Место для жизни гл 29 Вершина тренировок

… Первый месяц лета подходил к концу. После трех недель жаркой погоды налетел невесть откуда взявшийся арктический ветер, принес с собой холодные дожди, и воспоминания о прошедшей зиме. Савабэ-сэнсэй почему-то перестал появляться в зале, Ёшинака теперь выглядел особенно озабоченным, и тренировался спустя рукава.
Наступил тот период тренировки, когда первоначальный запал энтузиазма полностью выгорает, все решает только воля. Иван тренировался с полным безразличием, забыв о цели, не чувствуя интереса, и желания чего либо достичь. Ему помогала только воля, воспитанная десятками восхождений в горах, когда вершина кажется абсолютно недоступной, предельно далекой, а ремни рюкзака впиваются в плечи, и спина болит, и невозможно поднять голову и посмотреть вверх. Шаг за шагом, минута за минутой, часы и часы ты видишь одно и тоже – свои ботинки, гравий, и поставленная нога каждый раз съезжает на полшага назад, и каждые два часа привал, а вершина по-прежнему сияет где-то в недоступной вышине. И постепенно идти становится все труднее, и все чаще под ногами виден снег, и приходится с силой вбивать ботинок, чтобы не поскользнуться и не упасть. А вершина по-прежнему находится где-то в другом измерении, и еще тысячи шагов по расколотому миллионами трещин леднику, и снег сыпет на голову, а цель еще далека. И уже нет сил даже смотреть под ноги, и только держишься за связку, и снег забивает солнечные очки, и нет желания их протирать, кошки цепляются друг за друга, не пропороть бы ноги, и кого в такие моменты волнуют вершины. И когда первый выходит наверх, ты видишь только, что он остановился, и продлевая взгляд от его ботинок вперед, видишь бесконечность облаков, и облака плывут внизу со всех сторон, и спереди и сзади, и вокруг уже нет ничего более высокого, чем вершина под твоими ногами.
Так и в тренировках Иван постепенно подходил к очередной вершине, и все видели – еще немного – и он достигнет мастерства, получит полный контроль над энергией, изменится. Это было очевидно всем, но этого не мог знать только сам Иван.
Хироси и Такаси проявляли редкое упорство и выдержку, ежедневно по несколько часов тренируясь с ним. Они по очереди спарринговались с Иваном, и замечали удивительные успехи в подготовке. Тот, кто недавно был просто сильным, хорошо скоординированным атлетом, терял рычажную форму, превращался в сгусток текучей, гибкой энергии.

Самая большая перемена состояла в том, что он потихоньку начал бороться с великаном Накамурой на равных. Однажды Накамура привычно намотал на кулак половину куртки Копылова, и сразу после этого попался на прием. Иван был совершенно расслаблен, его мысли не были сконцентрированы ни на чем, а его противник оказался на полу, впечатанный в ковер хорошим броском с колен. Это произошло без напряжения, просто и легко, как будто само собой. Иван сам онемел от удивления, и радость слегка ударила ему в голову. Озадаченный Накамура поднялся, и трижды деловито швырнул русского тремя разными способами, затем они отдохнули, и японец бросил Ивана еще три раза подряд.
И это был последний раз, когда броски японца остались без ответа. Что-то произошло. Что-то изменилось внутри Ивана. Теперь он двигался широко и непринужденно, легко уводя за собой силу своего могучего противника, завлекая его в пустоту. Японец уже тратил больше сил на восстановление своего равновесия, он больше боролся с собственной инерцией, чем с силой Ивана. Иван понимал, что такое ему удается только потому, что Кохэй еще очень молод, и, несмотря на огромные размеры, имеет слишком мало опыта. Ёшинака например, очень опытен, но силенки у него поменьше, чем у Ивана, Такаси с Хироси хороши в паре, но по одному не слишком опасные соперники для русского медведя… Иван вдруг представил, а на какого же ”медведя” натаскивают его самого, и ему на миг стало дурно. Воспользовавшись моментом, Накамура легко провел боковую подножку.
– Извини, Кохэй, – сказал, поднимаясь, Иван, – я пока немного отдохну.
После месяца тренировки техники, оттачивания тончайших реакций, проникновения в тайну Ки, Иван совсем уже истончился. Да, он стал бороться гораздо лучше, его теперь не смутит самый сильный соперник. Он может с завязанными глазами угадать, с какой стороны придет удар, и в полной темноте может успешно работать против нескольких противников. Его руки удлинились, пальцы стали чуткими и тонкими, сознание расширилось. Иван шел по городу, и чувствовал, как Ки излучается из тела, проникает на сотни метров вокруг, смешивается с энергией других людей. Не поднимая глаз, он знал, кто стоит перед ним, идет ему навстречу, где самое опасное место на дороге, кто из людей связан с милицией, спецслужбами, или мафией. Если ему приходилось касаться кого-нибудь в толпе, то он мгновенно узнавал о человеке почти все, включая профессию, любимую еду, какие операции он перенес, и каким видом спорта раньше занимался. Он мог бы сказать, предпочитает ли человек собак или кошек, и даже какую породу держит дома.
Но его новые способности таили в себе не только плюсы. Вместе с полезной информацией он впитывал в себя разлитый в коллективном биополе медленный яд. Этот яд просачивался в него из напряженных, застывших спин, брызгал из брошенных искоса взглядов, он видел его в лицах с недобро прищуренными глазами, болезненно поджатыми губами. Он ощущал его в едва сдерживаемом, готовом вырваться в крике, убийственно неправильном дыхании.
Проходя между людьми, он чувствовал, что многие из них заражены нездоровой агрессией, желанием причинить вред, готовностью убивать. Он видел, что эта агрессия ведет людей к ужасным, необратимым поступкам, затягивает их в паутину плохой кармы, зла, невезения. Агрессия вела людей к своей родной сестре – неудаче, заводила в безысходные лабиринты страдания.
Он вспомнил, скольких ребят он обучил убивать, и ужаснулся. Зачем, зачем давал он людям техники поражения, когда есть более разумные, более действенные и гораздо более эффективные альтернативы!
”Проклятая глупость! Проклятое незнание! Все вопросы можно решить миром! Жизнь доказала, что ничего нельзя решить миром. Ничего нельзя решить слабостью!
Мне с детства внушали, что сила – это плохо, что справедливость обходится без силы, что применяя силу, я поступаю дурно! И я сам в это поверил! Я брал силу, и отталкивал добро от себя! Я пропитался злом! Я убивал в себе добро, одновременно гоняясь за силой, и чего я достиг? Испортил жизнь не одной сотне людей. Семья не сложилась, дети живут без отца, женщины обижены, ученики готовятся сесть в тюрьму или быть убитыми.
А все от того, что мне никто не сказал, что Сила – это не Зло!”
Копылов идет под холодным дождем, не прячась, и не доставая зонта. Струи холодной воды просачиваются под воротник.
”Ки убивает меня” – понял Иван, не делая никаких попыток защитить себя от воды и холода.
”Я могу только разрушать себя, во мне нет блага, нет силы добра, я ничего не могу дать людям. У меня нет силы добра! А у Сато, который любит свою жену, свою Японию, который не прочь выпить пива, а то и водки, такая сила есть! Уэсиба своей силой добра сумел поднять с колен всю нацию – несколько миллионов человек! А я не смог помочь даже своей жене и детям!”
Копылов вспоминает своих женщин, которые дарили ему свое время, свои ласки, свое тело… Которые становились матерями его детей… Его великолепные мышцы сводили женщин с ума. Он мог очаровать женщин беседой, вскружить им голову… Многие любили его. Никто не мог жить с ним долго. Он всегда считал, что причина этого – нищенское содержание, постоянные задержки денег, которые жадное государство крало у своих защитников. Это приводило его в ярость, обостряло желание убивать… От этой энергии смерти бежали его женщины. От его злости, не от безденежья!
”Поделом мне теперь! ” – Иван понимает, что теперь агрессия других людей разрушает его биополе, как раньше его агрессия разрушала день за днем его собственное счастье. ”Я сам виноват, я заслужил смерть!” Иван идет, и смотрит на этих людей, которые сами того не осознавая, убивают его своими злыми мыслями, взглядами, поступками, ведущими в ад… ”Они все обречены! Они проваливаются в пропасть безумия, ненависти, нелюбви друг к другу!”
Иван видит, как впереди, между силуэтами одетых в стандартную городскую одежду людей, мелькнул знакомый пестрый узор. Человек в грязном таджикском халате, затертой, выцветшей тюбетейке, идет, ведя за собой трех маленьких ребятишек. Сума через плечо, черная борода, протянутая вперед грубая ладонь.
”Доигрался, душман!” – зло отмечает Копылов. В грубую ладонь падают монеты. Злые, обиженные, сами нищие люди делятся последним.
Ивана бросает в дрожь! Эти люди лучше его! Они ничего не знают о Ки, они едва ли слышали о мастере Уэсибе, его учении о всеобщей любви, но они находят силы взглянуть на этих детей, согреть их своим теплом. Иван чувствует, как между людьми пробегают волны энергии добра, то, что он раньше не замечал, не чувствовал. Черствый сухарь, сапог, механизм, обученный убивать!
– Салам! – глаза в глаза, Восток и Запад глядят друг в друга, ислам и христианство дотрагиваются друг до друга кончиками пальцев, звон мелочи, не оружия, дети тянут бородатого отца за халат, черные глаза смотрят в карие, звонкие детские голоса вливаются в шум толпы, бесконечный поток увлекает каждого по его пути. Копылов идет, и в его ушах отдается смесь десятков языков, на которых говорят в этом городе, городе, который остается препятствием для сил зла. Он живет теперь в этом городе, и этот город он должен защищать.
”Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе жить!” – Иван плотнее запахивается в джинсовую куртку, и вспоминает, где он видел спортивный магазин.
Вечером этого дня Иван купил две полуторапудовых гири. Он вышел с ними во двор поздно вечером, когда смолк шум, и на город опустились холодные сумерки. Шатаясь, он дошел до спортивной площадки, бросил обе гири на холодный и грязный песок.
”Сначала разогреться!” Иван сделал десяток наклонов, покрутил поясницей, интенсивно помахал руками. Тело медленно согревалось. Иван взял одну гирьку, начал ее подбрасывать, меняя руки, беря на плечо или поднимая над головой. ”Всего два упражнения – жим и рывок, а работает все тело!” Копылов глотнул поглубже холодный воздух, взял вторую гирю. Подъем до плеч, медленный жим над головой, фиксация! Гири зависают над головой, руки выпрямлены и слегка дрожат, но сил еще много, и можно повторять это упражнение еще и еще. Иван уже не просто разогрелся, ему жарко, его не остудит и зимний ледяной ветер, от тела идет пар, он раздевается, бросает на скамейку майку и спортивный костюм. Мышцы взбугрились, надулись, распирают его. Гири кажутся маленькими в могучих руках, он берет их на бицепс, держит, бросает. Потом приседания, короткий отдых, и еще несколько подходов. После силовой тренировки, продолжавшейся два часа, он еле дотащил гири обратно до дома.