Сказ 3. Лисичка-истеричка и другие

               

Акромя Лягушки-Квакушки, как тебе уже известно, дорогой читатель, проживала в Теремке на Болотах еще Лисичка-истеричка. Непростая она была фигура. Туманная. Вроде бы ее тоже привез откуда-то хозяин Заповедника. Только мало кто знал, что хозяин-то совсем другой у нее был…  Ну, это ладно. Дело это темное, мало кому известное.
 
Но знающие сущности в Заповеднике утверждали, что подселили Лисичку в Теремок с целью-заданием и крепко накрепко приказали влиться в коллектив теремковских, чтоб те за свою ее приняли и никакой комар носа ее не подточил.  Что и было исполнено в точности и с успехом. На то она и Лисичка.

Заселилась она в Теремок аккурат в самом начале Великого Продовольственного Кризиса, когда с яйцами у теремковских напряг вышел и все они на Лягушкины ватрушки перешли.
Совпало ее появление с тем самым моментом, когда Оборотень Кащеевич Бессмертный всех рыб в Натебе разогнал и с голодухи Оборотистым Дедушкой прикинулся.
 
Хитрая Лисичка первой признала в нем Дедушку и бросилась всех, особливо теремковских, в том уверять. Никакой он, мол, не Кащей, а как есть простой, добрый Дедушка. Что с того, что дедуля оборотистый? Время сейчас такое, кризис, мать твою, бушует. Не до жиру, перемать вашу, быть бы, как говорится, живу.

Кажный божий день выбегала на бережок Лисичка и с Дедушкой душеспасительные беседы вела. Нахваливала его, слов не жалела. Пела ему с утра до вечера свои неказистые песенки, все уши прожужжала про его опыт жизненный, про ум его великий, про душу широкую.

Лягушка-Квакушка тоже вид сделала, что не признала в Дедушке Кащея, подквакивала Лисичке во всю лягушачью глотку, на балалайке бренчала, ватрушки с мухоморами ему совала. Прикармливала, одним словом. Понимала хитромудрая, что лучше у Кащея в дружбанах числиться, чем дрожать от страха, что он всех теремковских, как нечего делать, слопает, как только Кризис закончится. И всем своим строго настрого приказала считать Бессмертного Оборотня добрым Дедушкой, хоть и оборотистым.

Артачиться теремковские не стали. Доверяли они ушлой старухенции, потому как знали, что без ее ватрушек загнулись бы в лихую кризисную годину.
Не поминали ей, но и забыть не могли, как в бытность свою Кащеем, чуть было не заглотил он Квакушку вместе с рыбешкой из Натебе. Да ухитрилась она выпрыгнуть из пасти его зубастой. Только нескольких пупырьев всего и не досчиталась на бурой дубленой шкуре.

И грянули теремковские дружно Здравицу Дедушке Оборотистому. Солировали звончее всех Лисичка-истеричка да Волк Зубами Щелк.

Расчувствовался Дед, раззадорился. Понравилось ему, что никто из теремковских прошлым его не попрекает, Кащея в нем в упор не видит, не признает. Иной раз и он лапу Волку Зубами Щелку на плечо взгромоздит. Лягушкой-то он все же брезговал, особо к склизкой не притрагивался, но и той иной раз перепадало от него благодарственное слово. Как ни взгляни, а ее ватрушками он и выживал в Кризисе.

А уж Волк-то как рад! Как доволен, что сам бывший Великий Кащей  его привечает. Так и говорил всем, бывало: «Мы с Дедом тут подумали…»,  «Нас с Дедом лишили пропитания…» и все такое прочее.
 
Но особое расположение Оборотистого Дедушки завоевала все ж таки Лисичка-истеричка. Первая она к ему на берег бегала, первая хвалила-нахваливала душу его тонкую и натуру богатую.

А почему истеричкой Лисичку прозвали? Мало кто знал, что по ночам та Лисичка в нехорошие истерики впадала. Такие рулады закатывала каждому, кто в Заповеднике поперек слово ей скажет. И все матом отборным. Так рыжая изъяснялась порой, что у некоторых сущностей обмороки случались. А "бывалые" поговаривали, что и на зонах такую феню не слыхивали, да и не каждый уркаган употреблял такую в прениях с сокамерниками.

Эти истерические припадки сама Лисичка себе в оправдание и ставила: «Окститесь, граждане! Да рази ж с таким поганым языком засланцы бывают? Была б я шпиёнкой, рази ж не смолчала бы? Не засунула язык, куда положено? А тут душа на волю просится, все что есть в ней срамного и смрадного – под нос вражине вываливаю. Веселая я, безбашенная, противоречивая такая вся из себя!»

Многие верили. Теремковские засомневались было, но она и их живо уработала. Скажет бывало:

  «Мученица я. Страдаю за истину! В глаза бесстыжие правду-матку режу, за это и подозревают меня в неблагонадежности. А за теремковских я хоть сейчас в огонь и в воду! Здесь в Зповеднике многие хотели бы в нашем Теремке подъедаться. Да не на ту напали! Я всегда на страже! Ненавижу вранье завистников и клевету неудачников! Такая я! Простая, прямая и честная, аж самой страшно! Но заводная, вот беда. И очень несчастная. Одинокая…  Лис-то мой в заморские края подался. Не вынес бедняга такой моей неземной чистоты и непорочности.
С тех пор и истерю по ночам, освобождаюсь от излишней праведности. Кто ее оценит в наше-то собачье время? Только вы, друзья мои верные, а уж я вам по гроб преданная!
А что касаемо моей, якобы, двойственной природы, так это лисенок мой неразумный балуется. Как придет из яселек, так к компутеру бежит, озорник.  И пишет мужским голосом разные умности недоразвитым сущностям из Заповедника, пока я кашку ему варю.  Так что врут про меня, что я казачок засланный, клевещут твари безмозглые и бездарные. Не понять им моих лисьих ужимок и волчьих повадок".

Про Лисичку все пока…