Колечко медное

     Колечко медное

     Хорошо было нам втроем снимать полкомнаты у Муськи в пятиэтажке на Брест-Литовском проспекте: институт и метро рядом, гастроном “Ювілейний” напротив,  да и по цене вполне подходяще. Первым сдался Костя – да ну его платить, буду ездить из Фастова, по старой памяти, электричкой. Дольше продержался Пуфик, но и ему надоела теснота и постоянный шум магистрали. А его дядя предложил на время однокомнатную на Нивках. Я, конечно, напросился в компанию. Неделю прожили мы в отдельной квартире, после чего  Пуфик захотел домой, от студенческих кефирных завтраков к маминым вареникам и блинчикам. С пуфиковым  дядькой о цене я  договорился быстро и остался в квартире жить один.
     В комнате был стол, стул, диван и платяной шкаф, доверху набитый старыми журналами. За четыре месяца свободного проживания я прочитал их все. На кухне был кухонный шкаф с ящичками, табуретка и большой мешок с гречкой. Гречка была весьма кстати – увесистый мешок я использовал в качестве отягощения при домашних тренировках. На удивление, первый мой студенческий  год не был голодным – стипендия, да и родители присылали кое-что. На первом  этаже дома был гастроном, являвший в те быстропробежавшие годы  чудо предзастойного изобилия. Я мог купить себе к ужину на выбор 100-150 г колбасы или сыра любых 5-6 видов (было, было в конце 60-хх). И кефир с булочкой на завтрак.
Иногда, прихватив пару бутылок вина, приезжал к одногруппникам  в общежитие,  к распитию  ребята готовили жареную картошку с килькой. В общем, все благопристойно и невинно, на удивление.
     В одно прекрасное утро после такого вечера, появился пуфиковый дядька за квартплатой, долго мялся, что-то бормотал, а потом сказал: - Ты, говорят, девочек сюда водишь, соседи жалуются, они все видят! Я с совершенно невинными глазами отвечаю: - Неправда, не было этого! Действительно,  этого не было точно, но только до этой минуты. Когда старший Пуфик мне уже почти поверил, раздался звонок в дверь…  На пороге стояла Лариска Б, мечта всего первого курса, во всей своей ослепительной красоте и юности.
     – Саша, ты вчера в общежитии забыл свой транзистор, я принесла.
     - Спасибо, Лариса, спасибо, я к вам сегодня зайду вечером, - лепетал я.
     - Хорошо, Шурик, буду ждать, - пропела Лариска и, грациозно махнув мне на прощанье рукой, удалилась, притягивая до последнего наши взгляды длинными стройными ножками из-под супермини-юбки.
     Дядя-Пуфик захлопнул отвалившуюся челюсть, обрел дар речи и изрек: 
     - Если таких, то оно конечно, да... Познакомишь?
     И началось.  Все девушки курса хотели познакомиться поближе с загадочным одиноким юношей, живущим без родителей в отдельной квартире. Я стойко держался, стойко.  Не пришло еще мое время.
     В один прекрасный вечер очередной звонок – неожиданно явились три подружки-одногруппницы. Усевшись на диване и одиноком стуле, бесцеремонно разглядывая спартанскую обстановку,  меня, совершенно растерянного,  с обнаженным торсом и тяжеленным мешком гречки в руках и затрещали, как сороки.
     - А кофе у тебя есть? Мы приготовим, - а третья, вдруг заметила на столе колечко медное, которое я выточил и отполировал сам.  Второе осталось на Сахалине... "Девчонка, девчонка, с которой танцевал я, скажи мне, скажи мне, где искать тебя?"
     - Примерь, - неожиданно предложил я.
     - Это твое? А мне папа за поступление в институт подарил золотое, - и медное колечко, жалобно звякнув, отскочив от стенки, покатилось под туфельку девушки.
     - Знак, судьба, примета -  зазвенело в голове, - только хорошая или плохая?
     Ждете финала? Красивого,  мощного аккорда?  Наверное, для этого еще не наступило время - жизнь пока не ответила на вопросы.  Но продиктовала стихи. Вот они:

Колечко медное, простое
Примерь, прими, не откажись!
Смеяться, право же, не стоит, -
Кольцо ценой - длиною в жизнь.
 
Их будем дутые, литые
Менять не раз, потом, затем.
Все наши кольца золотые
Не те, не там, не с той, не с тем.

Сто раз обманут перемены
Эпох, пустые времена,
Надежды, веры и измены
И неделимая страна.

Век цепко держит под прицелом
И знает все, что впереди,
В углах обзора и обстрела
Кто цель с мишенью на груди!

И все понятнее, все четче, -
Водитель нерва и войны
Поставленный не снимет счетчик,
Ни с той, ни с этой стороны.

Когда средь падших и попавших
В сеть сожалений “если бы...”
Еще раз встретятся две наших
В кольцо спрессованных судьбы,

Взорвутся мощные глаголы
Простить и помнить, жить, забыть!
И эхом в кровь, все альвеолы:
Казниться, мучиться, любить!

1969, 1999