ПАПА
глава из неоконченной повести.
Самому дорогому человеку - папе посвящаю.
Мой папа, Александр Владимирович Романов, родился в 1893 году в Петроградской губернии, Петергофском уезде Медушинской волости, в деревне Слепино, которая находится на реке Вруда. Там прошло его детства и обучение в церковно - приходской школе. Папа рано осиротел, его отец трагически погиб, поэтому после окончания начальных классов он был зачислен воспитанником в Офицерскую стрелковую школу в Ораниенбауме.
С 1904 года по 1912 год город Ораниенбаум стал местом учебы и службы.
Рамбов-народное название Ораниенбаума, дворцовой слободы, получившей статус города в 1780 году.
В 1896 году в нем проживало около пяти тысяч жителей, к 1917 году население выросло до 7 тысяч.
Горожане жили, главным образом, за счет сдачи комнат офицерам гарнизона и дачникам из Петербурга и Кронштадта.
В городе было две школы, приходское и городское училища, больница, богодельня, детский приют, четыре церкви, около двадцати трактиров, библиотека при обществе трезвости, синематограф и летний театр.
В Рамбов приезжало много крестьян из округи продать на рынке товары, купить необходимое, приезжали погулять из Кронштадта рабочие мастерских и доков, матросы.
Здесь же стоял армейский пехотный полк.
В городе был хороший рынок, много дешовой свежей рыбы, ягод, грибов.
За Рамбовом тогда были непроходимые леса, а в самом городе жило много рыбаков.
Дальше Ораниенбаума были дачные места, но добраться до них было трудно, поэтому жили там еденицы. Железная дорога в городе кончалась, но от Рамбова шла крепостная железная дорога, которая обслуживала форты и батареи.
Был в городе и чудесный ораниенбаумский парк, переходящий в большой лес. Незадолго до войны 1914 года было начато строительство первой в России электрифицированной железной дороги от Петергофа до Ораниенбаума.
Папина бабушка жила в Кронштадте и по выходным он навещал её.
У бабушки была своя школа-парикмахерская.
Бабушка и папина мама погибли в годы войны и похоронены в братской могиле на городском кладбище города.
Своих бабушку и прабабушку я никогда не видела.
В этом году, когда я редактирую эти страницы, написанные около двух лет назад, папе исполнилось бы 118.
Но вот уже почти 36 лет моей жизни он только в памяти и сердце. Бережно храню его письма и фотографии, но жалею о том, что не осталось какой нибудь его любимой вещицы, которую можно было бы потрогать, ощутить.
Светлый образ его помню всегда, часто смотрю на его портреты, где он молодой и такой красивый, его задумчивые глаза как будто спрашивают - "Ну как ты живешь, Ириша?"
А я мысленно отвечаю- "Папа, благодарна тебе за всё, что ты успел дать мне".
И только иногда задумываюсь- как же много успел и как жаль, что так мало был рядом.
Первые мои самые ранние воспоминания из детства с годами стираются из памяти, остались неясные обрывки, но одно целое складывается совершенно чётко - папа был всегда с нами. Все 17 лет-с детского сада, куда уходят первые воспоминания и до окончания школы.
Осталась одна детская фотография с папой, где нам по три года, тот момент уже помню хорошо, папа подсадил нас на калитку и фотограф сделал снимок.
В тот день были похороны старого деда Архипа, жившего на Зуевой горе.
Когда прошла машина с людьми, провожавшими его, папа сказал, что сейчас нас будут фотографировать, поэтому и фотограф оказался рядом на улице по этому случаю.
В начале 60-х завод, где папа работал директором, закрылся, но хорошо помню заводской магазин и клуб, или "красный уголок", как его все называли. Туда мы с сёстрами ходили в кино, вернее они нас, близняшек, таскали туда «на кацелках», как мы говорили, или просто на закорках, еще понятнее-на спине, усаживали на колени, а мы послушно сидели весь сеанс. В красном уголке отмечали и Новый год, в зале ставили большую ёлку. Потом клуб закрыли, он стоял уже у самого края карьера, а новый магазин построили в начале улицы.
Самые ранние кусочки воспоминаний - завод, прямая улица к нему, утром и вечером рабочие идут мимо нашего дома на работу и обратно…
Еще один эпизод-у нас дома гости и праздничное застолье, я подхожу к папе и прошу дать попробовать красного вина, я ещё не понимаю, что детям это нельзя, но раз стоит на столе и всем вкусно-значит и я хочу. Делаю совсем маленький глоточек, папа сказал, что красное вино полезно, но совсем чуть-чуть, он не отогнал меня, не отругал, я сама тихонько отошла от стола.
К 1967 году от завода не осталось ничего, одна высокая труба одиноко стояла над кирпичными руинами, но, в конце концов, и её взорвали.
К тому времени мне было уже десять лет и я уже делала самостоятельно снимки фотоаппаратом старшей сестры, поэтому и есть у меня много снимков тех лет.
А фотографию завода нашла лет двенадцать назад в одной финской книге о нашем городе, это, пожалуй, единственный снимок старого финского кирпичного завода, где папа да выхода на пенсию почти лет десять работал директором.
Наше маленькое местечко называлось Риеккала, но все жители называли его Кирпичный, вот там и прошло мое детство.
Детский сад, где заведующей работала мама, находился метрах в ста от дома.
Туда мы с сестрой пошли, когда доросли до трех лет.
Папа покупал много книг, мама заказывала огоньковские подписные издания и в наши школьные годы дома была своя неплохая библиотека. Папа читал всегда.
Я никогда не видела его без книги или газеты. Очень любил Чехова, русскую классику, военные мемуары. Для нас выписывалось около двадцати наименований различных газет и журналов, привычка читать каждую свободную минуту и, особенно, перед сном, осталась с детства. Папа как-то ненавязчиво подсовывал нам интересные статьи и даже подчеркивал нужные места, или, вычитав что-нибудь важное в своих газетах, зачитывал нам вслух.
Глядя на него, мы тоже все свободное время читали.
Любовь к чтению и книгам от родителей.
Из семьи.
Помню свою самую любимую книжку - сказки финского писателя Топелиуса- "Сильверст и Сильвия", "Сампо-лапаренок", папа читал мне их вслух, пока я неожиданно для всех не взяла в руки книгу Виталия Бианки и не стала читать по слогам.
С этой книги все и началось…потом была "Калевала" с прекрасными иллюстрациями и страшными историями, а "Волшебник изумрудного города" уже читала вслух в детском саду детям.
Первый журнал, который папа выписал для нас, был, конечно, "Мурзилка", потом были "Костёр" и "Пионер", газета "Пионерская правда".
Когда мы "выросли" из пионерского возраста, для нас выписывали "Комсомольскую правду", "Советский спорт", "Литературную газету" и "Неделю", "Техника-молодежи" и "Кругозор", "Вокруг света", "Наука и жизнь", "Огонёк", все центральные газеты и местную "Красное знамя" , толстые журналы "Москва" и "Октябрь" папа выписывал для себя, каждый день почтальонка тетя Нина приносила нам львиную долю всего содержимого своей сумки.
Для мамы выписывали "Работницу", "Крестьянку" и "Здоровье".
Газеты стоили 2-3-5 копеек, журналы 30-50 копеек, и годовые подписки не сильно выбивали родителей из бюджета, а нам доставляли много радости.
В общем, в плане домашнего образования, мы получили от родителей максимально всё, что было в те годы возможно в нашей карельской тмутаракани, куда родители приехали с Дальнего востока.
Зимы моего детства были снежные и морозные, поэтому лыжи, санки, коньки, лазания по сугробам, прыжки с крыш были обычным делом.
Иногда сугробы были выше заборов, а дорожку к дому заметало так, что приходилось прорывать траншею. Папа был уже совсем старенький, поэтому многие посильные работы по дому мы с удовольствием делали сами.
Одна такая обязанность была - топить баню. Баня была общая на всю нашу улицу, пользовалось ею семей десять, а находилась она за детским садом, прямо по дорожке- метров двести от дома. Зимой мы укладывали дрова на санки, везли их по узкой дорожке, помогали папе натаскать воды из колодца, натопить баню и вечером, возвращаясь, докладывали, что не плакали, когда мама мыла голову, а папа хвалил за стойкость и терпение, а ещё за смелость-ведь вечером из бани мы возвращались одни, мама, намыв нас, оставалась еще на часик.
Особенно я любила конец зимы, когда снег превращался в толстую корку наста и было так непонятно- как так он держит и нас, и санки, мы прыгали, проверяя его на прочность, но он не проваливался, такие явления природы остались далеко в детстве, а папа рассказывал, почему образуется наст именно в это время года.
Весной, когда все вокруг дома начинало зеленеть и цвести, все окрестности наполнялись пением птиц. Папа всегда говорил- «Вот, вот, сейчас соловей поёт, слушайте!»
Он показывал рукой на дерево, потом на другое, потом соловьиные трели раздавались совсем близко, начиналась перекличка, соревнование певчих - кто громче и мы втроём слушали соловьиные концерты. Никогда больше таких моментов в жизни не было, все осталось в далеком детстве. Только соловьиное пение всегда щемит душу...
В первый класс нас отвел папа. Помню себя в коричневом школьном платье, белом фартучке и белых чехословацких ботиночках. Мама купила тогда нам всё самое лучшее. Папа держал нас обоих за руки, или это мы за него держались. Было лёгкое чувство неизвестности.
Школа была большая, в некоторые годы училось около тысячи учеников, было три- А,Б и В- первых класса, мы попали в "В".
Торжественная линейка проходила на спортивной площадке возле школы, собралось очень много учеников и родителей.
Когда мы подошли к своей учительнице, ребята, все хором, стали спрашивать -"Это что, ваш дедушка?" Папе тогда уже было за семьдесят, но на этот счёт я сильно не задумывалась. Помню, что мы с гордостью ответили -"Нет, это наш папа".
Хотя то, что папа уже такой старый, я ощущала всегда, еще будучи совсем ребёнком, я часто просыпалась ночью и прислушивалась - дышит ли папа, уже тогда я боялась, что папа может умереть. Я слушала его ровное дыхание, и только убедившись, что всё в порядке, спокойно засыпала.
Пожалуй, самое острое воспоминание детства и вот это ощущение страха за жизнь близкого человека, осталось оттуда.
Папа часто болел и тогда мы с сестрой ухаживали за ним, приносили ему свежие газеты, лекарства, наливали чай и ставили возле кровати, а когда он ложился в больницу, подлечиться, как он говорил, навещали его.
Он выходил к нам из палаты в больничной пижаме, пропахший лекарствами и особым больничным запахом, который я с детства не любила.
Мы садились в какой-нибудь тихий уголок и папа расспрашивал нас обо всём, старался бодриться и успокаивал, что скоро поправится.
В последние годы он ходил с тросточкой, часто останавливался отдышаться и передохнуть.
Особенно трудно он преодолевал расстояние от конечной остановки автобуса до дома, поэтому часто ездил по своим делам на попутной машине, а возвращался домой на такси.
Когда я болела, лучшей сиделки, чем папа, не было. Он готовил для меня всё самое вкусное и исполняя мои капризы, подавал в постель кашку и сдобные булочки, по нескольку раз в день ставил градусник, давал лекарства, он вообще любил точность и порядок во всём.
А потом подсаживался на краешек кровати, поправлял одеяло, трогал лоб и
с радостью говорил, что температура спала, но нужно еще денёк полежать.
А я любовалась папиными руками, они были такие красивые, сильные, загорелые и очень благородные, ногти всегда ровно подстрижены, это осталось с детства - красивые и очень благородные папины руки.
Все десять школьных лет папа встречал нас из школы, приготовив вкусный обед по заказу, а повар, надо сказать, он был отменный. Зная наш привередливый вкус - мы не ели ничего жирного, ничего, приготовленного на свином сале или шкварках, он всегда заранее спрашивал, что бы мы хотели. У него получалось всё - и вкуснейший борщ, и щи, и гороховый суп, а грибной суп я до сих пор готовлю по его рецепту.
Папа всегда украшал свои кулинарные шедевры зеленью с огорода, в гороховый суп добавлял стручки гороха, они аппетитно плавали на поверхности, а петрушка, укроп и зеленый лук дополняли картину, супчики выглядели так вкусно, что я до сих пор многие его секреты применяю в своей кухне.
Особенно часто мы просили его приготовить картошку «фри» или грибную «жарёху», папа готовил по своему рецепту и получалась все необыкновенного вкуса, любили мы эти блюда безумно, и еще по той простой причине, что есть жареное и с поджарками мама нам запрещала, борясь за здоровое питание и руководствуясь книгой «О вкусной и здоровой пище», картинки которой мы так любили рассматривать.
Часто зимой, придя со школы, мы забирались на русскую печь-лежанку - к нашему приходу она всегда была горячая, а к папе приходили гости, рассаживались за столом на кухне и папа начинал рассказывать им свои истории из жизни. Рассказчик он был интересный, времена описывал старые, до и после революционные, военные и блокадные, мы заслушивались, сидя на печке за стенкой, а мужики сидели тихо и внимали за бутылочкой вина. Все посиделки должны были закончится до прихода с работы мамы. Надо отдать должное- папу я никогда не видела пьяным, хотя вино и коньяк он любил и ценил, а выпить мог совсем немного, или добавить в чай для вкуса. Чай он пил всегда со стакана с подстаканником, добавляя дольку лимона или яблока, вкус чая всегда был особенный и частенько я пила из его стакана остывший и ароматный напиток.
Каждый наш день рождения папа делал особенным, незабываемым и праздничным.
Поздравления и подарки мы получали уже с утра и весь день проходил под этим
торжественным знаком. Когда папа покупал новый календарь, он обводил кружком день рождения всех членов нашей семьи и только потом вешал календарь на стену, поэтому мы всегда знали, чьи именины приближаются, а уж свой всегда ждали с большим нетерпением, зная, что нам приготовлены сюрпризы и лакомства.
Это оттуда, из семьи, от папы - важность этого дня.
А еще - Рождество, именно по старому стилю, 24 декабря- этот день папа старался сделать особенным. Ну и, конечно -Новый год и ёлка, за которй мы вместе с папой ходили в соседний лес, ёлочные игрушки и мишура, которые мы доставали из кладовки заранее, мастерили своими руками фонарики, частенько игрушки бились, не дождавшись своего звёздного часа.
Помню, что летом я приносила папе в ладошке землянику, и когда мои дети, точно так же, трогательно несли мне несколько спелых ягод, я всегда вспоминала папу и думала, а откуда они знают, что когда-то я так делала, ведь я им тогда ещё об этом не рассказывала.
Еще один урок папиного воспитания я запомнила на всю жизнь. Как-то играли мы в соседнем дворе с девочками, а потом добрая Ирма отдала нам несколько своих игрушек, мы принесли их домой совершенно без задней мысли, но папа, увидев нас, довольных, сразу спросил, что это и откуда, развернул и велел отнести все обратно, он тогда сказал, что только мама Ирмы может дать разрешение, а раз его не было, то и игрушки надо вернуть.
С тех самых пор не люблю ничего чужого в своем доме.
Самые яркие воспоминания остались от ожидания.
Папа уезжал на несколько дней в свой родной Питер и когда возвращался - для нас это был праздник, от него и пахло как-то особенно - немного паровозным дымком, немного таким едва уловимым ванильным запахом сдобной выпечки, которую он привозил в гостинцы от своего младшего брата дяди Миши. Этот запах я всегда ассоциировала с Питером, и действительно, город пах именно так, это я поняла позже…
А еще папа привозил нам в подарок игрушки, кукол у нас было много, мебель для них мы мастерили вместе с ним. Вообще, папа баловал нас всегда.
Уже с десяти лет мы стали собирать почтовые марки, и это наше первое увлечение папа всегда поддерживал и всячески поощрял. Позже мы стали покупать книги и собирать свою библиотеку, папа отдельной строкой выделял нам деньги на эти расходы.
Сам же к деньгам относился бережно и аккуратно, если можно так выразиться, рачительно и уважительно. Всегда рассчитывал свою персональную пенсию -120 рублей так, чтоб хватило на весь месяц, по тем временам это была большая сумма и мы всегда получали карманные деньги, а день его получки для нас всегда был особенный, с утра папа уезжал в город, непременно шёл в парикмахерскую, книжный магазин, обедал в ресторане и к вечеру возвращался домой. Завидев его из окна, мы бежали навстречу, помогали донести сумку и потом с нетерпением ждали гостинцы. Ни разу он не приехал с пустыми руками, всегда покупал для нас что-нибудь вкусненькое. Иногда он приезжал на такси и тогда мы встречали его возле калитки.
Это от папы - не люблю приходить в гости с пустыми руками и хоть сама ни в чем не нуждаюсь, уважаю такую хорошую привычку у всех своих друзей.
Однажды папа подарил нам очень интересную и познавательную игру.
Это была большая коробка, в ней лежали картонные картинки с именами композиторов и сценами из самых известных классических произведений. Два проводка и лампочка питались от батарейки. Нужно было одним проводком указать имя композитора, а потом правильно угадать, что он сочинил. Если ответ был правильный - лампочка волшебно загоралась. Сначала мы хитрили и «методом тыка» пытались угадать правильный ответ, проведя много часов в увлечённом занятии, мы уже безошибочно находили правильный ответ.
Игра очень увлекла нас, папа так просто открыл нам мир классической музыки, мы наизусть выучили все содержимое этой волшебной коробки, а стоила она такие смешные деньги - всего полтора рубля, но я никогда позже не видела ее в продаже.
Чувство дома. Это - когда тебя там ждут. Это от папы, из семьи.
Все эти годы папа был рядом и всегда ждал нашего возвращения со школы. А мы всего единственный раз, учась еще в первом классе, после школы зашли в гости к девченке с соседней улицы, была непогода, сильный дождь.
Мы успели сделать уроки и пошли домой.
До сих пор помню…нет…папа не ругал…он просто волновался и этого было достаточно, больше такого не повторилось, мы всегда спешили домой, где все было согрето теплом папиной души, топилась русская печка и аппетитно пахло вкусным обедом.
В детстве, да и в школьные годы, нам было позволено всё. Папа ни разу не наказал, ни разу не сказал грубо и не обидел. Меня он всегда ласково называл Ириша.
Папа был отличным воспитателем, он всегда находил к нам правильный подход, всегда гладил по голове, зная наш строптивый характер, уговаривал, находил такие слова, которые действовали на нас безотказно. Никогда не повышал голос и часто хвалил.
Мы старались не подводить его, всегда говорили правду, какой бы она горькой не была.
Папе можно было рассказать обо всем и всегда найти понимание, получить правильный совет.
Первый класс я закончила на одни пятерки, в десятом, однако, пятерок уже не было, но как-то сильно по этому поводу я не расстраивалась.
Мы отличались от одноклассников свободолюбивым нравом, эрудицией, ответственностью, хоть и были непривзайдёнными хулиганками, но активно участвовали во всех школьных мероприятиях, любимыми предметами были все гуманитарные и никаких точных наук в школе я не постигла.
Комсомолкой я так и не стала по идейным соображениям, впрочем, это был мой личный протест, просто не хотела делать как все, но папа не ругал и за это, это был мой выбор и он понимал это.
Кстати, мы все, четверо сестёр, не вступили в комсомол, как-то так вышло.
Не смотря на преклонный возраст, у папы было много обязанностей по дому.
Заготовка дров на зиму полностью лежала на нём, посильная помощь в сенокосную пору - папа отбивал косы, ремонтировал грабли, насаживал вилы на новый черенок.
Помню, как терпеливо он учил меня косить - сначала правильно держать косу, не прилагая больших усилий, потом делать правильные движения.
Весь секрет был в технике, это я поняла позже, ведь папе в то время было уже под восемьдесят, но косил он каждое лето и хоть силёнок, как он говорил, было совсем мало, выручала, именно, правильная техника.
Папины уроки пригодились в жизни не раз, когда я брала в руки старую мамину косу и потом не раз удивляла друзей умением лихо пройти прокос.
Готовка, уборка, мытьё посуды, бельё в прачечную - тоже легла на его плечи, ведь мама весь день была на работе, а папа вёл домашнее хозяйство.
Уборка урожая - как-то даже из такой рутины, как копка картошки, папа делал небольшой праздник - всегда костёр на поле, печёная картошка и обязательно - сколько вёдер спущено в подвал - для статистики, делал папа это просто- сколько вёдер высыпано в подвал, столько и картофелин в сторонку, а потом мы вместе их считали.
Любил он во всём такую точность, и нам интересно было знать плоды осеннего урожая и нашего труда.
В грибную пору мы вместе ходили в лес и папа показывал свои заветные места, окрестности он знал очень хорошо, и наверняка вёл нас туда, где нас ждали белые грибы.
Иногда он перекладывал в наши корзинки всю свою добычу и отправлял нас домой, показав, как правильно найти дорогу, а сам шёл дальше. Конец лета, когда заканчивался сенокос, всегда был любимым временем года для нас. Когда папа уже не мог ходить в лес, мы ходили вдвоем с сестрой, а он всегда советовал, в какое местечко надо непременно зайти, мы потом рассказывали ему, где были и сколько в каком месте нашли белых грибов.
Папа помогал чистить нашу добычу, а потом сортировал грибы - на сушку отправлял те, что были побольше, а на мариновку шли самые молоденькие, чистые и отборные. И обязательно считали, сколько, именно, белых грибов принесли, подосиновики и другие не так ценились и поэтому их количество было не важным. Так было всегда - возвращаясь из леса, мы докладывали, сколько штук белых грибов нашли и в зависимости от количества получали похвалу от папы.
Телевизор мама купила в 1967 году, самый большой, что тогда выпускался, "Таурас", до его появления мы иногда ходили к соседям, в основном же в доме всегда было включено радио.
В 6 часов оно начинало свою программу гимном Советского Союза и в 12 ночи им же заканчивало. "Пионерская зорька", потом производственная гимнастика, концерт "В рабочий полдень", несколько раз в день "Последние известия", вечерами радиостанция "Юность", по пятницам- "Встреча с песней" с приятным голосом Татарского и так много - много лет подряд…
Папа часто подпевал голосу Шаляпина, наизусть пел все арии из опер, песни и романсы, когда пели Козловский или Лемешев, Русланова или Зыкина, он спрашивал, узнали ли мы по голосу его любимого певца, ошибиться было просто стыдно. Иногда он шутя дирижировал… или пел "Боже, Царя храни…". Я не помню его в плохом настроении, папа был такой оптимист.
С появлением телевизора границы нашего кругозора начали расширятся.
Новогодний «Голубой огонек» мы всегда ждали и любили, а ещё
папа пристрастил нас к хоккею с шайбой. Сам он стал заядлым болельщиком и не пропускал ни одного хоккейного матча. С особым интересом он смотрел игры на приз газеты «Известия», а я знала всех игроков пофамильно и вела специальную тетрадку с результатами встреч.
Мы с сестрой лихо катались на коньках и играли с ребятами в хоккей.
Старые фильмы мы смотрели с особым вниманием- читая титры, папа всегда говорил-"Вот, вот…это гример Аркадий Анджан, мой друг детства" и рассказывал о дружбе с этим известным гримёром Мосфильма, который учился в Кронштадте в парикмахерской школе папиной бабушки, и о том, как тот гримировал самого Шаляпина, а папа слушал его пение из-за кулис.
Вообще, папа знал лично так много писателей, журналистов и просто известных личностей, знаком был с ними, много лет занимаясь издательской деятельностью в редакции газеты «Известия» и часто рассказывал нам разные истории о своём детстве, годах, проведенных в Офицерской стрелковой школе, о войне и блокаде. Часто летом мы просто сидели в саду на лавочке и неторопливо беседовали с папой.
К годам четырнадцати мы начали потихоньку отбиваться от рук, свободу мы испытывали особенно летом, когда могли уйти с соседскими мальчишками на рыбалку с ночёвкой или за несколько километров на речку купаться. На старой финской электростанции было где разгуляться - плотина с бурным потоком воды и быстрый водопад, плавать научились с семи лет и были просто бесстрашные, ныряли с любой высоты, топили мальчишек, царапались и никого к себе не подпускали. До сих пор удивляюсь, как родители доверяли нам, ведь пропадали мы на речке иногда целый день, могли пойти и поздно вечером, спасало нас то, что ходили туда большой толпой и всегда со старшими сёстрами.
Папа был хороший организатор и чтобы вся наша уличная детвора - а в каждой семье тогда было нормальным явлением 3-4 ребенка, не слонялась без дела и не хулиганила, сподвигнул нас на сбор металлолома.
Через короткое время недалеко от нашего дома на небольшом пустыре выросла огромная куча лома. Потом его увезли и на вырученные деньги нам купили два теннисных стола, инвентарь, мячи и волейбольную сетку.
С тех пор и по сей день я держу ракетку в руке, спасибо и за это папе.
В общем, теннис тогда вошёл в нашу жизнь сразу и навсегда.
Стол мы выносили еще в апреле, когда снег только начинал таять, расчищали площадку в саду возле дома и по нескольку часов в день играли, летом стол перетаскивали на поляну, сезон заканчивали с наступлением морозов.
Один стол был у нас, а другой в соседнем дворе у мальчишек.
Устраивали соревнования, и, как помнится, равных нам с сестрой среди девчёнок не было, да и мальчишек легко обыгрывали. Папа тоже иногда играл с нами, у нас была спортивная семья, ракеткой владели все, кроме мамы.
Помню, что у нас всегда в доме были люди. Приходили малограмотные соседи, папа писал для них различные прошения и ходатайствовал по их просьбе.
Вообще, для жителей нашего местечка он сделал много.
По его ходатайству на улицу провели освещение, а всем ученикам давали бесплатные проездные билеты до школы.
Автобус к нам тоже стал ходить после его вмешательства.
Он был неравнодушный человек и на все просьбы соседей всегда знал, где можно найти помощь, писал петиции прямо в газету "Известия", если городские власти не могли решить проблему на месте.
Я храню папины письма и удивляюсь, что будучи в таком преклонном возрасте, папа не делал ни одной грамматической ошибки, а его эрудиция и интеллект были настолько обширны, что он мог рассказать и ответить на абсолютно все наши «почемучки», мог цитировать классику и устраивать нам блиц-опросы по литературе, или конкурс стихов- кто больше расскажет, проверял и редактировал наши школьные сочинения, решал задачки по математике и объяснял физику.
Он любил сидеть за письменным столом, который стоял возле книжного шкафа, на столе всегда лежали свежие газеты или открытая книга,частенько ломал голову над огоньковскими кроссвордами и шахматными этюдами.
Никогда не видела его, валяющимся на диване или слоняющим без дела. Каждая свободная минута была занята чтением.
Пожалуй, все земные добродетели, присущие хорошему человеку, были просто сконцентрированы в папе. Трудолюбие и доброта, любознательность и широчайшая эрудиция, терпение и ответственность, порядочность, благородство и честность…пожалуй человек с таким набором качеств мне в моей жизни больше не встретился…да что и говорить…папа был «штучный экземпляр», таких давно уже не делают.
---------------
Я задумала написать о папе еще в 1998 году, здесь пока только маленькая часть,
целый кусок длиной в пятьдесят лет лежит у меня в папином архиве и я надеюсь, что разберу его для новой главы из повести о дорогом человеке.
2009-2011
Хельсинки
---------
Свидетельство о публикации №211071401619