Поди туда, не знаю куда. Часть 2

               

                Рагу без кролика

-Орлы! Пошли выпекать фотошАдевры! – просипел Орвохромов.

-Сначала в Митрофаньевский монастырь, потом в Ананьевский,- встрепенулся Старообрядцев.

Напялив на голову целлофановый пакет, Орвохромов хмуро вышел на крыльцо. Сразу за скрипучей дверью мокла под осенним дождичком горемычная старина.

Архитектурно – планировочная структура бывшего уездного города расползлась за восемь веков вкривь и вкось. Фотоорлы взбирались на древние городские валы, хватаясь руками за кусты, спускались в овраги, перемахивали через косогоры.

-По чуть-чуть?- предложил Орвохромов у ворот Митрофаньевского монастыря. Фотоорлы поочерёдно приложились. 

Обежав избу с  резными наличниками, Старообрядцев щёлкнул её пару раз. На  резко пахнувшей смолой  поленнице, среди дров, он углядел бело – синий печной изразец, не весть как туда попавший.

-Целее будет,- Старообрядцев затолкал находку в кофр с аппаратурой.

Орвохромов дёргал кованную ручку, силясь отодрать её от ворот.

-Т-с-с, там кто-то есть!- насторожился Левисов.

В окошке замаячила физиономия. На всякий случай приятели ретировались.

Путаясь ногами в жёсткой траве, Левисов попробовал запечатлеть одряхлевшую обитель. В видоискателе сгрудились колокольня, собор и часть монастырской ограды с башней. Несмотря на все ухищрения, колокольня заваливалась набок, а башня наезжала на собор. Чертыхаясь, Левисов сменил позицию. Теперь косогор заслонил небо.
Раздосадованный Левисов суетился в поисках точки съёмки. Неожиданно земля выскользнула из-под ног. Левисов упал, зацепив часть чьей – то поленницы.
Разгребая занозистые поленья, он невольно залюбовался монастырём. Снизу древняя обитель была видна «яко зерцало». Какая-то обмыленная, щербатая стена, обрамляла скользкие купола с состриженными крестами.
Полежав ещё чуть-чуть, Левисов вернул телу вертикальное положение.

-Эвоно как тебя угораздило,- посочувствовал кто-то из-за забора.

Левисов виновато шмыгнул носом.

-Да, ты в избу-то зайди, пообсохни маненько,- предложил всё тот же голос.

-Есть ещё люди в русских селеньях,- растроганно заковылял в дом Левисов.

Под кряхтенье допотопных ходиков, со стены улыбалась толстощёкая особа в чепце с вывернутыми руками, за ней виднелся  бородатый мужик с медалью на груди. Под потолком темнело несколько образов в застеклённых киотах. На шкафу выделялся пузатый самовар.

-Это я удачно упал,- повеселел гость,- и давно, дедуля у тебя иконы висят?

-Да почитай годов  шестьдесят будет. Граф один, когда ему придвАрная жисть не по средствАм стала, в наш монастырь подался – грехи замаливать. Ну, а кода, значит, святую обитель разогнали, он енти иконы моей матери на сохраненье оставил, наказал беречь древнее благочестие, а сам, люди сказывали, в Москву подался, метро строить. Об ём потом, слышь, и в газете прописали, он ударником стал.

-А вдруг это семнадцатый век?! – липкий как олифа пот выступил на спине.

-Дедуль, продай их мне!- не утерпел гость.

-Да нешто, ты в Бога веруешь? – хихикнул хозяин.

-Не-ет, мне для работы надо.

Это для какой такой работы нонче иконы нужны?- допытывался дед.

-Я – реставратор,- совсем заврался Левисов.

-Не-ет, мил человек, листавраторы все при бороде и завсегда выпимши.

-Тут без Старообрядцева не обойтись, придётся брать в долю,- помрачнел Левисов.

-А не сообразить ли нам,  дедуль, чайку? – решил зайти с другой стороны гость.

-Чай – не водка: много не выпьешь,- отбрил дед.

-Так я вечерком загляну, лады? – засобирался гость.

-Валяй, токо  слышь, мордовороту нашего не бери – у меня от ентих чернил изжога.
-Дедуля, всё будет в лучшем виде! – заверил гость.

-Слышь, паря, а звать то тебя как?

Не ответив, гость улизнул в дождь.

-Ну дела,- зашаркал дед в кухню,- слышь, Глафира, ну и шустёр ентот хлыщ.

-Хфарца он самая натуральная. Вишь, как к образам примеривался. Степаниду, свояченицу мою летом тоже один  такой всё Псалтырь упрашивал продать, а потом и говорит, дай мол, баушка, попить, ну та в кухню  пошла, а ентот антихрист хвать Псалтырь и шмыг за дверь.

Напрямик, через выкопанное картофельное поле, Лнвисов взял курс на Ананьевский монастырь.

-Сколько же у них тут  всяко – разного  под ногами валяется, только подбирай,-  возбудился Левисов, чавкая по грязи. Мумуевский  мордоворот напомнил о себе резью в желудке, к горлу подкатывали столовские шницели. Впереди  показалась  автобусная остановка, как прыщ торчавшая  у кромки поля.

Левисов спрятался под навес, где  на скомейке дремал Старообрядцев, тут же Орвохромов задумчиво протирал очки.

-Вот, тебе просторы; вот, тебе  печаль полей,- поделился он с Левисовым  наблюдениями.

Чертыхаясь, Левисов слил из ботинок воду и тщательно выжал носки. На ветру жался лесок – худенький, реденький, лысенький. Вскоре вода стала затекать на остановку. Как дохлые рыбки, всплыли окурки.

-Через час можно будет купаться,- констатировал Левисов.

Проснувшийся Старообрядцев вертел в руках давешний изразец с синей каёмочкой.

-Наверно древний?- Старообрядцев гордо  скосил взгляд на Левисова.

-Древний, как говно мамонта!- авторитетно заявил Орвохромов.

Внезапно выглянуло солнце, окрестности захорошели.

-Жизнь налаживается,- не сговариваясь, подумали все трое.

Примерно через полчаса, вдалеке замаячил автобус. Медленно, словно баржа, он причалил к остановке.

-Проездной!– сообщил Орвохромов, врезаясь в спрессованную массу тел и сумок.

Сельские жители везли из города всё: от водянистой сметаны до баранок. Придавленный мешком капусты, Старообрядцев не подавал признаков жизни. Что-то, напоминающее по вкусу сильно разбавленное молоко, защекотало его щёку. Полизав подозрительную жидкость, Старообрядцев пришёл в себя.

-Ой! Идее ж моя сметана – то?! – закудахтала левисовская соседка.

Старообрядцев воровато облизнул губы.

-Слазишь?!- саданул Левисова в пах корзинкой с магазинным изобилием плюгавый мужичок.

В ответ Левисов ёкнул селезёнкой.

-Ежели не слазишь, тады стань плашмя, не мешай людЯм слазить!- поучал мужичонка.

Автотранспортное средство затряслось и встало. Не сразу приоткрылась задняя дверь. В образовавшуюся щель, вслед за мужичком, выпал Старообрядцев.

-Мать Вашу!!!–  занервничал Орвохромов, когда с него в очередной раз слетели очки. Кудряво выражаясь, сельские труженики тискались к выходу. Стуча движком, «ЛАЗ» нехотя сдвинулся с места.

-Я же столичный экскурсовод! Я с интуристом работаю! – негодовал в след  колыхающемуся автобусу Старообрядцев.

Применяя жёсткий прессинг, Левисов отвоевал пядь жизненного пространства. В обнимку с косматым козлёнком, он взгромоздился на переднее сиденье. Через вырванную с мясом пуговицу, живот щекотал холодок.

-Монастырь скоро?- повернулся  Левисов к соседке – рыжей веснушчатой девахе.

-В аккурат щас,- встряла толстуха с рюкзаком на колеях,- вылазьте у поворота на «Красный кукиш», а тама ещё с километр пройтить по свёртке.

Вместе с Левисовым из автобусного чрева вывалился забулдыжистого вида вятич. Нараспев матерясь и размахивая руками, он погнался за общественным транспортом.

Явиться к деду «выпимши», как настоящий «листавратор», конечно, не проблема, но вот с бородой – засада. За этими размышлениями его застал Старообрядцев, приехавший на гружёном капустой  «ЗИЛе».

-Я же столичный экскурсовод, я с интуристом работаю!- изливал он душу шофёру.

Ещё через километр, грузовик нагнал Орвохромова.

Согласно преданиям старины глубокой, Ананьевский монастырь был основан в XII веке, когда сын мумуевского князя Тимофея Удалого Епишка Сопля пожёг цветущий град Клюквинск, ободрал подолы тамошним девкам и бабам и лишил живота местного князя Савву Губошлёпа: «горожане вземше Савву положиша его в обители святого Анания». 
При Ивашке Обалдуе в обители возвели каменный собор о пяти главах и ввели общежительство. Вдова Ивашки Настасья Гунявая пожертвовала братии на помин души усопшего супруга серебряное паникадило весом в три пуда и отписала вотчины.

В 1918 году по распоряжению комиссара товарища Шайтандердыева Кишмиш - Заде, паникадило приказало долго жить. Месяцем позже спалили пятиярусный иконостас XVI века.
На дымящихся головешках духовой оркестр коряво исполнил «Интернационал», после чего товарищ Шайтанбердыев, огрев камчой старенький «Паккард», укатил в город, следом отбыл отряд моряков – балтийцев в клешах, трепыхавшихся на них с каким-то историко-революционным шиком. С опиумом для народа в Мумуеве было покончено, как тогда казалось, навсегда.

У треснувших  монастырских стен толпилась деревня с огородами и палисадниками. Через убранное поле, как муха по столу полз трактор с прицепом.

Поозиравшись, приятели разбрелись по деревне, тыкая фотообъективами во все стороны, в поисках интересных ракурсов. Через час всё интересное  было отснято. 
Орвохромов уселся на солнышке, достал из пачки сигарету, собираясь закурить, рядом хрумкал сочной антоновкой Левисов, он срывал яблоки прямо со свесившейся через забор яблони.

-Это же шестнадцатый век!!!- материализовался Старообрядцев и, не выпуская из объятий медный ковшик, повалился на траву.

-Дырявый,- повертел Орвохромов старообрядцевский трофей.

-Какой -то попуканный,- подлил масла в огонь, сразу погрустневший Левисов.

-Это же шестнадцатый век,-  млел Старообрядцев, обсматривая ковшик со всех сторон.

                **************

В центре Мумуева, на бывшей Входоиерусалимской, а ныне площади Интенсификации, у мастерской по ремонту часов и пошиву брюк, затормозила забрызганная «шестёрка».
Четыре часа за баранкой измочалили Христопродавцева. Его тренированное утренней профилактической трусцой тело, ныло всеми суставами. Криминально озираясь, Генрих Евсеевич направился в краеведческий музей, обеспечивать себе алиби. Левую руку приезжего оттягивал стальной атташе- кейс, начинённый японской пиротехникой. Кукольными глазами с доски почёта за ним следили передовики производства.
Осторожно поставив смертоносную ношу на асфальт, Генрих Евсеевич сунул в рот сигарету. Тощая дворняга, обнюхав японскую пиротехнику в швейцарской упаковке, разочарованно затрусила дальше. Двумя глубокими затяжками Христопродавцев унял дрожь в коленях. Настороженный взгляд приезжего скользнул по объявлению в окне парикмахерской «СЕГОДНЯ МАНИКЮРНОЕ ЗАЛО НЕ РАБОТАЕТ».

Из расположенных напротив торговых рядов вышел милиционер.

-Приплыли! – сжался до половины естественного объёма Генрих Евсеевич.

Блюститель порядка, не проявляя к приезжему интереса, пересёк площадь. Натянуто улыбаясь милицейской спине, Генрих Евсеевич двинулся в местное ристалище духа.

Массивная дверь музея была заперта. Недоумевая, Христопродавцев обошёл очаг культуры, у служебного входа  дворничиха мела двор.

-А, что, музей сегодня закрыт?- забеспокоился приезжий.

-Так их, мил человек, на картошку всех услали до пятницы.

Вороненый атташе-кейс вывалился из рук и больно ударил Христопродавцева по ноге.

-Сейчас жахнет! – животный страх размазал его по асфальту.

Дворничеха пару раз шваркнула его метлой по спине, сгребая листья. Полежав в неудобной позе, Генрих Евсеевич боязливо поднял атташе-кейс и захромал к «шестёрке». Саднило разбитое об асфальт колено, в спину подталкивал ветер.

На площадь, гремя пустыми бидонами, выехала телега, сильно «взявший на грудь» мужик,  рулил пегой кобылой.

-Слышь, Степанида,- окликнул он через площадь дворничеху,- чего ентот залётный тут мастится?!

-Не иначе «мордовароту» нашенского хлобыстнул, вот и разобрало с непривычки. Столичные – они все хлипкие,- прокричала дворничиха в ответ.

-Но- о – о !!!-  подстегнул мужик  кобылу. Зацокали по асфальту копыта, задребезжали бидоны.

У христопродавцевской  машины топтался милиционер. Первое, что пришло на ум злоумышленнику, это избавиться от улик. Но, как назло, вокруг была голая площадь. Генрих Евсеевич обречённо зашаркал на встречу судьбе.

-А если добровольное признание, то с конфискацией или без?- гадал он. Сердце бешено колотилось в горле.

-Ваша?! – насупился блюститель порядка.

Улыбка на грани инфаркта выступила на лице Христопродавцева.

-Права!- требовательно протянул руку милиционер.

Суетливо повозившись с молнией, Генрих Евсеевич предъявил. Младший сержант раскрыл водительское удостоверение, оттуда в его ладонь выпорхнула пара дензнаков.

Материальный допинг размягчил  неулыбчивого милиционера.

-Так ведь не положено здесь машину оставлять,- пояснил он водителю.

Физиономия Христопродавцева выражала полное раскаяние.

-Так значит,- медлил младший сержант.

Христопродавцев подобострастно улыбался.

-Извиняюсь, а чемоданчик такой, вы. Где приобрели?

Христопродавцев почувствовал, что теряет сознание.

-П-приятель одолжил,- пролепетал он.

-Фирменный, - сержант уважительно коснулся стального бока  атташе-кейса.

-Темнит,- прыгало в мозгу Христопродавцева.

-С таким в баню ходить хорошо,- мечтательно признался милиционер.

Обалдевший Христопродавцев отражался в окне первого этажа.

-Я этим летом, когда в отпуску был, пять часов в ГУМе  отстоял в очереди за таким же хфирменным.

-Купили?

-Какой там! Пролетел как фанера над Парижем!

Генрих Евсеич притворно вздохнул.

-Бутылки три пива должно быть влазят? – не отставал любознательный сержант.

-Четыре,- уточнил Христопродавцев.

Милиционер присвистнул и, козырнув, отправился восвояси.

У Христопродавцева тряслись руки. Серый, как штаны пожарника, Дом Новых Гражданских Обрядов, красовавшийся среди перекошенного от времени ампира, наводил тоску.
Наскоро перекурив, Генрих Евсеевич решил навестить Рюрика Мерзавского, возглавлявшего местный реставрационный участок.

За время работы в Мумуеве никто не видел Мерзавского трезвым. Реставрируя Скорбященскую церковь XVII века, любовно прозванную в народе «мумуевская боярышня», Мерзавский сбыл на сторону остродефицитный белый камень, предназначавшийся для восстановления пряничного декора наличников. Перед сдачей памятника, Рюрик вместе с двумя работягами, спроворил из пластилина затейливые наличники.
Для большего сходства с белым камнем, их выкрасили цинковыми белилами.

Комиссия, в которой уже плескалось по 700 граммов коньяку на каждого, отметила, что реставрация была сложной в научно – методическом и техническом отношении, и подписала акт приёмки объекта.

С пластилиновым декором памятник архитектуры дотянул до лета. В июле директор музея – заповедника Ной Парфёныч Простецкий показывал город высокопоставленным гостям из Москвы. Хрустя от волнения пальцами, он восторгался белокаменной «резнёй» древней церкви. На глазах гостей все эти «пимпочки», как называл Простецкий элементы декора, стали таять.
Вскоре на фасадах остались лишь жирные пятна.
Смущённо крякнув, Ной Парфёныч заторопился к следующей достопримечательности – Дому Новых Гражданских Обрядов.

Христопродавцевская «шестёрка» медленно, словно боясь поскользнуться, поехала в Митрофаньевский монастырь, где размещался мумуевский реставрационный участок «Рожек да ножек». Пока страна с энтузиазмом плавила чугун, распахивала целину, поворачивала реки вспять и осваивала космос, Митрофаньевская обитель в конец одряхлела. В зарослях репейника и крапивы можно было заблудиться.

Мерзавского в монастыре не было. Настроение у Генриха Евсеевича вконец испортилось – бронеумовский плантрещал по всем швам.
У монастыря растопырилась телевизионными антеннами деревня. Под горой, у дома с нарядными наличниками, щуплый дедок собирал раскатившуюся поленницу.

-День добрый, хозяин! Ты, часом не знаешь, где Рюрик?!

-Листавратор? Так он ещё вчерась укатил в Клюквинск.

Христопродавцев помрачнел.

-А на что тебе Рюрик? – допытывался дедок,- по делу, али выпить – закусить заехал?

-Да вроде того.

-Чего ж  улицу топтать, ты в избу проходь, не побрезгуй.

Христопродавцев не стал отнекиваться, какая-то неведомая сила подтолкнула его внутрь.

-Твоя?- дед уважительно кивнул в сторону оставленной у монастыря машины.

-Моя,- подтвердил Генрих Евсеевич.

Потискав  ладонь гостя, дедок представился: Амадей Мартыныч Яровой,- и гостеприимно суетясь, пропустил  Христопродавцева в избу.

Многие годы Генрих Евсеевич брал на абордаж чужие сараи и чердаки, потрошил избы, напористо избавляя население от всего, что нажили предки при царе и городовом.

Шагнув в комнату, гость обмер: со стены томно улыбалась особа в чепце с вывернутыми руками, за ней приосанился купец в поддёвке и с медалью на груди. Богосвятский портрет!!! Ещё один!!!– навёл глаза на резкость Генрих Евсеич. У него заломило в висках и подскочило давление.

-Отец, доставай стаканЫ, а я мигом,- хищно полыхнули глаза московского гостя.

-Слышь, мил человек, а колбаски у тебя московской нету с собой?

-Будет тебе, Амадей Мартыныч и колбаска московская и маслице вологодское,- выбежал на улицу Христопродавцев.

Нетерпеливо давя на  акселератор, Генрих Евсеич решил действовать по отработанной годами схеме:  подогреть деда водочкой, умаслить московскими деликатесами и забрать за трёшку портрет.

Из сладких грёз его вывел хруст забора. За считанные секунды, пропахав палисадник и часть грядок, «шестёрка» с треском боднула бампером сарай и встала.


                ****************



-Византия!!!- запрокинув голову, Старообрядцев упивался агонизировавшей за забором старинной церковью. Левисов сосредоточенно оттирал испачканные где-то фирменные джинсы.

-О-о-ойй!!! – подкосились ноги у Старообрядцева.

-Ты чего? – обернулся Левисов.

Верхнее окно церкви, изнутри было заколочено иконой.

-Храмовая, наверняка очень древняя! – засуетился Левисов,- только уж очень большая!

-Это наверняка XV век!!! – истерил Старообрядцев.

-Пошли в сельпо за ножовкой! –  деловито предложил Левисов.

-Зачем?! – отпрянул Старообрядцев.

-Целиком не увезём – заметут  по дороге.

-А может пойдём, ну там ля-ля, бу-бу, скажем, что с интуристом работаем,  удостоверения покажем! – понесло Старообрядцева.

Ещё долго он тыркался в запертую проржавевшую дверь.

-Э-э, не балуй! Ишь моду взяли, гуси залётные, по церквам шарохаться!- вернул приятелей к действительности противный бабий голос.

-Всё пропало!- затрусил от церкви подавленный и разбитый Старообрядцев.

-Нет, не всё!– многозначительно возразил Левисов.

-А-а?!– глуповато заулыбался Старообрядцев.

-Здесь недалеко киснет мелкий аграрий, а на стенке у него, вместо коврика с лебедями, висит пяток икон, весьма древних.

-Д-древних?! – переспросил Старообрядцев.

-Шестнадцатый век, время Ивана Грозного, не позже!!!– врал Левисов напрополую.

Старообрядцев нервно икнул.

-Вечером займёмся экспроприацией художественных ценностей,- определился Левисов,- только Орвохромову не проболтайся: лишний рот для нас трагедия!

-Покажем удостоверения, ну там, ля-ля, бу-бу,-  бредил наяву Старообрядцев.

-Ладно, что б сказку сделать былью, сейчас нужно затариться водкой, консервами какими-нибудь, пряниками, – соображал вслух Левисов.

Старообрядцев торопливо отсчитывал деньги.

На выходе из магазина, подельники столкнулись с Орвохромовым.

-Кого будем грабить?! – сразу оценил ситуацию ушлый  фотозубр.

Старообрядцев тут же всё разболтал. Орвохромов деловито внёс коррективы в первоначальный план. Левисов оскорблено поджал губы – сейчас он ненавидел Орвохромова, но ещё больше трепливого Старообрядцева.

В руках Старообрядцев баюкал трёх литровую банку маринованных огурцов. В мутном рассоле зеленели несколько пупырчатых мутантов. Карман оттягивала бутылка водки, за пазухой бултыхались рыбные консервы. Не дожидаясь автобуса, приятели торопливо шагали в сторону райцентра.
Со стороны деревни застрекотал мотоцикл, по разбитому асфальту в сторону города на мощном «УРАЛе» катил Пупков.

-Ива-а-ан!!!– замахали руками фотоорлы.

-Чо-о?! – осадил тот стального коня.

-Подбрось до города!

-Залазь, кореша!!!

Левисов угнездился в мотоциклетной коляске, к нему на колени уселся Старообрядцев. Орвохромов пристроился за спиной у Ивана, облапив его руками.

-Но-о!!! Залё-ё-ётныя!!! – крутанул до отказа ручку газа Пупков.

Впереди уже был виден Мумуев.

-Слышь, Вань, а Матрена твоя ничего бабец! – надрывался Старообрядцев в ухо Ивану.

-Чаво!?!?– резко тормознул Пупков, не понимавший подобных шутейных разговоров.

От неожиданности Старообрядцев вылетел из коляски и шмякнулся в мягкую борозду, рядом тяжело приземлилась банка с маринованными огурцами.

-Не разбилась,- машинально отметил Левисов, и вслед за Орвохромовым, выпрыгнул на шоссе.

-Размажу, падлы!!!– сзади громыхал сапожищами Иван.

Спотыкаясь и трепеща, троица уносила ноги. 
Обременённый огурцами, консервами и бутылкой водки Старообрядцев, был обречён  - он начал заметно отставать от группы лидеров.

-Я больше не могу!!!– выдохнул Левисов, когда дорога поползла в гору.

-Щ-щ-щас откроется второе дыхание!!!– оглядываясь на Ивана, неуверенно пообещал Орвохромов.

-Или закроется первое,- подумал Левисов.

Размахивая ручищами, Иван уже почти настиг Старообрядцева.

Чувствуя, что  награда вот-вот найдёт героя, Старообрядцев выпустил из рук банку. Брызнуло во все стороны стекло пополам с рассолом, как мячики запрыгали огурцы.

-А-а-а!!! Бляха, муха-а-а !!!!- поскользнулся на резиновом огурце Пупков и, загребая ручищами воздух, растянулся на шоссе.

Лишь на Безбрежневской фотоорёлики  перевели дух. Старообрядцев ещё долго озирался по сторонам, боясь увидеть ревнивого Пупкова.

-Кажется оторвались,- Левисов размазал рукавом пот на лице.

-Ну, ты, герой-любовник!!!– силился отдышаться Орвохромов,– смотри, оторвут  когда-нибудь твою пипирку.

-Это ещё что,- распустил хвост польщённый Старообрядцев.

На душе у приятелей стало легко, захотелось праздника.

-По чуть-чуть?! - подал идею Орвохромов.

Прямо у чьей-то калитки, поочерёдно выдохнув, приятели влили в себя  водку, зажевали плавлеными сырками, имевшими привкус оконной замазки.
Посидели – покурили. Старообрядцев любовно перепаковал изразец и ковшик.

-Вот так всегда: одному всё, а другом …,- злился про себя Левисов.

Ночь, словно одеялом, накрыла райцентр. Через два перекрёстка улица Безбрежневская  уперлась в обшарпанную общагу.

На двери белело объявление:  В СВЯЗИ С РОСТОМ  ВЕНЕРИЧЕСКИХ  ЗАБОЛЕВАНИЙ, ВХОД В ОБЩЕЖИТИЕ СТРОГО ОГРАНИЧЕН!

В окнах третьего этажа мелькали накрученные на бигуди головы, из открытых форточек - смех, мат, сигаретный дым, музыка.

-Пошли из этого гнезда разврата,- предложил Орвохромов.

Ещё через два поворота и перекрёсток, приятели вышли к городской  бане.

-Попаримся!– переглянулись фотоорлы.

В раздевалке было холодно, с хитро-весёлыми физиономиями на скамейке поддавало несколько мужиков.

-Ну, Вы мойтесь, а я покараулю  ваши шмотки,- сориентировался в обстановке Орвохромов. Вытряхнув липкое тело из одежды, Левисов зашёл в мыльное отделение. Через не заделанную дыру в крыше бессовестно подглядывала плоская луна.
Не задерживаясь, Левисов шмыгнул в душ, открутил кран, сверху нехотя потекла чуть тёплая вода.

-На фиг,- решил Левисов и передислоцировался в парилку. Здесь его встретила плотно сбившаяся очередь из пяти мужиков. Пенсионер в махеровом картузе,  как мечом – кладенцом размахивал берёзовым веником.
Два парня на перевёрнутой шайке играли в домино.
Узнав, что ровно в восемь вечера отключат кипяток, Старообрядцев сеял среди присутствующих панику.
Левисов изумлённо разглядывал карту мира, вытатуированную на жирной спине соседа.

-Застираю ка я лучше штаны, а то вымозался весь,- решил Старообрядцев.  Он намылил штаны, простирнул их в душе и хорошенько отжав, пристроил на горячую трубу, уползавшую в парилку. За перегородкой задорно чихнули, потом засмеялись и ойкнули.

-Неужели бабцы?!– похотливо вытянул шею Старообрядцев.

-Оне самые,- подтвердил пенсионер в махеровом картузе.

Исследовав разделительную перегородку, Старообрядцев обнаружил несколько шкодливых дырочек.

-Ух, ты!- прильнул он к одной, - не фигура, а торт с кремом!

-Отпад!- скрючился у другой,- вот это фары!

Без десяти восемь, вместе с последней партией, приятели попали в парилку. Ласково поминая чью - то мать, мумуевцы наяривали друг другу спины вениками.

-Поддай парку! – толкались и напирали друг на друга вошедшие.

Кто – то плеснул на каменку мордовороту.

-Козёл!!! РогИ поотшибаю!!! – негодовали ревнители банных ритуалов.

Левисов блаженно переминался на тёплом полу, рядом поскуливал от удовольствия Старообрядцев.

-Шабаш!!!– ровно в 20.00 поломал кайф грубый голос.

Похватав веники и шайки, мумуевцы отхлынули к выходу. В мыльном отделении, куда распаренная толпа вытолкнула Левисова, воняло гарью.

-Мои импортные брюки!- причетал Старообрядцев над тем, что ещё час назад было польскими штанами.

-Вот могЁшь ты добавить немного красок в серятину будней!– не выдержал Левисов, - ну и как мы теперь пойдём за шедеврами к деду?!

Старообрядцев молчал.

-Ладно, жди здесь, что-нибудь придумаю,- сжалился он над приятелем.

Обежав баню, Левисов толкнул дверь из-за который выбивался свет.

В глубине кочегарки сидел сильно «взявший на грудь» истопник. Перед ним  стояла наполовину осиленная бутылка мордоворота и стакан. Склонившись над развесной килькой пряного посола, он не очень чистой рукой отправлял в рот по несколько серебристых рыбок за раз.
Вдумчиво подвигав челюстями, выплёвывал обглоданные скелетики на газетку.
За спиной на плите поскуливал закипающий чайник.

-Чего надо?!– сипло поинтересовался хозяин.

-Мне бы штанами разжиться,- перешёл к делу незваный гость.

-Гони бутылку!– обозначил цену  истопник.

Левисов протянул.

-Так вот,- бубнил совсем захмелевший Африкан Очищенный, работавший истопником городской бани уже полтора десятка лет,- я и говорю, что в ентим монастыре и зарыли оне клад! Ну, а в прошлом годе пацанва нашла там рупь серебряный с царём Николашкой!  Так мужики со всего городу  набежали, перекопали от сих до сих.

-Нашли? – скорей из вежливости, чем из любопытства поинтересовался размякший в тепле Левисов.

-Какой там!!! – Очищенный с сожалением потряс пустой бутылкой.

-А чего технику не привлекли, ведь живём в век научно – технической революции?!

-Во-во,- закивал истопник,- они другой день Петьку Индюкова с ПМК подрядили, штоб он на экскаваторе клад  нашёл. Ну, выпили,  как полагается, а Петька возьми да и окосей! Во-о тут потеха пошла!!! Сел он, значит, в кабину и давай крушить ковшом всё под корень!!!  Менты примчались. Слышь, в  троём еле угандошили Петруху!!!

-А клад? – сквозь дрёму спросил Левисов.

-А, чо-о клад? Клад он и есть клад! Следователь как дознался, чего Петруха в монастыре делал, так ночью со свояком и племянником все стены простучали. Потом ещё Рюрик листавратор с Москвы с миноискателем бродил.

-А может это всё трёп?! Может и нет, никакого клада?!

-Да ты, чо-о, земеля,- обиделся Африкан Очищенный,- не там они искали! Клад энтот у Кузнечной башни закопан, под прудом! Там ещё рядом пушка старинная валяется.

-Так чего же, ты ждёшь?!
-Один не управлюсь,- зажевал чаёк килечкой пряного посола хозяин, _ вот кореш мой Сява с ЛТП откинется, с ним враз отроем.

-Ну, а как на счёт штанов? – напомнил Левисов, когда хорошо накалдырившийся Очищенный начал клевать носом.

-А вон, возьми тама, за сундуком.

Баня встретила Левисова замком.

-Э-эй ??!! – позвал он в темень.

Сверху чихнули в ответ.

Задрав голову, Левисов увидел томящегося на берёзе приятеля. Отстранённый взгляд Старообрядцева говорил о высокости дум.

-Ну, и?!

-С-с-собаки здесь злющие.

-Ладно, слезай, одевайся и вперёд!

-Я же столичный экскурсовод,- заартачился Старообрядцев, развернув штаны.

-Ничего, здесь нет интуриста, утром чего-нибудь себе купишь поприличней.

Не сразу, но Старообрядцева удалось затолкать в сорок шестой размер.

-Давай – давай! Шире шаг! – торопил Левисов.

У церкви Жён – Мироносиц штаны лопнули на причинном месте.


                ***********


-Дяденька, вылазьте!- шмыгнул носом мальчишка.

Генрих Евсеич осмотрелся. Вокруг скособоченного сарая собирались зеваки. Христопродавцев вылез из поцарапанной «шестёрки». Прихватив сумку с провизией, он заторопился в избу.

-Чёрт меня угораздил!– досадовал  приезжий.

Не дав Амадею Мартынычу опомниться, он с бульканьем налил рюмку до краёв. После второй, развеселившийся аграрий по-свойски называл его Генахой и норовил облабызать. Уварачиваясь от ласк Ярового, Генрих Евсеич косился на портрет.

-Пора,- решил гость, отлепив в очередной раз от себя надравшегося хозяина.

-Амадей Мартыныч! Ты меня уважаешь?!– встряхнул он старика за шиворот.

В ответ Яровой пустил слюни.

-А, чё-ё-ёрт, кажется перестарался,- прислонил Христопродавцев хозяина к стенке.

Генаха, давай…вы-ы-ыпьем!!!.

-Мартыныч, так я заберу у тебя эту картинку?!

В ответ хозяин протестующее замычал.

-Ещё водочки?

-Н-н-наливай!

-Ну, Мартыныч! Лады?!– потянулся Христопродавцев к портрету.

-З-з-забирай, бляха - муха! Только слышь, в следущий раз колбаски привези поболе,- оторвал голову от стола Яровой.

-Свершилось!- Христопродавцев с портретом ломанулся к выходу.

-У-у-у, ирод!!! Весь огород потоптал своими колёсами!!!- свирепо ворвалась  в комнату бабища в ярком платке с розами.

Она иступлённо стала дубасить визитёра.

-Слыш….,  Настасья…, погоди! – тянул к ней руки дед.

-А-а, старый хрен! Уже успел налимониться!!- буром попёрла Настасья на старика.

Христопродавцев попробовал отпихнуть Настасью, но, получив коленом в пах, сразу обмяк и выпустил портрет из рук.

-Я те покажу, ирод залётный, как огород давить!-  лупила его Настасья.

Зацепившись за ножку стола, Генрих Евсеич всей тяжестью рухнул на портрет. Он скорее почувствовал, чем услышал, как ветхий холст затрещал и разлетелся в клочья. Наседавшая сзади Настасья, изловчилась и впилась ему в волосы.
Взвыв от боли, Христопродавцев стряхнул с себя бабищу и выполз на улицу.

Газанув на полную, он задом вырулил на дорогу. Из-под бешено вращающихся колёс, веером летел унавоженный суглинок. Зеваки мгновенно залегли.
Настасья, отплёвываясь ботвой, ещё метров десять  преследовала машину. Пробуксовывая на стоптанном просёлке, «жигулёнок» умчался прочь.