Инцидент

Инцидент.
Шелякову Дмитрию Владимировичу.
Когда телефон зазвонил, Анатолий Суворов спокойно мыл посуду после праздничного ужина в честь дня рождения своей жены. Настроение было уставшее и расслабленное, отвечать на звонки, тем более из Центра не хотелось, но положение обязывало. В трубке прозвучал привычный голос дежурного:
- Анатолий Викторович, Вас срочно вызывают в штаб!
- А до завтра не подождёт? У меня ещё два дня отпуск должен быть, - ответил Суворов, хотя и сам прекрасно понимал, что такое срочный вызов.
- Никак нет, генерал Анишников приказал передать Вам, чтобы срочно явились в штаб, машина уже ждёт.
- Ааа, ну раз машина, - промямлил Анатолий, считая это достаточным оправданием. Повесив полотенце на крючок, он отправился одеваться. Форма его со временем перестала быть элегантно приталенной, так как сам Суворов стал как бы «квадратного» телосложения. «Хорошо, что хоть не шарообразного», - часто думал он сам. В свои сорок семь, он считался обладателем спортивной фигуры, но старался не стоять радом с молодыми офицерами. Одевшись по форме, он быстро спустился, не забыв объясниться перед женой. Машина действительно ждала его – чёрная Волга с адъютантом у дверей.
- Господин полковник, Вас срочно вызывают в Штаб. Приказано передать следующее письмо, - молодой адъютант отдал честь и протянул аккуратный конверт размером с тетрадный лист.
- Очень хорошо, - ответил Суворов и сел в машину, которая тут же мягко тронулась и понесла его по почти ночному городу. На часах было без двух двенадцать. Анатолий Викторович распечатал конверт, из которого сразу же послышалось голосовое сообщение:
- Анатолий Викторович Суворов, Вам приказано срочно явится в Штаб Специального Комитета для разрешения сложившейся кризисной ситуации. Краткое содержание проблемы: сегодня в восемь вечера в здании городской центральной библиотеки были забаррикадированы двери, а также окна предположительно при помощи книг из хранилища библиотеки. Внутри остались двенадцать гражданских лиц, работники библиотеки. Остаются неизвестными имена злоумышленников и их мотивы. По сообщениям из других городов и союзных стран, у них также наблюдается подобная ситуация. Возможно, речь идёт о хорошо спланированном террористическом акте международного масштаба. Конец сообщения.
Суворов тяжело вздохнул. Более нелепой ситуации он не видел давно. За долгие годы службы в Специальном Комитете Суворов встречал разные случае. Ему приходилось бывать в эпицентре катастроф, где люди переставали быть людьми. И среди них были и слабые, и сильные, как телом, так и духом.
Штаб был полон людей, похожий на огромный муравейник. В разной форме и с разными погонами, люди спешили куда-то, несли сообщения, бумаги, говорили по гарнитурам. Штаб крутился, словно бесконечный волчок, пытаясь оправдать своё существование. Суворов вошёл в кабинет собраний, где его ждали.
 Генерал Анишников из уважения встал и протянул ему руку в знак приветствия. С этим человеком у Анатолия Викторовича давно были больше отношения дружеские, чем просто служебные. Слишком многое они прошли вместе, слишком часто отдавали всё ради друг друга. Один случай на Европе чего стоит? Неизвестное излучение, сварившее мозги более чем двум сотням работников исследовательской станции. Тогда Суворов и Анишкников стояли спина к спине, стараясь распространить параллизатор. Штаб приказал не уничтожать людей, а только остановить, чтобы потом спасти.
- Анатолий Викторович, у нас критическая ситуация, - произнёс командующий штабом Резин, крупный мужчина лет пятидесяти. – Возможно, только ваши познания в психотропном влиянии помогут нам.
- Я внимательно слушаю Вас.
- Городская центральная библиотека была блокирована неизвестной группой, злоумышленники залепили окна книгами, точнее их страницами, система видеонаблюдения отключена. Мы пытаемся вести переговоры, но нам отвечают бессвязными фразами, используя некий преобразователь голоса.
- Не совсем понятно, - Суворов напряг извилины.
- Отвечающий нам говорит не человеческим, а электронным голосом. Значит, с той стороны использую какое-то устройство. Иногда они не отвечают голосом вообще, предпочитаю присылать письменные сообщения.
- Мне доложили, что есть и другие библиотеки, захваченные неизвестными.
- Да, аналогичная ситуация произошла в 5 крупнейших библиотеках мира.
- Я думаю, мне необходимо просмотреть сообщения, которыми нам ответили, а также, если это возможно, осмотреть записи камер, до того как была потеряна связь.
- Да, это возможно. Генерал Анишников поможет вам в этом, - сказал в заключение командующий штабом.
Суворов и Анишников вышли из комнаты собраний и направились к оперативникам. По прибытии их сразу проводили к рабочему месту, где предоставили необходимые материалы. Первым делом, Суворов просмотрел записи за десять минут до обрыва связи. Удивительным оказалось то, что в здание библиотеки не заходили люди, не считая сотрудников. Это связано с тем, что в этот день проводился учёт и технические работы. Второй странностью оказался порядок выключения камер: они отключались в порядке удаления от главного книгохранилища. Суворов специально проверил эту закономерность, используя схемы расположения систем видеонаблюдения. Конечно, можно было допустить просто случайное отключение камер, но это казалось слишком странным. Выключение каждой камеры с первого взгляда сопровождались стандартными техническими помехами – так называемым, белым шумом. Необъяснимое чувство интуиции подсказывало Суворову, что и за этим белым шумом что-то стоит, но оно из разряда необъяснимого.
- Это правда, всего лишь белый шум? – решил уточнить Суворов у старого боевого товарища.
- Не совсем. Есть один «псих» из аналитического отдела утверждает, что там есть некоторое послание,  - с явной усмешкой ответил Анишников.
- Я могу с ним встретиться? – интуиция, как раскалённый уголёк, жгла сознание Анатолия Викторовича.
- Конечно, не проблема.
В целом, пресловутым «психом» оказался достаточно типичный представитель аналитического отдела – небольшого роста мужчина, незаметно лысеющий, носит очки (или линзы, что не важно) с небольшой корректировкой. Одет в рубашку из полной синтетики, поверх стандартная жилетка отдела аналитики. Поведение нервное, взгляд бегает из угла в угол, словно некоторые алгоритмы непрерывно возникают перед его взглядом.
- Просто мы перешли порог, - в сердцах сказал аналитик, как только Суворов зашёл в комнату для допросов.
- Меня зовут,  - Суворов несколько замялся. – Меня зовут Суворов, полковник Суворов. Командование доложило, что Вы обладаете ценной информацией.
- Ха, - аналитик нервно хихикнул. – Я могу закурить?
- Конечно.
Работник Аналитического отдела судорожно достал из кармашка жилетки сигарету и нажатием кнопки закурил.
- Вкус табака, только вкус. Теория никотина в чистом виде. Всего лишь вкус, - аналитик криво усмехнулся, а затем с явной злостью выкинул сигарету. – Я убью за настоящий табак. У Вас есть?
- Да, - Суворов нехотя достал подарочный портсигар и угостил аналитика.
Мягкий, горький дым заполнил комнату. Аналитик удовлетворённо курил, наслаждаясь каждой затяжкой.
- Кто бы, лет сто двадцать назад, мог подумать, что обычный табак станет привилегией, - аналитик усмехнулся, затушив сигарету об стол. – Вам правда интересно, что я придумал?
- Безусловно,  - Суворов зевнул.
- Начнём! Когда-то наша цивилизация вступила в информационную эру. Всего каких-то тридцать лет  - и мир поглотила паутина обмена кодами. Мы с Вами того даже и представить не можем, чтобы текст набирался, а не создавался! Смешно звучит, мы думаем, что это примитивно. Так здорово только подумать, откорректировать – и на псевдокэкране возникнут нужные слова. Скорость обмена информации росла. Но ещё больше рос и её объём. Понимаете?
- Не совсем.
- Если изучить хронологию информационного роста, мы видим, что в древние времена любая новость была элитной. Человек, создающий новости, был, чуть ли, не главным в государстве. Однако, такое положение дел ущемляло прогресс. Именно поэтому, информация становилась доступной. В целях обеспечения Прогресса базой, информация становилась более универсальной и более свободно-конфигурируемой. Сначала сотня лет, потом десяток – через, какие-то, пару тысяч лет, информация распространялась одним щелчком пальцев. Прогрессия, с которой рос «информационный» ком, просто невероятна, - аналитик замялся.
- Что же дальше? – Суворов действительно заинтересовался.
- Когда информационный ресурс занял нужную нишу, он стал порождать ошибки. Инициаторы информации стали создавать «новости» не имеющие практического применения. Но даже тогда цивилизация нашла применение этому «мусору» - она сделал из него кумира.
- Что сделала?
- Кумира! Лидера! Главнокомандующего! Этакий Золотой Телец! Информация стала дороже смысла информации. Неважно, что написано  - главное, что это написано. Цивилизация дышала этим, ей нравилось  впитывать потоки кода, набора данных. Миллиарды средств отдавались на то, чтобы эти данные выстроить. Ячейки, кластеры ячеек… информация становилась сложнее. И становилась всё более и более малозначимой,  - аналитик опустил глаза в стол.  – Недавно мы перешли порог, прошли точку невозврата, когда информация уже ничего не стоит. Чтобы это понять, нужно попасть в книгохранилище.
- А как же белый шум? – поглощённый идеей воскликнул Суворов.
- Белый шум, который мы видим на отключившихся камерах, вовсе не шум. Помехи имеют структуру, они похожи на некий код, набор данных.
- Что в этом коде?
- Это цикличное, примитивно запрограммированное послание, составленное из простейших электромагнитных импульсов, которые наши вычислительные машины уже даже и забыли. Если сравнить тактовую частоту появляющихся на экране помех, мы получим звуковой набор двоичных символов разной длины: короткие и длинные. Самый простой вариант расшифровки: дорогу осилит идущий.
- Набор слов?
- Да. Он соответствует некоторой сущности.
- Что за бред? – терпение Суворова было на пределе. – Какой ещё сущности?!
- Фраза. Незавершённая синтаксически, но имеющая полный смысл. Информация, в абсолютном её состоянии. Каждый условный знак имеет единственно-верное значение. Фраза не может быть трактована иначе, чем её информационная нагрузка.
- Вы несёте бред, вы не отдаёте себе отчёта! – не выдержав, вскрикнул Суворов. С этими словами, он покинул комнату, громко хлопнув дверью. На выходе его ждал адъютант, услужливо предложивший планы командования. Планы были просты – штурм спецназом с полным подавление противника. «Как всё просто», - сразу подумал Суворов, но в тот же момент рядом оказался генерал Анишников, который, эффектно козырнув, почти шёпотом сказал:
- Мне кажется, они спешат. Кому-то следует пойти на переговоры. Те, кто засел внутри, лепят на окна вырванные листы из бульварных книжек. Никто не заметил, кроме меня. Моё мнение  - мы имеем дело с фанатиками, - на последних словах Анишников затих.
- Фанатиками?! Какими, к чёртовой матери, фанатиками?! Там просто глупцы! Я сам с ними поговорю! – в сердцах закричал, в конец запутанный, полковник Суворов. В тот момент, он даже и не думал, что его предложение будет тут же одобрено.
Холодные ступени из искусственного камня приветливо встретили Суворова. Сигнал командования в голове обязывал не отступать. Шаг за шагом тяжёлая дверь из настоящего дуба приближалась, металлическая ручка глухо и призывно поблёскивала в рождающемся закате. Когда Суворов уже стоял у дверей, он обернулся и увидел, как через дымку города пробиваются лучи солнца, искусственного, которое зажигается раз в условные сутки и затем, обычный звездолёт, плывёт по предполагаемой эклиптике. Всё вокруг казалось настолько ненастоящим, что Анатолию хотелось сжать весь мир в руках. Он был уверен, что тогда мир захрустит. Захрустит… как бумага.
Холодная металлическая ручка словно обожгла руку, перед Суворовым разверзлась пустота, словно целая Вселенная. Робким шагом Анатолий Викторович провалился в эту пустоту и сразу же почувствовал её целостность. Тягучая, как расплавленный пластик, Вселенная окутала его, сжимала всё вокруг. Ещё мгновение – и мир за дверьми библиотеки стал недостижимым. Суворов одиноко шагал по тёмным коридорам в сторону книгохранилища, и только шуршание страниц сопровождало его прерывистое от возраста дыхание. «Информация, абсолютная информация. Каждый знак, каждый звук значит ровно то, что должен значить! Не более и не менее!» - мысль колотилась в голове Суворова, желая вырваться наружу, вылиться, словно поток горячего кофе. Взорваться, зажечь новые звёзды, поглотить целые галактики. С каждым шагом мысль росла, становилась всё более и более агрессивной, похожей на какое-то чудовище, с огромными, острыми зубами, призывно торчащими из выдвинутых вперёд, наглых челюстей. Суворов уже чувствовал запах этого чудовища, слышал, как его пронзительные когти скребут мраморные полы в проходах между стеллажами. «Мир… мир несуществующего смысла рассыпается!» - мысль восклицала из потайных уголков головы. Держать её внутри уже не было сил, хотелось излить её наружу.
Вокруг летали страницы, с черным текстом на белой, иногда желтоватой, реже чайного цвета, бумаге. Слова на них вспыхивали и погасали, беспорядочно, неоправданно, без алгоритмов и логик.
- Нет! – вскричал Суворов, держась за разлетающуюся от Мысли голову. – Пропади Ты пропадом! Чего Ты хочешь?! Что вам всем,  - Анатолий Викторович с безумным взглядом обратился к летающим страницам, - нужно!?
Страницы облепили его, зашелестели пронзительно до боли. Словно в их шелесте слышалось что-то. «Дорогу!.. Осилит!.. Идущий!.. Путь в тысячу миль!..» - страницы уже почти кричали. Суворов, обезумев, побежал, не разбирая пути, вперёд, лишь бы страницы покинули его, лишь бы убежать от Мысли. Спотыкаясь о неровности пола, скользя на гладких мраморных плитах, Суворов хватался за углы стеллажей. Наконец, обессилев, Анатолий Викторович, увидел центр книгохранилища, в котором лежала Книга. Он подошёл в ней, не чувствуя ног, сел рядом и открыл. Настоящая бумага зашуршала, немного крошилась под пальцами. Страницы были чисты, рядом лежало перо.
«Пиши»  - всполохами сгорела первая страница.
«Что это всё» - попытался нацарапать Суворов. Из пустого пера пошли чернила, но не чёрные, красные, багровые. Перо писало кровью.
«Это? Это Цивилизация! Здесь её кровь, её мысли, её страдания!»
«Что тогда за границей библиотеки?»
«Фикция! Плацебо! Мир пустой, бездарной информации! Мир, забывший, зачем стоит говорить, говорить на миллионе языков!»
«Но почему?» - Суворов будто говорил с Книгой, уже ощущая, как довольно и жадно его Мысль дышит в темноте стеллажных проходов. Он слышал, как вязкая, горячая слюна капает с Её языка, как воздух рвётся из Её ноздрей.
«Так проще, так можно не страдать»  - ещё одна страница сгорела ярким, горячим пламенем. «Вы убили Солнце и зажгли вместо него светильник, вы перестали говорить в живую, только обмен мыслями с помощью вычислительных устройств. Вспомни, когда ты последний раз обнимал свою жену?!»
Суворов закрыл глаза – он не мог вспомнить. Многие годы превращались в пустоту, черную, абсолютно пустую, ничего не значащую. Даже, уезжая вчера вечером из дома, он не запомнил, как она выглядит, как её зовут. Общий порядок браков заставлял жениться, ну или, выходить замуж по выгодному генетическому коду, ошибка была одна на миллиард населения. Всё было просто, словно детский кроссворд. Любил ли свою жену Суворов? Да, определённо! Любил ли он свою работу? Без сомнений, да! Теперь, он старался вспомнить только одно – хоть раз, сомневался ли он, хоть один проклятый раз он задумался?... Нет.
«Ты напуган, Человек. Твой искусственный мир рушиться, потому что изначально был хрупким. Объединение нелепых нагромождений, который должны были заметить всё. Вспомни свою дочь!» - книга полыхала.
Дочь? Суворов даже вспомнил, что у неё были тёмные, не просто тёмные, чёрные волосы, длинные и даже тяжёлые. А глаза? Глаза были глубокие. Суворов вспомнил, как смотрел в них, когда дочери были первые три года. Глубокие, честные глаза. Что же было потом? Джинсы, ненавистные джинсы, торчащие из-под рукавов майки лямки бюстгалтера, слишком вольные, слишком неопределённые. Суворов вспомнил, как он ругался с дочерью из-за этого. Вспомнил, как договорился, что если она не будет так одеваться, он купит ей машину. И он купил ей хорошую, красивую машину, на которой та погибла. Сначала, дочь стала тише, стала одевать нужную одежду, читать нужные книги, говорить нужные слова. Словно, её перестало заботить всё вокруг. Последний раз её лицо Суворов видел на записи автокамеры, где дочь, открыв широко рот и глаза, кричала, пуская машину в море. Машина должна была выплыть, должна была сработать система сохранения жизни пассажира, но она не сработала. Одна ошибка на миллиард. Одна, на один миллиард.
В тот же вечер правительство создало точную копию дочери, почти реальную, почти осязаемую. Суворов каждый вечер заставлял её ложиться спать, целовал её в электронный лоб и никогда не вспоминал о той дочери, которая в отчаянии кричала, пуская  машину под откос. Он не страдал, не переживал, жизнь была нужной.
«Ведь всё просто!» - вспыхнули слова. «Слова, те, что хотел бы сказать каждый, превратились в код, они стали многозначный. Истины потеряли абсолютный смысл, потому что их не стало страшно потерять. Слово, написанное на бумаге, сгорит, и ничего его не вернёт».
«Но мы сделали этот мир лучше! Больше никто не грабит, не убивает!» - Суворов писал кровью, своей кровью.
«Нет, вы просто создали призрак мира. Информацию, которой нет. Её тень, её образ, её прах! Вы потому так дорожите этим, потому что из этого праха можно сложить всё, что угодно. Счастье, радость, правду! Собрать, продать! Накормить! Усыпить! Никто не вспомнит, что вчера он потерял отца или мать, никто не будет страдать, никто не будет переживать! В мире нужных чувств это не нужно!» - Книга разгорелась огнём, её пепел вихрем поднимался вверх. Слова, горящие слова сияли в воздухе.
«Так где же Начало?!»
«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» -  книга сгорела. То самое невидимое чудовище, наконец, вышло из темноты книжных полок – маленький, с мокренькими глазками щенок с режущимися зубами, стуча коготками, осторожно подполз к Суворову, положил мордочку с мокрым носом на колено и грустно взглянул. Мысль о свободе только родилась, но уже глядела своими глубокими, честными глазами на Суворова.
Он не слышал, как сзади подбежал спецназ. Он лишь почувствовал, как его трясут за плечо и голос командира кричит: Что с Вами, полковник?!
Суворов встряхнул головой, поднялся с колен, оттряхнул бумажный пепел с них, и, обведя отряды отрешённым взглядом, сказал неизвестным голосом, настоящим, человеческим:
- Я  - человек, я мыслю, я дышу, я люблю, я ненавижу! Я вижу, слышу, чувствую! Я страдаю! Я живу!
Его голос утонул в старых, мягких книжных страницах.
Ноябрь 2010 – 17 июля 2011