Суккуб. Глава четвертая

Он удивился, когда она пришла впервые. Тихий голос, представившийся Анной, говорил что-то о грехах и тоскливо вздыхал, будто что-то скрывая.
К нему на исповедь никто не ходил, только пара приезжих, да и те чему-то удивлялись. Он подумывал, что делал что-то не так, но поправок никто не вносил и раз за разом он продолжал исповедь так, как ему было удобнее.
Ему хотелось узнать, что скрывает обладательница этого печального и мягкого голоса. Таким больных успокаивать или детей спать укладывать – сразу накатывает сладкая нега и хочется откинуться на стену и расслабиться, позволив журчащему ручейку унести тебя к блаженным берегам отдыха.
Он не любил вставать рано утром, поэтому каждая проповедь была наказанием – поначалу. А потом Анна призналась ему в любви. Он не сразу понял, что именно она сказала, отвечая и спрашивая в полусонном состоянии, но когда до затуманенного душным воздухом разума дошло, то от сна не осталось и следа. Он слышал в свой адрес эти слова и раньше, девки были падки на холодность и красивые карие глаза, но никогда он не слышал, чтобы они произносились так… серьезно. Он почувствовал, как в нем просыпается интерес к этому тихому голосу за оконцем и немного – к его обладательнице. Она не была похожа на тех, кого он встречал раньше. Не ждала от него ничего, не надеялась, не жаловалась. По голосу было слышно, что она не хочет принимать свою любовь, но, тем не менее – смирилась с ней.
Постепенно, она рассказывала больше. Чаще он просто расслаблено сидел, облокотившись о стенку кабинки, и слушал. Её было приятно слушать. Когда Анна увлекалась, расписывая что-то, что ей особо нравится, он даже чуть улыбался. Вроде бы ходил по тем же самым местам, видел те же самые вещи, но почему-то когда она рассказывала, он начинал смотреть на них по-другому. Как-то более… заинтересованно что ли.
Он чувствовал, что от таких разговоров ему становится как-то спокойнее. На время отходит тоска, которая поселилась в сердце уже давно.
Иногда он что-то уточнял, иногда переспрашивал, или подталкивал разговор к интересной ему теме. Что странно – она не пыталась жаловаться или стенать на свои неудачи, она просто говорила. Похоже, ей нравилось, что он её слушал.
Анна никогда не спрашивала, и это ему нравилось. Ему не хотелось ничего рассказывать, он чувствовал себя слишком усталым, чтобы отвечать и что-то придумывать. Хотелось просто расслабиться.
Он чувствовал, как начинает просыпаться. Давно уже не смотрел на людей вокруг себя, а тут взгляд притянула цветочница на площади. Девушка, а точнее молодая женщина лет двадцати.
Она аккуратно расставляла цветы по горшкам с водой. Бережно, с любовью – похоже, действительно в этом было её призвание, уж больно нежно работала.
Светлые, пшеничные волосы были затянуты в тугую косу, голова не покрыта – значит одинокая. Странно в её возрасте, но вполне возможно, если жених погиб, или не нашла пару. Такое случалось все чаще последнее время, с годами к замужеству стали относиться не так строго как когда-то. 
Когда цветочница поймала его взгляд, святой отец кивнул ей и пошел дальше. Он и не подумал смущаться тому, что его поймали. Он просто заинтересовался красивым зрелищем – красивая девушка, расставляющая красивые цветы. Он не считал это зазорным и был уверен, что никто не посчитает.
Утром следующего дня тихий голос в исповедальне прошептал ему откровение. Влюбленная девушка считала себя суккубом.
Он встречал немало дев, которые считали себя порождением дьявола, потому как когда-то в чем-то согрешили. Поначалу он хотел пристыдить её и отругать, сказав, что говорить такое священнику довольно-таки глупо, но вдруг ему в голову пришла замечательная мысль. Плохо то, что она ходила к мужчинам. Если не будет – тогда станет чище, а её любовь к нему может помочь.
И он попросил не изменять.
Идея была рискованна. Ему нравились разговоры с ней, а после такого девушка могла уйти и ушла бы уже навсегда, но неожиданно она согласилась.
После, слушать её рассказы стало даже интереснее. Похоже, ей действительно было не по себе, или она виртуозно придумывала свои напасти, чтобы подтвердить слова о том, что она суккуб. Хотя голос и правда стал тише, да и замирала она чаще, чем обычно, утекая куда-то в свой маленький мирок. Это всегда его завораживало, только не в те моменты. В те чувствовалось что-то неправильное. Он немного беспокоился, подумывая, что может тихая Анна и правда заболела.
Впрочем, когда она выходила из исповедальни, он уже не думал о её болезни, он уходил мыслями в тот уютный край, который ему услужливо рисовало её воображение во время исповеди.
Только в тот день его отвлек какой-то шум. Он вышел из кабинки и увидел лежащую в дверях церкви девушку. Подбежав, он понял, что это та цветочница, на которую он смотрел неделей раньше. Он сам не понимал, почему на мгновение застыл, рассматривая её. Верхнее, коричневое платье, по бокам не туго зашнурованное простой тесемкой, так, чтобы была видна контрастно-белая нижняя рубаха, сейчас задралось, и были видны не только туфли девушки, но и часть ноги. Подол у деревенских девок никогда не был слишком длинным, неудобно было работать в поле, и убирать урожай с огорода, но все же ноги прикрывал.
Он мотнул головой, наклоняясь.
Похоже, она просто сомлела. В руке до сих пор сжимая платок – похоже, сняла, когда открывала двери. Он запоздало испугался. Женщина без сознания всегда внушала некий трепет на грани странного, глубинного ужаса.
Он осторожно поднял девушку на руки, отнеся на широкую лавку. Вытянул из ладони платок и сходил во внутреннее помещение прихода, смочить водой. Осторожно промокнул её лицо и положил платок на лоб.
Её веки затрепетали, она поморщилась и осторожно моргнула. Святой отец увидел, что у цветочницы огромные, бледно-серые глаза. Сейчас они были мутными, она еще не до конца пришла в себя. Сквозь радость, от того, что с девушкой все хорошо, он невольно заметил, что подбородок у неё острый, а нижняя губа чуть краснее, чем верхняя – значит, часто кусает. Это показалось даже трогательным.
– Ты упала в обморок, – подсказал он, вкладывая ей в руку её же мокрый платок. Почему-то заметил, что пальцы у девушки тонкие, но совсем не длинные.
– А… о, – она подняла на него глаза. В них плескалось смущение и страх. – П.. простите, я … не ожидала… спасибо.
Голос был странно знаком. Несколько мгновений он вспоминал, где его слышал и внезапно понял – исповедальня. Именно эта девушка, сейчас смущенно потупившаяся и прижимающая к груди мокрый платок, ходила к нему, именно она признавалась в любви.
– Это от голода? – строго спросил он, приподнимая её лицо, прихватив за подбородок.
– Н… нет, – покраснела она. – Я просто сомлела на солнце, да и душно сегодня.
Только почему-то он был твердо уверен, что девушка ему соврала. Хотя взволновало священника другое – при взгляде в растерянные серые глаза, смотрящие на него открыто, робко и смущенно, он что-то почувствовал. Чего не было раньше. Будто теплый толчок где-то в глубине, приятно растекающийся по телу и норовящий вызвать легкую улыбку – как тогда, когда цветочница рассказывала ему о чем-то приятном.
Не показывая ничего внешне, внутренне он нахмурился. Это было необычно, чуждо ему. А всего чуждого он опасался – редко когда оно приносило что-то хорошее. Чаще только неприятности и сложности, которых святому отцу совсем не хотелось.
– Посиди, я принесу воды, – кивнул он ей, отрываясь от своих мыслей. – Не хватало еще, чтобы опять упала.