От имени зеркала

Темно. Пыльный коридор. В квартире никого. Самое скучное время суток, с которым сравнится разве что ночь, - время буднего дня. Заняться совершенно нечем. И даже поговорить не с кем. Передо мной шкаф. Новенький. Его недавно привезли (хозяева решили обновить интерьерчик), и он пока слишком задирает нос, чтобы опускаться до моего уровня. То ли дело была старая гардеробная… Байки разные рассказывала постоянно… Где теперь она? Не узнать… Да только кукушка из часов сказала, что лучше не оказаться там, куда гарднробную увезли.

Вот кукушка отсчитала пять раз из соседней комнаты. Скоро придут все значит. Хорошо ей, кукушке, она хоть голос подать иногда может. А я что? Да что я… Я вот в коридоре на стене. И значения мне не придают.
Не к добру это, конечно, что кукушку вместе с её часами в «кабинет» унесли, но это еще по-божески, сначала выкинуть хотели, да бабка не позволила. После смерти деда она совсем не своя ходила, тряпку чёрную на меня навесила. Переменилось всё после смерти деда… Вот раньше как бывало? Бабка с утра пораньше встанет, помолится, поглядится в меня да побежит на службу в церковь. Дед ей поворчит вслед, а сам протрет меня хорошенько, взглянет, подкрутит залихватски ус, а иной раз и подмигнет. Звал потом внучек чай вместе пить. Маленькую на колени садил, а старшую напротив себя и давай с ними беседы вести…

Всё бы хорошо, только вот невестка деда с бабкой невзлюбила. Всё хотела их ковырнуть как-нибудь да мечтала из квартиры выжить. Да только мудрый был дед, терпел, а коли бабка из-за этого плакать вечерами начинала, говорил ей: «Нечего слёзы лить, Настасья. Молодо-зелено, авось, исправится..»

Жаль бабку теперь, совсем без поддержки осталась. Дед заболел однажды да помер. А невестка решила и бабку изжить, язвила всё да повторяла: «Вы, мама, вот всё в церкву ходите… Молитесь значит. А лучше б по дому чего сделали, а то ведь Господь-Бог нам порядка не наведет да денег не даст». Несправедливо говорит, конечно. Бабка-то по дому поболе неё делает, да молчит об этом. Сын её по командировкам мотается, а если и приедет иногда, то всё к жене, к детям идет. А стоит матери хоть словечко промолвить, так кричит: «Молчите лучше, мама! Ничего дельного сказать не можете!» Одна радость у бабки — внучка младшенькая. Беленькая, кудрявенькая, глазки светленькие. Подбежит обычно ко мне, язык покажет, засмеется и давай меня руками хватать… А руки-то грязные, следов наоставляют… Уж мать её за это ругает-ругает, да всё без толку. А мне и не жалко вовсе, пускай себе хватает. Люблю я эту девчушку.

А вот старшенькой я побаиваюсь… Совсем она от рук отбилась. Раньше была — ангел с косичками, а теперь волосы в чёрный цвет выкрасила, цепей понадевала. Да и она меня, откровенно говоря, не любит — стесняется. Зашли однажды с подружкой, а та говорит: «Фу, что за старье? Безвкусица полная…», развернулась и пошла себе. Ох и разозлилась старшенькая тогда. И всё с тех пор норовит ботинком в меня тяжеленным кинуть, да боится что от матери достанется. А тут недавно учудила — помадой написала на мне: «Ушла гулять. Буду поздно». Вот мать её раскричалась, когда пришла… А старшенькая потом на коленях стояла, оттирала помаду да приговоривала: «Чёртово зеркало! Чтоб тебя…». «Чтоб меня» что, так и не довелось мне узнать и думать я об этом боюсь…

Вот и зашевелился ключ в замке — невестка пришла. Довольная, улыбается, по телефону мобильному говорит: «Да, удалось наконец-то мне! Всё прекрасно сложилось. Бабку — в дом престарелых, старьё всё на помойку, а то людей в дом стыдно позвать…»
Интересно, а я — старьё? Да и как без бабки-то?…

А вот и она… Радостная тоже, внучку меньшую за руку привела, конфет принесла — пенсия сегодня, видать. Невестка вышла. «Мама, я вам место в пансионате заказала. Там как раз все такие как вы. Поживете пока там. Идите собирайтесь». Тень скользнула по бабкиному лицу, глаза слезами наполнились. «Зеркало…зеркало и часы можно забрать…?» - «Валяйте, такси вызовем довезут вас. И пенсию мне можете отдать, а то блюдце разбили вчера из набора, придется новый покупать теперь». Замолчала ненадолго. «Ах, да.. И конфеты заберите. Угостите там всех у себя».

Ушла бабка. Тяжко мне стало. Захотелось упасть и разбиться. Жаль, не могу. За что она с ней так? А бабка почему это позволяет? «Что, друг сердечный, съезжаем?» - поинтересовалась кукушка из часов. Их уже выставили предусмотрительно в коридор. Мне оставалось только мысленно вздохнуть. Вышла бабка, поцеловала маленькую внучку в светлую макушку, взглянула на меня, поправила платок, перекрестилась привычно на икону и вышла из квартиры, подхватив под мышку часы.
Малышка посмотрела ей вслед, подбежала ко мне и горько заплакала.

Постучали. Вошел таксист, взглянул на меня, подтянулся, увидев невестку и спросил: «Куда?» «За бабкой,» - коротко ответила невестка. Он грубо схватил меня и вынес, ударив рамой об косяк.
В машине плакала бабка. Меня бросили на заднее сиденье. Я, бабка и, конечно, часы с кукушкой направляемся «доживать свой век», и все мы надеемся «дожить» его счастливо.