Сообщницы - 59 -

        Теплый летний вечер, распахнутое окно, пирог с яблоками да бутылочка легкого сладкого вина…

      - Вера Антоновна, а вы помните, как мы в детстве целыми днями играли с Анюткой под старой черемухой во дворе? Наберем кукол, ниток, иголок, лоскутков всяких – и шьем наряды…

    - Помню, Лиза, конечно, помню. Вас и искать не надо было, выглянешь в окно - а вы вот они, на травке под деревом. А однажды ты стащила у матери воротник песцовый – она его отпарывала с пальто до будущей зимы и прятала в пакет от моли – и разрезала куклам на шубы… Лена потом так плакала, бедняжка…  Трудно вы жили, денег вечно в обрез… И ведь не ругала, любила она тебя очень, ты была для нее как свет в окошке…  А как жирафам, что  на шторах нарисованы были, глаза повырезала, чтоб они, значит, смотреть могли – помнишь?

    - Помню…

    - Ну как тебе Москва-то? Понравилось поди в столице?
   - Понравилось… Соседи хорошие попались. Друзей завела…

   - Друзья – это хорошо, ты друзьями не раскидывайся, если снова туда поедешь… Ведь родных-то у тебя, Лизавета, нету никого, сама знаешь.
   - Знаю, Вера Антоновна… Эту истину я крепко зарубила себе на носу.

    - Витька мой жениться собрался, приведет молодуху в нашу комнатушку – как жить, не знаю…
    - А вы, Вера Антоновна, мою пока занимайте, я в Москву поеду, у меня дел там куча… пока все переделаю…



    На другой день я зашла в паспортный стол, написала заявление об утере паспорта, взамен мне выдали временное удостоверение личности. Потом купила охапку цветов, сходила на кладбище к маме – и отправилась в обратный путь, в Твердохлебовку.
    У меня и впрямь накопилась целая куча дел, справиться с которыми мне предстояло в одиночку.
   Через пару часов я была на месте.

                ***
    Баба Поля засуетилась, забегала, собирая на стол, будто я вернулась из многомесячного изнуряющего путешествия.

    Милейшая старушка, похоже, запамятовала, что внук строго-настрого велел никуда из деревни меня не отпускать да приглядывать как за дитем малым, что сыграло мне на руку. В проблемы с моей памятью на общем совете (еще в Москве) решено было ее не посвящать, щадя старое сердце.

    Я, конечно, рисковала, говоря перед отъездом бабе Поле правду… ладно, полуправду (ведь она могла бы встать в дверях и сказать – не пущу), но не решилась бы я отбыть в родные пенаты тайком -  планировалась поездка с ночевкой. Бедная бабушка умом бы тронулась от переживаний, если бы я не вернулась в срок. И вот теперь она вдохновенно хлопотала, выкладывая огурчики, зелень, поднося источающую дивный аромат тарелку домашней лапши с курицей, заполненную до самых краев.

    - Ой, баб Пань, да куда столько!- смеясь, запротестовала я. - Мне этого не съесть!
    - Ешь-ешь, - увещевала хозяйка в ответ. - У подружки небось всухомятку питались, глянь, у тебя ж кожа да кости…

    Ну вот, чуть больше суток  отсутствовала, а бабе Пане кажется, что я по меньшей мере год провела в какой-нибудь арктической экспедиции, где сидела на одних консервах! И ведь все они такие, наши мамы и бабушки, в своем стремлении подсунуть кусок пожирнее да послаще.
 
    А стоит нам немного похудеть или – не дай бог! – тени залягут под глазами, им представляется, что чуть ли не конец света наступает. Как же, бедное дитятко страшнее смертного греха стало, сохнет на глазах, не ест ничего.

   То есть, если я сейчас не одолею предлагаемую тарелку куриной лапши – будет считаться, что гостья «голодом сидит». А ведь подобное количество пищи способно насытить даже вернувшегося из забоя здоровенного шахтера, что уж там говорить обо мне, у которой, действительно, одни глаза да нос и остались. Но это, похоже, в расчет не принимается.

    - Баб Поля, а что, мужик тот не появлялся? - я активно орудовала ложкой (вилки в этом доме не признавались, даже если на ужин была жареная картошка), чем явно доставляла громадное удовольствие Юриковой бабушке. - Ну тот, что искал меня у речки?

   Спросила и осеклась. Баба Поля неведомого незнакомца не жаловала. Еще бы, ведь он, прохиндей, составлял конкуренцию ее любимому внуку - люди добрые, что ж это делается, ведь прямо на глазах хочет девку увести , ни стыда ни совести!

   Она сразу сникла, отвела взгляд, пожевала сухими губами осуждающе, уронила оскорблено:
     - А что это ты так беспокоишься об нем? Ждешь его, что ли?

    - Жду, баб Поля, - легко подтвердила я. - Чтобы по шее надавать. Надоел он, честное слово. Пусть знает наших!
     Бабуля повеселела, хитренько прищурилась, заулыбалась заговорщически, по-бабьи:
    - Вон оно как! Не ко двору, значит, женишок! Ну, пусть только явится, уж мы его уважим…

    - Он вечерами тут под окнами прохаживается, все ждет, что я выйду, - вдохновенно врала я. - Думаю вот, как отвадить его, чтоб дорогу забыл… Опасный он тип, баб Поля, сидел за разбой…
     - Тюремщик, что ли? – вскинулась та. - Вот те раз! И где ты его только откопала, ирода?
     - Я его не откапывала, сам прицепился, никак отвязаться не могу.
     - Давай тогда подкараулим его и хорошенько отмутузим! - В бабушке явно проснулся давно забытый азарт женщины, желающей дать неугодному, но навязчивому поклоннику от ворот поворот. Кроме того, речь шла о возможном счастье любимого внука… Словом, она решилась, и вид при этом имела самый боевой.

    - Только с этим человеком надо быть начеку, поосторожней, говорю же, опасный он тип. - Я просто обязана была предупредить развоевавшуюся старушку.
    - Не опасней нашего, он меня еще плохо знает, Степанида и не таким хвосты накручивала, - подытожила баба Паня, весело подмигнув.

    Поздним вечером, еще раз обсудив план боевых действий, мы заняли свои позиции и приготовились ждать. Я уселась у окна в своей комнате, зажав в руках газовый баллончик и предварительно оставив задвижку небольшой форточки открытой, баба Паня затаилась где-то в тесном коридорчике, оборудовав там для себя наблюдательный пункт возле крохотного оконца, выходящего во двор.

    Время от времени мы перешептывались, сообщая друг другу обстановку на поле предстоящей брани. Я сожалела, что так и не удалось разузнать в подробностях, каким именно способом баба Поля собралась «накручивать хвост» незваному гостю – она ревностно хранила свою военную тайну.

    Единственное, что она пообещала под моим напором  – так это ни под каким предлогом не выходить из дому во время оперативных действий.

    Время тянулось медленно, я уже склонна была думать, что «гость» не пожалует в эту ночь, как вдруг услышала возбужденный шепоток из прихожей: «Лиза, приготовься!»