-4 раза больше. Что вам для этого нужно? Соответствующие документы мы подготовим, чертежи вы получите сегодня, да, Ирина?

Цанова: Да, чертежи готовы.

Мужчина: Будем стараться сделать столько, сколько надо, Сергей Сергеевич!

Юдин (после паузы): Как там на дворе?

Жена: Уже началась весна.

Юдин: А сугробы еще есть? Ведь такая была лютая зима...

Жена: Сугробов уже нет.

Юдин (к мужчине): Это еще не все - вот чертежи распылителя для сульфаниламидов. Мы у себя в Институте уже используем его с очень хорошим эффектом. Не думаю, чтобы изготовление такого приспособления представляло бы для вашего завода трудности. Таких распылителей в конечном результате надо изготовить столько, чтобы оснастить ими всех армейских хирургов. Да, да, именно так. Они сражаются за жизнь каждого бойца, и мы обязаны чем-то помочь им.

Все, кроме мужчины, улыбаются.

Голикова: Получены гранки 1-го тома "Записок по военно-полевой хирургии. Если мы их быстро вернем, то к концу месяца они обещают дать нам большую часть тиража...

Юдин: Прекрасно. Надо готовить срочно инструкции, а, возможно, и книгу по нашему опыту лечения ранений, включая применение сульфаниламидов. Все это вместе взятое поможет хирургам.

Все, кроме жены, прощаются и уходят.

- 35 -

Юдин: Я глубоко уверен, что война скоро кончится - мы разобьем этих гадов. Сережа вернется с фронта и мы все вместе пойдем слушать Чайковского. Знаешь, что, поставь, пожалуйста, нашу любимую.

Жена ставит на патефон 6-ю симфонию Чайковского.

Юдин: Только не будем слушать финал без Сережи. Дай мне партитуру. Я хочу посмотреть, как она звучит для каждого инструмента.

Жена дает ноты.

Юдин начинает учиться ходить по квартире: худой, без корсета, в халате он напоминает Ивана Грозного. ,

Юдин в кителе (кому-то звонит): Николай (Ив?)? Я Вас очень прошу приехать к нам и сделать иллюстрации к готовящемуся к печати сборнику трудов нашего института. Для военного времени ваши шаржи, я думаю, будут весьма кстати. Поднимет боевой дух хирургов.

Голос в трубке: Помилуйте, Сергей Сергеевич! Что же может быть смешного в операции. Опять же кровь, страдания, трагедия. Нет, мы не сможем.

Юдин: Когда Вы навещали меня во время моей болезни, то так интересно рассказывали об агитплакатах и Окнах Сатиры Роста, что я убедился: сатира и юмор нужны не только бойцам, но это вполне уместно и в серьезном научном труде. Кстати, Вы когда-нибудь видели, ну, скажем, удаление желудка. Нет? Ну так вот приходите и посмотрите, там и сговоримся. Вот и хорошо, до встречи.

Из предоперационной видно, как по дорожке, ссутулясь, идет Юдин. Вошел, обрадовался, поздоровался, стал готовиться к операции.

Юдин: Марина, попросите всех свободных придти в операционную, обязательно директора и непременно Розанова. Ирина, будешь давать наркоз.

Операционная, в которой все сидят, как на шарже. Соколов рисует.

Соколов: Сергей Сергеевич. Долго еще?



Юдин: Вот вложу потроха обратно и кончу.

Юдин скоро заканчивает, снимает маску, лицо помолодевшее и довольное. Идет с Соколовым в кабинет.

Соколов: Как все быстро и, я бы сказал, красиво.

 Юдин: Ну вот, а Вы боялись.

Соколов: Я вспомнил сегодня, как я и Куприянов познакомились с Вами в Гаграх в 1936 году.

Юдин:  Да, милое было время.

Соколов: Незабываемое было впечатление от Ваших пальцев: несмотря на то, что в руках Вы держали трость, мы сразу обратили внимание на то, как каждый палец двигался в отдельности. Вы не будете в претензии, если и в шарже Вы получитесь как гидра?

Юдин: Ну что Вы, это ваше право, право художника.

Входит Голикова: Сергей Сергеевич, Вы видели сегодняшние газеты?

Юдин: Нет еще, что случилось? Что-нибудь на фронте?

Голикова:  Да нет, на фронте ничего нового, но здесь список награжденных защитников Москвы и Ваша фамилия - хирург Юдин - орден Красной Звезды.

Соколов: С Вас шампанское, Сергей Сергеевич, поздравляю Вас!

Юдин: Спасибо. Это так неожиданно. Я ничего не знал.

***

Стр 36А

Лето 1942 года, к дому, где живет Нестеров на Сивцевом Вражке, подходит художник Соколов.

Квартира Нестерова, там Юдин, входит Соколов, тепло здороваются. Юдин в военной форме, бодрый и подтянутый. Перед Нестеровым картина (копия) "Девушка с персиками".

Юдин (к Соколову) Рассудите нас, Николай. Я вижу, что вот здесь у линии рта краска пожухла"

Нестеров: Никогда не говорите слов, которых не знаете. Вот я не бросаюсь зря медицинскими словами. Когда краска жухнет, она светлеет, а здесь потемнела, значит не то.

Юдин: (обидчиво): Но ведь я в искусстве больше разбираюсь, чем Вы в медицине...

Нестеров:  смеясь Тогда берите мои кисти, палитру и извольте писать!

Соколов: А знаете, Михаил Васильевич, если сейчас Сергей Сергеевич не прав, то был очень интересный эпизод в его жизни, когда он проявил себя профессиональным искусствоведом. В Париже ему показали с гордостью у шефа одной из госпиталей подлинник кисти Давида. На картине была изображена мадам Рекамье, лежащая на низкой кушетке. После внимательного осмотра полотна Сергей Сергеевич усомнился в её подлиннике и категорически заявил, что это дубликат.  Позднее он получил от хозяина этой картины письменное подтверждение своей правоты: на картине у кушетки были изображены ножки, а на оригинале таких ножек не было. Вот так-то, Михаил Васильевич! Нестеров: Сдаюсь, убедили (смеется. Юдин также доволен)

Юдин: Да, это действительно было, но откуда, Вы это знаете?

 Соколов: Это мой секрет, уважаемый эксперт, пока открыть не могу (Помолчав) Не привык я видеть Вас в военной форме

Юдин: Я и сам не очень пока привык к ней... Вот собираюсь  в действующую армию, пришел проститься с Михаилом Васильевичем

Разговор об фронтовых делах

Стр36Б

Нестеров: " А ведь я до сих пор не оставил мысли написать с Вас третий портрет. Я даже уже почти продумал, как это будет. Уверен, что прежних моих мучений с Вашими портретами не будет... Так хочется еще раз Вас пописать, но, видно, уже не суждено...

Юдин: "Почему же, Михаил Васильевич? Разгромим фашистов и займёмся каждый своим делом - я учить молодых, а Вы - рисовать. А вот Николаю ? прежней работы не оставим, бичевать своими карикатурами будет некого и пусть с них переключается также на портреты, рисует наших замечательных людей. (Смотрит на часы) Простите, мне пора. Поправляйтесь, дорогой Михаил Васильевич, до встречи. Соколов также прощается, уходят.

- 37 -

Санаторий Архангельское. Конец мая - начало июня. Из подъехавшей машины выходят жена Юдина, Цанова, Петрова, Голикова. Шофер помогает вынести из машины две большие стопки книг и журналов. К ним подходит Юдин. Здороваются, обнимаются, целуются.

Юдин: Что нового в институте? Как там дела?

Жена: Сергей! Побойся бога, ведь тебя почти каждый день навещают кто-либо из институтских! Имей совесть, забудь дела, давай поговорим о чем-нибудь постороннем. Вот Иринка собирается учиться: мединститут возвращается, с осени возобновляют занятия.

Юдин: Я категорически против этого! Ведь там, в институте, большая часть преподавателей на фронте! У кого же учиться? Ведь это почти нашармачка, ведь это ускоренный курс, не так ли? (Цанова кивает головой). Вот-вот. А когда все нормализуется, вот тогда надо идти и как следует учиться на врача.

Жена: А я думаю, что она права. Стране ведь так нужны врачи, не говоря уже о фронте.

Юдин: Не знаю, не знаю, как это будет выглядеть.

Жена: Ну ладно, ладно, расскажи лучше, что это за красота такая вокруг.

Юдин: О, это бывший дворец Юсуповых (далее рассказ об Архангельском, сравнение его с Лувром и т.д.).

Провожает их к машине, поют соловьи.

Юдин: Наташа, ты послушай, идет война, гибнут люди, а им ни до кого нет дела, ни о чем не думают и поют. (Останавливается, слушает, лицо помолодевшее, одухотворенное). Да, Наташа, мы скоро поедем на фронт. Я хотел бы, чтобы и ты была в составе бригады. Там нужен будет рентгентехник . Пока я здесь - начни читать и осваивать рентгендело, ладно?

Прощаются, целуются и т.д.

Юдин в кабинете, вызывает Голикову.

Юдин: Марина Петровна, отнесите это в дирекцию (читает): "Директору института им.Склифосовского. По приказанию начальника Главвоенупра генерал-лейтенанта Смирнова я выезжаю в действующую армию с бригадой своих сотрудников - доктором Кравцовой, Алексеевой, медсестрой Голиковой и рентгенлаборантом Юдиной".

Подпись       42 года

***

Подвал с низким потолком, освещение скудное. Простое (если не простейшее) операционное оборудование. Все выглядят устало, сестры и санитарки засыпают на ходу с носилками. Не могут их поднять, пока ждут, чтобы переложить раненого. Юдин в опер.халате и маске сидит устало, ссутулясь, пристально наблюдает за ними.

Юдин (к кому-то): Который сейчас час? Да, чувствуется близость Ленинграда: вчера работали 16 часов, сегодня уже 17 часов на ногах. Мужайтесь девчата, давайте я помогу вам. Мне все равно пора размываться, менять перчатки и халат.

Помогает.

Кто-то: Сергей Сергеевич! Раненых в бедро уже нет, подавать сюда другие ранения?

Юдин: Конечно, но это они смогут без меня. Но если что - зовите.

Юдин выходит. Видна зимняя деревня-поселок. Он идет в свою избу. На следующий день утром в одной комнате Наталья Владимировна (жена Юдина) и Голикова помогают Юдину одеть и застегнуть высокий кожаный корсет, в другой комнате две женщины - врачи беседуют, одеваясь.

1-я: Не знала я раньше, что Сергей Сергеевич оперирует почти всегда в корсете.

2-я: Так это еще с 1-й мировой войны - ведь он был не только контужен, но и полгода ходил на костылях. С тех нор он очень часто носит корсет (выглядывает в другую комнату)- а этот он привез из Америки.

1-я: Тут без корсета за этот месяц с ног падаешь...

Неожиданно входит Шамов - строгий, подтянутый. Бурная радостная встреча.

Юдин: Откуда Вы?

Шамов: Да я давно знаю, что Вы здесь, но никак не мог попасть к Вам.

Юдин: Ну что, прорвем блокаду?

Шамов: Вряд ли в этом году. Враг очень силен, а неоправданное кровопролитие бессмысленно.

Юдин: Жаль. Вы надолго?

Шамов: Да, чаю попью с удовольствием.

В соседней комнате 1-я ко 2-ой: Кто это?

2-я: Да это же профессор Шамов. Тот, кто предложил фибринолизное переливание крови, а сейчас, как видишь, армейский хирург.

Юдин: (в соседнюю комнату) Узнайте, пожалуйста, как там у нас в операционной. Помогите им, если нужно, а мы придем попозже.

Жена:  Сережа! Ты хоть сейчас для гостя отмени свой антизакон. Представляете, Владимир Николаевич, он со своим категорическим отношением к спиртным напиткам запретил положенные нам сто грамм.

Юдин: Ладно, ладно жаловаться. Неси чай и ваши сто грамм.

Жена и Голикова несут чай, кое-какие консервы, хлеб, спирт, раскладывают и садятся за стол.

Голикова: Извините. Я пойду отдохну.(Уходит в соседнюю комнату и берет учебник английского языка).

Юдин: (наливает, себе чисто символически) За Победу! Закусывают.

Юдин: Владимир Николаевич! Мы ведь с начала этого года начали промывать сосудистое русло физиологическим раствором и таким образом дополнительно получаем до полутора литров фибринолизной крови.

Шамов: Молодцы! На совещании армейских хирургов приводились прямо-таки астрономические цифры фибринолизной крови, полученной у вас в институте.

Юдин: Я Вам выскажу свою сокровенную идею, как автору этого метода. Ведь война, вдруг я не доживу, а Вы потом осуществите.

Шамов: Полно, Сергей Сергеевич! Я Вас слушаю.

Юдин: О сверхуниверсальной группе крови (без слов объясняет). Таким образом, определять предварительно группу крови не надо, представляете?

Шамов: Да, это смело и здорово. Когда-нибудь и это оценят. (Наливает). А пока оценили другое: есть сведения, что за работы по военно-полевой хирургии и лечению огнестрельных ран сульфаниламидами Вам присуждена Сталинская премия.

Голикова вскакивает и радостная бежит к столу. Юдин и все обрадованно берут свои кружки.

Юдин: Спасибо, дорогой Владимир Николаевич за радостную весть. А я сижу здесь и ничего не знаю. Это обяжет меня на еще более яростную работу.

Юдин с Розановым и директором Нифонтовым ходят по коридорам и операционным с по-европейски и не по военному времени одетой женщиной. В конце этого обхода Юдин говорит ей по-французски:

Юдин:  Вот все то, что мы получили по Ленд-Лизу. Это, к сожалению, не удовлетворяет нас полностью, но в то же время помогает существенно нам в работе.

Дама:  Как одна из руководителей международного Красного Креста я могу в ближайшее время передать для ваших раненых несколько килограммов шоколада.

Юдин:  Заранее благодарю Вас. С радостью приму этот дар.

Двор института, въезжает машина-грузовичок. Начинается разгрузка ящиков размером 1х1х1м3 . Когда в машине остается один ящик, шофер дает "газ" и скрывается со двора.

Голикова (Юдину): Сергей Сергеевич! Шофер украл один ящик шоколада!

Юдин:  Черт знает что такое! Не разыскивать же его?! Скажите Розанову, чтобы составил списки тяжелораненых, затем легко и среднераненых, списки персонала, у кого отцы погибли на фронте и многодетных. Шоколад  раздадим по такому принципу: сначала тяжелораненым, затем средне и легкораненым, затем многодетным и без отцов, что останется - персоналу. Один ящик оставьте у себя в кабинете как НЗ.

***

Ночь. Цанова рисует в кабинете Голиковой. Здесь коробки с кинофильмами, киномонтажный столик, шкафы и т.д. Входит санитарка.

Санитарка: Ирина Антоновна, давайте незаметно вскроем ящик. Я не могу смотреть на своих вечно голодных детей... Ведь я их однажды уже пыталась подкормить рентгеновской смесью с шоколадом. Помните, была такая. Так они бедные потом так мучились животом. Хоть сейчас я смогу этот грех загладить. Никто не узнает.

Цанова: Что ты, Маша! Ведь это никак не удастся оставить в тайне. Я же не смогу смолчать. Прошу тебя уйди. А я тебе отдам свой шоколад, хорошо?

Лезет в стол, санитарка плача убегает.

***

Юдин у себя дома слушает радио: по-немецки несколько раз произносится слово Сталинград.

Юдин: Вот мерзавцы, ведь врут. Это все не так. Затем он слушает сводку Совинформбюро, из которой можно понять, что под Сталинградом гораздо лучше. И, наконец, через несколько дней он вместе с домашними слушает о разгроме фашистов под Сталинградом.

Юдин (истово, но шутливо, крестится двумя руками): Слава тебе, господи. Наконец-то мы этому проклятому сломали хребет! И на следующий день на обходе рассеян, радостен и дважды-трижды ни к кому не обращаясь: "Вот герои, вот молодцы!"

***

Скромно, со вкусом убранная приемная МЗ СССР. Входят Бурденко, Юдин, зам.министра, 3-5 человек высоких медицинских чинов, 2-3 военных врача; полковник Катлер, полковник Дэвис (американец и англичанин), их коллеги по 2-3 человека с каждым, фотограф, стенографистка. Официально здороваются, расходятся согласно церемониальному этикету.

- 43 -

Полковник Катлер  произносит речь.

 43А

Речь полковника Картнера: Эта встреча необычна, мы врачи, подтверждаем ту цель, что совместные действия двух народов - это начало совместных связей на все времена. Мы поздравляем также и нас самих, что в этом сложном мире люди таких выдающихся способностей прилагают все усилия, чтобы служить государству и что удовлетворяет всех честных людей мира. В знак этого духовного союза полковник Дэвис и я присуждаем Бурденко и Юдину звание почетного члена Колледжа хирургов.  До нас эту функцию никто и никогда не выполнял за пределами нашей страны.

Последовательно Бурденко и Юдину вручают грамоты и мантии. Бурденко "Сердечно Вас благодарю за оказанную честь" – вручает машинописный текст своей речи.

Речь Юдина.

"Полковник Катлер!  Джентльмены!

Вы, конечно, понимаете мою радость, когда я удостоился высокой награды сразу двух великих держав. И хотя я знаю мало о вашей прекрасной стране, я горжусь личным знакомством и даже дружбой с профессором Крайлем, братьями Мэйо и другими американскими хирургами. Но разве мог я 15 лет назад мечтать, что настанет время, когда я буду не только членом этого колледжа, но получу этот диплом из рук последователя великого Кушинга. Между прочим, это удивительный факт, что день присуждения мне союзниками почетного звания полностью совпадает с днем, когда я был жестоко ранен немецким снарядом накануне 15 июля 1915 года. Во второй раз в первой четверти этого века наши народы объединили свои усилия, чтобы спасти цивилизацию. И в этот раз мы боремся вечным жестоким противником - Германией.  И так же, как и при первом случае, наши британские союзники борются на нашей стороне. Пусть наши научные связи, что начались при столь военной нужде, процветают, когда будет выигран мир. Во время вооруженной борьбы хирургия так же необходима для победы, как оружие, транспорт и все виды снабжения. Но когда начнется восстановление, мы, хирурги, должны будем залечивать раны и то, что принесла война сотням тысяч людей, которые выиграли для нас эту победу. Мое избрание почетным членом будет служить для дальнейших военных успехов, которые уже получили столь высокую оценку.

Еще раз благодарю вас!".

Стр44

После этого официального вручения все более оживленно разговаривают. Юдин на английском языке: "Господа, мы будем иметь возможность провести у нас в институте завтра весь день. Позвольте откланяться, до завтра".

***

На следующее утро две машины с гостями въезжают во двор. Юдин с сотрудниками встречает. Идут в корпус, в кабинет.

Юдин: Господа, к операции все готово. Мы вам покажем обычные каждодневные операции. Вы сможете переодеться рядом. Мой коллега, профессор Розанов вам поможет и проводит в операционную. Прошу вас.

Операция. Юдин "в ударе", оперирует блестяще. На трибуне гости, Розанов и 2-3 врача. По лицам гостей видно, что они поражены техникой Юдина. Юдин обращается к одному из врачей: "Вань, ты почему так высоко сидишь? - Хорошую картину смотрят издалека, Сергей Сергеевич!" Ответ перевели гостям, все смеются, Юдин тоже.

Конец  дня: чаепитие на балконе. Оживленная беседа, частично с переводчиком, частично на английском, особенно Юдин.

Юдин к Катлеру: Я давно, еще в 27 году, познакомился с некоторыми видными хирургами вашей страны - это большие знатоки своего дела. Я собирался посетить еще раз вашу страну, но война нарушила многие мои планы.

Один из членов делегации, который, как тень, все время рядом, но не участвует в разговорах на медицинские темы, обращается к Юдину: (на ломаном русском языке) "Господин Юдин! Ведь Вы же американского склада ученый, человек дела, а не созерцатель, что Вам делать в послевоенной России? Ведь только в свободной Америке Вы сможете быстро  осуществить свои грандиозные планы, все планы - в этом Вам помогут. (Юдин слушает и мрачнеет). Мы поможем сначала заключить, скажем, договор о научном сотрудничестве, затем другой, уже на более длительный срок. (Во время этого разговора Тейлор брезгливо отворачивается).

Юдин перебивает резко, так, чтобы слышали окружающие: - Прекратите, немедленно, это кощунство. В то время как моя Родина лежит в руинах, Вы позволяете себе... (тише) Только уважение к другим членам делегации, настоящим врачам, а не... останавливает меня от желания выгнать Вас. (Обращается к Тейлору).

Юдин: У меня к Вам вопрос, господин Катлер. Что слышно у вас о 2-м фронте?

Катлер (уходит от ответа). В настоящее время соотношение сил явно не в нашу пользу, но в ближайшее время все должно измениться...



Юдин (встает и привлекает внимание всех присутствующих): Джентельмены, товарищи! Сегодня мы принимаем с вами посланцев двух великих народов, народов, чьи интересы по борьбе с нашим общим врагом-фашизмом полностью совпадают. Я предлагаю выпить за перспективность нашей дружбы не только в науке, но и за скорейшие совместные боевые действия - за 2-й фронт!

Все радостно и восторженно встают, чокаются. (Присутствуют: он, жена, Голикова, Цанова, Розанов, Нифонтов, Александров, еще 2-3 врача - кто? и Катлер и др. англо-американцы). Выходят из подъезда во двор, сердечно прощаются, фотографируются. /См. фото/

***

45А

Через 2-3 дня звонит из кабинета Соколову: Приходите с Куприяновым ко мне, я вам почитаю новую работу о лечении ран.

Соколов: А будет ли это интересно?

Юдин: Думаю что да, ведь Вы уже однажды убедились, что хирургия  завлекательная наука.

Соколов: Да, хорошо помню, и если будет также поучительно, то заранее благодарю Вас. Я передам Куприянову.

Соколов и Куприянов входят в кабинет Юдина. Тепло здороваются.

Юдин (смеясь): Как здоровье, не нуждаетесь ли в моей помощи? Ну и слава богу.

Куприянов: Какие успехи, Сергей Сергеевич?

Юдин:  Вы когда-нибудь видели мантию почетного члена Королевского хирургического общества? Нет? Ну, я вам сейчас покажу. Не думайте, это не реквизит. Вот на ней удостоверение с королевской печатью (одевает мантию, довольный становится в позу).

Соколов: Да, Сергей Сергеевич! Это действительно великолепная одежда. Кто же еще удостоился носить ее, кроме Вас?

Юдин: Разумеется, академик Бурденко. Это пока. Я уверен, что успехи советских ученых-медиков со временем будут признаны во всем мире. Да и русские медики внесли огромный вклад, почитай, во все области медицины и многие их идеи затем были подхвачены на Западе. Очень, очень жаль, что по тем или иным причинам вовремя эти идеи не были у нас в стране доведены до практического воплощения. Да что я вас пичкаю известными истинами. Давайте я вам, как обещал, почитаю о ранах...

***

Осень 1943 года. Голикова у себя в кабинете разбирает почту. Вскрывает большой конверт с иностранным журналом. Входит Цанова со своими обычными рисунками.

Голикова: Ирина, я, к сожалению, еще не знаю так хорошо английский, а здесь что-то про Сергея Сергеевича, переведи, пожалуйста.

Цанова берет журнал, переводит: "Юдин - динамическая личность... до тех пор, пока я не повстречался с ним в Москве (смотрит в конец журнала на подпись автора статьи - А, это руководитель делегации Гордон Тейлор). Недавно в Москве я действительно рассматривал этого великого хирурга, как человека, чей особый интерес лежит в области желудочной хирургии. Однако сфера его деятельности широка и очень католическая в своем размахе.

Голикова: Как, католическая?

Цанова: - Да, здесь так написано. Обе от души смеются.

Голикова: Дальше, пожалуйста.

Цанова продолжает переводить: "В течение 14 лет, которые он провел в больнице Склифосовского, он и его ассистенты извлекли почти 5,5 тысяч чужеродных тел из пищевода и бронхов со смертностью ниже около 1%. Язвы желудка и 12-перстной кишки, операции которых в этой больнице наблюдала недавно англо-американо-канадская  делегация, проводились успешно. Выдающийся характер и великой хирургической работы, за которую ответственен Юдин и его коллектив, тем более величественны и чудесны, если вспомнить, что в 1-ой мировой войне" - ну это мы уже знаем и не интересно. Сейчас вот в конце - "Присвоение Юдину почетного члена это привлечение внимания к тому факту, что он является сегодня одним из великих хирургов мира".

Стр 46а

ноябрь 1943 года. Дом-штаб генерала армии Жадова со всей военной обстановкой. Входит гл.армейский хирург Евгений Николаевич Попов. Попов: "Товарищ генерал! Разрешите доложить! К нам  прибыл инспектор хирург  Юдин со своими коллегами с целью помочь совершенствовать медицинскую службу в войсках и показать медикам некоторые методы лечения. Они привезли с собой операционные столы своей конструкции. Я слышал от других армейских хирургов, что они очень удобны для работы в полевых условиях.

Жадов: "Приятная новость! В предстоящем наступлении это будет весьма кстати. Разместите их на тыловом пункте управления армией, создайте им максимальные условия для работы и при первой возможности познакомьте меня с ним: а то я всё слышу - блестящий хирург, виртуоз, оперирует даже на пищеводе...

В штаб Жадова из приехавшей военной машин: входят Попов, Розанов, Голикова, Юдин. Юдин в длиннополой шинели, к которой он явно не привык. Здороваются  по военному, Юдин представляет своих коллег.

 Жадов: "Товарищ ,  Юдин, что Вы собираетесь делать со своей гвардией?"

Юдин: "Прежде всего мы хотим как можно скорее приступить к делу, и дело это - немедленная помощь раненым, их надо оперировать , как мы выражаемся, тепленькими, то есть сразу после ранения. А для этого нужно чтобы медпункты, , медсанбаты, госпитали были возможно ближе к войскам. Поэтому в ваших условиях, товарищ генерал, в условиях маневренного быстрого наступления, мы должны проводить современные расширенные операции, то есть квалифицированную хирургическую помощь перенести из госпиталей второй линии перенести в госпитали 1-ой линии и медсанбаты. Мы постараемся практически сами показать, как это делается... Проведем сборы врачей и покажем им все те возможности, которые существуют для оперирования раненых в самой различной военной обстановке. Жадов: "А как же врачебная техника безопасности в условиях наступления

 Юдин: "Разумеется, товарищ генерал, надо принимать строжайшие меры безопасности. Как я понимаю, в основном надо использовать умело характер местности...Если Вы не возражаете, пока нет серьёзных боевых

Стр 46Б    действий, мы завтра же поедем по госпиталям и медсанбатам и покажем хирургам принципы хирургической обработки с огнестрельными ранениями.

 Жадов: "Как говорится, в добрый час!"

Разоренная деревня, чудом уцелевший дом, боевые позиции. Вечер. В доме со скуднейшей обстановкой Попов, 2-3 высоких чина, Юдин, который что-то показывает по анатомическим схемам.

Юдин: "...а затем, после такой хирургической обработки мы наглухо гипсуем.

Кто-то:  "Сергей Сергеевич! Вы сейчас с бригадой работаете но 16-18 часов в сутки - это понятно. Но многие утверждают, что Вы и до войны, в мирное время, работали также. Что Вам помогает, настраиваете себя чем?"

Юдин:"Иногда я вспоминаю великих русских хирургов, как они работали. Пирогов, например, или Склифосовский. А иногда, перед особенно сложными операциями, люблю послушать музыку. Искусство, знаете ли (Стремительно входит  военный).

 Военный: "Мне только что позвонили, что в соседней армии произошло несчастье (все настораживаются) на НП разорвался снаряд и тяжело ранен командарм, несколько офицеров, связистов и солдат.

 Юдин: "Прошу Вас, товарищи, дать  бригаде и мне транспорт и отправить нас туда.

Сцена: вездеход + повозка с сильными лошадьми, Юдин + Голикова + 2-3 врача + опер.столы на повозке уезжают в ночь.

Зима 1944 года. Наблюдательный пункт. Жадов, Жуков, 2-3 офицера, связисты. Жадов командует в трубку: "Не только слышу, но и вижу. Да, да, корпусу генерала Каткова уже дан приказ поддержать наступление.

( Входит Юдин и Розанов) Жадов и Юдин особенно тепло здороваются.

 Жуков: "Сергей Сергеевич! 3ачем это вы пожаловали на НП?" 

Юдин: "А как же? Где я лучше, чем здесь узнаю, куда нам, медикам, направить наши силы?"

Жуков: "А! Ну тогда другое дело! (улыбаясь) ну тогда оставайтесь, а мне надо в штаб фронта"  Уходит.

Стр 47 Во время перевода-чтения Цановой Голикова "расцветает", ей явно не безразлично то, что говорится в этом тексте о Юдине. Она с этим не только согласна, но она доподлинно знает, что он, может быть, гораздо более велик, во всяком случае, для нее...

Дать Москву этих лет с плакатами "Разгромим Гитлера в его логове".

Начало 45 - конец 44 года. К Юдину в кабинет входят два молодых армейских хирурга (чин?) в полной полевой форме, с пистолетами на поясе. Здороваются по форме, по-военному, представляясь: лейтенант (капитан?) мед.службы Абрикосов, другой товарищ представляется аналогичным образом.

Юдин: Очень хорошо, что вы прибыли сегодня. Завтра я опять улетаю на польский фронт. Вам говорил отец, что я с бригадой уже 2,5 месяца кочую с 1-м Украинским фронтом?

Абрикосов: Так точно, товарищ  (полный армейский чин Юдина).

Юдин: Полно, мы не на передовой. Пора привыкать к штатским разговорам. Садитесь, пожалуйста. Где отец?

Абрикосов:  Там-то.

Юдин: Большой ученый... А мог бы стать хорошим хирургом...

Абрикосов: Ну что Вы, Сергей Сергеевич!

Юдин:  Да, скоро конец войне, сколько хороших специалистов освободится от этой бойни. Вы у нас первые ласточки. Надолго?  Ах да, вы говорили... "

Абрикосов:  Вы, как всегда, с бригадой в помощь армейским хирургам?

Юдин: Не совсем. Сейчас мы, пожалуй, впервые, ведем почти на передовой научную работу, а в основном состав тот же плюс молодой Розанов. Ну ладно, приступайте к своей стажировке. Зайдите к моему секретарю Голиковой или к Цановой - она сидит рядом – они вас направят к кому нужно. А "пушки" свои обязательно сдайте в сейф, а то будут очень и очень мешать оперировать.

***

Вечер, ночь? В квартиру Юдина входят двое в полувоенной форме. Просят поехать с ними на консультацию. Юдин немедленно собирается. Все вместе уходят. Жена садится почитать (шить?). Буквально через несколько минут взволнованный возвращается Юдин.

Жена: Что случилось. Вы же уехали на консультацию. В чем дело?

Юдин: Они захотели, чтобы я консультировал, а может быть, и оперировал немецкого генерала и только в машине мне об этом сообщили. Я категорически отказался, сказал, что обойдутся и без меня. Мое время слишком дорого, у меня полно русских раненых. Потребовал остановить машину, пригрозил выпрыгнуть на ходу и меня вынуждены были отвезти домой.

Жена: Сергей, а что подумают там? Ведь это как-то необычно, почти саботаж...

Юдин (остывая): А возможно это был какой-нибудь высокий фашистский чин, взятый в плен под Сталинградом? Ну и что из этого? Неужели нельзя понять мои чувства патриота, человека, преклоняющегося перед подвигом простого народа? Я же рассказывал тебе о зиме 42-го, как встречали простые люди наших воинов? После этих сцен, которые у меня все время перед глазами, я люто ненавижу этих варваров.

Жена:  Да, я помню, это когда древняя старушка иконой благословляла и пыталась отдать свою последнюю теплую одежду? А сама как с иконы сошла.

Юдин:  Да, но не только это. А дети, которые на лютом морозе часами приветствовали наших солдат, кто "под козырек", кто просто стоял и радовался... С трудом их уводили в дом, чтобы не замерзли... Да какие там дома, одни развалины... А знаешь, у нас в отделении двое сотрудников, абсолютные атеисты, уж я-то знаю, истово перекрестились, когда мы под Сталинградом этому проклятому хребет сломали. Нет, я поступил правильно (уходит в свой кабинет, садится перед картой, где флажками и другими обозначениями очерчен фронт и т.д. Его голос, он сидит в необычайной для него неподвижности):

Стр 49А 

Садится перед картой СССР, утыканной  флажками, смотрит на излучину Волги. Его голос: Опять мы как барьер защищаем Европу... Хорошо им было заниматься науками, искать философский камень, строить готические  прекрасные соборы, тогда как на всем Средиземноморье можно было слышать русскую колыбельную от многочисленных невольников... Да и сейчас  новые варвары уже здорово пограбили, разорили  всю Украину, Юг.. . Удивительно, что генеральное сражение, которое безусловно повлияет на историю всей Европы, как и 720 лет назад разыгралось в широких донских степных просторах..

Входит жена: Сергей! Разумеется, понятно всему миру значение выигранной битвы за Сталинград! Не зря же об этом день и ночь говорит радио союзных держав, а немцы передают траурные марши. Но ведь войска Паулюса были, пожалуй, наиболее профессионально обучены и прекрасно вооружены...В чем же по твоему роковая ошибка фашистов?

Юдин встает, идет к книжному шкапу, достаёт книгу. Юдин— Они не учли очень многого, вот , например, послушай. Фридрих-II весьма искушенный в военных делах, завещал потомству  два главные предупреждения, первое - Германия не может выдержать длительных войн, и второе - на мой взгляд более существенное - самый опасный противник Германии - Россия. Скажешь, что это было давно? Пожалуйста, более близкое к нашей эпохе: тоже самое повторял и передал потомству Бисмарк. Он понимал, что лучше жить в мире с нацией, которую не смог покорить сам великий Наполеон. А вот ещё интересное высказывание классик военной стратегии Клаузевиц в знаменитом трактате "Война" писал: "Никак нельзя признать рядом случайностей ту вереницу грандиозных событий, которые имели место после похода на Москву". Ему не откажешь в объективности, ведь он в войне 1812 года был при русских войсках в корпусе Витгенштейна.

Жена: А Наполеон ведь, когда увидел горящую Москву, сказал: "Это - скифы"

Юдин (более взволновано)  Ерунда, чепуха мерить только поэтической меркой Блока. Его стихи прекрасны, но не отражают всей сути русского народа

стр49Б

В основе своей мирный и незлобивый русский народ после систематических опустошительных порой нашествий выработал в себе не столько ненависть к захватчикам, сколько обостренную любовь к родным полям, лугам, рекам и всему тому, что зовется Родина. Отдать эту землю иноземным захватчикам не только не согласится ни один истинно русский, но не уступит никакой силе. Умрет среди развалин, среди пожаров, но не сдастся и не отдаст без смертного боя клочка земли. Скифы... Нет, это предки тех, кто не отдал без боя ни Ленинград, ни Одессу, ни Севастополь... Вот этим-то, на мой взгляд , и отличается русский народ от тех европейских жителей, которые спасая архитектурные памятники в своих столицах,  стекла в своих особняках, объявляли города открытыми, а страны отдавал на полное разорение... А что, разве наши города хуже европейских? Да нет, они краше; а многие и древнее, а уж дороги они нам не менее, чем Брюссель бельгийцам или Париж французам...

***

Англия (Лондон?), Кентерберийский Собор. В кабинете-келье беседуют настоятель этого Собора и посетитель в штатском.

Штатский:  Этим самым, Ваше преосвященство, Вы сможете оказать неоценимую услугу западной цивилизации.

Хьюлет Джонсон-настоятель:  Вы думаете, что если мои предшественники по сану, в частности, иезуиты, часто участвовали в подобных грязных делах, то и меня можно склонить к этому? Вы, слава создателю, ошибаетесь.

Штатский: Упаси бог! Мы просто надеемся, что для Вас наши интересы ближе, чем интересы восточных славян. Я глубоко уважаю их как победителей нашего исконного врага - Германии, но надо смотреть в будущее, причем, в ближайшее. Он ценен не просто как хирург,  его имя позволит нашим фирмам резко увеличить производство препаратов, получаемых из посмертной крови. А в нашей стране, где так сильно влияние церкви, Ваше преосвященство, заниматься посмертной кровью по церковным соображениям весьма затруднительно.

Настоятель:  Идите, сын мой, "не искушай, да не будешь искушен (что-нибудь из библии).

Штатский:  Очень жаль, Ваше преосвященство, что Вы не хотите нам помочь...

***

Аудитория, в которой одни молодые военные врачи, Юдин кончает читать лекцию словами:

"Заканчиваю свою речь еще раз призывом: Проникнитесь сознанием огромной важности задачи, которую вам придется взять на себя, и той необыкновенно высокой чести, которая выпадает на вашу долю прямо со студенческой скамьи. Я привел вам многие примеры блестящих представителей русской хирургии, честно послуживших своей стране на полях сражений и заслуживших признательность не только современников, но и потомков. Облики этих выдающихся ученых и замечательных русских людей должны привлекать ваши интересы и симпатии как редко досягаемый идеал, к которому все же надо стремиться, уповая на свои силы, с любовью к хирургической науке и верой в ее дальнейший прогресс.

Этот прогресс медицинской науки в ближайшие годы сольется с общим расцветом культуры и возрождением нашей истерзанной Родины после окончательной победы над германскими разбойниками. Уже близится час расплаты. Залогом тому все блестящие победы, которая наша Красная Армия одерживала неизменно в течение всего лета и осени этого 1943 года. Залогом тому сам русский народ, проявивший не только величайшее мужество и самопожертвование в первый, трагический период Отечественной войны, но и показавший миру и непревзойденные образцы храбрости и героизма. Ведь в студеные быстрые воды Днепра в холодные октябрьские дни вслед за отступавшими немцами бросились не одиночные смельчаки и храбрецы, а в нескольких местах сразу на стоверстных участках вплавь переправлялись целые армии.  Они плыли на досках, деревенских изгородях, снопах сена или соломы, обернутых плащ-палатками, плыли как и на чем попало, с одним лишь личным оружием, но с жаждой отомстить за разоренное, сожженное левобережье. Эти массовые подвиги были настолько ошеломляющими, что враги растерялись, не сумели, не осмелились долго сопротивляться... Лечить вот этих воинов Красной Армии, перевязывать их раны и облегчать их страдания и выпадает вам высокая честь по окончании курса".

Восторженные овации курсантов

***

Хьюлет Джонсон, Юдин и "свита" выходят из операционной, переодеваются, оживленно беседуя, идут по палатам,  лабораториям и т.д. - немое кино.

В кабинете Юдина + Х.Джонсон + 2-3 врача + Голикова пьют чай.

Английский язык. Х.Джонсон: Поверьте, господин Юдин, я видел немало госпиталей во время войны, но у вас просто чудесно. Такая чистота и порядок, такой высокообразованный персонал.

Юдин: Здесь, как впрочем и в других больших больницах Москвы, сильные традиции. Вы что-нибудь слышали о Склифосовском? А о Пирогове? О! Тогда я Вам пришлю переводы статей о наиболее знаменитых хирургах моей Родины, а о Склифосовском я написал брошюру в начале войны - это была моя очередная листовка (смеются).

- 52 -

Хьюлет Джонсон: Меня особенно поразила посмертная кровь, господин Юдин. Мое отношение к смерти, как католика (в Англии – протестантизм  - заменить на «как христианина»?) , Вам, конечно, известно. Но я целиком разделяю эту прекрасную идею.

Юдин: Господин Джонсон, каждый из нас делает свое дело. Но все может пойти прахом, если не прекратить эти чудовищные войны. Одну причину, по крайней мере, мы устранили. А Ваша деятельность, господин Джонсон, не может не вызывать  глубокого уважения у всех нас, кто пережил войну.

Голикова: Мы просим Вас написать несколько слов в книгу отзывов для почетных гостей.

Хьюлет  Джонсон: (берет книгу отзывов) О, здесь столько написано!

Кто-нибудь из сотрудников: Позвольте Вам перевести некоторые. Вот хирург из Франции господин Лакру "Восхищен до сумасшествия замечательной хирургической службой, которой исключительным образом руководит профессор Юдин. Хочу выразить профессору Юдину мое глубокое восхищение его талантом и уверенность в успех, который ожидает проектируемый им центр хирургического образования в Москве".  А вот запись, особенно интересная для Вас. Ее оставил Ваш коллега по сану и одновременно профессор-хирург Войно-Ясенецкий, лауреат Сталинской премии за работы по гнойной хирургии: "Хирург в прошлом блестящему хирургу настоящего и будущего, профессору Юдину. Свидетельствую свое восхищение его блестящей техникой и неисчерпаемой энергией в строительстве новой хирургии нашей великой Родины.

Хьюлет  Джонсон:  Да, да, это все так, я потрясен вашим госпиталем (что-то долго, задумываясь, пишет в книгу). Вот, прошу Вас, разрешите я прочту.

"Что за чудесный день сегодня! Я увидел операции волшебства. Кто разуверит меня? После всех ужасов войны и гибели жизни здесь возвращают снова жизнь посредством лечения... Хочу прибавить: какое величие кроется в идее, что еще живущая кровь мертвого человека переливается еще живому, страждущему по ней. С тем большим желанием хочу и я, чтобы после моей смерти и моя кровь была использована с той же целью..."

***

Юдин с Голиковой едут по Садовому кольцу. Юдин сигналит - его сигнал "хрюкает". Его останавливает постовой милиционер. Юдин к тротуару, тот подходит, козыряет: Предъявите документы, пожалуйста. Юдин предъявляет.

Постовой: Товарищ профессор, мы Вас уже несколько раз предупреждали, что Ваша трофейная машина имеет такой же сигнал, как и правительственные спец.машины и просили Вас сменить сигнал. Извините, но я вынужден испортить Вам права.

Что-то отмечает в правах, возвращает, козыряет. Юдин откровенно огорчен.

Юдин входит в кабинет Голиковой. Цанова что-то рисует.

За столом две “докторицы” пишут что-то, при его появлении встают.

Юдин: Здравствуйте, это очередное пополнение? Ну и как, не трудная для вас тема для реферирования? Вы уж не взыщите, я всех возвращающихся с фронта прошу мне что-либо написать, иначе я не смогу узнать, кто куда годится. Пишите, пишите. Отзывает Цанову в сторону, шепотом:

- Представь, Ира, испортили права. Ты не могла бы убрать вот это и подчистить незаметно, а? Ну я очень тебя прошу, а я пойду в гараж, поговорю, чтобы сменили сигнал, а то опять остановят. Спасибо тебе.

***

20 июня 1947 года бывшему преподавателю математики и физики (1898-1913 гг.) бывшей 2-ой мужской гимназии г.Москвы Кашину Н.В. исполнилось 75 лет. В свои годы он был не только бодр, но и возглавлял кафедру физики в Московском горном институте, где и состоялся юбилейный вечер.

Около 40 его бывших учеников пришли на его чествование. Среди них были такие видные ученые, как А.И.Опарин - профессор, директор Института биохимии им. А.Н.Баха; С.Т. Конобеевский - видный ученый-атомщик, проф. С.С.Четвериков - ректор Московского автомеханического института; М.С.Строгович - член-корр. АН СССР; А.Маслов - доктор физико-математических наук; А.Н.Тихомиров - начальник отдела Московского шинного завода, впоследствии (в 1964 г.) получивший звание заслуженного изобретателя СССР; А. Очкин - зав.кафедрой хирургии ЦИУ; видный кораблестроитель, брат Сергея Сергеевича - Петр Сергеевич Юдин и другие видные и известные в то время администраторы, инженеры, техники.

Были такие художники братья Васильевы, и один из них подарил Кашину "Слово о полку Игореву" с собственными иллюстрациями.

Все эти бывшие гимназисты, ученики Кашина, во главе с Юдиным, поднялись на сцену, и Юдин произнес проникновенную речь. Стенограмма этого юбилея, конечно, не велась и содержание речи Сергея Сергеевича можно восстановить по воспоминаниям очевидцев этого вечера, в частности, бывшего преподавателя кафедры физики этого института Баенского И.О.

Юдин сказал, что если представить сейчас, что перед вами гимназисты, то будьте также строги, как и в годы нашей учебы и поставьте нам свою оценку, но уже не только на знание физики и математики, сколько за нашу жизнь.  Многим, очень многим Вы привили не просто любовь к точным дисциплинам, но и любовь к науке.

Можно смело сказать, что из стен бывшей 2-й гимназии, где Вы впервые ввели новые, близкие к жизни, принципы преподавания, вышло такое, чуть ли не рекордное, количество людей науки и людей, просто внесших большой вклад в развитие техники.

Вы не только привили нам любовь к науке, Вы также научили нас любить жизнь, научили нас самой сложной науке - науке жить творчески. Вы всегда не только были для нас примером, и когда Вы учили нас, и когда Вы преподавали в Шелапутинском институте, но и сейчас являетесь образцом для подражания - в свои годы Вы не просто заведуете кафедрой, что само по себе сложное и ответственное дело, но постоянно и творчески осмысливаете все новое, вносите его в процесс преподавания. По Вашим учебникам сейчас занимаются наши дети, а значит, и мы. Вы всегда с нами и мы все от души желаем Вам крепкого здоровья и беспокойного творческого горения.

Наш глубокий поклон Вам, наш глубокоуважаемый Николай Владимирович!

После чествования Сергей Сергеевич отвез Кашина домой в своей открытой машине, но на семейном застолье не остался, сославшись на неотложные  (как всегда!) дела в институте.

***

Юдин идет на обход в сопровождении двух-трех врачей: грузин Романеко, Андросов, Петров???, сестра с полотенцем. Входит в палату, здоровается, подходит к больному, осматривает его.

Юдин: Ну что же, все хорошо, будешь питаться нормально, как все.

Больной: Спасибо огромное, Сергей Сергеевич! Я так ждал и верил...

Юдин: И мы всегда во что-то верим, иначе нельзя быть хирургом. А спасибо не мне одному - видишь их, и каждый что-то новое внес в эту проблему, вот Хундадзе, например... Ну, будь здоров...

Выходят, идут в детскую палату, где дети с глазами взрослых. Юдин видит куклу с распоротым и зашитым животом, из которого торчит резиновая трубка с куском материи, пришитой к уху куклы. Юдин берет куклу, рассматривает, улыбается.

Юдин: Как они здорово понимают, что мы делаем. Хоть бери эту куклу в качестве пособия для лекции.... Скоро мы совсем откажемся от этих вставок из кожи, будем сразу делать "до уха".

Ребенок: Сергей Сергеевич! А мне сразу протянете кишочку до уха?

Юдин осматривает его: постараемся, Толя, но окончательно мы будем знать это только во время операции (берет куклу), вот как вскроем животик, так и узнаем. (К врачу) С подготовкой все в порядке? Тогда на среду, хорошо? Ну до свидания, дети.

Идут по коридору, кто-то из его свиты: "Уже почти два года, как войне конец, а этих несчастных не меньше".

Другой: Да, за 4 года утоливших по ошибке жажду не водой хватает...

Входят в кабинет, рассаживаются.

Юдин: В Риге на сессии Академии наук я доложил о 250 пациентах, которым мы создали искусственный пищевод. К сожалению великому, не всем удается сразу без кожной вставки, но процент больных с одномоментной операцией неуклонно возрастает.

Дать историю хирургии пищевода, подчеркнуть роль русских хирургов в развитии этого вопроса и т.д.

Кто-то из сидящих: Нам жизненно необходимо срочно внедрять современную западную анестезию. Так  быстро можете оперировать только Вы, а нам как же? Без этого нам уже нельзя, под местной и спинальной анестезией одномоментная  операция практически невозможна.

***

Банкет в одном из посольств в честь открытия второго фронта. Зал богато для военного времени сервированный. Фраки, дипломатов, военные чины нашей армии, Англии, Франции, США, штатские, Входят, здороваются, обмениваются любезностями. Юдин с женой, здоровается с кем-то из посольских работников Англии. (Разговор на английском языке).

Англичанин-дипломат: Какие новые чудеса в хирургии? Что нового Вы совершили?

Юдин: К сожалению мало что, так как приходится больше ездить по фронтам, помогать раненым. Море крови, океан жертв! Враг сопротивляется все отчаяннее.

Дипломат: Да, война - это ужасно.

Зовут к столу. Идут к столу а ля фуршет?

Кто-то из дипломатов США (посол?): Господа, за открытие второго фронта, который принесет нам окончательную победу, позволит разбить этого коварного врага!

Еще подобный тост, затем тост за советских людей, которые... и т.д. ... и в частности я поднимаю свой бокал  за известного хирурга Юдина, в котором воплотились типичные черты советских врачей, врачей, которые вернули в строй почти половину раненых. Во время этого тоста Юдин "наливается" злостью, с трудом сдерживает себя.

Юдин: Господа, товарищи! Да, нам очень нелегко даются победы. Сотни разрушенных городов, тысячи спаленных сел и деревень, миллионы жертв. Жертв не только с полей сражения - это ужасно, но это еще можно понять - война есть война. Я недавно вернулся из освобожденной Польши, и то, что я там увидел, потрясло меня гораздо сильнее, чем все увиденное на войне. Я был в концлагере Майданек, в котором десятки тысяч людей были превращены в удобрение для германских полей, в то время как их одежда, обувь, даже волосы ждали своего часа, чтобы тоже как-то служить этим чудовищам двадцатого века. Горы одежды, горы обуви и в том числе детской... И я вновь и вновь вспоминал, что всего этого могло не быть или быть в гораздо меньше степени, не в таких чудовищных масштабах, если бы второй фронт был открыт год, полтора года назад.

Я дарю Вам, господин посол? и Вам, господин                детские башмачки из этой страшной пирамиды в память об этой ужасной войне.

Замешательство, растерянность и т.д.

***

Лестница, ведущая в квартиру Юдиных. Резко открывается дверь, из нее пятясь выходит мужчина.

Голос Юдина, затем! в дверях, возмущенный и взволнованный появляется он сам: "Я понял, кто Вам дал повод думать, что я беру деньги за операцию. Это такая гнусность и я этого так не оставлю! Мы что, с Вами в Америке или где-то еще, где это считается нормальными отношениями? Можете сообщить Вашему знакомому, что он больше не сможет позорить наш институт.

Захлопывает дверь. Мужчина в растерянности спускается вниз.

Кабинет главного врача. Стремительно входит Юдин.

Юдин: Здравствуйте, да, простите, уже виделись. Я возмущен и требую уволить этого типа. - Вы знаете о ком я говорю,  До сих пор я считал, что это гнусные сплетни о том, что он за моей спиной, пользуясь моим именем, берет деньги за госпитализацию.

Директор: Успокойтесь, Сергей Сергеевич! Прошу Вас.

Юдин (спокойнее): я успокоюсь тогда, когда буду уверен, что с этим покончено и еще раз прошу Вас принять решительные меры.

Директор: Я разберусь, уверяю Вас.

Юдин: Гнусный тип... (уходит).

***

Президиум АМН СССР на Солянке, кабинет Президента? или его ближайших заместителей? (Из окна видно противоположное здание с Атлантами). Входит сотрудник:

- Иван, Иванович, получена телеграмма из Брюсселя, разрешите зачитать? "Брюссельское хирургическое общество на специальном заседании рассмотрело методики создания искусственного пищевода, разработанные профессором Юдиным и его сотрудниками. Имеющиеся у нас данные, включая кинофильм, в корне изменили представление швейцарских хирургов о возможностях в этой области хирургии. Поздравляем русских коллег с блестящими достижениями в хирургии. Президент Общества - подпись".

Президент подходит к окну - видны Атланты (символично?) - М-да и это из страны, где 40 лет назад была осуществлена первая успешная предпосылка к созданию искусственного пищевода. В какой-то мере это символично... Очередной раз убеждаюсь, что мы в Президиуме были правы, поддержав выдвижение Юдина на соискание Сталинской премии за разработку методик по созданию

искусственного пищевода. Будем надеяться, что он ее получит - это, безусловно, большое достижение его таланта и его сотрудников...

***

В коридоре вдоль стен "лицом" к стене стоит много картин, кто-то на стремянке, кто-то несет картину. Юдин с радостью руководит.

Юдин: большие полотна надо вешать в фойе, можно в столовой. Поменьше - в коридоре (к тому, кто вешает картину). Ну что ты делаешь, это неверно! Врач, не умеющий вбить гвоздя, не сможет стать хорошим хирургом. Вот  так лучше.

Подходит Розанов: Сергей Сергеевич! Откуда такое богатство?

Юдин:  Добрые люди помогли, из запасников Третьяковской галереи, на время, разумеется. Создадим больным хорошее настроение, они и поправятся быстрее. Я в Европе много раз видел подобное в больницах - здорово! Есть так, как мы сейчас делаем, а есть целые галереи. Я хочу сегодня на Ученом совете рассказать кое- что о предполагаемых реставрациях и реконструкциях у нас в институте.

***

Конференция, на которой в первых рядах сидят его ближайшие соратники (Петров, Арапов, Розанов, Цанова и др.), дальше врачи института, всего человек 50.

Юдин: Вчера на Ученом совете мы коснулись планов возможной в будущем и крайне необходимой нам реорганизации института. Реорганизация эта включает в себя реставрационные работы, а также существенную реконструкцию всей площади, прилегающей к институту и занимаемую им.

Я считаю своим долгом познакомить вас всех с проектом докладной записки по этому поводу. Итак, "Центральное здание института (бывшая Шереметьевская больница) - ценнейший и редкий по красоте архитектурный памятник.  Оно должно остаться в качестве основного ядра института, образуя его фасад.

(Начиная с последних слов этой фразы и до конца его чтения можно нужно? показать все то, о чем он рассказывает - все это уже почти воплощено в жизнь). На фасаде мемориальная доска, посвященная ему.)

Шереметьевский парк приводится в порядок, пополняется новыми насаждениями, украшается фонтанами и скульптурой. Планировка скверов и аллей увязывается с разбивкой парка, прилегающего к Ботаническому саду.

Территория  Грохольских переулков, застроенных ветхими строениями, требует их полного сноса. На их месте, или рядом, должно быть построено современное здание больничного корпуса в общей сложности до 1000 - 1200 коек.

Все перечисленное охватывает проект лишь в принципиальных общих чертах. Естественно необходимые  восстановительные и отделочные работы для придания парадным помещениям института нарядного вида, соответствующего европейскому научно-культурному центру.

В итоге такой реконструкции можно решить несколько задач: а именно, создать образцовую московскую больницу, создать совершенно необходимую клиническую базу для института хирургии Академии меднаук, организовать базу для усовершенствования хирургов.

Наше время, последние десятилетие, весна. (одежда - нейлоновые куртки, современные машины и т.д.)  Новодевичье кладбище (старое), по которому  в различных  направлениях почтительно ходят посетители мимо могил всем известных людей - Чехова, Кассиля, Поликарпова и т.д.

Постепенно становится видно, что у одного надгробья кто-то стоит (пожилой мужчина), стоит  слишком долго, явно не как экскурсант.

"Экскурсанты" останавливаются около этого надгробья, на котором  надпись "Юдин" и годы жизни и смерти.

1-ый  экскурсант: "А кто это?

2-ой " "Вроде бы снимает перчатки...

3-ий  " "Да это же знаменитый хирург, работавший в институте Склифосовского

1-ый " : А чем же он прославился? Как Бернар, что ли, первую пересадку сердца сделал?

Тот, кто стоял до этого: "Он, наверное, сделал больше, чем хирург, первым пересадивший сердце... Для своего времени, конечно... О нем пишут как о гении, как о выдающемся русском хирурге... А может быть это дань уважения русским хирургам... Во всяком случае я знаю  некоторых из тысяч

тех, кому он починил желудок, сохранил израненную конечность, или просто сделал новый пищевод... Вообще просто вернул жизнь... (Обращается к 1-му экскурсанту) Во всяком случае, его посмертное переливание крови было оценено лишь тогда, когда началась эра пересадки органов - лишь в 1972 году он получил совместно с Шамовым  за это Ленинскую Премию...

(По мере его рассказа еще несколько человек подходят к надгробью и останавливаются, зачарованные его воспоминаниями) ... Так что в какой-то мере он опередил Бернара, по идее и по воплощению  её..

2-ой экскурсант: "Красивые руки"...

Пожилой мужчина: "Да, Вы заметили верно, таких рук на наш век не более чем у пяти людей: у Рахманинова, Чаплина, у какого-то немецкого актера, забыл фамилию.., у Вертинского, говорят, были также красивые руки, да и всё, пожалуй… Э Его же руки были не просто красивы, они были очень пластичны, необычайно красиво пластичны, конечно, к сожалению, в скульптуре этого не видно, видна лишь красота рук труженика...

3-ий экскурсант: " Простите, Вы, очевидно, сами хирург, так и интересно и тепло о нем рассказываете"

Мужчина: "Нет, я - инженер, бывший, сейчас на пенсии... Я один из его бывших пациентов, а точнее я тот, кого он впервые спас своей кровью... Простите, мне пора.

Уходит, оставшиеся почтительно замирают около надгробья