Суккуб. Глава вторая

С каждым днем ей все больнее было понимать, что ей остаются лишь короткие разговоры в исповедальне и быстрые взгляды на службе.
Сам он службу не вел, но всегда сидел в первом ряду, поэтому она присутствовала на каждой и смотрела. Хотя бы на плечи – шея и голова его всегда были скрыты капюшоном. Даже в самый жаркий день.
Она всегда старалась угадать какое у него настроение, или что он хотел бы в данный момент. Пару раз она даже осмеливалась принести ему воды, когда он работал в саду подле церкви. Бесшумно, осторожно, незаметно. Она даже не рискнула поздороваться. Просто поставила чашу с водой в землю, рядом с его лопатой и поскорее отошла, чтобы не заметил.
Все священники очень щепетильно заботились об этом маленьком клочке земли с роскошными цветами. Они присаживались на колени и бережно пропалывали землю возле каждого цветка, делая это так нежно, будто цветок был их любимой женщиной. Впрочем,  почти все священники были не женаты, поэтому возможно их любовь к цветам и была заменой любви к женщине. Она слышала, как один из них рассказывал, что когда-то, лет в восемнадцать женское тело и тянуло, но со временем любовь к Богу вытеснила все мирское, и любовь к женщинам стала платонической. Он объяснял, что одинаково любит всех, не различая их тела, а лишь только души. Она помнила, что её на время увлекли эти слова, а после заставили поежиться. От него не шло силы – совсем. Было что-то глубокое и мощное, и она знала, что многие восхищаются этим, но она тогда подумала, что ей этого не понять.
Такое чувство было почти ото всех священников – от кого-то слабее, от кого-то сильнее, но им тянуло почти ото всех. Исключений было не много. Кто-то, у кого ряса туго натягивалась на округлом пузе, нес в себе только важность и самовлюбленность, кто-то гневно смотрел на людей мечтая увидеть в них грехи, неся с собой злобу и неуверенность. Отец Кирилл производил впечатление стойкого и сильного человека, но в тоже время того глубокого пугающего чувства в нем не было. Наверное, поэтому его сторонились другие священники, да и монахи. Зато прихожанки обступали плотной толпой, чтобы успеть пообщаться с ним, хотя бы несколько минут. Поэтому ей редко удавалось увидеть его лицо, а в те моменты, когда улыбалась удача, девушка замирала, глядя в сумрачные карие глаза, что, не смотря на мягкий цвет, всегда были усталыми и жесткими. Казалось, что одним взглядом он мог отшвырнуть человека или наоборот, приковать его к себе на веки. И она понимала, что с ней произошло что-то подобное. Ощущала невидимые цепи которые крепко сжимали её, притягивая к этому человеку, и оторваться самостоятельно было уже невозможно.
Ей хотелось подойти и, забыв обо всем запустить пальцы в его каштановые волосы, которые, она была уверена, окажутся очень мягкими на ощупь. Прижаться к нему и улыбнуться, и тогда обязательно все будет так, как и должно быть.
Того, что она когда-либо это правда сделает, девушка боялась больше всего на свете, потому что не могла позволить себе потерять контроль. Да и тогда пришлось бы переехать сразу же. Впрочем, то, что она уже давно хотела ему сказать, решало все проблемы, и переезд был бы уже не нужен.
Подтолкнул её один случай, произошедший субботним днем. Она выращивала цветы у себя на заднем дворе и несла их на маленькую деревенскую площадь, продавать. В сумке было несколько шкур, которые не раскупили раньше, возможно кто-то подошел бы за ними, зная, что она хорошо их выделывает. Она ушла в свои мысли, и только уже разложив товар, почувствовала на себе чей-то взгляд. Редко когда она не могла определить, какие именно чувства испытывал человек, когда смотрел на неё. Сейчас было что-то от ленивого интереса, и задумчивости, а дальше глухая стена через которую так просто не пробиться.
Она подняла глаза и встретилась ими со святым отцом Кириллом. Тот лениво кивнул, здороваясь, как приветствовал всех жителей деревни и продолжил свой путь. Её сердце  сжалось, заставив сжать в пальцах колючие розы, не замечая острых шипов и прижать их к груди.
Было так сладко и так волнительно, сердце как перепуганная пташка билось в груди, заставляя робко улыбнуться цветам, расставленным в вазы с водой. Это оказалось так сильно и глубоко, что даже приносило боль. Пока сладкую, но она знала, что со временем она может вырасти и в глухую, постоянную. Уже не принося радости, а открывая глаза на невозможность утолить желания. Более того, заставляя её понять, что сами её желания – испорченны и порочны, как и она сама.
– Я суккуб, –  вырвалось у неё на исповеди. Девушка зажмурилась, замирая в страхе перед звонко прозвучавшим в кабинке словом, сжимая в пальцах грубую ткань платья. Она не могла поверить, что решилась, наконец, это сделать.
– Суккубы не могут любить, они порождения дьявола, – поправил её отец Кирилл.
– Нет, я суккуб, я соблазняю мужчин, хоть я и не сплю с ними, но они могут прикасаться и все же получают удовольствие, а я еду. Они остаются живы, но все же я питаюсь. Я суккуб, но я действительно люблю, – она захлебывалась словами, не в силах открыть глаза – боялась, что расплачется в тот же миг, заранее зная, что он не поверит в её чувства, решив, что она собралась соблазнить его и отвернуть от Бога.
– И часто ты ходишь к мужчинам?
– Раз в несколько дней. Я беру их желание, их одержимость женским телом. Их жадные руки, которые тянутся ко мне, освобождают в них самое сокровенное, что я тот час выпиваю.
Священник замолчал, и она уже чувствовала, что сейчас – все. Сейчас он скажет, что она порождение дьявола и её сожгут на заре следующего дня, на радость деревенскому люду. Но неожиданно он негромко заговорил.
– Ты сказала, что любишь меня. Насколько сильна твоя любовь?
– Больше жизни, отец.
– Знала ли ты, что изменять любимому человеку нельзя?
– Знала, – неуверенно ответила она, не понимая, что он хочет сказать.
– Значит, и ты не будешь изменять мне. Ты больше не будешь ходить к мужчинам, не разрешишь больше прикасаться к тебе. И не притронешься к ним сама.
– Но тогда я не буду питаться!
– Значит, ты не будешь питаться, – подвел итог отец Кирилл.
Девушка замерла. «Беги же!» – кричал разум, приводя разумные доводы – суккубы без пищи не живут, и смерть эта медленная и мучительная. Она еще помнила, как когда-то оставалась без пищи на пару недель, и как неприятно тогда было. Нужно было сказать что-то, да что угодно, согласиться или отказаться, смысла не было, и больше не появляться на исповедях.
Но почему-то она медлила, вдыхая жаркий воздух исповедальни и комкая юбку в пальцах. В душе заворочалось… то-то. У неё было чувство, что сейчас появилась надежда, маленькая, робкая и неоформленная, но она все же была. Ведь не измена несла что-то взаимное. Даже понимая, что он просто хочет повернуть девушку на путь истинный и что, скорее всего он не поверил ей, она все равно опустила голову и тихо, до боли искренне пробормотала:
– Я буду верна вам, святой отец.