Гвоздики для ветерана

               

     Николаю Егоровичу Круглову в прошлую субботу отметили 80. Пришли из городского ветеранского комитета, принесли приветственный адрес в резинчатой папке, три гвоздички и книгу об Отечественной войне, но поче-му-то на украинском. Хозяин напоил чаем. На фронтовые сто грамм у него уже давно не было сил. Гости чинно сидели, говорили правильные слова: “Жизнь, мол, налаживается, пенсию фронтовикам прибавили, они у нас окру-жены постоянной заботой и вниманием”. “Хотя, какая забота?” – подумал про себя хозяин.  Из ветеранских активистов с 9 мая к нему никто так и не приходил, и не звонил. Никого не интересует жизнь и быт одинокого ста-рика. Как он, например, в одиночку управляется с домашним хозяйством, как питается, где проводит досуг. Другое дело на День победы или День осво-бождения города. Руководство  ветеранского движения обязательно появ-ляется на людях в окружении  городского и республиканского начальства, они получают очередные грамоты и подарки, они умело выступают и укла-дывают венки на могилу Неизвестного солдата. Иногда бывали и особые дни: приходила гуманитарная помощь из соседней страны, которую активисты распределяли по своему усмотрению в частном гараже секретаря. К Николаю Егоровичу так никто из комитета до самого дня рождения и не пришел, до самого декабря. Но и на том  спасибо - о юбилее вспомнили.               
     Он старался управляться со своим бытом сам, а раз в месяц приходила двоюродная сестра, мыла полы, прибирала квартиру. В этом городе у него больше никого из родни не было. Жена умерла от инсульта 20 лет назад. Единственный сын погиб в Афганистане, так и не успев жениться. Николаю Егоровичу обзаводиться новой подругой не хотелось – уж очень хлопотно. Да он и не понимал, как можно привести в свой дом  другую женщину. Так  и жил один в большой двухкомнатной квартире, каждое утро покупал свой ве-теранский набор – как он сам называл одинаковые день ото дня продукты - в магазине на первом этаже дома. Готовил себе. Десятого числа каждого меся-ца девочка с почты  приносила пенсию, и он шел платить за квартиру и теле-фон в сбербанк. Утром и вечером, в любую погоду ходил с палочкой на озе-ро, там иногда встречались знакомые, ему хотелось хоть с кем-нибудь пого-ворить и все равно о чем. Дома целый день одному иногда становилось не-выносимо. Радио и телевизор уже давно не нравились. Это были не его новости и передачи. Читал, благо книг было много, пока глаза не уставали, потом чтение приходилось откладывать. В те дни его любимой книгой была “В августе 44-го” Богомолова. Там все было узнаваемо, автор воевал и знал о войне не понаслышке.
     В этом году  23 февраля сходил в мэрию на торжественное собрание в честь Дня защитника отечества, так теперь стали называть День его Совет-ской армии. По почте, вместе с бесплатными газетами, прислали приглаше-ние на большой открытке, где красовались подписи мэра и губернатора. Гу-бернатор лично пришел к ветеранам, пришел с подарками: каждый участник войны получил из его рук большущее пляжное полотенце, как будто кто-то из них когда-нибудь еще пойдет на пляж, и алюминиевую кружку из старин-ных, времен войны запасов расформированных армейских складов, куда не-медленно были налиты все те же пресловутые фронтовые. Выпил Николай Егорович, закусил праздничным тортом и мучился всю ночь. Тогда и дал себе зарок – больше ни капли.
      Водка на ветеранских столах в День победы появилась лет тридцать назад. Но тогда им было по 50. Они еще могли бодро, строевым шагом прой-ти по площади, посидеть с однополчанами, вспоминая былые походы.  И ча-рочка была совсем не лишней для доброго настроения, и водка тогда была государственная, а то и со Знаком качества. Но поить теперь больных вось-мидесятилетних, да еще не всегда лучшим по качеству спиртным выглядит уже по меньшей мере кощунственно, если не преступно. Ан нет. Собираются в мэрии накануне праздников, куда приглашены ветераны, две дамы и начи-нают прикидывать, согласно выделенным средствам: водка, колбаса “Иней” (подешевле), торт (попроще), чай в пакетиках, черный хлеб. Разовая посуда - оптом. Ну конечно же гвоздики, по одной на приглашенного. Оставшиеся средства использовались ушлыми чиновницами на покупку дорогих кулинар-ных изысков для чаепитий на работе. Сколько уже стариков после этих вете-ранских банкетов отправилось к праотцам?               
     Там же на собрании выступал журналист, которого хорошо знали ветера-ны. Звали его Вадим Миронец. Он появился в городе и на телевидении лет пять назад. …Городского мэра пригласили на празднование Дня победы в одну из южных областей. Сидя вечером в гостиничном номере, мэр смотрел местное телевидение. Ему очень понравилась передача “Ветеранская гостин-ная” и ее ведущий. Седой благообразный журналист так лихо общался с гос-тями, что казалось он прожил с ними всю жизнь – на экране царило полное взаимопонимание: они вспоминали и былые сражения, и погибших друзей, и отцов-командиров, пели песни и угощались чаем. Апофеозом передачи стал
детально продуманный финал, когда большие ворота студии открылись и участники передачи оказались прямо на главной улице, где располагалась
телекомпания, среди гуляющей праздничной толпы. Начались поздравления, слезы, подарки и цветы. На такой спонтанный эффект и рассчитывал журна-лист. Мэр прикинул, как хорошо было бы прибрать его себе. На удивление, Миронец легко согласился на переезд. Позже выяснилось, что у него была масса проблем с местным казачеством - он выпустил книгу с непроверен-ными фактами и отказался вернуть гонорар. Мэр этого не знал и уже через месяц благообразный появился на экране телевизоров нового для него города.
   Он писал книги о войне, вел на ТВ цикл передач о забытых героях, прихо-дил на ветеранские посиделки, обожал со знанием дела беседовать со ста-рыми солдатами. Особенно любил размазывать полюбившуюся на новом месте тему о ненужности Зимней кампании 39-40-х годов, о бесчисленных жертвах Красной армии и стойких духом финнах. Николай Егорович прочитал две книги журналиста. Впечатления от них большой кошачьей лапой долго царапали сердце. Оказывается, в войне победила не великая Красная армия – освободительница мира от коричневой чумы, не великая страна, а каждый сам по себе воевавший солдат. Командиры, начиная с Жукова, тысячами отправляли бойцов на верную смерть. Какие там полит-руки! Перед атакой каждый воин читал молитвы и господа вспоминал. У всех на шее крестики висели. А чтобы не было дезерирства, в тылу стояли цепи энкавэдэшников. Ну а коммуняки, конечно, отсиживались со своими фрон-товыми женами в теплых блиндажах, выбираясь только по нужде и для полу-чения наград. Не соглашался с этими бреднями старый ветеран. Он знал и цену наград, и командиров знал – сам два года ротой на фронте командовал. Знал и политруков – коммунистов, помнил своего ротного комиссара, кото-рый в наступлении был всегда первым, чтобы не стыдно потом солдатам в глаза смотреть: говорит одно, а сам позади всех. Его первым и сразила очередь из немецкого пулемета где-то в Белоруссии.
     Но журналист был еще и умным человеком. На том памятном собрании он сказал: “Вы ветераны – последние. Вас, к великому сожалению, с каждым днем все меньше и меньше. Приходится правде в глаза смотреть. А ваши опыт и воспоминания имеют огромное значение для грядущих поколений, для исследователей и историков. Если у кого-нибудь будут мысли о мему-арах, книге, или если вы просто захотите рассказать о тех днях, звоните мне”. Журналист достал из “дипломата” пачку карточек и вручил каждому из гос-тей. И вот после субботнего юбилея что-то шевельнулось в душе Николая Егоровича. У него была хорошая, не тронутая годами, память, он умел инте-ресно рассказывать и толково излагать свои мысли на бумаге. “А то вдруг не успею”, – проскользнула в сознании нехорошая мысль. “Может быть, это ко-му-то интересно или даже нужно, ведь всю войну прошел с первого до пос-леднего дня, офицером стал на фронте, пережил хрущевское сокращение 59 года. Миллион двести военных людей, в основном фронтовиков, выкинули тогда на улицу. Образование – мол – иметь надо. А какое образование, когда война забрала лучшие для учебы годы. На фронте диплом никто не спраши-вал”.  Вот и вспомнился журналист. Карточка с телефоном была на месте, и встреча состоялась буквально через час.               
     Гость пришел с большой коробкой конфет и все теми же гвоздиками. Снял пальто, размотал большой пушистый шарф, прошел в комнату, похвалил чис-тоту и порядок. Хозяину это было приятно слышать, да и гостю он обрадо-вался - гости бывали очень редко, понятно, никому не хочется сидеть со ста-риком.
 - Чем могу помочь, Николай Егорович? – прочувственным голосом спросил журналист.
 - Да вот времени свободного образовалось слишком много, тянет на бумагу что-то из прошлого занести. 
 - Это здорово, вы не представляете себе, как это здорово, - отреагировал не-медленно гость и долго тряс хозяину руку. Он достал диктофон и фотоап-парат. -Я вам с удовольствием помогу. Как это я с вами раньше не познако-мился. Где воевали, в каких частях? Какие есть награды?
  Николай Егорович был заметно тронут. Он пошел в спальню и переоделся в парадную форму Советской армии. Это была не его форма. Когда увольнялся в 80-ом, оказалось, что “парадку” он  и не сшил – все время уходило на служ-бу, не до парадов было. Да и гражданский костюм появился только в 57 году, когда ему выдали путевку в санаторий на Кавказе, вот и пришлось купить – не ехать же в военном. А эта форма появилась у Николая Егоровича после смерти друга - соседа по подъезду, его похоронили в гражданском. А форма,  которую он недавно специально пошил для ветеранских встреч, но так ни разу и не одел, осталась. Вдова предложила принять как память о муже. Ког-да-то их дом был военным. С годами, как это всегда бывает, военные вышли в отставку и поумирали. Квартиры получили в наследство дети, они их или продали, или поменяли. Вот и остался Николай Егорович в доме единствен-ным ветераном, да еще и участником войны.
     Он вышел к гостю. Тот со знанием дела принялся изучать иконостас наг-рад на кителе. Там было, на что посмотреть – боевые ордена и медали времен войны. В последние годы многие ветераны стали напоминать новогодние елки, украшая себя значками разных ветеранских организаций и юбилейны-ми медальками, которые в последнее время чеканил кому ни лень. Награж-денных действительно боевыми орденами и медалями оставалось все меньше и меньше. Некоторые “ветераны” нацепляли даже “умалатовские” – медали, которые чеканились от имени Президиума Верховного совета уже давно не существующего СССР. Они вполне законно продавались в обществе нумиз-матов; хотя и имели удостоверение (заполняй на кого хочешь), но госу-дарственной наградой не являлись, а были просто сувениром, хотя выгля-дели, как настоящие.  Незнающему человеку казалось, что идет заслуженный воин, а он и на войне то не был, а может быть и в армии не служил. У Нико-лая Егоровича все было согласно “Наставлению по правилам ношения фор-мы одежды Советской армии”. Справа Знак гвардии, две нашивки за ранения – обе золотые, за тяжелые ранения, два ордена Отечественной войны (один – первой степени –  юбилейный 1985 года выпуска), орден Красной звезды и его гордость - орден Александра Невского, да еще и в редком исполнении - на подвеске. Слева в образцовом порядке располагались орден Красного знамени, медали За отвагу, За боевые заслуги, За победу над Германией, За оборону Москвы, За взятие Кенигсберга, За взятие Берлина. Ну а дальше все положенные юбилейные медали. Ими награждали уже в мирное время. Все было вычищенное и с новыми ленточками – он их специально заказывал в  Ленинграде. К новому названию города Николай Егорович не смог привык-нуть. Ветерану было чем гордиться – он храбро и достойно воевал.
     Журналист пощелкал аппаратом и включил диктофон. Разговор обещал быть долгим. Николай Егорович снял китель и отнес его в шкаф в спальне. Он решил угостить гостя чаем. С чаем и разговор идет веселее, да и прине-сенные гостем конфетки наверняка были вкусными. Пошел на кухню, набрал в чайник свежей воды, вымыл заварной. Вернулся к гостю. Тот начал изда-лека, с довоенной биографии. Минут через пять на кухне засвистел чайник. Хозяин пошел готовить чай. В последние годы ему нравилась сама процеду-ра заварки. Принес чашки. И вдруг у журналиста зазвонил мобильный те-лефон. Его срочно вызывали на работу. В городе, по его словам, проездом оказался какой-то легендарный деятель, и с ним надо немедленно встретить-ся. “Мне так неудобно, но надо бежать, завтра я вам позвоню, и мы попьем ваш замечательный чай”. Он быстро исчез. Николай Егорович конечно рас-строился. Утешил себя, что ему торопиться некуда, а свои заметки он уже сегодня может начать писать, у него даже специальная большая тетрадь за-готовлена, а потом можно будет и с прессой посоветоваться. Немного успо-коившись, он переоделся в свой домашний костюм и пошел повесить в шкаф форменные брюки, а сверху китель с наградами. Он снял с вешалки китель, и вдруг что-то привлекло его внимание. Он сперва не мог понять что. Посмот-рел на ордена и чуть не заплакал. От ордена Александра Невского осталась только планка с красной ленточкой да еще свернутое колечко для крепления, самого ордена не было. – Неужели я за что-то задел и оторвал? С трудом наг-нувшись Николай Егорович осмотрел пол и нижнюю часть платяного шкафа. Ордена не было. Он не мог поверить своим глазам, еще и еще раз облазил всю комнату. Не помогло. Самая дорогая его награда бесследно исчезла. Она и в правду была дорогая. Как-то по телевизору репортер криминальных но-востей рассказывал, сколько на черном рынке стоят награды времен войны. Цены поразили участника. Его “Александр Невский” тянул почти на сто тысяч. Но не за цену любил свой орден более других Николай Егорович. Орден то был полководческий и давался офицерам за особенную находчи-вость и смекалку в бою... Дело было под Кенигсбергом. Крепость - в осаде. Противник любой ценой пытался пробраться на помощь. Бойцы Круглова под покровом ночи ухитрилась заминировать дорогу на пути продвижения колонны противника, да так, что немецкая разведка ничего не заметила. Два батальона врага так и остались на той дороге вместе с техникой и боепри-пасами. За эту операцию и представило командование дивизии старшего лейтенанта Круглова к особой награде. Вот и грела она последние 60 лет сердце ветерана. Да еще достался один из редких экземпляров, такими в 44-ом уже не награждали, а этот залежался в сейфе у фронтового командования. А тут вдруг нет ордена. Страшная догадка опалила сердце. Журналист. Прос-то больше некому. Неужели? Дрожащей рукой он набрал номер. На другом конце вежливо объяснили, что журналист только что улетел в командировку.
Вернется месяца через два. Получалось, что на завтра встреча и не плани-ровалась, и не было никакого заезжего гостя. Был лишь предлог побыстрее уйти в надежде, что хозяин сразу не заметит пропажи. Сомнений не осталось. Он точно представил все прошедшее за последний час. Противно застучало сердце, заскребла все та же кошачья лапа. Потом перехватило дыхание, ды-шать стало невозможно. Нитроглицерин лежал на тумбочке у кровати. Доб-раться до него уже не было сил. Он неловко сел на пол, потом завалился на бок, и все.
     После ухода гостя дверь оставалась не запертой. На другой день принесли пенсию. Девушка хорошо знала старика, он всегда угощал ее карамельками, поэтому и вошла без звонка, знала, где что, знала, что ее ждут. Заглянула в спальню. Хозяин лежал у кровати неловко раскинув руки, рядом лежал па-радный китель с наградами.
      ...Была и скорая и милиция. Никто ничего не заподозрил: все просто - старику, восьмидесятилетнему человеку стало плохо. Но когда  готовились к похоронам, пришли из Совета ветеранов, чтобы на красные подушечки за-крепить награды для похоронной процедуры. Тут-то и обратили внимание на обглоданную планку. Все знали, что за орден был у Круглова. Еще бы, един-ственный в городе кавалер ордена Александра Невского. А куда же он про-пал, если неделю назад был на парадном кителе ветерана, который по случаю Дня рождения Круглов одевал, когда получал поздравления?  У телефона в квартире на виду лежала карточка известного журналиста, лучшего друга всех ветеранов и нераспечатанная коробка дорогих конфет. В вазе стояли чуть увядшие гвоздики. Было известно, что Миронец - заядлый собиратель наград. Знали, что это незаконно, но слишком велик был авторитет мэтра, слишком много было у него высокопоставленных покровителей – он же прославлял во всех СМИ их выдающиеся деловые качества и организатор-ские таланты. Вот и подумали на журналиста. Пошли к своему ветеранско-
му адвокату, потом в милицию. И все же решили поговорить сами на чисто-
ту. Пришли к нему домой. Конечно Миронец был дома, а не в комадировке. Он в начале отпирался и делал невинные глаза, но быстро сообразил что дело серьезное, что просто так не придут и не отстанут, что его попросту вычисли-ли. Конечно испугался и хотел отделаться малой кровью. Поэтому в конце концов вынул из стола “Александра Невского”, но уже с планкой и ленточ-кой. (Когда отрывал с мясом от мундира, точно знал, что восстановит пер-воначальный вид для своей коллекции). Отпираться смысла не имело – орден имел номер, а орденская книжка была у нежданных гостей с собой. Ее жур-налист выкрасть не успел, он просто не знал, где лежит. Конечно, номера сверили. Журналист просил не поднимать скандал, однако ветераны, люди военные, были воспитаны в других традициях. Для военного человека награ-да, а тем более боевая, - не предмет коллекционирования и купли-продажи, это – святое. Карьера писателя, историка и журналиста  на этом закончилась. Во время обыска по возбужденному делу у него изъяли почти три сотни боевых и гражданских советских наград, происхождение которых журналист объяснить не мог. До суда его оставили на свободе. Через три дня после разговора в прокуратуре он умер от острой сердечной недостаточности.   
   
               
                Гвоздики для ветерана.          

     Николаю Егоровичу Круглову в прошлую субботу отметили 80. Пришли из городского ветеранского комитета, принесли приветственный адрес в резинчатой папке, три гвоздички и книгу об Отечественной войне, но поче-му-то на украинском. Хозяин напоил чаем. На фронтовые сто грамм у него уже давно не было сил. Гости чинно сидели, говорили правильные слова: “Жизнь, мол, налаживается, пенсию фронтовикам прибавили, они у нас окру-жены постоянной заботой и вниманием”. “Хотя, какая забота?” – подумал про себя хозяин.  Из ветеранских активистов с 9 мая к нему никто так и не приходил, и не звонил. Никого не интересует жизнь и быт одинокого ста-рика. Как он, например, в одиночку управляется с домашним хозяйством, как питается, где проводит досуг. Другое дело на День победы или День осво-бождения города. Руководство  ветеранского движения обязательно появ-ляется на людях в окружении  городского и республиканского начальства, они получают очередные грамоты и подарки, они умело выступают и укла-дывают венки на могилу Неизвестного солдата. Иногда бывали и особые дни: приходила гуманитарная помощь из соседней страны, которую активисты распределяли по своему усмотрению в частном гараже секретаря. К Николаю Егоровичу так никто из комитета до самого дня рождения и не пришел, до самого декабря. Но и на том  спасибо - о юбилее вспомнили.               
     Он старался управляться со своим бытом сам, а раз в месяц приходила двоюродная сестра, мыла полы, прибирала квартиру. В этом городе у него больше никого из родни не было. Жена умерла от инсульта 20 лет назад. Единственный сын погиб в Афганистане, так и не успев жениться. Николаю Егоровичу обзаводиться новой подругой не хотелось – уж очень хлопотно. Да он и не понимал, как можно привести в свой дом  другую женщину. Так  и жил один в большой двухкомнатной квартире, каждое утро покупал свой ве-теранский набор – как он сам называл одинаковые день ото дня продукты - в магазине на первом этаже дома. Готовил себе. Десятого числа каждого меся-ца девочка с почты  приносила пенсию, и он шел платить за квартиру и теле-фон в сбербанк. Утром и вечером, в любую погоду ходил с палочкой на озе-ро, там иногда встречались знакомые, ему хотелось хоть с кем-нибудь пого-ворить и все равно о чем. Дома целый день одному иногда становилось не-выносимо. Радио и телевизор уже давно не нравились. Это были не его новости и передачи. Читал, благо книг было много, пока глаза не уставали, потом чтение приходилось откладывать. В те дни его любимой книгой была “В августе 44-го” Богомолова. Там все было узнаваемо, автор воевал и знал о войне не понаслышке.
     В этом году  23 февраля сходил в мэрию на торжественное собрание в честь Дня защитника отечества, так теперь стали называть День его Совет-ской армии. По почте, вместе с бесплатными газетами, прислали приглаше-ние на большой открытке, где красовались подписи мэра и губернатора. Гу-бернатор лично пришел к ветеранам, пришел с подарками: каждый участник войны получил из его рук большущее пляжное полотенце, как будто кто-то из них когда-нибудь еще пойдет на пляж, и алюминиевую кружку из старин-ных, времен войны запасов расформированных армейских складов, куда не-медленно были налиты все те же пресловутые фронтовые. Выпил Николай Егорович, закусил праздничным тортом и мучился всю ночь. Тогда и дал себе зарок – больше ни капли.
      Водка на ветеранских столах в День победы появилась лет тридцать назад. Но тогда им было по 50. Они еще могли бодро, строевым шагом прой-ти по площади, посидеть с однополчанами, вспоминая былые походы.  И ча-рочка была совсем не лишней для доброго настроения, и водка тогда была государственная, а то и со Знаком качества. Но поить теперь больных вось-мидесятилетних, да еще не всегда лучшим по качеству спиртным выглядит уже по меньшей мере кощунственно, если не преступно. Ан нет. Собираются в мэрии накануне праздников, куда приглашены ветераны, две дамы и начи-нают прикидывать, согласно выделенным средствам: водка, колбаса “Иней” (подешевле), торт (попроще), чай в пакетиках, черный хлеб. Разовая посуда - оптом. Ну конечно же гвоздики, по одной на приглашенного. Оставшиеся средства использовались ушлыми чиновницами на покупку дорогих кулинар-ных изысков для чаепитий на работе. Сколько уже стариков после этих вете-ранских банкетов отправилось к праотцам?               
     Там же на собрании выступал журналист, которого хорошо знали ветера-ны. Звали его Вадим Миронец. Он появился в городе и на телевидении лет пять назад. …Городского мэра пригласили на празднование Дня победы в одну из южных областей. Сидя вечером в гостиничном номере, мэр смотрел местное телевидение. Ему очень понравилась передача “Ветеранская гостин-ная” и ее ведущий. Седой благообразный журналист так лихо общался с гос-тями, что казалось он прожил с ними всю жизнь – на экране царило полное взаимопонимание: они вспоминали и былые сражения, и погибших друзей, и отцов-командиров, пели песни и угощались чаем. Апофеозом передачи стал
детально продуманный финал, когда большие ворота студии открылись и участники передачи оказались прямо на главной улице, где располагалась
телекомпания, среди гуляющей праздничной толпы. Начались поздравления, слезы, подарки и цветы. На такой спонтанный эффект и рассчитывал журна-лист. Мэр прикинул, как хорошо было бы прибрать его себе. На удивление, Миронец легко согласился на переезд. Позже выяснилось, что у него была масса проблем с местным казачеством - он выпустил книгу с непроверен-ными фактами и отказался вернуть гонорар. Мэр этого не знал и уже через месяц благообразный появился на экране телевизоров нового для него города.
   Он писал книги о войне, вел на ТВ цикл передач о забытых героях, прихо-дил на ветеранские посиделки, обожал со знанием дела беседовать со ста-рыми солдатами. Особенно любил размазывать полюбившуюся на новом месте тему о ненужности Зимней кампании 39-40-х годов, о бесчисленных жертвах Красной армии и стойких духом финнах. Николай Егорович прочитал две книги журналиста. Впечатления от них большой кошачьей лапой долго царапали сердце. Оказывается, в войне победила не великая Красная армия – освободительница мира от коричневой чумы, не великая страна, а каждый сам по себе воевавший солдат. Командиры, начиная с Жукова, тысячами отправляли бойцов на верную смерть. Какие там полит-руки! Перед атакой каждый воин читал молитвы и господа вспоминал. У всех на шее крестики висели. А чтобы не было дезерирства, в тылу стояли цепи энкавэдэшников. Ну а коммуняки, конечно, отсиживались со своими фрон-товыми женами в теплых блиндажах, выбираясь только по нужде и для полу-чения наград. Не соглашался с этими бреднями старый ветеран. Он знал и цену наград, и командиров знал – сам два года ротой на фронте командовал. Знал и политруков – коммунистов, помнил своего ротного комиссара, кото-рый в наступлении был всегда первым, чтобы не стыдно потом солдатам в глаза смотреть: говорит одно, а сам позади всех. Его первым и сразила очередь из немецкого пулемета где-то в Белоруссии.
     Но журналист был еще и умным человеком. На том памятном собрании он сказал: “Вы ветераны – последние. Вас, к великому сожалению, с каждым днем все меньше и меньше. Приходится правде в глаза смотреть. А ваши опыт и воспоминания имеют огромное значение для грядущих поколений, для исследователей и историков. Если у кого-нибудь будут мысли о мему-арах, книге, или если вы просто захотите рассказать о тех днях, звоните мне”. Журналист достал из “дипломата” пачку карточек и вручил каждому из гос-тей. И вот после субботнего юбилея что-то шевельнулось в душе Николая Егоровича. У него была хорошая, не тронутая годами, память, он умел инте-ресно рассказывать и толково излагать свои мысли на бумаге. “А то вдруг не успею”, – проскользнула в сознании нехорошая мысль. “Может быть, это ко-му-то интересно или даже нужно, ведь всю войну прошел с первого до пос-леднего дня, офицером стал на фронте, пережил хрущевское сокращение 59 года. Миллион двести военных людей, в основном фронтовиков, выкинули тогда на улицу. Образование – мол – иметь надо. А какое образование, когда война забрала лучшие для учебы годы. На фронте диплом никто не спраши-вал”.  Вот и вспомнился журналист. Карточка с телефоном была на месте, и встреча состоялась буквально через час.               
     Гость пришел с большой коробкой конфет и все теми же гвоздиками. Снял пальто, размотал большой пушистый шарф, прошел в комнату, похвалил чис-тоту и порядок. Хозяину это было приятно слышать, да и гостю он обрадо-вался - гости бывали очень редко, понятно, никому не хочется сидеть со ста-риком.
 - Чем могу помочь, Николай Егорович? – прочувственным голосом спросил журналист.
 - Да вот времени свободного образовалось слишком много, тянет на бумагу что-то из прошлого занести. 
 - Это здорово, вы не представляете себе, как это здорово, - отреагировал не-медленно гость и долго тряс хозяину руку. Он достал диктофон и фотоап-парат. -Я вам с удовольствием помогу. Как это я с вами раньше не познако-мился. Где воевали, в каких частях? Какие есть награды?
  Николай Егорович был заметно тронут. Он пошел в спальню и переоделся в парадную форму Советской армии. Это была не его форма. Когда увольнялся в 80-ом, оказалось, что “парадку” он  и не сшил – все время уходило на служ-бу, не до парадов было. Да и гражданский костюм появился только в 57 году, когда ему выдали путевку в санаторий на Кавказе, вот и пришлось купить – не ехать же в военном. А эта форма появилась у Николая Егоровича после смерти друга - соседа по подъезду, его похоронили в гражданском. А форма,  которую он недавно специально пошил для ветеранских встреч, но так ни разу и не одел, осталась. Вдова предложила принять как память о муже. Ког-да-то их дом был военным. С годами, как это всегда бывает, военные вышли в отставку и поумирали. Квартиры получили в наследство дети, они их или продали, или поменяли. Вот и остался Николай Егорович в доме единствен-ным ветераном, да еще и участником войны.
     Он вышел к гостю. Тот со знанием дела принялся изучать иконостас наг-рад на кителе. Там было, на что посмотреть – боевые ордена и медали времен войны. В последние годы многие ветераны стали напоминать новогодние елки, украшая себя значками разных ветеранских организаций и юбилейны-ми медальками, которые в последнее время чеканил кому ни лень. Награж-денных действительно боевыми орденами и медалями оставалось все меньше и меньше. Некоторые “ветераны” нацепляли даже “умалатовские” – медали, которые чеканились от имени Президиума Верховного совета уже давно не существующего СССР. Они вполне законно продавались в обществе нумиз-матов; хотя и имели удостоверение (заполняй на кого хочешь), но госу-дарственной наградой не являлись, а были просто сувениром, хотя выгля-дели, как настоящие.  Незнающему человеку казалось, что идет заслуженный воин, а он и на войне то не был, а может быть и в армии не служил. У Нико-лая Егоровича все было согласно “Наставлению по правилам ношения фор-мы одежды Советской армии”. Справа Знак гвардии, две нашивки за ранения – обе золотые, за тяжелые ранения, два ордена Отечественной войны (один – первой степени –  юбилейный 1985 года выпуска), орден Красной звезды и его гордость - орден Александра Невского, да еще и в редком исполнении - на подвеске. Слева в образцовом порядке располагались орден Красного знамени, медали За отвагу, За боевые заслуги, За победу над Германией, За оборону Москвы, За взятие Кенигсберга, За взятие Берлина. Ну а дальше все положенные юбилейные медали. Ими награждали уже в мирное время. Все было вычищенное и с новыми ленточками – он их специально заказывал в  Ленинграде. К новому названию города Николай Егорович не смог привык-нуть. Ветерану было чем гордиться – он храбро и достойно воевал.
     Журналист пощелкал аппаратом и включил диктофон. Разговор обещал быть долгим. Николай Егорович снял китель и отнес его в шкаф в спальне. Он решил угостить гостя чаем. С чаем и разговор идет веселее, да и прине-сенные гостем конфетки наверняка были вкусными. Пошел на кухню, набрал в чайник свежей воды, вымыл заварной. Вернулся к гостю. Тот начал изда-лека, с довоенной биографии. Минут через пять на кухне засвистел чайник. Хозяин пошел готовить чай. В последние годы ему нравилась сама процеду-ра заварки. Принес чашки. И вдруг у журналиста зазвонил мобильный те-лефон. Его срочно вызывали на работу. В городе, по его словам, проездом оказался какой-то легендарный деятель, и с ним надо немедленно встретить-ся. “Мне так неудобно, но надо бежать, завтра я вам позвоню, и мы попьем ваш замечательный чай”. Он быстро исчез. Николай Егорович конечно рас-строился. Утешил себя, что ему торопиться некуда, а свои заметки он уже сегодня может начать писать, у него даже специальная большая тетрадь за-готовлена, а потом можно будет и с прессой посоветоваться. Немного успо-коившись, он переоделся в свой домашний костюм и пошел повесить в шкаф форменные брюки, а сверху китель с наградами. Он снял с вешалки китель, и вдруг что-то привлекло его внимание. Он сперва не мог понять что. Посмот-рел на ордена и чуть не заплакал. От ордена Александра Невского осталась только планка с красной ленточкой да еще свернутое колечко для крепления, самого ордена не было. – Неужели я за что-то задел и оторвал? С трудом наг-нувшись Николай Егорович осмотрел пол и нижнюю часть платяного шкафа. Ордена не было. Он не мог поверить своим глазам, еще и еще раз облазил всю комнату. Не помогло. Самая дорогая его награда бесследно исчезла. Она и в правду была дорогая. Как-то по телевизору репортер криминальных но-востей рассказывал, сколько на черном рынке стоят награды времен войны. Цены поразили участника. Его “Александр Невский” тянул почти на сто тысяч. Но не за цену любил свой орден более других Николай Егорович. Орден то был полководческий и давался офицерам за особенную находчи-вость и смекалку в бою... Дело было под Кенигсбергом. Крепость - в осаде. Противник любой ценой пытался пробраться на помощь. Бойцы Круглова под покровом ночи ухитрилась заминировать дорогу на пути продвижения колонны противника, да так, что немецкая разведка ничего не заметила. Два батальона врага так и остались на той дороге вместе с техникой и боепри-пасами. За эту операцию и представило командование дивизии старшего лейтенанта Круглова к особой награде. Вот и грела она последние 60 лет сердце ветерана. Да еще достался один из редких экземпляров, такими в 44-ом уже не награждали, а этот залежался в сейфе у фронтового командования. А тут вдруг нет ордена. Страшная догадка опалила сердце. Журналист. Прос-то больше некому. Неужели? Дрожащей рукой он набрал номер. На другом конце вежливо объяснили, что журналист только что улетел в командировку.
Вернется месяца через два. Получалось, что на завтра встреча и не плани-ровалась, и не было никакого заезжего гостя. Был лишь предлог побыстрее уйти в надежде, что хозяин сразу не заметит пропажи. Сомнений не осталось. Он точно представил все прошедшее за последний час. Противно застучало сердце, заскребла все та же кошачья лапа. Потом перехватило дыхание, ды-шать стало невозможно. Нитроглицерин лежал на тумбочке у кровати. Доб-раться до него уже не было сил. Он неловко сел на пол, потом завалился на бок, и все.
     После ухода гостя дверь оставалась не запертой. На другой день принесли пенсию. Девушка хорошо знала старика, он всегда угощал ее карамельками, поэтому и вошла без звонка, знала, где что, знала, что ее ждут. Заглянула в спальню. Хозяин лежал у кровати неловко раскинув руки, рядом лежал па-радный китель с наградами.
      ...Была и скорая и милиция. Никто ничего не заподозрил: все просто - старику, восьмидесятилетнему человеку стало плохо. Но когда  готовились к похоронам, пришли из Совета ветеранов, чтобы на красные подушечки за-крепить награды для похоронной процедуры. Тут-то и обратили внимание на обглоданную планку. Все знали, что за орден был у Круглова. Еще бы, един-ственный в городе кавалер ордена Александра Невского. А куда же он про-пал, если неделю назад был на парадном кителе ветерана, который по случаю Дня рождения Круглов одевал, когда получал поздравления?  У телефона в квартире на виду лежала карточка известного журналиста, лучшего друга всех ветеранов и нераспечатанная коробка дорогих конфет. В вазе стояли чуть увядшие гвоздики. Было известно, что Миронец - заядлый собиратель наград. Знали, что это незаконно, но слишком велик был авторитет мэтра, слишком много было у него высокопоставленных покровителей – он же прославлял во всех СМИ их выдающиеся деловые качества и организатор-ские таланты. Вот и подумали на журналиста. Пошли к своему ветеранско-
му адвокату, потом в милицию. И все же решили поговорить сами на чисто-
ту. Пришли к нему домой. Конечно Миронец был дома, а не в комадировке. Он в начале отпирался и делал невинные глаза, но быстро сообразил что дело серьезное, что просто так не придут и не отстанут, что его попросту вычисли-ли. Конечно испугался и хотел отделаться малой кровью. Поэтому в конце концов вынул из стола “Александра Невского”, но уже с планкой и ленточ-кой. (Когда отрывал с мясом от мундира, точно знал, что восстановит пер-воначальный вид для своей коллекции). Отпираться смысла не имело – орден имел номер, а орденская книжка была у нежданных гостей с собой. Ее жур-налист выкрасть не успел, он просто не знал, где лежит. Конечно, номера сверили. Журналист просил не поднимать скандал, однако ветераны, люди военные, были воспитаны в других традициях. Для военного человека награ-да, а тем более боевая, - не предмет коллекционирования и купли-продажи, это – святое. Карьера писателя, историка и журналиста  на этом закончилась. Во время обыска по возбужденному делу у него изъяли почти три сотни боевых и гражданских советских наград, происхождение которых журналист объяснить не мог. До суда его оставили на свободе. Через три дня после разговора в прокуратуре он умер от острой сердечной недостаточности.   
   
               
                Гвоздики для ветерана.          

     Николаю Егоровичу Круглову в прошлую субботу отметили 80. Пришли из городского ветеранского комитета, принесли приветственный адрес в резинчатой папке, три гвоздички и книгу об Отечественной войне, но поче-му-то на украинском. Хозяин напоил чаем. На фронтовые сто грамм у него уже давно не было сил. Гости чинно сидели, говорили правильные слова: “Жизнь, мол, налаживается, пенсию фронтовикам прибавили, они у нас окру-жены постоянной заботой и вниманием”. “Хотя, какая забота?” – подумал про себя хозяин.  Из ветеранских активистов с 9 мая к нему никто так и не приходил, и не звонил. Никого не интересует жизнь и быт одинокого ста-рика. Как он, например, в одиночку управляется с домашним хозяйством, как питается, где проводит досуг. Другое дело на День победы или День осво-бождения города. Руководство  ветеранского движения обязательно появ-ляется на людях в окружении  городского и республиканского начальства, они получают очередные грамоты и подарки, они умело выступают и укла-дывают венки на могилу Неизвестного солдата. Иногда бывали и особые дни: приходила гуманитарная помощь из соседней страны, которую активисты распределяли по своему усмотрению в частном гараже секретаря. К Николаю Егоровичу так никто из комитета до самого дня рождения и не пришел, до самого декабря. Но и на том  спасибо - о юбилее вспомнили.               
     Он старался управляться со своим бытом сам, а раз в месяц приходила двоюродная сестра, мыла полы, прибирала квартиру. В этом городе у него больше никого из родни не было. Жена умерла от инсульта 20 лет назад. Единственный сын погиб в Афганистане, так и не успев жениться. Николаю Егоровичу обзаводиться новой подругой не хотелось – уж очень хлопотно. Да он и не понимал, как можно привести в свой дом  другую женщину. Так  и жил один в большой двухкомнатной квартире, каждое утро покупал свой ве-теранский набор – как он сам называл одинаковые день ото дня продукты - в магазине на первом этаже дома. Готовил себе. Десятого числа каждого меся-ца девочка с почты  приносила пенсию, и он шел платить за квартиру и теле-фон в сбербанк. Утром и вечером, в любую погоду ходил с палочкой на озе-ро, там иногда встречались знакомые, ему хотелось хоть с кем-нибудь пого-ворить и все равно о чем. Дома целый день одному иногда становилось не-выносимо. Радио и телевизор уже давно не нравились. Это были не его новости и передачи. Читал, благо книг было много, пока глаза не уставали, потом чтение приходилось откладывать. В те дни его любимой книгой была “В августе 44-го” Богомолова. Там все было узнаваемо, автор воевал и знал о войне не понаслышке.
     В этом году  23 февраля сходил в мэрию на торжественное собрание в честь Дня защитника отечества, так теперь стали называть День его Совет-ской армии. По почте, вместе с бесплатными газетами, прислали приглаше-ние на большой открытке, где красовались подписи мэра и губернатора. Гу-бернатор лично пришел к ветеранам, пришел с подарками: каждый участник войны получил из его рук большущее пляжное полотенце, как будто кто-то из них когда-нибудь еще пойдет на пляж, и алюминиевую кружку из старин-ных, времен войны запасов расформированных армейских складов, куда не-медленно были налиты все те же пресловутые фронтовые. Выпил Николай Егорович, закусил праздничным тортом и мучился всю ночь. Тогда и дал себе зарок – больше ни капли.
      Водка на ветеранских столах в День победы появилась лет тридцать назад. Но тогда им было по 50. Они еще могли бодро, строевым шагом прой-ти по площади, посидеть с однополчанами, вспоминая былые походы.  И ча-рочка была совсем не лишней для доброго настроения, и водка тогда была государственная, а то и со Знаком качества. Но поить теперь больных вось-мидесятилетних, да еще не всегда лучшим по качеству спиртным выглядит уже по меньшей мере кощунственно, если не преступно. Ан нет. Собираются в мэрии накануне праздников, куда приглашены ветераны, две дамы и начи-нают прикидывать, согласно выделенным средствам: водка, колбаса “Иней” (подешевле), торт (попроще), чай в пакетиках, черный хлеб. Разовая посуда - оптом. Ну конечно же гвоздики, по одной на приглашенного. Оставшиеся средства использовались ушлыми чиновницами на покупку дорогих кулинар-ных изысков для чаепитий на работе. Сколько уже стариков после этих вете-ранских банкетов отправилось к праотцам?               
     Там же на собрании выступал журналист, которого хорошо знали ветера-ны. Звали его Вадим Миронец. Он появился в городе и на телевидении лет пять назад. …Городского мэра пригласили на празднование Дня победы в одну из южных областей. Сидя вечером в гостиничном номере, мэр смотрел местное телевидение. Ему очень понравилась передача “Ветеранская гостин-ная” и ее ведущий. Седой благообразный журналист так лихо общался с гос-тями, что казалось он прожил с ними всю жизнь – на экране царило полное взаимопонимание: они вспоминали и былые сражения, и погибших друзей, и отцов-командиров, пели песни и угощались чаем. Апофеозом передачи стал
детально продуманный финал, когда большие ворота студии открылись и участники передачи оказались прямо на главной улице, где располагалась
телекомпания, среди гуляющей праздничной толпы. Начались поздравления, слезы, подарки и цветы. На такой спонтанный эффект и рассчитывал журна-лист. Мэр прикинул, как хорошо было бы прибрать его себе. На удивление, Миронец легко согласился на переезд. Позже выяснилось, что у него была масса проблем с местным казачеством - он выпустил книгу с непроверен-ными фактами и отказался вернуть гонорар. Мэр этого не знал и уже через месяц благообразный появился на экране телевизоров нового для него города.
   Он писал книги о войне, вел на ТВ цикл передач о забытых героях, прихо-дил на ветеранские посиделки, обожал со знанием дела беседовать со ста-рыми солдатами. Особенно любил размазывать полюбившуюся на новом месте тему о ненужности Зимней кампании 39-40-х годов, о бесчисленных жертвах Красной армии и стойких духом финнах. Николай Егорович прочитал две книги журналиста. Впечатления от них большой кошачьей лапой долго царапали сердце. Оказывается, в войне победила не великая Красная армия – освободительница мира от коричневой чумы, не великая страна, а каждый сам по себе воевавший солдат. Командиры, начиная с Жукова, тысячами отправляли бойцов на верную смерть. Какие там полит-руки! Перед атакой каждый воин читал молитвы и господа вспоминал. У всех на шее крестики висели. А чтобы не было дезерирства, в тылу стояли цепи энкавэдэшников. Ну а коммуняки, конечно, отсиживались со своими фрон-товыми женами в теплых блиндажах, выбираясь только по нужде и для полу-чения наград. Не соглашался с этими бреднями старый ветеран. Он знал и цену наград, и командиров знал – сам два года ротой на фронте командовал. Знал и политруков – коммунистов, помнил своего ротного комиссара, кото-рый в наступлении был всегда первым, чтобы не стыдно потом солдатам в глаза смотреть: говорит одно, а сам позади всех. Его первым и сразила очередь из немецкого пулемета где-то в Белоруссии.
     Но журналист был еще и умным человеком. На том памятном собрании он сказал: “Вы ветераны – последние. Вас, к великому сожалению, с каждым днем все меньше и меньше. Приходится правде в глаза смотреть. А ваши опыт и воспоминания имеют огромное значение для грядущих поколений, для исследователей и историков. Если у кого-нибудь будут мысли о мему-арах, книге, или если вы просто захотите рассказать о тех днях, звоните мне”. Журналист достал из “дипломата” пачку карточек и вручил каждому из гос-тей. И вот после субботнего юбилея что-то шевельнулось в душе Николая Егоровича. У него была хорошая, не тронутая годами, память, он умел инте-ресно рассказывать и толково излагать свои мысли на бумаге. “А то вдруг не успею”, – проскользнула в сознании нехорошая мысль. “Может быть, это ко-му-то интересно или даже нужно, ведь всю войну прошел с первого до пос-леднего дня, офицером стал на фронте, пережил хрущевское сокращение 59 года. Миллион двести военных людей, в основном фронтовиков, выкинули тогда на улицу. Образование – мол – иметь надо. А какое образование, когда война забрала лучшие для учебы годы. На фронте диплом никто не спраши-вал”.  Вот и вспомнился журналист. Карточка с телефоном была на месте, и встреча состоялась буквально через час.               
     Гость пришел с большой коробкой конфет и все теми же гвоздиками. Снял пальто, размотал большой пушистый шарф, прошел в комнату, похвалил чис-тоту и порядок. Хозяину это было приятно слышать, да и гостю он обрадо-вался - гости бывали очень редко, понятно, никому не хочется сидеть со ста-риком.
 - Чем могу помочь, Николай Егорович? – прочувственным голосом спросил журналист.
 - Да вот времени свободного образовалось слишком много, тянет на бумагу что-то из прошлого занести. 
 - Это здорово, вы не представляете себе, как это здорово, - отреагировал не-медленно гость и долго тряс хозяину руку. Он достал диктофон и фотоап-парат. -Я вам с удовольствием помогу. Как это я с вами раньше не познако-мился. Где воевали, в каких частях? Какие есть награды?
  Николай Егорович был заметно тронут. Он пошел в спальню и переоделся в парадную форму Советской армии. Это была не его форма. Когда увольнялся в 80-ом, оказалось, что “парадку” он  и не сшил – все время уходило на служ-бу, не до парадов было. Да и гражданский костюм появился только в 57 году, когда ему выдали путевку в санаторий на Кавказе, вот и пришлось купить – не ехать же в военном. А эта форма появилась у Николая Егоровича после смерти друга - соседа по подъезду, его похоронили в гражданском. А форма,  которую он недавно специально пошил для ветеранских встреч, но так ни разу и не одел, осталась. Вдова предложила принять как память о муже. Ког-да-то их дом был военным. С годами, как это всегда бывает, военные вышли в отставку и поумирали. Квартиры получили в наследство дети, они их или продали, или поменяли. Вот и остался Николай Егорович в доме единствен-ным ветераном, да еще и участником войны.
     Он вышел к гостю. Тот со знанием дела принялся изучать иконостас наг-рад на кителе. Там было, на что посмотреть – боевые ордена и медали времен войны. В последние годы многие ветераны стали напоминать новогодние елки, украшая себя значками разных ветеранских организаций и юбилейны-ми медальками, которые в последнее время чеканил кому ни лень. Награж-денных действительно боевыми орденами и медалями оставалось все меньше и меньше. Некоторые “ветераны” нацепляли даже “умалатовские” – медали, которые чеканились от имени Президиума Верховного совета уже давно не существующего СССР. Они вполне законно продавались в обществе нумиз-матов; хотя и имели удостоверение (заполняй на кого хочешь), но госу-дарственной наградой не являлись, а были просто сувениром, хотя выгля-дели, как настоящие.  Незнающему человеку казалось, что идет заслуженный воин, а он и на войне то не был, а может быть и в армии не служил. У Нико-лая Егоровича все было согласно “Наставлению по правилам ношения фор-мы одежды Советской армии”. Справа Знак гвардии, две нашивки за ранения – обе золотые, за тяжелые ранения, два ордена Отечественной войны (один – первой степени –  юбилейный 1985 года выпуска), орден Красной звезды и его гордость - орден Александра Невского, да еще и в редком исполнении - на подвеске. Слева в образцовом порядке располагались орден Красного знамени, медали За отвагу, За боевые заслуги, За победу над Германией, За оборону Москвы, За взятие Кенигсберга, За взятие Берлина. Ну а дальше все положенные юбилейные медали. Ими награждали уже в мирное время. Все было вычищенное и с новыми ленточками – он их специально заказывал в  Ленинграде. К новому названию города Николай Егорович не смог привык-нуть. Ветерану было чем гордиться – он храбро и достойно воевал.
     Журналист пощелкал аппаратом и включил диктофон. Разговор обещал быть долгим. Николай Егорович снял китель и отнес его в шкаф в спальне. Он решил угостить гостя чаем. С чаем и разговор идет веселее, да и прине-сенные гостем конфетки наверняка были вкусными. Пошел на кухню, набрал в чайник свежей воды, вымыл заварной. Вернулся к гостю. Тот начал изда-лека, с довоенной биографии. Минут через пять на кухне засвистел чайник. Хозяин пошел готовить чай. В последние годы ему нравилась сама процеду-ра заварки. Принес чашки. И вдруг у журналиста зазвонил мобильный те-лефон. Его срочно вызывали на работу. В городе, по его словам, проездом оказался какой-то легендарный деятель, и с ним надо немедленно встретить-ся. “Мне так неудобно, но надо бежать, завтра я вам позвоню, и мы попьем ваш замечательный чай”. Он быстро исчез. Николай Егорович конечно рас-строился. Утешил себя, что ему торопиться некуда, а свои заметки он уже сегодня может начать писать, у него даже специальная большая тетрадь за-готовлена, а потом можно будет и с прессой посоветоваться. Немного успо-коившись, он переоделся в свой домашний костюм и пошел повесить в шкаф форменные брюки, а сверху китель с наградами. Он снял с вешалки китель, и вдруг что-то привлекло его внимание. Он сперва не мог понять что. Посмот-рел на ордена и чуть не заплакал. От ордена Александра Невского осталась только планка с красной ленточкой да еще свернутое колечко для крепления, самого ордена не было. – Неужели я за что-то задел и оторвал? С трудом наг-нувшись Николай Егорович осмотрел пол и нижнюю часть платяного шкафа. Ордена не было. Он не мог поверить своим глазам, еще и еще раз облазил всю комнату. Не помогло. Самая дорогая его награда бесследно исчезла. Она и в правду была дорогая. Как-то по телевизору репортер криминальных но-востей рассказывал, сколько на черном рынке стоят награды времен войны. Цены поразили участника. Его “Александр Невский” тянул почти на сто тысяч. Но не за цену любил свой орден более других Николай Егорович. Орден то был полководческий и давался офицерам за особенную находчи-вость и смекалку в бою... Дело было под Кенигсбергом. Крепость - в осаде. Противник любой ценой пытался пробраться на помощь. Бойцы Круглова под покровом ночи ухитрилась заминировать дорогу на пути продвижения колонны противника, да так, что немецкая разведка ничего не заметила. Два батальона врага так и остались на той дороге вместе с техникой и боепри-пасами. За эту операцию и представило командование дивизии старшего лейтенанта Круглова к особой награде. Вот и грела она последние 60 лет сердце ветерана. Да еще достался один из редких экземпляров, такими в 44-ом уже не награждали, а этот залежался в сейфе у фронтового командования. А тут вдруг нет ордена. Страшная догадка опалила сердце. Журналист. Прос-то больше некому. Неужели? Дрожащей рукой он набрал номер. На другом конце вежливо объяснили, что журналист только что улетел в командировку.
Вернется месяца через два. Получалось, что на завтра встреча и не плани-ровалась, и не было никакого заезжего гостя. Был лишь предлог побыстрее уйти в надежде, что хозяин сразу не заметит пропажи. Сомнений не осталось. Он точно представил все прошедшее за последний час. Противно застучало сердце, заскребла все та же кошачья лапа. Потом перехватило дыхание, ды-шать стало невозможно. Нитроглицерин лежал на тумбочке у кровати. Доб-раться до него уже не было сил. Он неловко сел на пол, потом завалился на бок, и все.
     После ухода гостя дверь оставалась не запертой. На другой день принесли пенсию. Девушка хорошо знала старика, он всегда угощал ее карамельками, поэтому и вошла без звонка, знала, где что, знала, что ее ждут. Заглянула в спальню. Хозяин лежал у кровати неловко раскинув руки, рядом лежал па-радный китель с наградами.
      ...Была и скорая и милиция. Никто ничего не заподозрил: все просто - старику, восьмидесятилетнему человеку стало плохо. Но когда  готовились к похоронам, пришли из Совета ветеранов, чтобы на красные подушечки за-крепить награды для похоронной процедуры. Тут-то и обратили внимание на обглоданную планку. Все знали, что за орден был у Круглова. Еще бы, един-ственный в городе кавалер ордена Александра Невского. А куда же он про-пал, если неделю назад был на парадном кителе ветерана, который по случаю Дня рождения Круглов одевал, когда получал поздравления?  У телефона в квартире на виду лежала карточка известного журналиста, лучшего друга всех ветеранов и нераспечатанная коробка дорогих конфет. В вазе стояли чуть увядшие гвоздики. Было известно, что Миронец - заядлый собиратель наград. Знали, что это незаконно, но слишком велик был авторитет мэтра, слишком много было у него высокопоставленных покровителей – он же прославлял во всех СМИ их выдающиеся деловые качества и организатор-ские таланты. Вот и подумали на журналиста. Пошли к своему ветеранско-
му адвокату, потом в милицию. И все же решили поговорить сами на чисто-
ту. Пришли к нему домой. Конечно Миронец был дома, а не в комадировке. Он в начале отпирался и делал невинные глаза, но быстро сообразил что дело серьезное, что просто так не придут и не отстанут, что его попросту вычисли-ли. Конечно испугался и хотел отделаться малой кровью. Поэтому в конце концов вынул из стола “Александра Невского”, но уже с планкой и ленточ-кой. (Когда отрывал с мясом от мундира, точно знал, что восстановит пер-воначальный вид для своей коллекции). Отпираться смысла не имело – орден имел номер, а орденская книжка была у нежданных гостей с собой. Ее жур-налист выкрасть не успел, он просто не знал, где лежит. Конечно, номера сверили. Журналист просил не поднимать скандал, однако ветераны, люди военные, были воспитаны в других традициях. Для военного человека награ-да, а тем более боевая, - не предмет коллекционирования и купли-продажи, это – святое. Карьера писателя, историка и журналиста  на этом закончилась. Во время обыска по возбужденному делу у него изъяли почти три сотни боевых и гражданских советских наград, происхождение которых журналист объяснить не мог. До суда его оставили на свободе. Через три дня после разговора в прокуратуре он умер от острой сердечной недостаточности.