Борщ по-французски

                1.

У заместителя министра инвестиционной промышленности Ивана Семеновича Лизопузова стыбзили на даче кастрюльку с горячим борщом по-французски. Двери огромной веранды были открыты, а охрана — черт бы ее побрал! — занималась тем, что меняла «резину» на «Мерсе» Ивана Семеновича.
— Уже кастрюльки прут, — возмущенно сказал  замминистра жене. — Ну, и народ!..
Жена  Нина только отмахнулась и приказала прислуге подавать обед.
Иван Семенович отказался от еды и провел тщательное расследование по делу о похищении горячего борща. Задняя калитка, та самая, что вела к озеру Чистому, оказалась открыта. Возле нее охрана нашла пару окурков дешевых сигарет.
— Ждал и наблюдал, значит, ворюга… — пришел к выводу Иван Семенович. — Да, народ, совсем уже оборзел!
Жена Нина выслушала Ивана Семеновича, зевнула и коротко сказала:
— Больше сажать в тюрьму надо.
Замминистра вдруг понял, что жена не права.
— Пойми, Нина, нужно же повышать нравственный уровень народа, — строго сказал он. — Именно нравственный уровень, а ты про тюрьму!..
Пустой желудок породил вдохновение и Иван Семенович вдруг страстно заговорил о том, что все разглагольствования о неизбежности наказания и его суровости просто чушь собачья.
— Ну, дадут этому вору года два за кастрюльку и что?! — спросил он жену. — Неужели после отсидки у вора повысится нравственный уровень?
— Вообще-то, все правильно, — вдруг согласилась с Иваном Семеновичем Нина. — Я бы предпочла получить денежную компенсацию за кастрюльку. Например, тысяч пятьдесят меня бы устроили…
— Опять ты о деньгах, да?!.. — взвыл замминистра. — Да пойми же, Ниночка, я говорю о нравственном уровне, а не о бабле, черт бы его побрал!!..
Ивана Семеновича понесло. Его горячая речь в защиту народной нравственности продолжалась целых пятнадцать минут. Жена Нина терпеливо слушала, очевидно надеясь потом все-таки получить некую денежную компенсацию за свое смирение.
— Я даже статью напишу! — пригрозил кому-то Иван Семенович. — Честное слово, напишу.
— Назови ее «Как повысить нравственный уровень жены мэра Лужкова», — все-таки не выдержала и хихикнула Нина.
Но ее улыбка тут же увяла, потому что Ивана Семеновича снова понесло…

                2.

… Ночью Ивану Семеновичу приснился сон. Он стоял один во тьме на высокой горе и произносил пылкую речь в защиту нравственности. Краем глаза Иван Семенович видел свои отросшие длинные волосы и одежду вдруг превратившуюся в хитон. Народ стоял внизу… Народ был почти невиден и странно неподвижен, как застывшие и неживые тени от камней.
— … «Подставь вторую щеку своему ближнему», это ли не высшая степень нравственности?! — громогласно вопрошал тени Иван Семенович. — А заповедь «любите врагов ваших» это ли не ее высшее проявление?..
Народ молчал.
— Но я вам и больше скажу!.. Народ, люби обворовывающих тебя и водящих за тебя за нос!.. Отдай кесарю не одно кесарево, а отдай и последнее ибо велика будет сия лепта перед очами моими!.. Будьте нравственны и ничего не требуйте взамен.  Любите всех без разбора!.. Не завидуйте! Ибо денежный дождь проливается только над богатыми…
Ночь постепенно кончалась. Тьма уходила и восток светлел бледным, неживым светом.   
  — … Не осуждайте! Ибо какого приговора вы требуете для пьяного водителя «Мерседеса» сбившего ребенка, на тот срок вас самих и осудят!
Ночь растворилась и Иван Семенович увидел вокруг себя кресты с распятыми людьми. Кресты стояли там, у подножия горы. Иван Семенович спустился вниз и подошел к ближайшему. Лицо распятого человека было изуродовано немым страданием.
— Ты меня слышал? — спросил Иван Семенович.
Человек с трудом открыл глаза.
— Что тебе еще нужно, Иуда?.. — еле слышно сказал он.

                3.

— Ты что кричишь?! — Нина толкнула мужа холодной пяткой.
Иван Семенович резко сел.
— А-а-а?!!.. — он чуть не свалился с кровати.
Хотелось куда-то бежать и кричать-кричать-кричать!.. Кричать одно безостановочное «А-а-а-а!..»
— Дай поспать! — рявкнула жена.
Иван Семенович ощупал левую сторону груди. Сердце стучало так сильно, словно хотело вырваться на свободу.
— Это что?!.. — в ужасе спросил Иван Семенович.
— Где? — в свою очередь и не без иронии спросила жена.
Иван Семенович встал с кровати. Он со стеклянным грохотом нашарил в баре бутылку конька и приложился к ее горлышку.
Нина сонно щурилась, рассматривая перепуганного мужа.
— Обалдел? — с ухмылкой поинтересовалась она.
— Отстань, дура!! — Иван Семенович чуть не подавился коньком.
Спиртное жгло горло. Но это жжение делало почти незаметным другой огонь в груди…
Через пару минут Ивану Семеновичу стало легче.

                4.

Домой возвращались утром.
Иван Семенович и Нина отвернувшись друг от друга молча смотрели на широкие сельские пейзажи за окном «Мерседеса». Машина шла очень плавно, словно плыла. Когда показались густые поля созревшей пшеницы, Нина толкнула мужа в бок.
— Гля!.. — она показывала рукой чуть направо и вперед.
Иван Семенович вытянул шею…
Там, на пересечении двух полевых дорог, стояли старые «Жигули». Возле сидел пожилой, бородатый священник и менял колесо.
— И как не жарко ему в черной хламиде? — засмеялась Нина. — Кстати, Вань, я этого бородача иногда вижу в Вихаревке. Там храма пока нет. Но батюшка старушек не забывает. Видно снова туда собрался…
— Священник, а на машине! — вдруг с холодной ненавистью сказал Иван Семенович. — Вот тебе и нравственный уровень. Любуйтесь, люди добрые!..
  — От Заболотного до Вихаревки почти двадцать километров, — лениво возразила жена. — Много ли пешком находишь?
— Помолчи, дура!!.. — вдруг взорвался Иван Семенович. — Что ты понимаешь, тупая блондинка?!
— Понимаю в чем? — Нина вдруг твердо и зло посмотрела в глаза мужа. — В нравственном уровне, да?..
— Ты!.. Ты!.. — Иван Семенович не находил слов. — Как ты смеешь?!
— Сам заткнись, — Нина недобро усмехнулась. — Уж кто-кто, а я-то про тебя все знаю. Тоже мне, защитник народной нравственности нашелся. Мальчики кровавые по ночам уже снятся, да?..
Иван Семенович вдруг обмяк и отвернулся.
Дальше ехали уже молча…