Сто двадцать минут

мгновение –
это единица измерения счастья



Был теплый летний вечер 15 июля 2002 года. Я вольготно расположился на бордюре и отдыхал. Все было обычно, если бы бордюр, на котором я сидел, не находился бы в Москве, да еще и на Красной площади.


Едва касаясь ногами сердца России, я наслаждался окружающим: красотой возвышающегося надо мной Храма, отблесками солнца на его куполах; Кремлевской стеной – этакое великолепие, воплощенное в камне.


Погружаясь в нирвану, я боялся расплескать переполняющий меня восторг от происходящего – хотелось стихотворить, петь и летать. Не хватало только собеседника, с кем можно было поделиться впечатлениями, мыслями и эмоциями.


Звон курантов вырвал меня из «блаженного ничегонеделания», известив весь мир о вечерней семичасовой временной отметке. Правильно кто-то сказал, что всему хорошему приходит конец, вот и мне пришло время прощаться с Красномосковьем.


Мужественно и решительно встав, я пошел в сторону метро. Дойдя до конца Красной площади, что-то меня толкнуло обернуться и еще раз окинуть взором сей великолепный вид.


Стараясь напоследок запомнить вечернюю Москву, я краем глаза заметил молодую девушку, явно направляющуюся прямо ко мне. Это меня заинтриговало, но я, не подав виду, продолжал Москолюбоваться. Но мои мысли были обращены к незнакомке: желтая майка, голубые велосипедки в белую полоску, на голове бейсболка, на поясе CD-плеер – явно не москвичка, туристка, возможно иностранка. Тут я лихорадочно стал вспоминать разговорный английский, отбросив свой технический. А в голову почему-то лезли только фразы из фильмов: «Донт край, бейби!» - «Не плачь, крошка!», а может она француженка: «Же не маж па сежу» - «Я не ел три дня», «Жю тэм» - «Я вас люблю»…


– Извините, а вы меня не сфотографируйте? – голос возвратил меня к реальности.


Обладательница голоса и объект моих мысленных изысканий стояла рядом и мило улыбалась.


– Легко! – нашелся я, и взял предложенный мне фотоаппарат.


– Только чтобы было видно вот этот Храм, – она указала рукой на архитектурный памятник. – Вот это башенка и, конечно, меня, – быстро проговорила незнакомка и опять улыбнулась.


– Огласите весь список, пожалуйста! – в свойственной мне манере процитировал я, приготавливаясь к съемке.


Поймав в объектив симпатичную фотомодель и заказанный ею интерьер, я нажал на кнопку фотоаппарата.


– Спасибо, – поблагодарила она. – А вы кого-нибудь ждете?


– Да, нет.


– Ой, как мне повезло! Может быть вместе погуляем – у меня как раз два часа до поезда?


Наши глаза встретились, и я, стараясь не утонуть в них, опять произнес:


– Легко!


– Отлично! Меня зовут Надежда, а вас? – спросила она.


– Алексей, – ответил я, отбросив первую мысль назваться Ипполитом.


– А, давайте на ты? – форсировала Надежда, тут же взяла меня под руку, и мы пошли по Красной площади.


– А, ты случайно не женат? – продолжала расспрашивать она.


– Случайно не женат, вернее был – разведен, – автоматически отвечал я.


– Ну, мне сегодня явно везет! – радостно заключила она и лукаво взглянула на меня.


«Интересно я мне также повезло?», – подумал я, с подозрением взглянув на свою собеседницу.


– А ты откуда? Вот я из Калининграда, – спросила Надя.


«Так, вот уже и до местожительства добрались», - опять подумал я, но ответил чистую правду:


– N-ая область, город N, – и вдруг во мне взыграл патриотизм, и я добавил – Наш город занял первое место среди стотысячных городов, обогнав даже Сочи.


– Вот это да?! – удивилась Надежда. – Надо в гости приехать.


«Это посильнее «Фауста» Гете будет – явно, что-то не то», – мой мозг лихорадочно искал выход из лабиринта ситуаций, куда меня загнала какая-то девчонка. – «Вот тебе и аналитический склад ума. Думай, Леша, думай».


– Пойдем сходим на мост, – предложил я, стараясь взять ситуацию в свои руки.


На мосту мы стали любоваться великолепным открывшимся видом на Москву-реку, Кремль и виднеющимся вдали Спасским собором. Я предложил Надежде на фоне этого великолепия сфотографироваться, на что она с радостью согласилась. Сделав пару снимков, я осмелел и внес предложения запечатлеть ее на своей пленке. После секундного замешательства Надежда ответила:


– Если это для твоей коллекции, то лучше не надо.


– Разве я похож на коллекционера? – с искренней обидой ответил я.


– Нет, не похож, – на полном серьезе произнесла она.


– Ну, тогда внимание, – и стал готовиться к съемке.


– Подожди! – вдруг Надя остановила меня, – Дай мне приготовиться. Кепку лучше снять – я же все-таки девушка! – она стала расчесывать свои великолепные волосы.


"Браво, Надя", – мысленно зааплодировал я, более заинтересовано и внимательно взглянув на свою неожиданную спутницу: "Умна, красива, жизнерадостна, общительна, с чувством юмора …"


– Я готова! – Надежда прервала ход моих мыслей.


– Отлично! – ответил я, нажимая на кнопку фотоаппарата.


– Ну, как? – спросила она.


– Великолепно! – произнес я.


– Девушка! – Надя вдруг обратилась к мимо проходящей молодой особе, – а вы нас не сфотографируйте?


На что дама ответила согласием и мне на память осталась фотография, где мы с Надеждой стаяли, обнявшись на мосту через Москву-реку, являясь воплощением влюбленной пары.


Девушка, отдавая фотоаппарат, пожелала нам удачного вечера. Мы поблагодарили ее и опять остались наедине. Надя стояла, опираясь спиной на ограждение моста, а я, уперевшись руками в парапет, смотрел в глаза своей визави.


Кто бы мог подумать, что еще полчаса назад я сидел один на бордюре и вот теперь стою на мосту с прекрасной девушкой.


– Алексей, я знаешь, что я хочу? – Надежда продолжала вести меня за собой.


И тут я догадался: мост, парень и девушка, романтика – конечно, напрашивался поцелуй, но тактично промолчал.


– Я хочу, чтобы ты меня поцеловал! – она посмотрела мне в глаза и улыбнулась.


– Да?! – я изобразил удивление и робко выполнил ее просьбу.


Все развивалось очень стремительно, и я был не готов к таким событиям, что отражалось на моей закрепощенности. Десять лет назад мой юношеский романтизм потерпел первое крушение в реалиях неудачного брака, а второе –полгода назад, когда я расстался с девушкой, прожив с ней три года. Жизнь пыталась меня научить быть жестоким и циничным, но не получилось. Даже было депрессионное время, когда я писал вроде: "Я хочу умереть, не могу больше жить. Душой в небо взлететь – тело в землю зарыть". Во мне только осталось обостренное чувство справедливости, и излишне врожденная порядочность.


Надежда почувствовала мое состояние и произнесла:


– Ты меня не бойся, я не аферистка.


Тут она попала прямо в точку – у меня действительно были мысли: "А ни мошенница ли она?". Очень не хотелось разочарования, но после этих слов, проникающих в мои мысли, я ей окончательно поверил и расслабился.


– Я уже тебя не боюсь, – искренне ответил я и более смело поцеловал ее.


Мы остались одни, для нас перестал существовать окружающий мир, мы были поглощены друг другом, мост, казалось, оторвался от земли и парил в облаках.


– Я, правда, хорошо целуюсь? – мы оторвались друг от друга и опустились на землю.


– Незабываемо! – ответил я.


Надежда отвела взгляд в сторону и вдруг спросила:


– А у тебя девушка есть?


Не знаю почему, но прежде чем ответить, я сделал паузу, хотя никакой девушки у меня не было, ответив односложное:


– Нет!


Потом мы еще целовались, разговаривали, слушали прекрасную музыку, мы хотели лучше узнать друг друга за столь короткий промежуток времени. Мгновения, складывались в минуты, безвозвратно приближая нас к расставанию.


Мы обменялись адресами, причем Надя подарила мне свою визитку, а я скромно продиктовал свой домашний адрес. Время неумолимо приближалось к черте экстрима – можно было легко опоздать на поезд. И мы, взявшись за руки, стали быстро продвигаться к конечной цели нашей прогулки. Прохожие, подземный переход, метро, эскалатор, электропоезд – все оставалось за гранью нашего восприятия. У нас был собственный мир, в котором мы были только вдвоем, соединенными не только наушниками плеера, но и чем-то другим пока неопределенным, но весьма осязаемым.


Получили багаж в камере хранения и благополучно добрались до вагона. Положив вещи в нужное купе, мы вышли на перрон и стали прощаться.


Я обнял Надежду и стал целовать. Это был совсем другой поцелуй – более смелый и чувственный. Поцелуй благодарности за подаренные два часа незабываемого вечера в моей жизни.


Я медленно провел рукой по ее волосам и прочел строчки малоизвестного Николая Щербина:


– Я лукаво смотрел на нее, говорил ей прекрасный речи, пожирая глазами ее неприкрытые белые плечи …


– А ты пишешь стихи? – спросила Надя.


– Да, пишу, – ответил я.


Действительно я мог предаться поэзии, но делал это крайне редко. Ведь чтобы возникло желание писать, нужно было пережить какой-нибудь эмоциональный всплеск, который мог быть как положительным – тогда возникает желание выразить свои чувства на бумаге, так и отрицательным – в этом случае хочется переложить на бумагу весь негатив, тем самым как бы освободив себя от этого.


– А ты мне напишешь стихи? – спросила Надежда. – Ну, когда муза будет.


–  Конечно, напишу! – ответил я, – обязательно! Ты – моя муза!


И тут объявили отправление поезда. Надежда, заходя в тамбур, протянула мне, что-то, зажатое в кулаке.


– Вот возьми, мне уже не понадобиться, – сказала она, передовая мне два московских телефонных жетона.


– Спасибо, – ответил я.


Надя зашла в поезд и встала у открытого окна. Я подошел к окну, и мы стали прощаться. Прошло всего два часа – много это или мало, как знать. Чтобы хорошо узнать друг друга, конечно, мало, но кто-то сказал, что мгновение – это единица измерения счастья. Так вот, у нас были два часа, сто двадцать минут мгновений!


– У тебя очень изящная ушная раковина, – вдруг сказала она.


– Такого комплимента мне никто не говорил, – улыбнулся я.


– Ну-ка нахмурь лоб, – попросила Надя.


– Ну, никак ты меня тестировать собралась?! – сразу догадался я, выполняя ее просьбу. – Мы тоже психологию изучали.


Надежда провела рукой по моему лбу и вынесла заключение:


– Умный.


Я рассмеялся и скромно ответил:


– Да, не дурак!


Я провел ладонью по стеклу, напомнив известную сцену из фильма "Титаник".


– Да, только это мы не успели, – улыбнулась Надежда.


– Да уж, это точно! – согласился я.


Мы стояли и смотрели друг другу в глаза. Грусть вокруг нас была такая осязаемая, что ее можно было нарезать кусками.


– Ты знаешь, полтора года назад меня предал человек, – через боль сказала Надя, – и до сих пор я одна.


– Я тебя прекрасно понимаю, – ответил я.


Для себя я давно сформулировал два основных закона счастья: первый – любить и быть любимым; второй – с удовольствием ходить на работу и еще с большей радость возвращаться домой, где тебя ждут.


– Иди ко мне, – Надежда протянула ко мне руки и, встав на цыпочки, высунулась из окна.


Я обнял ее и поцеловал. Это был прощальный поцелуй – поцелуй Надежды с надеждой на будущею встречу.


Поезд тронулся и, разорвав наши объятия, стал набирать скорость.


– Бери билет туда и обратно и приезжай в гости! – крикнула Надя.


– А может только туда? – предложил я.


– Я подумаю, – сделав паузу, ответила она.


Поезд все более удалялся от меня, увозя Надежду, а может быть надежду. И вот уже было видно только Надину руку, машущей мне на прощание. Через мгновение на горизонте стала видна только железнодорожная колея.


Я стоял на перроне и не мог поверить в реальность произошедшего – а может это не девушка, а просто видение. Вдруг я заметил, что до сих пор сжимаю что-то в кулаке. Разжав ладонь, я увидел два жетона, подаренных мне Надеждой. "Значит все-таки не видение", – заключил я.


Немного постояв, я положил жетоны в нагрудный карман – поближе к сердцу и пошел в сторону метро.


Я в моей голове уже стали рождаться первые строки:


"Был теплый летний вечер 15 июля 2002 года …"


 


Город N.
июль-август 2002 год.