Спи спокойно, дорогая мама

   Купить бутылку водки за полтинник? Никаких проблем. Максимовна как начала во времена кампании «Борьбы за трезвость» бодяжить напиток из ворованного технического спирта, так и не останавливает производство. Пойло, конечно, гнусное — во рту после приема привкус резины, будто колесо КАМАЗа  жевал, но по башке долбит хорошо. А за такие деньги большего и не ждешь. Постоянным клиентам Максимовна делала скощуху: отпускала в розлив в пластиковые бутылки по сорок рублей пол-литра.

   Серёга работал сварщиком на местном вагоноремонтном заводе. Было ему лет около сорока и при росте под метр восемьдесят представлял из себя видного мужчину, на каких засматриваются бабы. Однако, изрядно испитое лицо наводило на мысль, что женщины Серёгу интересуют не особо. Так оно, впрочем, и было. Уже вторую неделю сварщик маялся законным бездельем — трудовой отпуск позволял отоспаться и расслаблял до отупелого состояния. Вот и сегодня. Катерина, жена, ушла на работу, дети — на пляже, а Серёга не знал, куда себя приткнуть. Нет, оно конечно, дело в своем доме всегда можно найти: дорожку в саду подправить, петля на калитке отвалилась — подварить надо. Дела на полчаса, благо и аппарат сварной свой в сарае стоит. Но кто же за эту работу заплатит? Вот руки к делу и не лежали.
 
   Выручил друг Михуил, как его называли все на краю, зашел в гости. То ли отгул был у Мишки, то ли под болезнь какую закосил, но на работу он сегодня не вышел. Друзья пошуршали в карманах, суммировали общую наличность и решили, что вполне могут заглянуть к Максимовне.

   Выйдя со двора от благодетельницы с пластиковой бутылкой в полиэтиленовом пакете с логотипом магазина «Магнит» — на стеклотару тратиться не стали, не графья, можно и из пластика душу порадовать — друзья в раздумье остановились на тротуаре. Надо было решить, куда притулить свои страждущие организмы. Чуть дальше по улице, через дом от мужчин, нерешительно топталась тщедушная фигура.

   — Вишь, сушняк человека мучает, — кивнул в сторону фигуры Серёга.

   — Точно, бодун долбит, — с пониманием согласился Михуил. — Эй, Хмырь! Подлечиться не желаешь?

   Хмырь, мелкокостный, но жилистый мужичонка, годов примерно Мишкиных с Серёгой, был бомжем. На краю он возник года полтора назад. Перебивался случайными работами у хозяев. Там огород вскопает, у других мусор в кучу сгребет или еще что. Расплачивались с ним стаканом выпивки с закуской. Если повезет, то за работу и целой бутылкой отдаривали. Откуда он появился, где спит ночами — никто не знал. Как не знали и имени. Кликали Хмырем и мужичонка отзывался. Был Хмырь покладистым и не скандальным, а главное — дешевым работником. Для бомжа содержал себя в относительной чистоте и опрятности — сердобольные хозяйки после выполненной работы частенько пускали Хмыря в летний душ. В душе работник мог не только помыться с мылом, но и одежонку простирнуть, а потом и натянуть на себя влажным, чтобы телом сушить. Услышав предложение, бомж заспешил к друзьям.

   — Только уж закусь — с тебя! — сразу определил долю Хмыря Серёга.

   Мужичок согласно закивал и скрылся за углом, в переулке. Вернулся быстро, минут через шесть, может — семь, на ходу оттирая о штаны две больших, испачканных в земле, морковки, которые держал в обеих руках. Подойдя к ожидающим собутыльникам,  из-за пазухи достал в придачу полбуханки хлеба и огурец. Еще не успевший пожелтеть, но уже с толстой, грубой кожурой и начинающими твердеть семенами.

   — Вот бля! Мы что тебе, кролы, морковку жрать? — беззлобно возмутился Михуил.

   — В ей витаминов много. Летом витамины очень полезные, — рассудительно отозвался Хмырь.

   С местом употребления продукта «Сделано Максимовной» до сих пор не определились, и после непродолжительных раздумий Михуил предложил:

   — А пошли на кладбище. Будний день, там сейчас пусто. Сядем, как люди, за столик у какой-нито могилки — никто и мешать не будет.

   Городское кладбище, расположенное в паре кварталов от дома Максимовны, по случаю рабочего дня действительно не могло похвастать многолюдьем. Только бессменные часовые при входе — тетки, торгующие венками из искусственных цветов, сделанных из провощенной бумаги — проводили троицу взглядом.
 
   Центральная аллея последнего пристанища была ухоженной, широкий пролет посыпан мелким гравием-отсевом. Могилы по обе стороны дороги соревновались в роскоши и помпезности.
 
  — Вот, сука! И после смерти то же самое, — зло сплюнул Серёга, кивая на мавзолей из черного мрамора, опоясанный по периметру тяжелыми чугунными цепями. Занимал мраморный комплекс площадку, размером с волейбольную. — Цыганский барон похоронен.

   — А то! — поддакнул Михуил. — Вон, смотрите, могила вора в законе Тимура, его три года назад подорвали с машиной. А рядом жена заведующего промбазой лежит. Во, гля! — ткнул он пальцем в сторону то ли часовенки, то ли склепа из белоснежного мрамора. — Побольше нашего с Настей дома будет. А захоронено мертворожденное дитё городского прокурора. Они, родственники, специальных людей нанимают, чтобы досматривали за могилами. Подмести, тряпкой с водой вымыть, цветы, чтобы свежие. У самих руки не доходят.

   Черная, белая, золотая роскошь не располагала к уюту и мужчины свернули в боковую аллею. Та выглядела гораздо проще, скромнее. Не было вычурных мавзолеев и склепов с массивными скульптурами скорбящих ангелов и огромными каменными вазонами. Стояли памятники и кресты из дерева, металла, попадались и мраморные и даже из вечного гранита. Но и только. Скамейки и столики у могилок были из простого материала: дерево или железо. Впрочем, чисто и ухоженно было и здесь. Чувствовались заботливые руки скорбящих родственников.
 
   Лишь одна могила за ржавой некрашеной оградкой, густо заросшая травой и сорняком, выбивалась из ухоженного ряда. Словно грязная тряпка, брошенная на паркетном полу.

   — Здесь и сядем, — предложил Серёга. — Тут никто не побеспокоит, родные наверно год не заглядывали.

   — Ну, у тебя глаз! — восхитился Михуил, склонившись над табличкой из нержавейки, прикрученной к временному деревянному, уже покосившемуся кресту. — Шумейко Т.И. , даты, гляди, меньше года, как схоронили, не старая… — Михуил поднял глаза к небу, и зашевелили губами, подсчитывая возраст в уме, — всего-то 51 год. Спи спокойно, дорогая мама!

   — Пожелали детки дорогой маме спокойного сна и больше носа не кажут, — осуждающе качнул головой Серёга. — Ну, ладно, нам что? Хорошо хоть скамейку догадались у могилки сделать.

   Столика не было, но скамейка, потемневшая от дождей, хотя и не крашеная — сгнить не успела. Примяв траву на могильном холмике, Михуил расстелил пустой пакет, разложил на нем немудрящую закуску. Сорвал пук травы, протер ею стакан изнутри, приготовился налить.

   — Я не буду здесь пить, — вдруг подал голос, дотоле молчавший Хмырь.

   — Ты чо, лечиться раздумал? — удивился Серёга.

   — Не раздумал, а пить в этих зарослях не могу. Не по-людски это.

   — Ты скажи еще, не по-божески. Ну, давай в соседнюю оградку перейдем. Там и столик для удобства есть.

   — Да хоть по-какому, — упрямо мотнул головой бомж.
 
   — Соседи обок ухоженные, — Хмырь мотнул головой, указывая на могилки слева и справа. — А здесь — стыдоба, а не упокоённое место.

   — Да может, детей и в городе нету, — успокаивающе сказал Михуил. — Схоронили, да и уехали в другой город. Вот присматривать и некому.

   — Это за мной некому, — упрямо набычился Хмырь. — А они соседей могли попросить приглядывать. Опять же эти, — он мотнул головой в сторону, — обихаживают могилки своих родных, не стыдно им такое соседство? Могли бы прибрать.

   — Ну, и что ты хочешь? — уже теряя терпение, спросил Серёга.

   — Убраться здесь надо.

   — Вот и убирайся, а нам выпить надо, сколько ж терпеть. Да не боись, твою долю по-честному оставим.

   Однако спокойно смотреть на то, как бомж, опустившись на четвереньки, выпалывает с холмика сорняки, не получилось. После первой выпитой друзья, чертыхаясь и бурча что-то под нос, принялись помогать. Вскоре, благодаря общим усилиям, могилка зачернела свежевзрыхленной землей. Под травой обнаружились пластмассовая, выгоревшая до потери изначального цвета, ваза для цветов.

   Пока Серёга с Михуилом подправляли, как могли, покосившийся крест, Хмырь исчез. Вернулся минут через десять, неся трехлитровую банку с водой и большой лист лопуха, в который были завернуты цветочки голубого цвета. С землей.

   — Там еще много, не обеднеют, — ответил он на молчаливый вопрос мужиков и, вырыв щепкой ямку у основания креста, посадил принесенные цветы. Полили водой из банки.

   Выпивать над прибранной могилкой оказалось действительно лучше. Помянули и неизвестную Шумейко Т.И.

   — Вон ты какой?! — уважительно сказал Серёга бомжу и не удержался, подколол. — Поди, где-то тоже заросшая мамкина могилка, вот и застыдился.

   Хмырь помолчал, исподлобья глянул на Серёгу и нехотя ответил:

   — Детдомовский я.