Сёстры
глава из неоконченной повести.
Нас у родителей было четверо. Старшая сестра Наташа родилась в Хабаровске, а средняя, Ольга, на Камчатке. Мы, близнецы, Ира и Таня, родились уже в Карелии, в бывшем финском городе Сортавала, куда папу назначили директором завода.
Наташа старше нас на 10 лет и всегда была авторитетом для нас, даже наше воспитание мама в какое-то время переложила на её плечи.
И я благодарна сестре за многое, что она успела дать нам в те годы.
Плавать научила нас Наташа, уже лет с пяти она брала нас с собой на речку.
Летом, когда вода на электростанции спадала и по плотине можно было спокойно ходить, она привязывала для страховки меня за поясок, шла и держала на плаву, мне оставалось только дрыгать руками - ногами и плыть.
Таких уроков мне потребовалось всего несколько и за одно лето я научилась плавать.
Так, к семи годам, мы уже самостоятельно держались на воде и были просто бесстрашные, плавали всегда с ластами, ныряли с плотины или съезжали на заднице в бурный поток водопада и он нёс нас до середины реки.
Сложней всего нам было весной переходить через плотину, вода шла верхом и её поток был такой мощный, что нас просто сносило, поэтому сёстры крепко держали нас за руки и осторожно вели по бурлящему потоку.
Сорваться с неё означало верную гибель - в том месте начинался бурный водопад и вода проходила между огромных камней, бьясь о них и создавая дикую красоту.
Один случай я запомнила особенно. Однажды сестра повела нас с Таней на другой берег реки загарать. Попасть туда можно было, обогнув небольшую речную заводь в тени старых деревьев. Потом начинался скалистый берег, река меняла течение, выравнивалась и впереди выступала высокая гладкая скала, на которой мы загорали.
Плавать я ещё не умела, но вдруг, неожиданно для всех, я прыгнула в воду, вот просто так, ни с того, ни с сего…
Буквально через несколько секунд сестра прыгнула за мной и за шкирку вытащила меня из воды, отругала и надавала по заднице. Не знаю, чем был вызван этот мой поступок, но после этого случая сестра начала учить нас плавать.
За электростанцией, метрах в трехстах от того места, где мы купались, находилась вторая плотина и небольшой водопад, туда мы с Наташей несколько раз ходили ловить раков. Весной она брала нас с собой на речку ловить корюшку. Таких ночных рыбалок случилось несколько, все они оставили огромное впечатление-от подготовки к походу до возвращения домой с добычей.
Наташа много лет ходила в горнолыжную школу и довольно успешно выступала на различных соревнованиях, ездила на сборы по всей стране. Мы ходили на гору и болели за неё, там собирался весь посёлок, а горными лыжами занималась почти вся молодежь.
Когда мы подросли, тоже встали на лыжи, ходили на тренировки, летом ездили в спортивный лагерь, но никаких особых успехов я не достигла, и, по-моему, сейчас катаюсь на лыжах даже лучше, чем тогда. Уроки детства, все же, не прошли зря.
Когда сестра купила фотоаппарат, Зенит 3-М, я с её помощью освоила многие тонкости фотографии, мы вместе готовили реактивы, проявляли пленку, закрывались в комнате и при свете красного фонаря печатали фотографии. Я очень любила этим заниматься, поэтому, когда сестра уехала на север, Зенит достался мне. Но пользовалась я им редко, а потом и вовсе забросила фотографию и, как обычно, подарила Зенит за ненадобностью.
Настольный теннис мы освоили, благодаря старшей сестре. Первый мастер-класс преподала она, в школьные годы Наташа была первой ракеткой города и часто играла на соревнованиях.
Курить, кстати, научила меня старшая сестра, а мы потом учили осваивать эту пагубную привычку среднюю сестру, которая никак не велась на наши вредные уроки и вела здоровый образ жизни.
Старшая сестра на то и старшая. Была она очень строгая и часто мы были наказаны за плохое поведение или мелкие проделки. Наташа закрывала нас в кладовку и пока мы не извинялись, не выпускала нас. Ну а мы, в отместку, все её поручения исполняли только за деньги - дрова на второй этаж, где она жила до отъезда на север, постирушки на племянницу, которая родилась, когда нам исполнилось по десять лет.
Деньги мы с Таней копили всегда и очень целеноправленно их тратили- то покупали подарок маме на день рождения, то на 8 Марта. Накопления шли на почтовые марки, значки, которые стали коллекционировать в школьные годы и книги.
Сестра уехала на север, в Хибины, поближе к настоящим горам, когда нам исполнилось лет по двенадцать. Один раз я ездила к ней в гости с папой, потом родители нас отпускали одних.
Старшая сестра стала для нас примером аккуратности и чистоплотности, в этих вопросах она была безукоризненна - все у неё лежало на полочках, везде был идеальный порядок, в отличии от мамы, которую вопросы быта откровенно тяготили.
Среднюю сестру Ольгу в детстве мы видели не часто, она училась несколько лет в школе-интернате в городе, приезжала на выходные домой и мы вечно ссорились.
От неё мы взяли лишь увлечение филателией, но Ольга всегда старалась обдуть нас, совсем несмышленых, в этом. За какой-нибудь секрет правильного хранения марок она требовала несколько хороших экземпляров, получив их, она ехидно сообщала всего несколько слов, типа- "марки в альбом намертво приклеивать нельзя".
Её коллекция и так была лучше, мы это понимали, но поблажки на малолетство нам не было никакой.
Помню, однажды летом, сестры потащили нас в лес, посадив «на кацелки», зашли мы довольно далеко от дома, потом они решили подшутить нам нами и заставили съесть по сушеной заячьей какашке, кругленькой такой, сушеной кругляшке, похожей по размеру на драже, а с верху в рот нам насыпали земляники.
До сих пор помню, как я давилась этой гадостью, но маме мы их не выдали.
Увы, общего языка мы не находили с Ольгой ни в детстве, ни в школьные годы, хотя сестра нас любила, по-своему.
Да и потом, уже в молодости, имея семьи, мы были на расстоянии друг от друга, периодически сближаясь и отдаляясь.
Я часто ловила себя на мысли, что совсем не знаю свою среднюю сестру, хотя она была всегда примером аккуратности, эрудированности, трудолюбия, взяла от папы любовь к чтению, книгам, но её пофигизм, выражающийся в независимости, был покруче нашего, поэтому в этом плане в школьные годы она была хорошим примером для нас.
Старшая сестра была для нас всех непривзайдённым авторитетом как в детстве, так и потом. Когда уже у всех появились свои дети- у всех нас четверых по двое детей, тогда наши характеры полностью сформировались и повторились в наших потомках.
И сейчас особенно четко видно, кто и как правильно воспитал своих отпрысков..
Моя вторая половинка, моя сестра - близняшка Таня.
До 17 лет мы были неразлучны, как сиамские близнецы.
Потом, после десятого, разъехались по разным городам, но вот уже более 17 лет её нет со мной. Я запрятала свою боль так далеко и глубоко и стараюсь лишний раз не трогать. Мне её очень не хватает, потому, что роднее по духу и характеру не могло быть человека, чем сестра-близнец.
Мы, практически, никогда не ссорились, мы были одним целым. Я даже сейчас редко где пишу слово "я", только "мы", эта привычка неистребима, как у всех близнецов.
Многие куски воспоминаний не складываются или просто закрыты и не поддаются воспроизведению.
Нас ужасно путали и в детском саду, и в школе, но мы были разные по характеру,
Таня более покладистая, как говорила мама, да и внешних различий была масса.
Только посторонний и ленивый мог нас спутать.
Я вечно протестовала, сколько помню себя. Я и сейчас такая.
Свой первый протест я проявила, когда в детском саду делали групповой снимок.
Нас, одетых в одинаковые платья, поставили в последний ряд, воспитательница велела опустить руки «по швам» и смотреть, когда «вылетит птичка».
Я не помню, что там мне не понравилось и против чего я протестовала, но хорошо помню и тот снимок это подтверждает- я подняла руку вверх, я просто не хотела стоять по стойке «смирно», как все.
Как-то зимой к нам приехала бабушка, мамина мама, видели мы её всего один раз, первый и последний, но отношения наши с ней не сложились. Навезла она нам вязаных носков и рукавиц, а мы, неблагодарные, чем-то прогневили её, потом залезли на крышу сеновала и ругались на неё нехорошими словами, бабушка потребовала назад свои подарки, мы скинули ей с крыши обледеневшие рукавицы, бабушка обиделась на нас и на другой день уехала. Больше мы её не видели… мы не стали хорошими внучками.
Старшие сестры ездили к ней в гости в Калининскую, теперь Тверскую область, но и у них что-то не заладилось.
Потом бабушка умерла, мама ездила на похороны, но факт бабушкиной кончины не сильно нас опечалил, как-то так не получилось нам с ней породниться.
Других бабушек и дедушек у нас не было, поэтому я так никогда и не узнала о том, какие могут быть взаимоотношения между хорошими бабушками и послушными внучками.
Помню, только, что папа всегда с большой любовью упоминал свою бабушку, которая жила в Кронштадте и погибла там в годы войны.
Самое сильное впечатление детства, а было нам лет по пять, осталось, когда горел дом соседей, которые жили метрах в трехстах от нас, на горе. Местечко это все так и называли по фамилии хозяйки, Тимофеева гора или Тимофейка.
В доме жила семья заводского кузнеца дяди Бори.
Мы всей семьей бросились на пожар, но дом почти догорел, спасать там уже было нечего, осталось в памяти острое чувство жалости и сострадания к погорельцам. Все соседи, чем могли, помогали несчастным. Поселились тогда они в своей баньке недалеко от пепелища, а потом начали строить новый дом в начале улицы.
Но и там счастья не было-когда дом достроили, умерла хозяйка, у мальчишек тоже были какие-то проблемы, через пару лет кузнец продал дом и уехал к себе на родину. Помню, что он всегда был очень приветливый, хотя и был очень грустный.
Еще одну гору мы называли по фамилии других соседей, Зуева гора или Зуйка.
Они тоже жили в бывшем финском доме, был там большой яблоневый сад и мы часто лазили к ним за яблоками, однажды с соседкой Зойкой мы залезли в сад, набрали в подолы яблок, вылезли и сели под забором делить добычу. "Тебе-мене-тебе- мене" делили мы яблоки, как вдруг сзади подошла баба Шура и сказала- "а мене", мы побросали все яблоки и удрали.
Летом на этих горах собирали землянику и малину, а зимой катались на лыжах.
Деда Зуева все называли Аврора, он ходил мимо нашего дома вечно пьяненький, был незлобливый и рассказывал, что служил на крейсере, правда это было или нет, мы не знали, но тоже называли его - дед Аврора. Их почту всегда оставляли у нас, и тогда папа прикреплял на окно открытку, а дед, видя, что на окне есть условный знак, заходил к нам и забирал письма.
Газет они не выписывали, впрочем, на нашей улице их получали всего несколько семей. Только нам почтальонка тётя Нина носила каждый день полную сумку свежей почты.
Заводская конюшня находилась через дорогу от нашего дома, когда завод закрылся, лошадей сдали на мясокомбинат и все очень жалели старого мерина, а я всё время думала, как так можно с лошадей сделать колбасу, она ведь будет невкусная.
Отвращение к конине и любовь к лошадям осталось с тех детских лет.
Однажды летом всей детсадовской группой нас повели купаться на речку Тохма, где была электростанция, еще финская.
Разложив свою одежду и полотенца на берегу, мы залезли в самое мелкое место возле плотины, в это время на водопой пришло стадо коров.
Одна корова подошла к нашей одежде и стала жевать полотенце.
Помню, как оно полностью исчезло в её морде, мы все, человек двадцать пяти- шестилетних ребятишек, были в шоке, я ведь не знала, что коровы едят полотенца.
Но в следущий раз мы уже были осмотрительней и убирали все наши пожитки за плотину на скалу, возле водопада, туда коровы уж точно не могли попасть.
Сестренка Таня два раза лежала в больнице, в инфекционном отделении, мы с мамой ездили навещать её в город, а она разговаривала с нами через окно - к нам её не выпускали.
Я стояла под окошком и с недоумением смотрела вверх, я не хотела понимать, почему мы не можем встретиться. Мама объяснила, что дезинтерия болезнь заразная.
Когда мы приехали забирать её, мама повела нас обоих в военторговскую столовую обедать, и тут случился такой конфуз - Таня съела свои блинчики, а потом взяла и облизала тарелку. Мама так расстроилась бескультурьем сестрёнки, что потом всю обратную дорогу домой не разговаривала с ней, всем своим видом выражая недовольство.
Спали мы всегда вместе с сестрой, ходили везде, только держась за руки или вподручку, но в школе нас сразу, с первого класса, посадили за разные парты, чтобы не путать, а после окончания восьмилетки развели по разным классам, так мы, разъедененные, и заканчивали десятый класс.
В знак протеста мы несколько дней не ходили в школу, нагрубили директору и завучу, вернее послали их нехорошими словами далеко и надолго, развернулись и ушли домой, очень горевали и не знали, что делать.
Но папа все же уговорил нас продолжить учебу.
В отместку, все эти два последних школьных года, я хулиганила и срывала уроки, могла увести за собой весь класс.
Больше всего меня бесило, что на все мой проделки руководство школы закрывало глаза и чуть ли не насильно пытались принять меня в комсомол, но я отстояла своё нежелание находится в рядах ВЛКСМ.
Таня была спокойней и рассудительней, или мне так казалось, но я, точно, была «поперечная и без царя в голове», по выражению училки литературы и все хулиганские выдумки исходили от меня, но воплощали мы их вместе.
Эти годы вместили в себя столько приключений, столько совместных проделок, столько заговоров и секретов, мы были единодушны практически во всех начинаниях, хотя я была несомненным лидером. Но во многих делах Таня была лучше меня.
Она была очень грациозна, хотя фигуры у обоих были спортивного сложения, она красиво каталась на коньках и была все же стройней меня, сестры называли ее "грация", а меня- "коза".
Например, к учебе она относилась намного серьёзней, особенно хорошо ей давался английский язык, за годы учебы она свободно овладела им, участвовала в разных олимпиадах, помогала всему классу, я выезжала на ее подсказках и совершенно забила на предмет, глупо полагая, что английский мне не пригодится, а на экзаменах поможет сестра.
В старших классах мы ездили в гребную школу и занимались академической греблей, вместе прогуливали уроки, играли в теннис, ходили в парк на танцы и в кино, ездили в Питер, Приозерск и в гости к старшей сестре в Кировск.
Мы не стремились одеваться одинаково, хотя, даже в старших классах папа покупал нам одинаковые костюмы. Своей схожестью мы иногда пользовались в корыстных целях.
На экзамены и тесты могли подменить друг друга, на свидания тоже менялись, а потом долго смеялись над незадачливыми ухажерами, коих меняли, как перчатки.
Мы настолько дополняли друг друга, что нам не нужны были подружки, да и в сёстрах особо не нуждались, для нашего любимого тенниса нам даже не нужны были напарники, только вот коньки у нас были одни на двоих и поэтому на каток мы ездили по очереди.
Задиристые и смелые, мы больше дружили с мальчишками, вместе устраивали набеги на соседние сады, ходили на рыбалку, катались на коньках, гоняли шайбу зимой или просто тусовались летом в своём дворе.
Улица и дворовое окружение оставили большой след на нашем воспитании, и как папа ни старался оторвать нас от улицы, большого выбора компании тогда не было.
Всё потом только встало на свои места, когда мы повзрослели и переросли местную шпану. Уже после окончания восьмого класса у нас началась практика на швейной фабрике в городе, а потом и новые знакомства, поездка на остров Валаам, в Ленинград, новые встречи.
Так, постепенно, мы отошли от соседских мальчишек.
Из гадких утят мы потихоньку превращались в симпатичных и эрудированных девушек.
Папа говорил, что мы не красивые, а породистые, тогда я не придавала этим словам большого значения. Понимание папиных слов пришло позже.
Неинтересных ребят мы сразу забраковывали, знакомились с более старшими парнями.
Для нас было главным то, что с человеком весело, легко и есть о чем поговорить. Поклонников у нас было много, хотя побаивались нас ребята за хулиганский характер, дерзость, да и за словом в карман мы не лезли, были остры на язык и знали все нехорошие слова.
На речке, куда мы летом ходили каждый день купаться и загорать, все местные мальчишки из поселка с финским названием Мюллюкюля, расположенного недалеко от водопада, нас боялись и уважали, в обиду мы себя не давали, и если они начинали в воде рискованные игры, которые заключались в том, чтобы топить друг друга, или скинуть в воду со скалы или плотины, нас боялись тронуть, во - первых, мы хорошо держались на воде, а во-вторых очень сильно царапались, нас так и прозвали - "кровавые сёстры". Часто наши обидчики ходили окровавленные, и после такого отпора уже боялись нас тронуть.
Нам не было равных по нашему взрывному темпераменту и обдуманной безбашенности.
Начинали мы купальный сезон в самом конце мая или начале июня, заканчивали поздно осенью, а один год сезон закончился в середине октября. Мы вчетвером с сестрой Ольгой и соседкой Тамарой делали вечернюю пробежку до электростанции, таща в охапках дрова, разводили на берегу костёр для подогрева и бесстрашно ныряли в ледяную воду.
Помню, что после одного такого купания на утро выпал снег и началась зима.
Когда не стало нашего "красного уголка", мы стали ходить в поселковый клуб, он находился в очень живописном месте, это было красивое финское строение, со сценой и большим зрительным залом, там проходили концерты, театральные представления, крутили фильмы.
В клубе нас принимали в октябрята, было это в первом классе.
Туда мы еще успели походить на танцы, но потом это шикарное финское здание сгорело.
После десятого класса жизнь развела нас, я уехала на юг, а Танька на север.
Мы не часто виделись, общались только посредством писем да поздравительных телеграмм. Однажды я даже ездила к ней в Мурманск, а потом она с семьёй переехала в Тульскую область, там я тоже побывала пару раз, а она приезжала к маме и ко мне.
Сестра погибла в 94-м.
Разбилась на машине.
Об этом я пока не могу… даже думать, хотя прошло уже так много лет.
Она просто уехала далеко, и мы, непременно, когда-то встретимся, ведь мне её так не хватает все эти годы.
2009-2011
Хельсинки.
Свидетельство о публикации №211071801541
Игорь Кичапов 24.07.2011 03:45 Заявить о нарушении