Единорог. Часть 2. Глава 1

начало: http://www.proza.ru/2011/06/08/692


Иди, не иди, а всё посреди
Дорога дорогой кончается.
Зови, не зови, но один на один
Два ветра над сердцем встречаются.
Но если ты знаешь по имени свет
Из которого травы, да радуга,
Твой янтарный рассвет стоит впереди
Словно пагода.

                Дорога дорогой кончается.


 - Калк, где ты? Иди сюда! - донёсся до меня встревоженный мамин голос.

          Я подошёл к ней неслышно сзади и легонько боднул в спину. Она вздрогнула, обернулась и обняла меня.
 - Калк, милый, пожалуйста, не убегай сегодня далеко. Что-то у меня неспокойно на сердце, - она отпустила меня и потрепала по голове.

       Мама была необыкновенно хороша в своём коротком лёгком платье, с гладко зачёсанными назад и собранными на затылке в пышный хвост, волосами. Высокая, стройная, темнокожая — она казалась неотъемлемой частью тропического леса и непрекращающегося лета, гостеприимно приютивших нас в трудные времена. 

        Мы с ней уже шесть лет жили в индейской деревне, затерянной в самом центре сельвы Амазонии. Подробно рассказать, как мы туда попали, я не смогу и вот, почему – после встречи с электрическим угрем на мелководье одной из многочисленных лесных речушек, я потерял память. Я уже вовсю ходил, и мама, решив искупаться в реке, ненадолго отвернулась от меня, раздеваясь. Я тоже захотел поплескаться, зашёл в прохладную прозрачную воду и присел, погрузившись по пояс. Всё, что я дальше помню — плосковатая блестящая оливково-коричневая сверху и ярко-оранжевая снизу рыбья голова с широко поставленными изумрудно-зелёными глазами, появившаяся на поверхности воды в паре метров от меня.

           С тех пор в течение нескольких месяцев я каждый день начинал с чистого листа, как новую жизнь. Я не то что не мог вспомнить все свои предыдущие жизни, я не помнил даже того, что было вчера. Поэтому, о некоторых событиях нашей жизни я смогу рассказать только со слов моей матери. Но, для начала, я поведаю о том, что помню сам.

                *****

      Когда мама со мной на руках сбежала из дома, она понимала, на что идёт. Что её будут искать не любящие родители, а беспощадные служители государства, в котором мне посчастливилось родиться.

       Мой отец, рассказывая моей маме обо мне, ещё не родившемся, дал ей понять, что я буду отличаться от других детей. Но в чём будет выражаться это отличие, он не сказал. И когда она обнаружила мой рог, то не сразу вспомнила о его предупреждении. Однако, немного придя в себя, уже после побега из дома, она приняла твёрдое решение исчезнуть из цивилизации хотя бы на несколько лет, пока мне не понадобится получать образование. В том, что я должен обязательно учиться, чтобы выполнить свою миссию, мама не сомневалась ни на секунду. Пока она несла меня через лес, через прерии, вдоль реки и по берегу океана, она всё время разговаривала со мной. Она спланировала нашу жизнь на многие годы вперёд. Она же не могла знать, что в моей памяти хранится вся история не только человечества, но и всей планеты! Впрочем, этого я и сам тогда ещё не знал. Я знал только то, что успел пережить сам в своих прежних жизнях. К тому же, в чём-то она была права – современная жизнь развивалась так стремительно, что учиться, конечно, и мне многому было необходимо. 

           Я слушал её, не обращая внимания на названия городков, ранчо и плантаций, через которые нам пришлось продвигаться - где пешком, где на автобусах, где на попутках. Мама собиралась как можно скорее покинуть Северную Америку и затеряться в сельве Амазонии. К той части её планов, где она говорила, как она думает пересечь всю Колумбию, переправившись при этом через величайшие горные массивы Кордильер, я не вникал. Я тогда не знал географию, не знал довольно сложное социальное устройство общества, в котором оказался на этот раз. Меня интересовало пока только то, что с нами происходит в данный момент, и лишь изредка до моего сознания долетали ничего не говорящие мне слова: Миссисипи, Луизиана, Мексиканский залив, Карибское море. В большом портовом городе Новый Орлеан мама изловчилась сделать себе паспорт на другое имя и мне свидетельство о рождении, которое мы так и не получили дома.

       Она действовала очень просто и эффективно. Обратившись в полицию и оказавшись великолепной актрисой, мама так вдохновенно рыдала о краже всех наших вещей и о сорвавшейся поездке к бабушке в Бразилию, что даже мне хотелось ей верить. Её необыкновенная красота сделала этот спектакль ещё более убедительным. Мама прибавила себе пару лет, представилась самым распространённым женским именем на земле – Марией, а меня сделала на месяц старше. Так, как в каждом большом городе всегда встречаются полные тёзки, нам повезло – в Новом Орлеане нашлось сразу несколько Марий подходящего возраста с недавно родившимися мальчиками. Нам бесплатно выдали документы, и один из молодых полицейских, с самого начала не сводивший с мамы восхищённого взгляда, даже купил нам билеты третьего класса на большой океанский лайнер, ближайшим рейсом отплывающий к берегам Колумбии. Мама клятвенно заверила его, что позвонит, как только доберётся до бабушки, и они обязательно продолжат знакомство. Можно представить удивление этого полицейского, когда он увидит нас рано или поздно в розыске. А в том, что нас будут разыскивать по всей Америке, мама нисколько не сомневалась.   

      Тем не менее, мы благополучно переплыли Карибское море и добрались до Колумбийского порта Картахена, где мама сразу же затерялась в толпе городских улиц. В одном из крохотных кафе на окраине города она уговорила хозяина заведения, чтобы он разрешил ей нелегально недельку подработать у него официанткой. По тому, с какой лёгкостью он согласился, стало ясно, что это было обычным явлением — дешёвая рабочая сила за такой короткий срок вряд ли принесёт ему неприятности с законом, зато обеим сторонам выгодно и удобно! Остановившись здесь же, на втором этаже в крошечной комнатке для прислуги, мы смогли отдохнуть после долгой дороги и осмотреться.

      Несмотря на то, что работы было много, мама умудрилась найти время для того, чтобы выяснить, как лучше всего, а главное - нелегально, попасть в Бразилию. На улице, во время прогулки со мной, она познакомилась с Немекене - молодым индейцем из племени Чибча. Выяснилось, что через пару месяцев он собирался отправиться домой, куда-то в горное селение недалеко от столицы Колумбии Боготы.

          По его словам, его деревня в давние времена стояла на берегу священного озера, в водах которого проходил обряд омовения вождя при получении им власти. На небольшом плоту будущего вождя отвозили на середину озера, осыпали золотым песком, изумрудами и погружали в воду. Там же индейцы приносили дары и жертвы своим богам. И всегда при этом использовалось золото. Можно себе представить, сколько сокровищ, копившихся в течение многих веков, лежало на дне этого озера! Когда белые чужеземцы, захватившие древние земли индейцев, узнали об этом, они попытались достать клад, только индейские боги не отдали свои богатства. После того, как несколько бледнолицых утонуло, пытаясь достать со дна хоть что-нибудь, ими было решено осушить священное озеро. Но, как только из озера отвели воду, дно сразу затвердело, как камень, навсегда похоронив в своих недрах всё, что ему принадлежало. 

            Неменкене мог рассказывать подобные истории часами. Он работал грузчиком в порту и, познакомившись с моей мамой, стал частенько по вечерам захаживать в наше кафе. Узнав, что нам по пути, он с видимым удовольствием согласился сопровождать нас — идти одному в такую даль было неинтересно, а средств на транспорт ни у него, ни у нас не было. Дорога пешком должна была занять не одну неделю пути, но маму вполне устраивал такой расклад. К тому же, Немекене пообещал найти в своём селении проводника для того, чтобы мы с мамой могли дальше продолжить свой путь через горы.

         Только через три месяца мы смогли отправиться в дорогу. С небольшим запасом провизии и новым другом, мы, уже почти не таясь, вышли из Картахены и, по берегу судоходного канала, добралась до Магдалены — главной реки Колумбии. Немекене со знанием дела вёл нас сначала по сильно заболоченной низменности, потом по труднопроходимым лесам долины Магдалены, привычно прорубая густые заросли мачете. Он с воодушевлением рассказывал нам о своём древнем народе, уничтоженном, как и многие другие коренные народы Америки, приплывшими из-за моря конкистадорами. Мама была этому только рада - говорить о себе ей совсем не хотелось. Мне же было интересно всё – и история и современность мне были одинаково важны для познания мира и себя самого. И я слушал, затаив дыхание о том, как здесь, в Андах, в живописной долине с уникальным климатом, на высоте 2600 метров над уровнем моря, куда не заглядывает тропическая жара и высокогорный холод, на равнине, окружённой горными массивами, процветало когда-то государство народа Чибча, или муиски, как они себя ещё называли.

        Империя Чибча занимала значительную часть территории нынешней Колумбии. Центром их владений было высокогорное плато Восточных Кордильер. Их земли были хорошо возделаны, покрыты полями маиса и картофеля. Чибча-муиски строили дома из дерева и камыша, обмазанного глиной, с конической соломенной крышей, иногда увенчанной керамическим сосудом.  В их домах была очень простая обстановка, однако свои деревянные храмы они крыли золотыми пластинками. Муиски сами не добывали золота, а получали его от других племен Чибчей, главным образом от жителей верхней Магдалены и Кауки, в обмен на изумруды, соль и хлопчатобумажные ткани. В обработке золота они достигли большого искусства. Других металлов, кроме меди, которую они сплавляли с золотом, они почти не применяли, а железа совсем не знали. Как и у западных Чибчей, в их святилищах и могильниках было много изумрудов и золотых изделий. Между их городами были проложены хорошие дороги, мощенные каменными плитами; такие же дороги вели к священным озерам. Они промышляли охотой и рыболовством, были искусными ткачами и ювелирами. Именно обилие в этих местах золота и изумрудов и сгубило их древнюю цивилизацию, привлекая сюда всё новые и новые волны кровожадных бледнокожих гостей. А ведь к моменту прихода европейцев территории Чибча составляли более 25 тысяч квадратных километров, а население насчитывало порядка миллиона человек.

        Немекене говорил и говорил, погрузившись, как в транс, в историю своего народа. Рассказывая, он как будто лично переживал случившуюся с его предками трагедию. Он рассказывал с теми же интонациями, с какими сам слышал её от своего деда, а тот — от своего. Из поколения в поколение индейцы племени Чибча устно передавали своим наследникам всю свою гордость за то, что когда-то были хозяевами этой страны. За то, что ей правили могущественные вожди. За великолепие её главного города Муекеты, которую впоследствии испанцы назвали Боготой. И всю свою боль за то, что когда завоеватели впервые появились перед правившим вождём Тискесусе, он принял их за богов и сдался без сопротивления. И за то, что самому Тискесусе пришлось бежать, спасаясь от испанских завоевателей, в одну из горных крепостей, а впоследствии погибнуть в борьбе с испанцами, поняв, что они не имеют никакого отношения к богам.

         Я покачивался в такт маминым шагам у неё за спиной, привязанный большим платком к её спине. На груди этот своеобразный рюкзак был завязан узлом за все четыре конца. Этому маму научил Немекене — именно так носят индейские женщины своих детей, карабкаясь по каменистым горным уступам или продираясь сквозь лесные заросли. Руки обязательно должны оставаться свободными, чтобы прорубать себе дорогу в лесу или цепляться за камни в горах. Я слушал Немекене, и волны восхищения перед человеческим гением и гнева перед человеческой жестокостью разрывали мне сердце.

                ******

           Однажды на рассвете, вскоре после того, как мы снялись с очередного привала, и ещё не совсем проснувшийся Немекене молча и сосредоточенно шёл впереди, прокладывая путь, мама вдруг испугано ойкнула и остановилась:
 - Немекене, что это? - она протянула руку, указывая на огромную серую фигуру, видневшуюся среди буйной растительности и нежных орхидей.
         
          Я уже вполне мог крутить головой и, взглянув в ту же сторону, куда смотрела она, вздрогнул от неожиданности. Немекене оглянулся на мамин возглас и, проследив за её взглядом, сердито нахмурился.
 -  О, Миссис Мария, мы, кажется, немного сбились с пути, - виновато и несколько озадаченно проговорил он. - Я не должен был приводить вас сюда! Это самое древнее и мрачное место на земле! Мы не ходим сюда, хотя это считается священным местом.
 - Что это за статуи, Немекене? - мама уже рассмотрела, что неподвижные фигуры - всего лишь каменные изваяния и успокоилась. - Я хочу посмотреть на них поближе.
    - Нельзя, нельзя, Миссис Мария! - испуганно замахал руками молодой индеец. - Это опасно! Боги отомстят, если их потревожить без надобности!
       
      Меня почему-то внезапно неудержимо повлекло к каменным гигантам, и маме, видимо это каким-то чудом передалось:
 - Чего ты так испугался, Немекене, они же каменные, - засмеялась она. Но от этого смеха индеец пришёл в ещё больший ужас:
 - Нельзя, нельзя здесь веселиться! - Его до сих пор неизменно дружелюбный настрой сменился на почти враждебный:
 - Вы навлечёте на нас гнев богов! - закричал он. - Вы ничего не понимаете! Это же город мёртвых! Его стражи не позволят чужим безнаказанно топтать эту землю! Испанцы уничтожили практически всю нашу древнюю культуру, уничтожили храмы, летописи и мумии, но ничего не смогли сделать с этими статуями! Все, кто приближается к ним, немедленно погибают в мучениях! Только самый уважаемый жрец может безнаказанно подойти к ним! 

      Передавшееся маме моё стремление увидеть исполинов поближе, сделало своё дело. Она молча свернула с прорубленной Немекене тропы и упрямо стала продираться к зловещей серой фигуре. Индеец замер там, где стоял, с ужасом ожидая последствий такого дерзкого поступка своей попутчицы.

      Ничего страшного не произошло. Мама подошла к замеченной ею мрачной фигуре и увидела чуть дальше ещё одну. Потом ещё и ещё. Их было много. Каменные люди и полу-люди, полу-звери, боги и животные отрешённо стояли между толстых пальмовых стволов, покрытых мхом и увитых лианами. На самих статуях тоже кое-где зеленели живые мягкие островки лишайника и мха. Я почувствовал, что от некоторых из них, и правда, явственно излучалась опасность и гипнотическая сила. На большом, гладко обтёсанном камне, почти нетронутом временем, что лежал в густой зелёной траве, я увидел искусную чёрно-красно-жёлто-белую роспись. Моё сердце бешено заколотилось. Так вот что притянуло меня сюда, сбив Немекене с прямого пути.
 
    На камне был изображён я! Прекрасный белый конь с золотым рогом и развевающимися гривой и хвостом теснит испуганную толпу краснокожих людей, над которыми летают чёрные демоны-пороки и злобно ухмыляются друг другу. Демоны держат всю толпу в своём кольце, ухватившись над ней за руки, а толпа мечется с открытыми в отчаянном крике каменными ртами и выпученными глазами. Уже потом я узнал о невероятных по своей сбываемости предсказаниях древних индейцев, но сейчас я был поражён увиденным так, что начал задыхаться. Мама, опять каким-то десятым чувством уловив моё состояние, быстро вернулась к Немекене. Видя, как я побледнел и обмяк, индеец испугался ещё больше:
 - Ты видишь, Миссис Мария, видишь! Посмотри на своего ребёнка! Боги могут забрать его у тебя за твоё любопытство!   
       
       Однако я уже успокоился, и мама, чувствуя, что всё идёт так, как надо, миролюбиво произнесла:
 - Ну, прости меня, Немекене! Ты же сам говоришь, что это место не простое. Боги сами позвали меня, и потом отпустили. Видишь, всё в порядке. Пошли скорее отсюда. 
      
         И она, как ни в чём не бывало, непринуждённо подтолкнула нашего проводника ладонью в плечо, предлагая идти дальше. Он с нескрываемой радостью и утроенной силой бросился прорубать нам путь вперёд, прочь от этого страшного, на его взгляд, места.

         Чем выше мы поднимались, тем более бурной и быстроводной становилась река. Выше приморской низменности долина Магдалены сузилась, стесненная подступающими к ней северными отрогами высоких гор с сияющими своей белизной шапками вечных снегов. Горы вплотную подступили и к восточному берегу Магдалены. Перед нами открылись живописные пороги. Грохот водопадов заглушал пение птиц и наши голоса. Немекене, после происшествия с каменными идолами, надолго замолчал.

         К родному селению Немекене мы подошли поздним вечером. Это была небольшая, в несколько домов, деревня, спрятавшая от цивилизации и назойливых туристов в древнеозёрной котловине, расчищенной от леса. Солнце давно скрылось за рваными горными вершинами. В воздухе звучал оглушительный хор лягушек, цикад, всего огромного количества насекомых, многих из которых невозможно встретить больше нигде в мире. Семья Немекене любезно приютила нас на ночь, и мама, из последних сил покормив меня, мгновенно уснула. А я лежал рядом и чувствовал такую древнюю мощь этих мест, что дух захватывало! Наконец и я погрузился в сон.

             Мне приснился прекрасный город, высеченный прямо в горной породе, его невысокие, черноволосые, смуглые жители. Я шёл по узким улицам, заходил беспрепятственно в дома, а они жили своей обычной жизнью, с её радостями и заботами и меня будто не замечали.


         Вот я оказался в полумраке и прохладе огромного, богато убранного храмового зала. Здесь находились совсем другие люди — очень высокие, с белыми как снег волосами. Их лица прикрывали гладкие маски с жуткими бездонно-чёрными квадратами глаз. Из отверстия в масках, там, где должен быть рот, тянулись по две трубки, уходящие за спину. Носа совсем не было.

         Одеты они были, в отличие от полуобнажённых жителей города, коптящихся на жарком солнце снаружи, в сплошные блестящие комбинезоны, скрывавшие даже кисти рук и ступни ног. Их было немного — человек восемь. Один их них, очевидно правитель, с особыми знаками отличия в виде высокого, украшенного золотыми пластинами и крупными изумрудами колпака на голове и золотой маски, в то время как у остальных маски были из белого металла, сидел на высоком золотом троне. За троном ссутулился один из жителей города - сухощавый старый индеец в расшитых замысловатым орнаментом ритуальных одеждах. По-видимому, это был верховный жрец.

              Мне показался удивительно знакомым стоящий рядом с ним высокий статный человек с необычайно синими глазами и золотистыми, как у меня волосами. При этом я был уверен, что никогда раньше его не видел! Он, нагнувшись к низкорослому жрецу, что-то тихо шептал ему на ухо. Жрец внимательно слушал и хмуро посматривал на правителя, который в это время на непонятном для них обоих языке отдавал команды своим воинам, стоящим перед троном. Воины, перепоясанные ремнями с висящими на них какими-то жезлами, скорее всего - оружием, низко поклонились ему и направились в сторону жреца и его советчика. За масками не было видно выражение их лиц, если у них действительно были лица, но их жесты не сулили этим двоим ничего хорошего. До меня донеслось едва слышное:
- Пора, шеке! - и синеглазый человек выпрямился.
- Да, Сугамукси! - кивнул старик.

       И вдруг тот, кто особо привлек моё внимание, исчез! Воины в замешательстве остановились, и жрец, воспользовавшись паузой, мгновенно скрылся, выскользнув в неприметную потайную дверь прямо у себя за спиной. Да, я не мог ошибиться — жрец вышел в дверь, а вот тот, другой - именно исчез. И тут меня осенило — это же был мой отец! Ну конечно, всё сходится и по описанию его внешности, и по способности исчезать. От волнения я даже проснулся, к большому моему сожалению, так и не узнав, что же там дальше произошло. Я был уверен, что это не просто сон, а какой-то знак, но какой?

         Впрочем, наступившее утро уже давно подняло всех местных жителей на ноги. Моя мама, Немекене и члены его семьи сидели за столом и о чём-то оживлено разговаривали. Отец нашего друга и два его брата, пытались что-то объяснить гостье, подкрепляя слова жестами, а мама сосредоточенно слушала и даже что-то помечала на карте, купленной ещё в Картахене. В пути Немекене учил нас своему языку, и я быстро научился понимать его.  Мама, конечно, не настолько преуспела в этом, как я, но тоже уже могла вникать в речь  наших гостеприимных друзей, и даже отвечать им. Хозяйка дома, мама Немекене, что-то подавала на стол, что-то убирала, а я смотрел на эту картину и чувствовал, что оказался здесь не случайно, что совсем скоро должно произойти нечто очень важное, что во многом определит нашу дальнейшую судьбу. Я тихо лежал с открытыми глазами и ждал.

        В разгар завтрака в дверь настойчиво постучали, и в комнату вошёл очень старый седой индеец в праздничной национальной одежде. Моё сердце замерло — вот оно, то, чего я ждал - началось. Я это понял по тому, что мне показалась знакомой его одежда. Я видел нечто такое совсем недавно. На секунду я прикрыл глаза и перед моим мысленным взором тут же предстал жрец из сна. На нём было точно такое же одеяние. Я опять открыл глаза и стал внимательно наблюдать за происходящим в комнате.

       Хозяева дома испуганно замерли. Непрошеный гость, по-видимому, был не простым человеком в селении. Его бледно-коричневое лицо, изъеденное глубокими морщинами, напоминало сухую потрескавшуюся землю. Глаза, лишённые от старости ресниц, придирчиво осмотрели каждый угол помещения и, наконец, остановились на мне. Старик подошёл к кровати, на которой я лежал, и на некоторое время застыл, вглядываясь мне в глаза. Потом, как-то облегчённо и одновременно обречённо вздохнул, молча поклонился мне и повернулся к сидящим за столом. Я обратил внимание, что с того момента, как этот странный человек переступил порог приютившего нас дома, его хозяева ни разу даже не пошевелились. Да и моя мама, далёкая и от мистики и от религии, замерла с приоткрытым ртом, остановившись на полуслове.

 - Мичуа! - Торжественно обратился тем временем старик к хозяину дома, опустив традиционное приветствие. - В твой дом явился тот, кого я давно жду. Я пришёл исполнить свой долг, и ты не можешь мне помешать.

        Мичуа, отец Немекене, наконец, обрёл дар речи:
 - Достопочтенный шеке, ты ставишь меня в неудобное положение, - возразил он своему высокопоставленному гостю, что уже являлось неслыханной дерзостью, судя по изумлённым взглядам его жены и сыновей. - Эта женщина и её дочь — мои гости, и я обязан защитить их. Ты не можешь командовать мной в моём доме.

        Однако старик лишь усмехнулся:
 - Друг Мичуа! В отличие от тебя, я способен отличить белого жеребца от чёрной кобылы, даже если никто другой этого не видит. Твои гости шли ко мне, сами не догадываясь об этом. Впрочем, нет. Он знает! - загадочно закончил свою речь шеке, указывая на меня. - Да не волнуйся ты так, я им друг, а не враг. Скажи, пусть собираются скорее и выходят. У меня осталось мало времени и сил, а путь предстоит не близкий. Буду ждать около своего дома, поторопитесь.
 
        И он вышел. Только теперь все, кто находился в комнате, вздохнули полной грудью и зашевелились.
  - Кто это? - спросила мама. Я поразился тому, что в её голосе не было ни страха, ни даже удивления.
 - Этот человек — шеке, верховный жрец. Он должен проводить древнейшие обряды, - озадаченно ответил Мичуа. - Но наш народ их не проводит уже много десятилетий. Даже я не помню ни одного. Но, он, очевидно, чего-то ждёт, как ждал его предшественник, перед смертью обучая его. И до него так было. Он почти не показывается на людях, всё необходимое по традиции, ему приносит младший сын его сестры. Говорят, он владеет страшной тайной и умеет повелевать стихиями. Мы его побаиваемся, хотя он ни разу никому не навредил. Но то, что он пришёл сегодня сюда — это почти чудо. Не бойтесь его, Миссис Мария, он знает, что делает. Раз он сказал, значит так надо. Хотя я не понял, причём здесь белый конь и чёрная кобыла.

         Но мама как раз это-то поняла очень хорошо. Когда Немекене перевёл разговор отца с приходившим стариком, и последующий комментарий Мичуа, она сразу вспомнила слова моего отца — друзья будут узнавать меня, где бы меня ни встретили. Старый индеец увидел, что я мальчик, а не девочка, за кого она меня выдавала. Понял, не увидев мою особенность, понял, не услышав даже имени. Понял, просто заглянув мне в глаза. А ведь мне ещё не исполнилось и полгода. Согласитесь, простому человеку почти невозможно определить пол ребёнка такого возраста, если он закутан с ног до головы. И мама, быстро собравшись, бесстрашно пошла за своей, вернее - моей, судьбой, не раздумывая над её загадками.

         Собирать нам было особо нечего. Она опять привязала меня к своей спине, поблагодарила Немекене и его родных за приют и участие и вышла навстречу неизвестности. Хозяйка дома наспех собрала нам в дорогу нехитрый узелок снеди — несколько небольших кукурузных лепёшек, картофелин и фляжку воды.

         Шеке ждал нас на окраине селения. Как только мама поравнялась с ним, он повернулся к нам спиной, давая понять, чтобы мы следовали за ним, и скрылся в густых лесных зарослях. Присмотревшись, мама увидела, что мы идём по едва заметной, тропе, совсем неутоптанной, будто здесь ходит только один человек, да и то нечасто. Трава почти не была примята, но листья, ветви и верёвки лиан на всём протяжении нашего пути, пока мы шли лесом, разомкнули свои ряды. Даже я заметил, что их регулярно прорубают.

       Старик шёл молча, по-видимому, экономя силы. Однако двигался он довольно быстро, так, что даже моя молодая и длинноногая мама едва поспевала за ним. Зелёные стены леса с яркими вкраплениями цветов, плодов, а также крикливых попугаев и бабочек, узким тоннелем проходили мимо моих глаз. Час за часом, без остановок, мы шли сначала по лесу, потом по каменистому склону, потом карабкались почти по отвесным скалам. Неутомимость старика поражала. Конечно, привычка имеет большое значение, но ему было, наверное, лет сто, если не больше, а он всё шёл и шёл, и мама со мной на спине старалась не отставать, задыхаясь на этой жаре, где пропитанный влагой лесной воздух не насыщал кислородом, а, скорее, забивал лёгкие. На высоте, когда лес закончился, влажность уступила место недостатку кислорода, что совсем не облегчило нам с ней жизнь.

        Но вот узкая прямая спина старого индейца перед моими глазами замерла. Наконец-то он остановился! Пока мама пыталась восстановить дыхание, я осмотрелся по сторонам и вдруг узнал знакомые очертания улиц каменного города из моего сна.

        Между тем, шеке прошёл немного вперёд по узкой улочке перед вырубленными прямо в горе домами и остановился возле широких, распахнутых настежь в зияющую черноту, ворот. Оттуда повеяло пронизывающим холодом. А ещё я ощутил какую-то чуждую энергию. Она доносилась довольно слабо, но была столь опасна, что я завозился и захныкал у мамы за спиной. Каждой клеточкой своего маленького тела я почувствовал, что туда идти нельзя, но говорить я ещё не мог. 

        Шеке обернулся, встретился со мной взглядом и покачал головой:
 - Не пугайся, Сугамукси, мы туда не пойдём! Давайте присядем вот здесь, на камне. Пока светит солнце, мы не замёрзнем, а потом укроемся в одном из домов. Я знаю, где тепло, сухо, есть одежда и еда. Завтра за вами придёт другой шеке, а я, наконец, обрету покой.   
               
         Мы с мамой почему-то сразу поняли, о каком покое он говорит, но она ничего не сказала в ответ. Да и что тут скажешь? Мы присели на большой плоский валун. Старик молча смотрел, как мама достаёт из котомки две небольшие кукурузные лепёшки, две картошки, флягу с водой и раскладывает всё это на камне. Они поели, не сказав при этом друг другу ни слова. Потом мама покормила меня грудью и посадила к себе на колени, слегка придерживая под руки. И шеке заговорил, обращаясь исключительно ко мне и глядя мне в глаза:

 - Сугамукси! Я ждал тебя всю свою жизнь, как ждал до меня другой шеке, а до него — другой. Мне посчастливилось — именно мне выпала честь встретить тебя. И я этому очень рад. Но то, что я должен передать тебе, меня не радует, как не обрадует и тебя. Того прохода в твой мир, которым пользовался прежний Сугамукси, больше нет. Чибчакум уничтожил его, когда понял, что Сугамукси и шеке, жившие при нём в давние-давние времена, не хотят ему подчиняться. Вам придётся отправиться дальше на восток. Там, за океаном, на вершине священной горы, покрытой шапкой вечных снегов, где живут люди с жёлтой кожей и узкими глазами, где не растёт даже лишайник и летают только стервятники, есть другой вход в твой мир. Так говорил прежний Сугамукси — твой отец. Всё, что я смогу для тебя сделать — это дать проводника, чтобы вы смогли преодолеть Восточные горы и добраться до наших друзей в Амазонии. - Он встал передо мной и склонил свою седую голову в знак своей печали.

        К сожалению, я ничего не мог ответить ему, но старому шеке это было и не нужно. Между нами установилась прочная связь какого-то другого порядка, и он знал, что я понял каждое произнесённое им слово. Однако моя мама ещё не освоила чужой ей язык, и у неё возникли кое-какие вопросы. Пока жрец говорил, она слушала, не проронив ни звука. Но когда он замолчал, мама всё же осмелилась обратиться к суровому старику, старательно вспоминая нужные слова:
 - Дедушка! Можно, я Вас так буду называть, я ведь ничего не понимаю в ваших обычаях!
           Шеке посмотрел на неё так, будто только сейчас увидел. Но маму это нисколько не смутило:
  - Наверное, мой сын понял всё, о чём Вы сейчас говорили. Но, может быть, он чего-то не знает из истории вашего народа. У него нет пока возможности задавать вопросы, и я должна это сделать за него. Пожалуйста, расскажите, кто такие эти Сугамукси и Чибчакум? Что у вас произошло? И когда? При чём здесь мой Калк? Какое он имеет отношение к делам вашего народа?

           Она боялась, что старый индеец не дослушает или не захочет разговаривать с ней. Но он на несколько минут задумался и кивнул ей:
 - Ты права, женщина. Калк знает всё, но это знание откроется ему позже, а до тех пор то, что я скажу сейчас, может ему пригодиться.

         Он опять сел, прислонившись спиной к каменной стене, уронив голову на грудь и закрыв глаза. Потом он начал говорить, не открывая глаз и почти не шевеля губами. Его голос стал монотонным и отстранённым, как будто он рассказывал о том, что наблюдает со стороны и его самого это совсем не касается:

 - Мой народ жил здесь, на высокогорном плато, с незапамятных времён. Именно здесь, в горах, а не в труднопроходимых лесах с такой чудовищной влажностью, что можно задохнуться, стоит пробежать несколько шагов. Впрочем, это дело привычки, люди лесных племён, например, не могли дышать разреженным воздухом гор. Но, я отвлёкся.

       Мои предки-муиски были трудолюбивыми земледельцами и ловкими охотниками. Они жили в бессчётных уютных городах, соединённых каменными дорогами. Они поклонялись разным богам, представляющим солнце, определенную реку, горную вершину, звезду или Луну. Но центральное место в нашей религии занимало солнце, как источник плодородия. Ему даже приносили в жертву животных, но никогда — людей.

         Однажды с востока к муискам пришел бог Бочика, у которого, по преданию, были ярко-голубые глаза, белая кожа, светлые волосы, длинные усы и борода. Бочика, бог воинов и правителей, учил муисков добру, взаимному уважению и любви. Он учил муисков лечить, резать из камня статуи и отливать из золота красивые украшения. Вместе с ним пришли и другие добрые боги. Они умели превращаться в животных. Ещё они умели заглядывать в прошлое и будущее. Они вступали в брак с простыми людьми и так продолжали свой род. Они умели исчезать, поэтому их называли Сугамукси — то есть тот, кто превращается в невидимку. Это был расцвет нашей культуры.
 
           А потом появился другой бог — злой Чибчакум. Бочика предупреждал об его появлении, о том, что он принесёт много бед нашему народу. Бочика смог подготовить верховных жрецов — шеке к обряду перехода будущих Сугамукси в их мир. Здесь, в Андах, был один из входов в другое пространство, в котором обитают все Сугамукси. Бочика говорил, что когда-нибудь придёт особый Сугамукси, который спасёт и наш народ, и других людей от зла, что принесёт с собой Чибчакум. Одно из главных бед, по словам Бочики, была очень заразная болезнь, угрожающая исчезновению и вида людей и вида Сугамукси — болезнь, уничтожающая иммунитет человека. И это не самое страшное. Одна из разновидностей этого вируса будет убивать всё человеческое в душах людей. Бочика предупреждал, чтобы муиски не вступали в браки со злыми богами, которых приведёт Чибчакум, потому что эта болезнь передаётся через кровь и супружескую близость и поражает будущих детей, рождённых в таком браке.

         Но, когда его слова сбылись, и Чибчакум спустился к нам с неба на огнедышащем железном звере вместе с другими злыми богами, он не стал спрашивать нашего разрешения ни на браки с ними, ни на что другое. Правда, вместо того, чтобы жениться на наших девушках, как это делали Сугамукси, Чибчакум брал самых красивых наших женщин в качестве жертв. Он забирал себе их кровь, а им переливал свою. Не знаю, зачем это ему было нужно, но женщины умирали в страшных мучениях. А потом он стал брать для этих целей и детей. Мы никак не могли это изменить. У новых богов было оружие в виде небольших палок, из которых вылетал огненный шар и сжигал на месте любого, на кого была направлена палка. Мы разговаривали с ними, стоя к ним спиной, и самым страшным наказанием было повернуться лицом и заглянуть в их ужасные бездонно-чёрные глаза. Взгляд злых богов сводил людей с ума.   

         Новые боги прогнали добрых Бочику и Сугамукси и стали править нашим народом с невиданной жестокостью. Чибчакума очень интересовало золото, которого было несметное количество в наших горах. Нас заставляли работать на золотых рудниках сутками напролёт. Но они научили муисков создавать ювелирные изделия из золота, и наши золотых дел мастера прославились, как искусные ремесленники. Ещё они научили нас торговать с другими народами, используя золотые пластинки. Наша империя стала невероятно могущественной, но наш народ стонал от невыносимо тяжёлой жизни. Правда, Чубчакум разрешил шеке проводить ритуал встречи и проводов Сугамукси, которому их научил Бочика.  Это было очень важно для того, чтобы сохранить всю церемонию в памяти шеке для будущего. Чубчакум даже не убил одного из Сигамукси, когда тот осмелился появиться перед ним. Мне не понятно, почему Чубчакум так поступил, но это было его ошибкой.
             
           Новый Сугамукси многое открыл шеке о Чубчакуме и его помощниках. Он сказал, что они – двуполые, что утратили способность к воспроизведению себе подобных, зато научились передавать другим видам свои гены, свои знания и что-то там ещё, кажется, он назвал это «технологии».  Ещё он научил служившего тогда шеке, как прогнать Чубчакума.

            Но, незадолго до того, как их план должен был осуществиться, Чубчакум узнал о нём и приказал казнить обоих. Чудесным образом тогда спаслись Сугамукси и шеке, но Чубчакум выяснил, где находится проход в мир Сугамукси и вот тогда-то и уничтожил этот проход.
 
       А потом  Чибчакум объявил, что покидает нас, но обязательно вернётся. Он посадил на трон императора — сипу, подготовил верховного жреца, чтобы тот исполнял все обряды и ритуалы, которые проводились при нём самом – божестве, спустившемся с небес. Так же, в память о себе он заставил муисков вырезать в скалах свои изображения. Ещё он оставил священную книгу. Тот, кто научится её читать, сможет лечить все болезни, сможет постичь тайны Чибчакума и возвыситься до него. Муиски свято исполняли всё, что было велено, совершали кровавые жертвоприношения, разговаривали с сипу, только повернувшись к нему спиной и стоя на коленях, прежде чем похоронить умерших императоров и верховных жрецов, бальзамировали их, как учил Чибчакум, и обивали гроб листовым золотом. Вместе с императором уходили их жизни его многочисленные жёны и рабы. С тех пор родословная всех наших семей ведётся по материнской линии и сан жреца и императора тоже передаётся по материнской линии. Мы сделали всё так, как велел нам Чибчакум.

       Только книгу мы не смогли сохранить. Пришедшие вскоре после отлёта Чибчакума бледнолицые иноземцы, ещё более жестокие, чем злые боги, ради золота почти полностью истребив наш народ и уничтожив нашу культуру, забрали её с собой. Но, вместе с книгой и золотом, они взяли с собой и страшную болезнь, принесённую в наш мир Чибчакумом — вирус, убивающий иммунитет человека и человеческую душу.

          С тех пор остатки нашего народа прячутся в лесах, в ущельях гор и на их вершинах — там, где бледнолицым завоевателям жить неудобно, или куда они не могут добраться. В последнее время жить стало намного легче — белые перестали преследовать нас, но память слишком отчётливо хранит все ужасы прошлого, заставляя нас сторониться чужих. Но тебя, маленький Сугамукси, мы ждали! Уже много поколений шеке передают друг другу послание предыдущего Сугамукси — твоего отца, для того, кто придёт восстановить справедливость и очистить мир от пороков, - закончил старик свой длинный монолог, глядя на меня с такой несокрушимой верой, что я заворочался на руках мамы, пытаясь уйти от этого взгляда. Я ещё не был готов к своей миссии настолько, чтобы выдержать тяжкий груз будущей ответственности.

            Однако, старик всё понимал. Он устало покачал головой:
 - Ты ещё очень мал, Сугамукси, но я знаю - ты справишься. Я последний шеке-муиск, я не подготовил преемника. Я передам тебя шеке-тайрону, который переведёт вас через Восточную гору и поможет выжить в сельве, пока ты, Сугамукси, не войдёшь в силу. А я смогу, наконец, с чувством выполненного долга отправиться к предкам. Может быть, я встречусь там с Бочикой, и он скажет мне, правильно ли я всё сделал.
         
           Он встал со своего камня и жестом показал маме, чтобы она шла за ним. Солнце уже скрылось, и вечерняя прохлада заставляла маму поёживаться. Я прижался к ней, чтобы согреть её, да и самому согреться. Мы вошли в одну из пещер и обнаружили в углу кучу сухой душистой травы. Часть этого сена старый шеке взял себе и отнёс в другой угол. Мама со мной присела на оставшийся ворох. Она достала из котомки флягу с водой, напилась сама и поделилась с индейцем. Потом мы улеглись на свою пружинистую подстилку и проспали до утра. Мы так устали, что, по-моему, за всю ночь даже ни разу не пошевелились.

     продолжение: http://www.proza.ru/2012/05/14/764