Счастливчик. Гл. 2

               

Когда я очнулся, было лето. Утро моей новой жизни началось с головной боли, то-ли с похмелья, то-ли или от побоев. А может - и то и другое. Впервые за долгое время я был трезв. Оглядевшись по сторонам, обнаружил, что лежу в куче мусора, изломанный и грязный, такой же вышедший в тираж, как и всё, что валялось рядом. Происходящее казалось дурным сном. Постепенно зыбкая, как болотный туман, реальность проникала в сознание, пробуждала. Что меня разбудило? Может, добры молодцы, выбивая квартиру, случайно вправили мне мозги? Активизировали ту часть, которая всю предыдущую жизнь пребывала в спячке за ненадобностью. Не знаю. Но пить не хотелось. Имеется ввиду - выпить. С трудом поднялся на ноги, огляделся. Насколько хватало глаз, вокруг простиралось зловонное мусорное царство. Пошатываясь и спотыкаясь, побрёл, куда глаза глядят. Хотелось умыться и напиться чистой воды. Совсем недавно у меня была такая возможность, но не было потребности. Теперь наоборот.
Местечко, куда я попал, было жутковатое - огромный полигон для вывоза бытовых и промышленных отходов со всего нашего немаленького города. Тошнотворный характерный запах подкреплял картину, открывавшуюся глазам. Когда-то краем своего пьяного сознания я слышал, что здесь живут люди, оказавшиеся отходами. Теперь общегородская помойка стала и моим домом. Так я превратился в бомжа.
 
Свалка действительно оказалась обитаемой. Неожиданно, словно из-под земли, передо мной возникло некое существо, очень живописного вида. Тщедушное и сморщенное, непонятного возраста и пола, с зеленоватым лицом и мутноватыми глазами, оно преградило мне дорогу. Грязный кривой палец упёрся в плечо.
 - Ты кто? – звук был шипящий, змеиный. У существа, по-видимому, не было большей части зубов.
 - Дед Пихто! – буркнул я с несвойственной мне до сих пор агрессией, отбрасывая с отвращением его руку. Видок у меня, может быть, и не сильно отличался от его, но уж слишком непривычны были такая вот грязь, вонь и, тем более, обращение. В среде интеллигентных алкоголиков, с которыми я общался до сих пор, предпочитали уважать друг друга и постоянно уточнять этот вопрос за распитием очередной порции отравы. 
 - Брезгуешь, - криво усмехнулось существо, - ну-ну.
И оно как-то неопределённо взмахнуло рукой. Я тупо смотрел, как откуда ни возьмись, словно тараканы из щелей, вылезали обитатели здешних мест - опустившиеся, заживо гниющие, в которых, казалось, уже давно не было ничего человеческого. На лицах не было выражения. Да и лицом трудно было назвать место на голове некоего организма, отдалённо напоминающего человеческий. Окружив меня плотным кольцом и увлекая за собой, они двинулись вглубь своего царства, а потом внезапно исчезли, так же, как появились. Остался только один, тот - самый первый.
 - Вот, - прошипел он, показывая на меня своим омерзительным пальцем, - новенький?!
Его вопросительно-утвердительный тон показался странным. Мы стояли перед вполне приличным небольшим домиком. На чистой ступеньке крыльца сидел тоже вполне прилично одетый человек восточного типа, среднего возраста, холёный и преисполненный чувства собственной значимости. Кроме меня у крыльца жались ещё два типа, наверное, моего положения, очевидно, ожидавшие своей участи. Один из них, тщедушный молодой человек, белесый, словно прошлогодняя моль, трусливо прятался за спину второго, как бы стремясь и вовсе исчезнуть. Второй же, довольно крепенький для этих мест паренёк, вёл себя нарочито непринуждённо, искоса поглядывая на сидящего. Тот внимательно осмотрел меня, взглянул на топтавшуюся рядом парочку, встал молча, кивком головы указал, чтобы мы трое следовали за ним, и вошёл в дом. Эти двое суетливо поспешили вслед. Я, в силу своей природной приторможенности и сложившихся обстоятельств, не особенно торопился.  Безразличие относительно того, что со мной будет, толкало на явное безумие: послать всех и остаться стоять на месте. Однако увесистый толчок в спину придал скорости, и я оказался в хвосте маленькой очереди к окошку раздачи приговоров. Ненавистный провожатый остался снаружи. 
Помещение оказалось не очень большим, лишённым всякой мебели, за исключением двух роскошных, похожих на троны, кресел. Одно из них пустовало, сиротливо притаившись в углу ничем не украшенной неуютной комнаты. На другом, стоящем спинкой к окну, сидела женщина.  Лица видно не было, так, как помимо того, что она сидела в контражуре, на голову был накинут капюшон. С плеч ниспадал бесформенный тёмный балахон, скрывавший фигуру на троне почти полностью. Только тонкие пальчики, лежащие на массивных подлокотниках, выглядывали из широких рукавов. Кроме таинственной женщины, восточного мужчины и нас троих в комнате никого не было.
- Эль, взгляни на этих голубчиков, - повелительно-почтительным тоном проговорил приведший нас сюда мужчина. – Какого полёта эти птички.
И подтолкнул к сидящей, как статуя, женщине белобрысого, трусоватого. Она подняла руку и дотронулась кончиками пальцев до руки парня. Всего на одно мгновение и тут же отдёрнула.
- Хамид, этот человек мент, пришёл по твою душу, - её глухой и лишённый каких бы то ни было интонаций голос, прозвучал для нас всех как гром среди ясного неба. Испытуемый сжался ещё больше, его будто на какой-то момент парализовало, но в себя придти бедняге не дали. Здоровенный Хамид взял его за шиворот,  приподнял над полом, вынес на крыльцо и швырнул на землю, что-то неразборчиво буркнув караулившему под окном оборванцу. За окном раздались звуки борьбы, потом выстрел, вскрик, топот бегущих людей. Хамид нахмурился, но не вышел из дома. Женщина никак не отреагировала на происходящее. Она продолжала неподвижно сидеть в ожидании дальнейших указаний Хамида.
Следующим по очереди на приём за решением своей участи был нагловатый крепыш. Он вразвалку подошёл к зловещей фигуре и смело подал руку, как для пожатия, всем своим видом показывая, что ему бояться нечего. Опять легкое прикосновение и холодный бесстрастный голос.
- Этот вор, Хамид. Посмотри в левом кармане рубашки. Ещё не успел перепрятать.
Развязность паренька как рукой сняло. Он сам достал что-то из-за пазухи и ноющим голосом стал заискивающе умолять Хамида о прощении, о попутавшем бесе, о том, что больше никогда, никогда…
- Конечно никогда, - перебил брезгливо Хамид и точно так же, без усилий, как и первого, выкинул его за порог.
Теперь я. Меня почему-то нисколько не пугало, к чему приговорит меня безжизненный, ледяной голос местной пифии. Я приблизился к ней сам, лишь бы никто из этих, даже чистенький Хамид, до меня не дотрагивался. Эль к «этим» я не относил. Она была отдельно от своего окружения. Она была другая. Почему я ей верил? Чтобы она сейчас не сказала, я ко всему был готов. Почти прозрачные пальчики, как мне показалось, задержались на моей руке чуть дольше, чем на предыдущих. Приговор для Хамида был, похоже, ещё большей неожиданностью, чем для меня.
- Этот останется со мной! – голос будто потеплел и стал звонче.
- Эль!
- Этот останется со мной, - упрямо повторила женщина, - вместо Фигни!
И немного помолчав:
- Она злая.
К моему удивлению, Хамид спорить не стал. Он резко развернулся и вышел, хлопнув дверью. Мы остались с Эль одни в пустой комнате, служившей, видимо приёмной.
- Тебя как зовут? – голос женщины больше не казался ледяным, скорее усталым. Она по-прежнему, не шевелясь, сидела в своём кресле.
- Евгений.
- Евгений. Женя. Жан, - проговорила она задумчиво. - Ты будешь Жан. Здесь у каждого вместо имени кличка, как у животных. По-моему, они сами давно забыли свои имена.
В её голосе не было ни сожаления, ни осуждения:
- Только у Хамида, да у меня имена. Но Хамида они зовут Хозяином. Тоже, по-сути, кличка.  Пусть у тебя останется человеческое имя, хоть и преобразованное. Закрой, пожалуйста, дверь, Жан.
Я послушно подошёл к входной двери и набросил массивный крючок. Запор был устроен так, что снаружи его никак нельзя было поддеть, а изнутри открывался и закрывался очень легко. Скоро стало понятно, для чего это нужно.
Когда я повернулся к женщине, она уже встала со своего трона, сбросив балахон и оставшись в стандартной одежде нынешней молодёжи – майке и джинсах, легко пошла, будто поплыла, ко мне. Было в ней что-то необычное, но что, я понять не мог. Она была изящная, миниатюрная и мне показалось даже, что от неё исходит слабое свечение. Появилась возможность рассмотреть её получше. Женщина была очень молода и потрясающе красива! Но шла она не ко мне. Глядя прямо перед собой неподвижными, удивительно синими глазами, Эль прошла в двух шагах от меня и, обернувшись вслед за ней, я увидел ещё одну дверь, которую не успел рассмотреть раньше. Со стороны комнаты, к которой мы сейчас находились, на этой двери не было запора.
- Иди за мной! – проговорила Эль, не оборачиваясь. Я вошёл следом за ней в маленькую тёмную комнатку без окон. Эль подошла к противоположной от двери стене и отодвинула дверцу встроенного шкафа. За ним оказалось окно. По бокам, будто шторки, висели какие-то женские вещи – платья, пальто, куртки, шуба. Вид из окна был не на свалку, а на небольшую полянку, за которой начинался негустой пригородный лес. В комнату хлынул яркий солнечный свет. Между дверью и окном был свободный проход. Вдоль стен стояли две узкие, покрытые мягкими пёстрыми коврами кушетки с откидными столиками по бокам. На стенах и на полу тоже дорогие ковры. Больше никакой мебели. Да и ставить её было бы негде.
Тем временем, Эль вышла в ещё одну боковую дверь, пригласив меня идти следом. Крошечная кухня. И опять минимум обстановки – откидной стол под окном, два мягких  стула, шкафчик для посуды, плита, холодильник и всё. Бревенчатые, ничем не украшенные стены, как и в прихожей.
- Хозяйничай! – мягко сказала Эль, усаживаясь на один из стульев. – Сделай чай. Ты вообще-то, готовить умеешь?
В её голосе звучала лёгкая ирония.  Девушка опять сидела спиной к окну, а мне в лицо бил яркий солнечный свет, поэтому я не мог видеть выражение её лица. Почему-то хотелось сделать для Эль что-то приятное.
- Не знаю, давно не пробовал. Но для тебя научусь! – улыбаясь, ответил я. Во мне просыпались человеческие, если не чувства, то хотя бы эмоции.
Мигом вскипятив в электрочайнике воды, я заварил душистый травяной чай, который нашёл на полке в шкафчике. Там были конфеты, сахар, варенье, печенье.
- Тебе с чем, Эль? – я впервые назвал её по имени.
- Мне ни с чем, а ты бери, что хочешь. Голодный, наверное.
Только тут я вспомнил, что последний раз ел невесть когда. В животе сразу же заурчало. Эль рассмеялась.
- Так, разбудила зверя! Этим тебя, пожалуй, не накормишь. Возьми в холодильнике ветчину и замороженные овощи. Приготовь и мне, и себе.
Я налил ей чай и поставил на середину столика. Эль неуверенно протянула руку и, наощупь найдя чашку, пододвинула её к себе. Меня вдруг будто током пронзило. Так вот в чём необычность! Я понял, что она слепа.
Смутившись от своей догадки, словно нечаянно узнал чужую тайну, поспешно открыл холодильник.
- Странное имя - Эль! – Я изо всех сил старался скрыть смущение.
- Да, - коротко ответила она.
- Редкое, - совершенно искренне и ужасно глупо произнёс я избитую фразу. Она улыбнулась:
- Редкое, но не уникальное. Полное имя Эльза, но это слишком по-буржуински для местного населения. А так – коротко и непонятно. Внушает уважение.
- А кто такая Фигня?
- Да есть тут одна девчонка. Хамид приставил мне в помощницы. Только толку от неё мало. Вечно пропадает где-то, да за мной шпионит. Дурная кровь!
Я приготовил обед. Мы сидели с ней друг против друга, ели и болтали, как будто знакомы лет сто. Мне было с ней так хорошо и спокойно, как в далёком тёплом детстве, когда мы с мамой и папой вот так же мирно сидели на кухне, разговаривали обо всём на свете или просто молчали. И это молчание не было тягостным, потому что было наполнено взаимной любовью.
- Я не ошиблась в тебе, - удовлетворённо сказала Эль после того, как я убрал со стола и вымыл посуду. - Надеюсь, ты не считаешь зазорным для себя быть кухаркой, сиделкой и тому подобное?
- Как можно считать зазорным помогать нуждающемуся? – удивился я.
Она опять рассмеялась. «Интересно, кто из нас больше нуждается сейчас!» - понял я её мысль, но промолчал.
- А ты вообще когда-нибудь ошибаешься в своих оценках людей? – решил сменить я тему.
- Если честно, никогда, - буднично ответила Эль. Она говорила мягко и спокойно. У неё были тонкие правильные черты лица, какие писали древние мастера на старинных иконах, смуглая кожа, чёрные вьющиеся волосы, небрежно схваченные на затылке в узел и изумительные ярко-синие неподвижные глаза.
Длинный летний день прошёл быстро и незатейливо. Мы его весь провели, сидя на кухне и разговаривая на темы, казалось безвозвратно ушедшие из современной жизни. Как давно я не получал такого удовольствия от общения с другим человеком!
Уже стемнело, когда в прихожей раздался звук колокольчика. Эль как будто ждала этого:
- Ты, Жан, сиди здесь и не высовывайся! – проговорила она и вышла из своей комнаты, прикрыв за собой дверь. Не знаю, случайно или нет, но оказалось, что дверь закрылась неплотно, и я мог слышать разговор, происходящий в «приёмной».  Кстати, судя по всему, дальше приёмной доступ всем, даже Хамиду, был закрыт.
Лязгнул тяжёлый крючок на входной двери:
- Привет, Эль! Как себя чувствуешь? - слышно было, что Хамид по-хозяйски протопал через всю комнату и сел в то, второе кресло, стоявшее в углу. Скорее всего, это было его постоянное место, и стояло кресло в стороне, чтобы слепая Эль не натыкалась на него, когда выходила сюда одна.
- Добрый вечер, Хамид. Дипломатия – не твой конёк. Говори, чего хочешь?
- А ты не догадываешься?
- Понятия не имею!
Напряжение нарастало, даже я за дверью это чувствовал. Горячая волна ярости Хамида разбивалась в ледяную пыль, обрушиваясь на холодную стену невозмутимости Эль.
- Зачем он тебе, Эль?
- Хамид, ты мне обещал!
- Ты имеешь всё, что хочешь!
- Я имею всё, что хочешь ты мне дать. А он – то, что хочу я сама.
- Вот уж не думал, что ты когда-нибудь захочешь мужика!
- Не хами, Хамид. Ты не сможешь меня ни обидеть, ни оскорбить. Ты же сам это знаешь.
- Извини. Но, ты должна понимать, что его убьют, как только он выйдет из твоего дома!
- Я прекрасно понимаю, Хамид, что если ты не позволишь, его не убьют. А ты не позволишь! – что-то в её голосе заставило меня вздрогнуть и поёжиться.
- Зачем он тебе, Эль? – я почувствовал, что её упрямство уже не столько раздражает, сколько удивляет Хамида.
Думаю, что именно этого и ждала Эль. Теперь надо было не преодолевать его протест, а только лишь удовлетворить любопытство.
- Я устала жить в твоей грязи, Хамид, - сказала Эль примирительно. - А он чист. Чист как ребёнок.
- Этот алкоголик? Я навёл о нём справки! Он же пропил всё, что только мог. Он угробил родителей своим пьянством, он…
- Не продолжай, Хамид. Ты забыл, что мне не надо наводить справки, чтобы узнать человека.
- Так что же в нём такого, что ты вцепилась в него, как репей?
- Он твоя противоположность, Хамид. Он такой же, как ты, только наоборот.
- Это как?
- Понимаешь, Хамид, твоя душа, как чёрная дыра, поглощает свет, а не отражает его. А он, несмотря на своё пьянство, умудрился не пропить ни свет своей собственной души, ни свет окружающего его мира.
- Причём здесь моя душа, Эль! Что ты мне голову морочишь?
- Хорошо, попробую на твоём языке. Ты, Хамид, всегда ненавидел этот мир и хотел переделать его под себя, подчинить себе. И тебе повезло. Сейчас твоё время. Оно работает на тебя. И пусть ты  король «тёмного», не признанного в «свете» королевства, но ты король. Ты здесь ВСЁ. Ты получил, что хотел! Тем более что нынешний «свет» мало, чем отличается от твоей «тьмы».
- Ты издеваешься, Эль? – спросил Хамид недоверчиво. Девушка говорила серьёзно, но уж больно двусмысленны были её слова.
- Нет, Хамид, я говорю то, что есть.
- Ну а причём здесь он?
- Притом, что он тоже не изменил себе, сколько его жизнь ни мяла. Понимаешь, он никогда и никому не сделал зла. Вот ты говоришь, угробил родителей. Но ведь это они от него хотели, чтобы он соответствовал их требованиям. А он от них ничего не хотел. Он просто, как и любой ребёнок, получал от родителей то, что они давали – любовь, заботу, образование и так далее. А они его даже не спрашивали, чего хочет он. Как, собственно и другие родители редко спрашивают своих детей, что им нужно, щедро оделяя чад своими ценностями.
- Ну и что здесь плохого, дети сами не знают, чего хотят! И, вообще, ты что-то отвлеклась!
- Нет, не отвлеклась. Я рассказываю тебе о том, что этот человек, не споря, принимал и от родителей, и от других людей даже то, что ему не было нужно, чтобы кого-то не обидеть, кому-то сделать приятное. Лишь потому, что он, действительно, как ты говоришь, сам-то ничего особенно и не хотел. Но он никому не мешал, не завидовал, как многие другие, никому не делал гадостей и не роптал на судьбу. Когда пришли тяжёлые для него времена, он не стал приспосабливаться и прогибаться. Не стал врать. Он просто ушёл в сторону. А потом на дно. К тебе.
- Нет, к тебе!
- Ему, наконец, повезло.
- Ты так говоришь, как будто он совершил подвиг, - зло сказал Хамид. – Да он просто бесхребетный слизняк, который не может защитить ни себя, ни близких! И что ты с этим сокровищем собираешься делать?
- Пока не знаю. Попробую помочь ему понять, чего хочет он сам. Я не согласна с тобой в его оценке. И уверена, что если он поставит перед собой цель, то сможет её добиться! Только средства достижения у него, наверняка, будут не такие, как у тебя! Так мы договорились, Хамид?
- Ладно, Эль, я обещал. Но и ты держи своё обещание!
- Я тебя хоть раз обманула?
- Ну-ну, не сердись. Я пошёл. Пока!
- Пока.
Опять лязгнул крючок. Протопали по крыльцу шаги Хамида.
Не думаю, что Эль случайно оставила дверь не закрытой. Она ничего никогда не делала случайно. Но это стало понятно потом. А сейчас я понял: отвечая на вопросы Хамида, Эль отвечала и мне, чтобы больше не повторяться. Вопросов в этот день я больше не задавал. Тем более, что и так было, над чем подумать. Меня будто раздели донага, тщательно осмотрели, обсудили все мои анатомические достоинства и недостатки. И я, оставив за ними право делать какие-то их выводы, должен был теперь решать что-то за себя самого. Эль была совершенно права, никогда до сих пор я этого не делал. Молча сидя в темноте на кухне, я мучительно размышлял о своей прошлой жизни, и пытался понять, что же со мной будет дальше. А Эль сидела в темноте в своей комнате, наверное, в ставшем привычным одиночестве и не тревожила меня по своим надобностям. Уверен, она умела всё делать сама, и не нуждалась ни в чьей опеке. Я не заметил, как заснул, уронив голову на сплетённые на столе руки.

К сожалению, мы с Эль вместе были очень недолго. Может показаться странным, что я говорю «к сожалению». Ведь речь идёт о бомжевании, о жизни на огромной городской мусорной свалке. Но, во-первых, я жил в достаточно цивильных условиях, потому что, несмотря на весь аскетизм Эль, она пользовалась определёнными благами цивилизации и щедро делилась ими со мной.  А во-вторых, Эль была прекрасной собеседницей. Впервые увидев, я принял её чуть ли не за подростка, так молодо она выглядела. Но, узнав поближе, увидел зрелого, взрослого человека, причём гораздо мудрее и во многих вопросах опытнее, чем я. Не знаю, за какие заслуги судьба послала мне эту встречу, но Эль определённо знала, что эти заслуги существуют. Она совершенно по-другому, нежели я, воспринимала и оценивала многие вещи. Она выспрашивала о моих самых ранних детских воспоминаниях, о юношеских увлечениях, о том, как я сейчас отношусь к жизни в целом и к своему нынешнему положению, в частности.
О себе Эль говорить не любила. Я пытался несколько раз расспрашивать, кто она, откуда, как попала в это гнусное место. Но девушка деликатно меняла тему, и я посчитал невозможным навязчиво лезть ей в душу. Однажды, поздним вечером, сидя как обычно перед сном за чашкой горячего чая и неторопливой беседой  о том, о сём, Эль сама рассказала о себе то, что посчитала нужным.

                *****