Броня, Бронька, Бронислава - Глава 1-1

                Кто она, Бронислава Дунье
                (Немного о времени и о нас)
                Софа Черчес - сестра

Броня никогда не думала, что поедет в Израиль. Но когда врачи сказали, что возникнут трудности с инсулином для сына, в один день на семейном совете – вместе с мамами – приняли решение ЕХАТЬ. Сборы были недолгими. Собрали чемоданы и баулы, и 17 октября 1990 года Броня, Володя, Саша и две мамы сошли с трапа самолёта в Бен-Гурионе. И тогда Броня сказала про себя: эта земля моя…

Наша семья (папа – Семён Львович Рабкин, мама – Татьяна Ефи-мовна Рабкина и трое детей – старший брат Савелий, Броня и я,  Софа) жила в Москве, в городке «Метростроя», который располагался двумя рядами двухэтажных домов у станции Маленковская Северной железной дороги. А по другую сторону дороги протянулся Сокольнический парк. Мы жили в таком доме, в двух комнатах в коммунальной квартире с двумя соседями. Папа работал инженером-проектировщиком с первых дней строительства метро, а впоследствии – главным инженером «Метропроекта». Мама – домашняя хозяйка, воспитывала детей.

С самых ранних предвоенных детских лет помню: папа часто прино-сил нам вкусное, сладкое, прохладное желе и почему-то называл это «английский завтрак». Мама устраивала нам день рождения с гостинцами и чаепитием. Она рассказывала, как Броня после чаепития ставила блюдце на голову, и оно разбивалось…

1941 год. Началась Великая Отечественная война. Мне тогда было 7 лет, Броне – 9, брату – 12. Папа отправляет нас в г. Омск, к маминым сестрам. Ехали мы трое суток на поезде, за окном тянулась тайга.

А тем временем на «Метрострое» организовали мостопоезд, и папа уехал восстанавливать разрушенные мосты в Абакан, столицу Хакассии. «Здесь такие красивые сопки», - писал он маме и звал её приехать к нему.

И вот мама с нами, тремя детьми, с узлами вещей едет в Абакан, пере-саживаясь с поезда на поезд. Было тяжело. Но попадались хорошие люди, в частности, военные, которые ей помогали.

В Абакане мы поселились в домике на самой окраине города, а папа уехал дальше на восток. Мы прожили там год, ходили в школу. Летом спали на сеновале, ели жмых. Однажды произошёл такой случай. Зимой печку топили углём, и мама угорела.

Ни я, ни старший брат не знали, что делать, и были очень растеряны и перепуганы. И только Броня сообразила позвать соседей, которые сразу пришли и помогли маме.

В 1943 году мы вместе с папой вернулись в Москву, в довоенную квартиру. Шли трудные послевоенные годы, жили впроголодь. Но это были и годы летних пионерских лагерей с весёлыми играми и песнями у костра, что было очень созвучно Брониной душе. Она всегда была жизне-радостной, общительной и активной и с удовольствием, в отличие от ме-ня, ездила в пионерские лагеря. Как-то в лагере проводили спортивные соревнования – бег в мешках. Броня тоже бежала. Она спотыкалась, падала, но снова вставала и продолжала бежать. В результате она прибежала первой.

Броня вообще любила живые спортивные игры. Она играла в волей-бол, каталась на лыжах и коньках. Помню её в школьные годы: коньки через плечо и с подругами на каток.
В доме у нас всегда была молодежь. В старших классах у Брони сло-жилась дружная компания, которая часто собиралась у нас дома. Они проводили интересные интеллектуальные игры и всегда играли в пинг-понг на нашем большом деревянном столе. В эту компанию входили Лю-ся Егорова, Витя Аберман, Ося Варшавский, Тодик Гельфанд и другие.
Теперь я понимаю, что Броня была притягательной силой компании и что она вся в папу – и внешне, и способностями, и чертами характера. Она унаследовала папину романтику и папин оптимизм.

У нас дома любили музыку. Мы выросли на музыкальных радиопере-дачах и пластинках с записями оперных и эстрадных певцов. Наша мама напевала романсы («Выхожу один я на дорогу…», «Гори, гори, моя звез-да…»), народные песни («Хазбулат удалой…») и многое другое. У брата был хороший голос. Он даже учился в школе им. Гнесиных. Дома он все-гда распевал арии из опер, а Броня ему часто вторила. У Брони был звон-кий голос, который оставался таким все годы, и только один звук её голо-са сразу поднимал настроение. У них с Савелием был одинаково зарази-тельный громкий смех.

Однажды, когда Броня уже работала, её очень выручило умение петь. Она была в командировке и возвращалась домой, в Москву, на попутной машине. В машине было двое молодых мужчин – это было небезопасно. Но Броня всю дорогу пела песни – все, какие знала, – и ребята заслуша-лись пением. А приехав в Москву, они вынесли её на руках из машины. Бывает и так.

По окончании школы Броня решила поступить в Московский универ-ситет на геологоразведочный факультет. Но это не получилось. В день экзамена она заболела, да и ещё были кое-какие «подводные камни», по-мешавшие ей поступить в университет.

1950 год. Папа, проработав год на Сахалине, приезжает домой. Он привёз нам подарки и красивую картину китайской вышивки шелком – группа из пяти белых аистов на фоне зелёной травы. У меня уже тогда сложилась ассоциация с нашей семьёй – родители и трое детей. И особен-но она обострилась, когда не стало Брони. Вот тогда я написала стихотворение «Белый аист»:

       Мой белый аист улетел
       В подоблачную высь.
       К своим родителям спешил,
       А я кричу – вернись!
       Зачем оставил ты меня -
       Одну из всей семьи.

       А мне в ответ: не плачь, не плачь,
       Детей побереги.
       Пусть помнят все меня такой,
       Какой была всегда –
       Весёлой, с искренней душой
       И с грустью иногда.

       Цените дружбу и любовь –
       Всё то, чем я жила.
       Ведь жизнь – это дар богов,
       Она прекрасною была.

Но по возвращении в Москву  работы для главного конструктора не оказалось, и папа опять уехал на строительство Волго-Донского канала. А Броня уехала учиться в Омск, где поступила в Омский сельскохозяйст-венный институт на факультет молочной промышленности. Это был 1952 год. В институте в полную силу раскрылись её способности и в учёбе, и в общественной работе. Она с отличием окончила институт, и её оставили на кафедре химии, где она вела научную работу и преподавала. Все годы учёбы в институте и во время работы на кафедре Броня была ответствен-ной за культмассовую работу, организовывая и проводя вечера отдыха и самодеятельности как факультетские, так и общеинститутские. Папа очень гордился дочерью.

1953 год, смерть Сталина. Броня в Москве на каникулах. Она, конеч-но, не могла оставаться в стороне от такого события и убежала из дома, чтобы видеть своими глазами всё происходящее. А происходящее было страшным. Люди толпами ходили по улицам, особенно в центре Москвы. Кто спотыкался и падал, уже не мог встать. Его топтала толпа. На входах в метро была давка ещё хуже. Людей сдавливали так, что они задыха-лись. В эти дни было много жертв. Броня, по её рассказам, попала в такую давку при входе в метро «Площадь революции». Когда она поняла, что её могут раздавить, она попыталась уйти назад, но уже не могла. На её счастье рядом оказался какой-то военный, который понял, что ей грозит. Он схватил Броню за руки, поднял наверх и, буквально по головам людей, вытащил её из давки. Это было её второе рождение.

Ещё одно событие в эти годы чётко сохранилось в памяти. Когда Бро-ня уехала учиться в Омск, проживавшая в нашем доме работница домо-управления поспешила выписать её из списка жильцов, хотя не имела на это права. В результате Броня потеряла московскую прописку. В очеред-ные летние каникулы Броня приехала в Москву к себе домой. Собрались её друзья, все радовались и веселились. Вдруг к нам приходят из милиции два человека и заявляют, что Броня должна в течение 24-х часов уехать из Москвы, так как у неё нет прописки. Я не забуду этого момента никогда. Сколько всем пришлось пережить... И Броня уехала в Омск.
В 1960 году умер наш папа. Броня вместе с маминой сестрой приеха-ли в Москву. Пришли папины друзья и сказали, что сделают всё, чтобы восстановить для Брони прописку. Они добились этого.

С приездом Брони наш дом снова наполнился друзьями, новыми зна-комыми.
Дом снова ожил.

Сентябрь 2007 г.