Время

На скамейке было удобно. Вокруг бегали дети, игравшие в салки. Сколько детей... Они еще не думают, что умрут. Они ведь еще дети. Они не знают каково это, стоять на кладбище посреди могил, одинаковых и серых, смотря на одну из них, кажущуюся единственной. Когда ты стоишь и смотришь на могилу, на этого несчастного попа, который говорит погребальную речь, а могильщик уныло закапывает гроб. Когда смотришь глазами человека, потерявшего в жизни что-то важное.

 Старик механически выполнял свою работу и время от времени смотрел на людей, стоящий около объекта его работы. И так случилось, что он посмотрел мне в глаза. Этот взгляд. В его взгляде не было ни жалости, ни скорби, ни радости, ни заинтересованности. Его взгляд, переходя с живых на мертвых и обратно, никак не менялся. Глаза, видевшие смерть. Видевшие, как плачут небеса, в такт с людьми, сочувствуя их утрате. Видевшие матерей, заискивающе, как собаки, искали в его глазах утешение и соболезнование. Видевшие отцов, смотрящие на могилу без слез, не замечая ничего, кроме фотографии сына или дочери. Он все это видел. Он все это понимал. Но он не пытался, да и не хотел, ибо ему нужно было сделать его работу.

Отец. Человек в гробу был мне отцом. Он был добрый. Что я еще могу сказать об этом человеке? Он был сильный. Что же еще? Он был мне отцом. Думаю, этого достаточно. Я столько не успел ему рассказать. Не успел извиниться за все, что натворил. Не успел наслушаться его историй. Я не успел...

- Эй, уважаемый, кладбище закрывается, - сторож подошел ко мне и встал рядом.
- Я сейчас уйду.
- Это пройдет, - сторож сочувственно на него посмотрел, - со временем.
- Да. Со временем, - я посмотрел на фотографию отца. Он улыбался.
- Не переживай так. Я тоже это прошел.
- Сожалею о вашей утрате. До свидания, - я отвернулся от могилы и пошел прочь.

Домой приехал быстро. На пороге меня встретила жена.
- С тобой все в порядке?, - она посмотрела на меня жалобно, пытаясь увидеть хоть что-то живое в моих глазах. Вряд-ли в них что-то было.
- Да, - я снял плащ и отвернувшись, повесил его на крючок. Она подошла ко мне вплотную и обняла.
- Не надо..., - начал было я, но она встала на цыпочки и поцеловала меня. Я опустил взгляд.
- Если хочешь, я...
- Нет, - Я мотнул головой.
- Но...
- Я хочу побыть один, - наступило молчание.
- Хорошо, - она отпрянула и опустила взгляд, - как скажешь.
Я разделся и пошел в свой кабинет. Кто-то меня обхватил за ногу и радостно закричал "Папа!"
Я опустил голову. На ноге, словно мартышка, повисла Агата. Дочка.
- Привет, ребенок, - я отцепил ее, взял на руки и поцеловал.
- Что с тобой, папа?, - Агата посмотрела на него своими бездонными голубыми глазками. Не услышав от меня ответа, она обиженно сложила руки на груди и уже крикнула "Папа!"
Я отошел от воспоминаний.
- Задумался, я грустно улыбнулся ей.
- Точно?, - она состроила вопросительную гримаску.
- Да, - опустился на колени и поставил ее на пол. - Ну все, беги.
Тут же убежав с оглушительным визгом, я тихо зашел к себе и закрыл дверь.

Комната была большая, но света в ней было мало. Я мог зажечь свет, но не хотелось. На стенах висели гитары и флейты. Вся комната походила на этакий лабиринт. Везде лежало много вещей, расположенных в многочисленных тумбочках и шкафчиках. Стояло много декоративных вещей. Около стены стоял 3-х местный диван, на котором можно было спокойно лечь спать. Обставлял он ее долго, но результат того стоил. В конце комнаты стоял стол с компьютером. Пол был застлан мягким ковром. В месте, напротив дивана, был кусок металлизированных обоев, на которых был символ какого-то мотоциклетного клуба. Там была изображена смерть с винтовкой, которая оканчивалась косой. В другой руке костлявая держала шар со знаком анархии. Камин здесь был очень кстати.

Подкинув дровишки в камин, я подошел к стеллажам и, взяв гитару, уселся в кресло. Эту гитару мне подарил отец. Ей было много лет, но выглядела она, будто только что с конвейера.....
- Может эту?
- Ты что! Она же такая дорогая!
- Значит, берем!, отец подозвал продавца и сказал запаковать гитару.
- Но..., - хотел я было запротестовать, но было поздно.
Через час я уже осваивал свой новый инструмент.
- Вот научишься играть, будешь мне песни петь.
Я тут же согласился, пытаясь сыграть мелодию.
Получилось не очень. Отец засмеялся и потрепал меня по голове.
- Спасибо тебе.
- Пожалуйста, сынок.
Отец посмотрел на меня ласково и засмеялся снова.
.....Теперь эта мелодия получалась отлично.
Я повторял ее снова и снова, смотря на огонь, шевелящийся в камине, и почувствовал, как по щекам текут слезы. Тихо смотря в огонь, казалось, будто он что-то шепчет. Я беззвучно плакал, играя на гитаре ту самую мелодию, из-за которой смеялся отец.