Чаша терпения

ЧАША ТЕРПЕНИЯ
Авва!1 Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня (Мк 14, 35-36). О, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! Впрочем не Моя воля, но Твоя да будет (Лк. 22, 42).


- Какой печал мне сегце кивигяет? Весь целый миг мне вегтится в глазе! Пгидет ли Маггогитка ? Я  не знаю! Чу! Где-то пипснула калитка – пога засунуться в кусты. – Лена, хихикая, слушала, как Саня читает «Фауст»  на сцене Еврейского национального театра”. Картавить у Сани получалось плохо, и выглядел он, по мнению Лены, полным идиотом. Но  Саня об этом не подозревал и продолжал:
- Фауст уходит. Входит Маргарита.
- Фауст: - Ах, это ви, пгелестный Маггогита?!
- Маргарита: - Да, это ми!
На этих словах Сани, Лена хотела убежать, но кавалер удержал ее:
 - Хочешь спою? – И запел: - « КорабЕль , корабЕль, не боится верблюдА!
- Какого верблюдА? – нервно хихикнула Лена.
- Что не поняла?- Саня задумался, подумав, пояснил, - КорабЕль – это корабль, а верблюдА - это верблюд и корабль не боится верблюда. Теперь понятно?
- А чего кораблю верблюда бояться? – пожала плечами Лена.
 - Ну ты и дура, - возмутился Саня, - давай другую частушку спою и запел: - «Бери ложку, бери хлеб, я зарэжу свой отэц», - Лена вырвала свою руку из теплых ладошек  Сани и убежала.
- Куда же вы? – крикнул ей вслед Саня. – Ладно, завтра в шесть я приду к общаге. – Лена ничего не ответила и скрылась за входными дверями.

По иному бы сложилась жизнь Олега, не потеряй в уличной драке Саня свои резиновые  галоши.*
*  *  *
Электроутюг, просвистев над Лениной головой, с глухим, мягким звуком, врезался в ковер на стене и сполз по нему на пол.
 - Это тебе так не пройдет, - закричала Лена, поднимая утюг, - обо всем узнает сын. И ты в милиции ответишь за попытку убийства.
- Боже мой – думал Олег, - отец - то мой что ей сделал? Отец его был расстрелян немцами в июне 1942 года. Сегодня как раз годовщина его смерти. Гладя утром рубаху, Олег вспомнил об этом и хотел поделиться своими воспоминаниями с Леной. Но не успел и два слова сказать, как получил в ответ:  «Носишься со своим хваленым папашей». От неожиданности Олег потерял дар речи, и запустил в жену утюгом.

Утюг лежал на полу, рядом с ним горько рыдала Лена. Олег быстро оделся и ушел на работу.

Он шел по улице и вспоминал историю своего знакомства с женой: «Двадцать пять лет тому, однажды утром,  к нему обратился его дружок и сосед по комнате в студенческом общежитии Саня:
 - Слушай, Олег, я на занятия не могу пойти, галош* нету, а у меня в одной туфле всего полподметки.
- А где ж твои галоши? – удивился Олег.
- Да вчера ночью шел домой со свидания. Уже у общаги шпана какая-то прицепилась. Ну, я галошами и отбился. Начал убегать – они за мной. Ну я вначале одной галошей в них  тарабхнул, они остановились. А когда я в них вторым запустил, наутек бросились. Ну, а теперь мне ходить не в чем. 
- Ну, ладно, - успокоил его Олег, - с занятий вернусь, - что – нибудь придумаем. Ну, я пошел.
- Подожди, - остановил его Саня, - ты к шести подойди к женской общаге, спроси Лену из пятой комнаты. Извинись за меня, скажи, что я не смог придти – заболел.

Сане со стипухи скинулись, новые туфли и галоши купили. А в тот вечер  Олег познакомился с Леной.

Вскоре они подали заявление в загс, а через три месяца стали мужем и женой – пора было знакомиться с родителями. У Олега их не было – погибли во время войны, а у Лены были – мать и старшая сестра. Жили они на Дону, в большой станице. Вот туда-то и привезла Олега Лена. Для знакомства.
 Родня встретила Олега не очень: мать лыбилась, а сестра хмурилась – сама еще не замужем, а младшая уже выскочила. Может быть все бы и наладилось, да Олег захотел в туалет. «Удобства» были во дворе в виде деревянного строения. Олег пошел в это строение по маленькой нужде и струей на задней стенке строения нарисовал восьмерку.

Не успела «восьмерка» высохнуть, как в строение понесло сестру Лены. Увидев восьмерку, Ольга, скорее всего ахнула и, выскочив из сортира, заявила: «Пока этот идиот в доме, моей ноги здесь не будет» и ушла.  «Идиота» Олег ей не простил и уехал в тот же день.
Вслед за ним приехала Лена и кричала, что она повезла его к своим не затем, чтобы он «обссыкал туалеты». В  ответ на это Олег попытался все свести к шутке: «Я думал, что ей понравится, это была шутка». На что Лена отвечала, что шуточки у него дурацкие и права Ольга, обозвав его идиотом. И только хотел Олег послать свою жену куда подальше, обнаружилось, что она беременна. Олег не привык посылать «куда подальше», беременных и смирился.

Лена защитила диплом инженера лесного хозяйства и тут же родила сына. Олег  окончил мехфак политеха и получил направление на небольшой завод  в Нечерноземье. Лена ехать  с ним отказалась, уехала к маме, предварительно заявив мужу: « Я выращу сына, который будет тебя ненавидеть». Олег так и не понял за что.
 
Но вместо этого, через год прикатили всем семейством, узнав, что Олег получил квартиру. Кроме самой Лены с их сыном Игорем, мамы, сестрички Ольги, явился годовалый Юра, нагулянный Ольгой с первым парнем на деревне – Васей.  Вася, наградив Ольгу Юрой, после этого заметил, что Ольга для него «толстовата» и, сыграв в последний раз на гармошке вальс «На сопках Манчжурии» и получив за это выговор по партийной линии, ушел вместе с выговором к первой жене, где у него было трое детей.
 По приезду родни в доме установился такой бедлам, что Олег после работы, домой просто идти не хотел. А куда идет русский человек, если ему идти домой не охота? Известо. И Олег пошел туда и ему это понравилось.

 Но это не нравилось Лене. Ей перестали нравится и мама, и Ольга, и Юра. Чашу ее терпения переполнило, когда Олег, пытаясь как-то наладить отношления в семье, подарил Ольге на день рождения золотые серьги с рубинами. Оьга приняла их , как должное, а Лена разъярилась до того, что поссорилась с сестрой, со своей мамой, и с Олегом. Попыталась отобрать серьги у сестры, но та не отдавала и кричала, показывая кукиш сестре: «Вот тебе, а не серьги!».  Олег подарил серьги и жене, но та этими серьгами кидалась и орала: «Хочу вот те!» и простирала правую руку, с вытянутым указательным пальцем, в сторону Ольги.
 
Чаша терпения Олега начала переполняться, и он уехал в далекий южный город, устроился на завод  в должности начальника крупного цеха, а вскоре забрал семью. Выпускаемая цехом продукция летала на самолетах, ракетах, спутниках, космических кораблях; ныряла на подводных лодках, мчалась на танках.

Ольге же осталась квартира. И она гордо ходила на работу в школу, где работала учителем младших классов. В ушах ее  сверкали, золотые  серьги с рубинами.
 Маленький Игорек еще не знал, чтоь папу надо ненавидеть. И не понимал,что слово «папашка» – это не папа  и радостно кричал, когда Олег возвращался с работы: «Ура! Папашка пришел!». А потом вырос, поступил в университет, окончил его и уехал заграницу. И остались папашка и мамашка одни. Короче, «прошла любовь, завяли помидоры”…», - воспоминания Олега прервал вахтер на проходной:
 -  Олег Александрович,  - радостно обратился он к  нему, - у  вас там дежурного электрика током убило.
 - О, Господи! - подумал Олег, но не успел он так подумать, как увидел, что навстречу ему бодро шагает дежурный электрик Лука Кузьмич, напевая песню про то, что «мы кузнецы и труд наш молод».
 - Так тебя, Лука, не убило? – обратился к нему Олег.
 - Лука Мудищев бессмертен, - захохотал электрик, - не дождетесь.
 - На хер ты нужен, тебя дожидаться, - про себя подумал Олег. Но чаша терпения его уже переполнялась.
 



*  *  *

- Зачем же вы, Олег Александрович, утюгами бросаетесь?-  участковый милиционер, капитан Самохин, переминался с ноги на ногу: видно было, что неудобно ему задавать эти вопросы Олегу, которого он хорошо знал – его, участковская, жена работала на заводе, в цеху, которым руководил Олег.
- Какими утюгами? – растерялся Олег.
- А вот этими, - притащила утюг  с кухни Лена.
- И как часто Олег Александрович  швыряет этим вот? – капитан кивком указал на утюг в руках Лены
- Да каждый день, - вместо Лены ответил Олег, - как проснусь, так сразу за утюг.
- Он правду говорит, - подтвердила Лена и заплакала, - это длится уже двадцать пять лет. Так ему мало утюга, он еще и дома не ночевал, явился вчера, в субботу. С устюком.
- С кем? – удивленно переспросил  Самохин.
- С устюком, - Лена поставила утюг на стол и с надеждой смотрела на участкового.
- Зачем же вы устюков домой водите?
- Да пьяный он был, - вмешалась Дена.
- Кто, устюк?
- Да пырей это, - засмеялся Олег, - трава такая. Я ж в парке в стогу ночевал. Она ж домой не пустила. Ну, я в парк. В стог. А там пырей. У них, - он кивком указал на жену, - в станице это устюком называется. Ну он мне в ухо и влез. Утром домой пустила, скорую вызвали  - она мне этот пырей из уха и вынула.
- Олег Александрович, - капитан жестом остановил пытавшуюся что-то сказать Лену, - обещаете больше утюгами не кидаться и устюков в дом не водить? – Олег согласно кивнул.

- Ты что, совсем оборзела? – обратился Олег к жене после ухода участкового.
- Я тебе еще не то устрою, - подбоченилась жена, - Пьяница.
Олег плюнул и ушел из дома.

«Ярко зеленой краской, громадными буквами на стене была надпись: «К БУЙСТВУЮЩИМ ПРИМЕНЯЕТСЯ СВЯЗЫВАНИЕ!!!». Вытрезвитель был, как вытрезвитель. И Олег был пьяница, как пьяница – такой же почти голый и жалкий, что и остальные.
«Свинья» - депеша из вытрезвителя, похрюкивая, пробралась  в партком завода вслед за ним. И тут начали хрюкать все вокруг и дохрюкались до того, что Олега надо исключать из партии.
 Но тут грянула перестройка, наступила ее высшая стадия – демократия. Коммунистов стало нехватать. И Олега в партии оставили, а с работы сняли.
В поддержку своего начальника поднялся коллектив цеха. Коллектив объявил забастовку под лозунгом: «Прочь грязные руки от Ленина! Прочь грязные руки от Олега Александровича!».
 ОМОН разогнал митинг.
Воспользовавшись этим, кто – то из слуг народа быстренько завод приватизировал, обанкротил и украл.

Олег, как и многие другие, остался без работы.  ЛЕНА выписала Олега из квартиры, квартиру продала, а сама куда-то исчезла

Олег, с такими же горемыками, как сам, сидели на помойке и пели:
                Сберегательную кассу,
                Как-то я подкопом брал,
                На три кирпича ошибся
                И в уборную попал.
                Сколько было страстных слов,
                Сколько было грации,
                Когда мы сидели у канализации.
В этот сортир угодили миллионы людей на необъятных просторах нашей Родины.