Я не кошка

Семь утра. Из коридора слышны крики санитарок: «Подъем! Поднимаемся, проходим в туалет! Чего лежим-то?! Сказано же – подъем!!!»
Больные еле-еле поднимаются со своих коек, протирают глаза и замедленными движениями заправляют постели. Не так-то это просто – втолкнуть обратно в реальный мир свое полурастерянное сознание, с вечера оглушенное убойной дозой снотворного.
Едва заправив койки, все вновь валятся на них. Душевных и физических сил хватает лишь на вымученную улыбку и чуть слышное «Доброе утро!» Впрочем, насколько оно доброе и для кого – это еще вопрос…
В дверном проеме палаты появляется одна из санитарок: «Что лежим, а?!» Её беспощадный взгляд мигом определяет нарушительницу общеустановленного режима. «Астахова, а ты что лежишь?! Ну-ка вставай!!!» – лает она. Анечка Астахова, юная девушка, еще не успела очнуться от тяжелого снотворного забытья; она машинально произносит: «Щас…» – и силится открыть глаза, но тщетно. Ее спящее личико почти красиво, густые роскошные волосы безмятежно разметаны по подушке… Ей бы стильную прическу, изысканный макияж, другую, не больничную одежду – и хоть сейчас на обложку глянцевого журнала! Никто и не заметит следов умственной отсталости на ангельском личике этой милой девушки, инвалида с детства, не нужной никому, кроме  мамы, которая навещает ее почти каждый день…
Но у медперсонала психбольницы свои взгляды на преображение личности пациента. Видя, что Астахова по-прежнему дрыхнет и слов не понимает, санитарка в исступлении хватает с ее тумбочки бутылку с водой и опрокидывает девушке прямо на лицо. Аня быстро просыпается, хлопает глазенками… и вдруг от нестерпимой обиды начинает тихонько плакать. «Вставай давай», – рявкает санитарка и, довольная собой, уходит из палаты.
Аня плачет все сильнее, немощными ручонками утирает слезы и почему-то повторяет: «Я не кошка… Я не кошка…»
Кира резко просыпается: безудержный гнев прогоняет остатки сна. Если у этой бессердечной твари в белом халате дома есть кошка, она, наверное, обращается с ней лучше, нежели с пациентами в этом богонеугодном заведении…
Кира почти подбегает к Ане, пытаясь утешить ее: «Анечка, успокойся… Давай вставай, я помогу тебе заправить постель…» Но Аня не слышит ее. Непослушные руки, судорожно скрюченные то ли от недолеченной с младенчества неврологии, то ли от избытка вводимого в больнице препарата, никак не могут справиться со складками на одеяле. Она не слышит слов утешения, потому что вообще почти не способна слышать и понимать окружающих. Не бойся сильного грозы – бойся убого слезы…
Бессильно опустившись на незаправленную постель, Аня вновь и вновь жалобно твердит кому-то сквозь горькие слезы: «Я не кошка… Я не кошка…»