Бытие продолжение 9. Отрывок из романа Уголок Земл

Бытие (продолжение-9)
(Отрывок из романа Уголок Земли)
Солнце клонилось к закату, осенний ветер становился холодней, в наступающих сумерках дорогу становилось выбирать всё трудней. Александр взошел на самую вершину Шихана и приостановился, чтобы лучше рассмотреть , открывшуюся перед ним панораму местности. В нескольких километрах разливалась Кадада,  унося свои воды к самому горизонту. По обоим её берегам раскинулось село.  В лучах заходящего солнца ярко сверкали кресты на церкви. Дома! Подумал Александр. Жгучий комок подкатил к горлу и слёзы подступили к глазам. Четыре года эта картина стояла у него перед глазами и была несбыточной мечтой, Но теперь все опасения позади, он дома. Самое большое через несколько часов он вступит на порог родного дома. Сколько – же пришлось пережить ради этого момента. Он вспомнил, как почти год назад в далёкой Германии, они с Мифодием  Елесеевым сказали Карлу Осиповичу, что желают вернуться домой в Россию, как тот  отговаривал их не уезжать. Предлагал остаться жить в Германии навсегда. Показывал им газеты,  в которых рассказывалось о голоде, разрухе и неразберихе царившей в России. В конце концов,  исчерпав все доводы, он сказал, что не выдаст им никаких документов.
    Трудно сказать, что руководило этим вобщем-то добрым человеком. Искреннее желание уберечь их от опасной неизвестности,  или нежелание потерять двух отличных работников.   Но фрау Гертруда, ах фрау Гертруда, своим женским и материнским сердцем она чувствовала их тоску, по семьям, по родной Земле.  Она втайне от мужа собрала им в дорогу котомку, обеспечила документами бывших военнопленных и позднее осенью 1918 года, когда были закончены все сельхозработы, они под предлогом поездки на ярмарку в Ганновер ушли из дома Карла Осиповича. Через Бельгию, Голландию, Финляндию они добрались до России. В марте 1919 года они были  Петрограде. В общей суматохе и неразберихе царившей в ту пору, никто на них особого внимания не обратил. Мучавший голод и полное отсутствие денег заставило поступить их работать на железную дорогу. Вот так на перекладных где в вагоне, где на его крыше, а где и пешком они сперва прибыли в Москву, потом в Саратов. Здесь пути их разошлись. Мифодий Елисеев стал пробираться к себе в Сибирь, а  Александр направился в сторону Вольска, там он надеялся найти односельчанина Ивана Фокеева, который помог - бы ему вернуться в Чернобулак. Но надежды не оправдались. С трудом он узнал, что бывший унтер – офицер Иван Фокеев уже несколько месяцев, как уехал со всем своим семейством к себе на родину в село Чернобулак. Эту историю рассказал Александру бывший сослуживец Ивана Маресьев, он  же приютил его на несколько дней у себя, а затем,  снабдив в дорогу хлебом,  и крупой проводил в Чернобулак. 
-Дома!  Уже вслух произнёс Александр. Он стал спускаться с Шихана. У самого его подножия он остановился, чтобы перевести дыхание.  Газовая атака  давала о себе знать и по сей день. Он стоял и смотрел,  как солнце медленно опускается за горизонт. На фоне шума леса и крика птиц сперва неясно, а потом всё громче и явственней стал слышен цокот копыт. Через несколько минут из-за склона Шихана, по дороге,  идущей от Елшанки, показалась телега, запряжённая парой лошадей. Телега ехала довольно быстро, обогнав Александра,  она остановилась метрах в тридцати от него, с неё сошел возница и направился в его сторону, в руках у него была винтовка. Не доходя метров десять, он остановился и,  держа винтовку наперевес,  спросил:
-Куда путь держишь, мил человек?
-Да вот иду домой.
-Домой? Переспросил возница. А чей - же ты будешь? Я вроде в своём селе всех знаю. А вот тебя, что-то не припомню.
-А ты Фёдор подойди поближе.   Посмотри получше, может, вспомнишь, как в Поповой дубраве силки вмести на зайцев ставили. Может тогда,   узнаешь меня?
 Александр сразу узнал возницу. Это был Фёдор Березин. В детстве и юности они вместе бегали, ходили в ночное, в особых друзьях не значились, но были из одной компании. Фёдор закинул винтовку за плечо и подошёл ближе. Он некоторое время вглядывался в лицо Александра, пытаясь в исхудавшем и измождённом человеке узнать знакомого.  Затем всплеснув руками,  воскликнул:
-Ёлки зелёные! Сашка ты!?
-Я.
-Вот так дела. Да откуда – же ты? Ведь на тебя похоронка была. А ты,  вот он, живой! Чудеса.
-Долгая история Федя, сразу и не расскажешь.
-Ну,  Сашка, ну удивил. Ведь прошло сколько лет?
-Да пятый годок пошёл.
-Да, да, да. Фёдор засуетился. Чего – же мы стоим? Давай садись. Я тебя мигом домчу. Вот радость-то, вот радость-то  Пучковым.
  До села доехали за полчаса. В уже наступивших сумерках въехали в село. Всё дорогу Фёдор, что-то рассказывал, спрашивал. Александр односложно отвечал и плохо слушал. Наконец остановились у ворот родного дома. Во всех окнах было темно, только сквозь занавески было видно, как у икон горит лампада. Фёдор соскочил с телеги, и стал кнутовищем громко стучать в ворота. Через минуту, другую на веранде открылась дверь,  и послышался голос брата Василия:
-Кого там Бог принёс в такое время?
-Встречай гостя дорогого, Василий!
-Фёдор, ты что-ли?
-Я, я. Открывай.
Заскрипел засов, открылась калитка, Василий приподнял горевшую лампу повыше, да так и застыл.
-Братка!  Александр, ты ли?
-Я, Василь, я.
 
 
Как описать чувства домашних? Это может прочувствовать только человек, сам переживший подобное. Слёзы!  Слёзы радости были у всех. Слова молитв не сходили с губ. Все слова признательности были обращены к Богу, только ОН мог совершить такое чудо. Жена Настя, впервые мгновения, сидела на скамейки и не могла поверить в случившееся.  Затем медленно встала, также медленно подошла к мужу, потрогала его щетинистое исхудалое лицо и,  прижавшись к его плечу ,разрыдалась. Никаких слов не слетело с её губ, только тихое горькое рыдание, в тоне которого слышалась тоска и вся горечь пережитых лет. Когда первые минуты радости от неожиданного возвращения Александра прошли, наступило время расспросов. Что? Как? Где? Александр только кивал головой и не успевал вытирать слёзы,  градом катившиеся по лицу. Василий,  видя такое его состояние,  прервал все  расспросы и разговоры.
-Наталья.  Обратился он к жене. Собери на стол. Настёнка,  собери мужу чистое бельё, я его сам сейчас в бане отпарю. Благо она ещё не остыла. Сынок, Саша сбегай, поддай ещё жару.
       В бане Василий долго парил его дубовым веником и тёр щёлоком. Александр такое блаженство испытывал второй раз в жизни. Впервые обычная банная процедура стала для него райским наслаждением тогда в Германии, когда после лагерной жизни, в доме у Карла Осиповича они сняли с себя завшивленную одежду и горячей водой смыли грязь с души и тела. Точно такое-же чувство Александр испытывал и сейчас. Вместе с усталостью и телесной грязью, под ударами парного веника у него уходила безнадёжность и бессмысленность своего существования, и возвращалась вера и надежда, на достойную жизнь.
    Во время банной процедуры Александр рассказал брату свою историю. Василий внимательно выслушал и уже в конце, когда они собирались выходить, он сказал:
-Братка, ты пока про то, что жил у Карла Осиповича никому не говори. Слышишь. Никому. У нас тут не поймёшь, что творится. День за белых, день за красных. Могут обвинить тебя, что ты немецкий шпион. Говори, что был в немецком плену, батрачил и убежал. Так оно надёжней.
На том они и порешили.
Продолжение следует.