Бытие продолжение-10 Отрывок из романа Уголок Земл

Бытие (продолжение-10)
(Отрывок из романа Уголок Земли)
Весть о том, что из Германского плена вернулся Александр Пучков,  облетела всё село.  Несколько дней подряд люди шли, чтобы разделить радость возвращения вместе с ним. Расспрашивали о жизни в плену, были и такие, кто надеялся услышать от него о судьбе своих близких, также не вернувшихся с войны.  Но ничего утешительного он им рассказать не мог. Люди плакали,  но надежда в них оставалась жива. И каждый думал: повезло ведь Александру Пучкову. А может мой отец, муж или сын сейчас живёт где нибудь и просто не может подать весточку. Надо надеяться и ждать.
  Через несколько дней Александр разобрался в обстановке царившей в селе. Кровавых событий там не произошло, но власти настоящей не было. Бывший староста власти был лишён, всем заправлял комитет бедноты.  Руководил им Никифор Саморов.  В комитет входило десять человек. В основном это были представители бедноты и середняков. В начале 18-го года, первое, что сделал комитет, это разделил землю. Вобщем - то ни у кого ничего не отняли. Просто безземельным выделили землю из заливных лугов, да из той части, что стояла под собственностью государства. Разделили как-то  впопыхах, не очень грамотно и не очень умело. В результате чего те, кто приобрёл землю мало, что поимели. Не было у них пока средств и сил обрабатывать её. Но хозяевами они себя почувствовали.  Из-за того, что землю поделили не совсем правильно и грамотно, по соседним сёлам пошла,  гулять частушка:
А Сурьминским лодырям
Все загоны продали.
В окрестных сёлах Чернобулак называли ещё почему-то – Сурьмино.  На третий день после возвращения к Александру пришли  Никифор Саморов и Анастасия Березина, старшая сестра Фёдора. Она была учительницей и пользовалась в селе заслуженным авторитетом. Когда в 18 году создавали комитет,  её пригласили,  и она не отказалась. Будучи одним из самых грамотных жителей села и осознавая некультурность и безграмотность,  царившую в народе, она старалась  привлечь жителей, как можно ближе к культуре. Создала театр, и привлекла туда не только молодёжь,  но и жители более преклонного возраста ходили на репетиции и давали представления.  Ставили спектакль по пьесе Островского «Мещане». Наверное,  в самых изысканных театрах мира, не играли так искренно и с таким подъёмом, и не было в ту пору зрителей благодарнее,  чем эти простые крестьяне, не видевшие в своей жизни ни чего, кроме житейских забот.
   Никита Саморов был примерно одних лет с Александром. Знакомства и дружбы особой они не водили. Хотя приходилось бывать вместе в различных компаниях. Саморовы жили на другом берегу, почти в самом конце села. Семья была большая, но крепкого хозяйства, почему-то не получалось. Сам Никифор большую часть года проводил в Вольске, на заработках. Возвращался ближе к зиме, и по весне закончив посевные работы,  уходил опять в Вольск. Чувствовалось, что заботы хлебороба и землепашества, это не его заботы. В Декабре 17-го, в самый разгар революционных событий он вернулся в село, да так и остался. К тому времени волна перемен докатилась и до Чернобулака. Никифор был одним из первых, кто встал на сторону новой власти. При создании комитета бедноты он вошёл в его состав, а затем стал его председателем. После приветствий и выслушивания рассказа о том,  как он попал в плен, как батрачил, как бежал и как долго добирался до дома, разговор перешёл на более близкую тему.
-Как жить собираешься? Спросил Никифор.
-Чью сторону примешь? Нашу? Или может на старые пути,  хочешь вернуться? Тут недалеко под Камышином Деникин гуляет.
     Александру за эти дни уже не раз задавали подобные вопросы, и у него был готов ответ. Но, он ответил не сразу. Помолчав и взвешивая каждое слово,  чтобы не дай бог не дать повод пришедшим заподозрить его во враждебности, он ответил:
-Трудно мне Никифор разобраться в этих переменах. Ну,  а сторону я приму ту, которая позволит мне и моей семье жить трудом праведным, по силе рук моих. Я зла никому не желаю.
-Хитёр. Заметил Никифор. Только выбирать придётся всё равно.

-Ну, что ты к нему пристал. За кого, да за кого. Анастасия ласково и дружелюбно вступила в разговор.
-Посмотри на человека. Он же ещё ходит кое-как, хлеба досыта не ел, сколько времени, а ты его сразу под ружьё хочешь поставить. Пусть отдохнёт, разберётся в этой новой жизни, и уже тогда примет правильное решение сам.
В этот  вечер был ещё один гость,  Иван Фокеев. Разговор был обычный, как служилось, как жилось эти годы. После всех этих обычных вопросов и ответов, помолчали. Затем Иван неожиданно заявил:
-Я тебе Саша совет хочу дать. Ты будь с новой властью в дружбе. Она чуть чего шутить не будет. Я ведь когда вернулся, то решил ни в какую драку не ввязываться. Мне быстро напомнили, что я служил в полиции, стало быть,  царю.  А царь батюшка у нас нынче не в почёте. Помогло то, что погорельцы мы, хозяйства считай никакого. А едоков много. Даже в комитет меня выбрали, я там сейчас, поскольку грамотный, толи писарь, толи начальник штаба. Так, что если совет будет нужен, обращайся. Прошло недели две, после возвращения Александра, он освоился к новой жизни, односельчане привыкли к нему. Жизнь казалось,  текла размеренно и тихо, но произошедшие в скором времени события круто изменили такое мнение.
     В один из вечеров, когда село уже готовилось к отдыху, со стороны Елшанки въехала группа всадников. Верховых было человек пятнадцать и несколько подвод. Все были вооружены, но формы единой не было. Понять,  кто это красные или белые было сложно. Группа прямиком проехала к амбарам и стала требовать от сторожа ключи. Трудно сказать, что было-бы дальше, если не окажись в это время рядом группа ребятишек играющих в лапту. Сын Ивана Фокеева Василий тоже был среди них. Почуяв недоброе, он прямиком вброд через реку побежал к избе читальне, где в это время заседал комитет. Мужики, выслушав его,  тем - же ходом, что и он, бросились к амбарам.  То,  что они увидели, было страшно для крестьянина. Незнакомцы никого,  не опасаясь, грузили мешки с зерном и мукой на подводы. На вороном коне разъезжал всадник и отдавал приказания, что брать и куда грузить. У комитетчиков оружия не было. Вступать в борьбу с вооружёнными людьми,  было крайне опасно.  Только у Ивана Фокеева в кобуре лежал наган. Раздумывать было некогда.
-Кто вы такие? Крикнул Иван. Немедленно сгрузите всё обратно и убирайтесь. Иначе открываем огонь.
   Приехавшие побросали мешки и схватились за оружие.
-А ты сам – то, кто такой?  Выйди,  покажись.
   Всадник,  сидя в седле одной рукой управлял конём, во второй держал наизготовку наган.
-Уходите по - хорошему. Сейчас подойдут остальные жители. У нас тоже оружие есть.
 Иван не обманывал. Часть комитетчиков побежала по селу поднимать местную дружину. Но  на это уйдёт времени с полчаса. За это время налётчики с награбленным могут уйти далеко.
- Ну,  пока они подойдут  - послышалось в ответ  -  мы потихоньку закончим, что начали, да тогда,  пожалуй,  и уберёмся.
Медлить было нельзя. До всадника было метров двадцать, а Иван в армии и в полиции был неплохим стрелком.
  В ночной тишине выстрел прогремел резко и звонко, всадник, как подброшенный сноп вылетел из седла и упал под ноги коня, который,  не чуя поводьев,  и испугавшись выстрела,  резко встал на дыбы,  и шарахнулся в сторону. Прибывшие вероятно никак не ожидали такого разворота событий. Побросав мешки и схватившись за оружие,  они как могли,  заняли оборону. Из села слышался уже шум приближающейся толпы.
Иван опять прокричал в темноту:
-Сгрузите всё, что взяли и убирайтесь.
Разум взял верх. Грабители сгрузили мешки, забрали тело погибшего, положили его на подводу и уже под прицелом оружия прибывших сельчан, покинули село.
  Странно, но эта история не имела никаких последствий. Так и осталось непонятным, кто были эти люди. Фуражиры Белой армии? Но почему не в форме? Представители новой власти, тоже ночью открытым воровством заниматься – бы не стали. Только через несколько дней прошёл слух, что в Елшанке похоронили,  какого-то неизвестного. Эта история заставила сельчан всерьёз задуматься о самообороне. Теперь дружинники раз в неделю ходили в Попову дубраву, лес, некогда принадлежавший нескольким зажиточным семьям,  в том числе и Пучковым,  и проводили там стрельбы. И вот однажды судьба, и  случай, который невозможно предугадать,  совершили другое событие, тоже эхом прокатившемся по селу. Случилось это в начале мая, в момент цветения садов, какое-то  пьянящее  чувства радости и веселия было разлито в воздухе. Дружина  возвращались со стрельбища. Все дружинники были молоды, тридцать лет, не более было у них за плечами. Оружие в руках придавало храбрости и ухарства. Шли и живо обсуждали моменты возможного боя. Как быстро окопаться, быстро выхватить наган или взять винтовку наизготовку, и вперёд врага нажать на курок. В какой-то момент Никифор Саморов ловко встал на колено, вскинул винтовку и нажал на курок. Грохнул выстрел.
-Ты, что сдурел!  Закричал Иван Фокеев.
-Да она  должна быть разряжена.  Немного испугавшись,  оправдывался Никифор.
-Должна!  А почему не разрядил? Была ведь команда. Господи,  помилуй и пронеси от нас эту беду. Надоже и ведь стрельнул в сторону села.
 Господь не пронёс мимо них эту беду. Шальная пуля насмерть свалила сторожа стоявшего в это время у амбаров. Никифор, даже не заходя домой ушёл из села. С тех пор о нём никто ничего не слышал. Сторожа похоронили. А дружинники больше не стали ходить на стрельбище.
Затишье продолжалось недолго, через несколько недель  приехали представители новой власти и всех дружинников поставили под  ружьё. Двадцать человек, вся дружина, была направлена под Царицын, где шли ожесточённые бои,  между белой и красной армиями. Царицын отстояли красные,  но,  ни один дружинник в село не вернулся. Погибли все, до  единого. Только к Ивану Фокееву судьба в очередной раз  была благосклонна.  Перед самой отправкой, он свалился в горячечном бреду,  от сыпного тифа.  Две недели он был между жизнью и смертью.  Когда он стал поправляться, болезнь свалила старшего сына Василия.  Дело было летом, его положили отдельно от всех в сарае на сеновале и отец, начавший уже выздоравливать, сам  поил и кормил его. Болезнь отступила. В середине августа Василь спустился с сеновала и вошёл в дом. Сестра Анюта,  девятилетняя юркая девчонка радостно закричала:
-Мама, Василь воскрес!
     Через пару недель и отец,  и сын окрепли,  и к началу уборочной семья была в сборе. Уборочную закончили в срок. Скашивая последнюю полоску ржи пахари, дедушка Миша, Иван и Василий задержались в поле.  Солнце уже стояло не так высоко над горизонтом, работники торопились убрать всё,  и ещё до темна,  вернуться домой.
  Неожиданно из леса показался всадник, за ним другой, потом ещё и ещё. Они двигались строем, в шеренгу по трое и Иван насчитал их тридцать человек. Впереди ехал командир. Жнецы работали за околком и всадникам пока были не видны.
-Батя я лучше лягу в телегу и скажусь больным. От греха подальше.
  Иван быстро добежал до телеги и лёг на сено, под которым была спрятана винтовка. Колонна всадников,  огибая околок выехала на дорогу прямо ведущую к работающим жнецам.  Не меняя неторопливого темпа шага, они подъехали вплотную и остановились.  Офицер,  не слезая с коня,  спросил:
-Что за село, отец?  Получив ответ, он помолчал и задал ещё вопрос:
-Чья сейчас власть в селе?
- А ничья господин офицер. Давно уже власти нет
-Это верно.  Согласился офицер. А, что так поздно жнёшь?
-Да вот помощник у меня не силён пока.
-А что-же ты с мальцом работаешь, а вон в телеге у тебя мужик лежит?  И офицер плетью указал на телегу, стоявшую невдалеке, в которой лежал Иван.
-Да боюсь, что беда приключилась. Ответил дедушка Миша. Похоже,  свалил сына тиф проклятый, ну а внучёк уже переболел, так вот и бегает к нему воды подать, сам-то я не подхожу.
-Да тиф это серьёзно. Он ведь не разбирает ни красных,  ни белых, косит всех подряд.
  Посмотрев на наголо  остриженного  после болезни  Василька, офицер ещё раз сказал:
 -Да тиф это серьёзно. Помолчав,  офицер спросил:
-Ну а сам-то ты отец  за красных,  или за  белых?
 Старые люди,  прожившие жизнь умеют отвечать на каверзные вопросы.
-Да, что уж меня спрашивать. За кого? Это ваше дело молодое. Строить жизнь и менять её. Ну а я живу по - старому. За веру и отечество.
-А почему царя батюшку забыл?  Офицер с любопытство смотрел на Михаила.
-Да нет,  не забыл. Да только нет его теперь. Вот и осталась вера  да отечество.
-Верно,  отец подметил, вера да отечество;  немного помолчав,  добавил -  пока ещё. Ну а ты сам-то готов отечеству послужить?
-Да какой уж из меня служака. Погост по мне плачет давно.
-Ну,  тогда мы давай заберём у тебя вон ту лошадёнку,  что около  телеги.
-Воля ваша господин офицер. Только жалко её. Не по- хозяйски это.
-Это почему?  Удивился офицер.
-Да молоденькая она ещё. Под седло не пойдёт. Да и как рабочая слабовата ещё. Быстро загубите.
 Офицер,  наклонив голову набок и опустив её,  молчал.  Потом приподнявшись в седле,  и оглядев поле,  сказал:
-Хозяйствуй отец. Дай бог тебе сохранить веру в отечество. Ну а дорогу на Камышино  укажешь?
-Спасибо господин офицер.  А на Камышино вы езжайте вот этой дорогой на Елшанку, ну а дальше разберётесь.

Всадники уходили вслед уходящему солнцу. Дедушка Миша стоял и смотрел им в след. Ему было непонятно, почему люди вдруг стали красными или белыми?  И какая теперь польза от  работы его? Если может придти красный или белый, или ещё,  какой  и забрать, всё то, над чем ОН трудился. Он отогнал от себя эту мрачную мысль и опять взял вожжи в руки:
-Давай Василёк, понукай покрепче Рыжуху,  до заката надо полоску дожать.

 
Продолжение следует.