Быков

Как писатель Дм.Быков собирал материал для статьи «Как я брал интервью у Тото Кутуньо»

В один из знойных июльских вечеров 2011 года у меня зазвонил телефон. Мой старинный друг, книгочей и театрал А.П. удивленно спросил:
- Ты знаком с Быковым?
- Это кто?
- Писатель, публицист, телеведущий из Москвы. Полноватый такой, с усиками.
- А-а, конечно. Давно знаком.
- Он приехал в Ростов на встречи с читателями. Спрашивал про тебя. Сказал, что ты его лучший друг, хотел встретиться. Пригласил в Публичную библиотеку.

С Дмитрием мы познакомились в году эдак 2001-ом.
Он тогда впервые объявился в Ростове. Наш общий знакомый, известный телевизионщик Д.Д. посоветовал ему обратиться ко мне. Если, что.
«Если, что» случилось. Он обратился. Мы познакомились и несколько раз впоследствии встречались. Я следил за его творчеством и поражался его плодовитости и разносторонности интересов. Однажды я прочитал сборник эссе «Хроники ближайшей войны». Его язык, стиль, точность деталей, парадоксальный взгляд на события, умение создать просто-таки физически ощущаемую атмосферу привели меня в полнейший восторг.

Конечно же, я пришел в Публичку. Кинозал был полон. Преподаватели университета, журналисты, читатели и просто ростовские сумасшедшие с нетерпением ждали столичного интеллектуала. Быков ворвался в зал в шортах, кроссовках, футболке, в каком-то невообразимом жилете с большим количеством карманов и проследовал на сцену. За ним важно, точно слон в колонне, ступал главный редактор издательства «Прозаик» Алексей Костанян.
Редактор грузно, как мешок Вакулы-кузнеца, плюхнулся на стул, ответил на заранее заготовленный вопрос о судьбе современной русской литературы и благостно затих.
Быков же сновал по сцене, попеременно и беспричинно извлекая из карманов жилета то мобильник, то трубку для пускания мыльных пузырей.
Он попросил не спрашивать его о шортах и взялся за записки.
Никто и не спрашивал, но на следующий день в городской вечерней газете была напечатана реплика читателя «Вроде интеллектуал, но в мятых шортах!»
Автор заметки задавал принципиальный вопрос: на аналогичной встрече с читателями в каком-нибудь жарком американском городе Хьюстон Дмитрий Львович появился бы в таком же одеянии?

Быков на записки отвечал со свойственной ему лаконичностью и точностью в оценках.
Прочитав несколько стихотворений и ответив на все вопросы о творческих планах, количестве животных в его доме и «почему не пишет Татьяна Толстая?», писатель завершил выступление четверостишием, которое ему якобы принес сын-школьник:

Девочка-эмо сидит на трубе, Мечтает о смерти, скорбит о судьбе.
И тут труба взрывается! «Газпром. Мечты сбываются».

Быков спустился со сцены, облепленный читателями, желающими получить заветный автограф, начинающими гениальными поэтами и изобретателями чего-то там сверхсекретного.
Пышная дама с такой же пышной прической и фотоаппаратом спросила моего соседа, показывая на гостя пальцем:
- Как его зовут?
- Дмитрий Львович, – недоуменно вытаращил глаза сосед. Он так поразился вопросу, что даже ответил невнятно.
- Дмитрий Петрович! Дмитрий Петрович!- наведя объектив аппарата, заорала тетка.
Быков поднял голову от подписываемых книг, увидел меня («своего лучшего друга») и воскликнул:
- О-о-о, Петя!!!
- Вообще-то, Витя…
- Извини. Конечно, Витя. Сколько мы с тобой не виделись? Лет восемь? Пойдем, выпьем немного водки?
- Ты сначала книжку подпиши.
Я протянул ему его «Орфографию». Дмитрий размашисто вывел: «Пете с любовью. Д.Быков».

Мы направились в кабинет директора. Быков возбужденно размахивал руками и громко делился впечатлениями. Своей походкой вразвалку он напоминал медвежонка. Именно молодого медвежонка, а не взрослого опытного медведя. Он даже кашлял как-то по-детски: запрокинув голову и приоткрыв округло рот, как бы выталкивая из себя букву «О».

В кабинете сидели несколько библиотечных дам и вовсе не библиотечного вида мужчин в дорогих костюмах. Приветливые и обаятельные библиотекарши одеты были празднично, в вечерних платьях. Их наряды и настроение явно контрастировали с туристской экипировкой и драйвом писателя.
Мужчины же своим важным видом показывали, что «писательство», в сущности, такая безделица, но известная ростовская толерантность не позволяет им выстраивать рейтинги бизнеса в приличной компании.
На столе стояли шоколадные конфеты, бутылка шампанского, бутылка вина и почти допитая (очевидно, начатая писателем перед встречей с читателями) бутылка коньяка.
- Мы Вас дожидались в очереди целый год, - в первом тосте торжественно объявила директор библиотеки.
- Я же не сижу на месте. Постоянно в разъездах,- объяснял Быков, разливая шампанское по бокалам. - Представляете, недавно побывал в Перу в деревне Нах . й. Ха-ха-ха! Так и пишется На - х . й! - произнес Быков по слогам.
Дамы напряглись и стали напоминать фигуры из музея мадам Тюссо.
- …Теперь хочу поехать в Нигерию, - продолжал усугублять Дмитрий.- Там есть деревня П..да. Вот те крест! Нужно, понимаете, закольцевать. Я сказал своему главному редактору:
- Сережа, на поездку надо шесть тысяч долларов. А он такой: Зачем тебе туда? А я такой ему отвечаю: Вот ты позвонишь и спросишь: Дима, ты где? И я впервые в жизни скажу тебе правду!
Быков оглушительно захохотал.

Мы выпили.
Мужчины вежливо поинтересовались, чем занимается Дмитрий Львович, кроме «писательства». «Только этим»,- был ответ. Стихи, романы, жизнеописания великих, статьи в газетах и журналах, участие в ток-шоу, ну, и ещё преподает в школе.

- Петя, дай свой телефон, - обратился ко мне Быков.- Что ж я его постоянно у Д.Д. беру?
- Витя.
- Ну, ладно, не обижайся. У меня к тебе предложение. Я готовлю к печати книгу о знаковых городах мира. Напиши о Ростове.
- Ты ж не читал ни одной моей строчки.
- Лучше тебя о Ростове никто не напишет. Я это чувствую.

Дмитрий вспомнил, как приезжал в Ростов брать интервью для «Огонька» у Тото Кутуньо и квартировал у меня на радиостанции.
- Как поживает фотограф Бурлак, с которым ты тогда работал?- поинтересовался я.
- Открыл свою студию и снимает свадьбы.
- А ты ведёшь?
- Нет,- он задумчиво поковырял пальцем в носу, – вот на это времени не хватает.
- Бурлак всё также любит снимать с верхних точек: карнизов и крыш?
- Ты это помнишь?! Дорогой, я тебя люблю!- восхищенно заревел Быков, уже опасаясь называть меня по имени, и снова налил дамам шампанского.- А как поживает твоё радио? Коммерческий директор Александр работает?
- Из радио я ушел. А Саша уехал в Москву…
- Ну, этого следовало ожидать.
- … работал там одно время директором газеты. Потом попал в какую-то мутную историю…
- И следы его потерялись?
- Точно.

… Помню, накануне 8 марта они шумно ввалились ко мне в кабинет, Быков и Бурлак, похожие на двух альпинистов сразу после восхождения. Мне даже показалось, что в их сумках, кроме фотоаппаратов, лежали страховочные веревки и выпирали острыми концами ледорубы. Огромные, в поношенных куртках с потрепанными рюкзаками, они заполнили собой и без того крохотную комнату.
Дмитрий снял куртку, бросил её на пол, подарил свою книгу «Отсрочка» с надписью «Вите с большим московским приветом».

Эта книжка стоит у меня на книжной полке между Булгаковым и Битовым (как говорится, неплохое соседство). Я читал стихи, не разбитые на строки, улавливая пульс фразы, и игрался вместе с автором, поймав ритм этой качающейся музыки стиха.

Быков стал большими глотками пить приготовленный мною зеленый чай с донскими травами, тут же покрывшись капельками пота. Капли сливались в ручейки, стекали по его большому лицу и растворялись в дренажной системе усов.
Он задавал огромное количество вопросов. Его интересовало буквально всё, но, в первую очередь, шоу итальянской звезды, ради которого он и выбил себе командировку в «Огоньке». Его поражал сам факт концерта артиста в провинциальном городе.

Ларчик открывался просто. По просьбе хозяина крупнейшей в России табачной фабрики (таким образом, хитро обошедшего запрет на прямую рекламу сигарет) Тото Кутуньо согласился дать один концерт в Ростове.

Пока Дмитрий меня расспрашивал о Кутуньо, фотограф Бурлак лавировал с фотоаппаратом по тесному кабинету и постоянно щелкал Быкова. У Бурлака была фишка - снимать сверху. Он метался по комнате и старался забраться как можно выше, будто кошка, которую преследует ветеринар.
Радиостанция занимала перестроенное чердачное помещение, потолки были низкие, Бурлак был огромный, забраться на шкафы не предоставлялось возможности, и он влезал на подоконники. Три небольших оконца выходили во внутренний двор. Из всех этих окон попеременно выглядывала немалых размеров нижняя часть туловища Бурлака, увенчанная фирменной этикеткой. Всё сопровождалось криками и хохотом Быкова так часто, что охранник здания через некоторое время испуганно заглянул в дверь.

С этим низким потолком связана другая история. Ко мне однажды мимоходом забежал приятель врач-андролог. Осмотрел комнату. Подняв руку, дотронулся до потолка и задумчиво вынес диагноз:
- Витя, от низких потолков эрекции не бывает.
Правда, эту мысль он выразил другими словами, но по контрасту с откровенностью Дмитрия, я не буду цитировать доктора дословно.
Не знаю, по этой ли причине, но менее чем через год я поменял работу и, соответственно, кабинет. Редакция газеты, которую я организовал, размещалась в цеху бывшей швейной фабрики с шестиметровыми потолками.
Правда, изменений в своей интимной жизни я не обнаружил.

Организацией интервью Быкова с Кутуньо занимался мой новый коммерческий директор Александр К., двадцатипятилетний недоучившийся студент университета, носатый, в длинном плаще, шарфе и с длинными немытыми волосами. В нашей редакции он выделялся двумя особенностями: не желал стричься и лечить зубы. Правда, на финале своего пребывания на радио ему удалось сработать бартером со «Стоматологией». К. заменил себе все зубы и, похоже, на всякий случай вставил лишний. Он у него оттопыривался, как запаска в джипе.

При работе с клиентами К. проявлял изощренную хитрость. Словно хамелеон находил в собеседнике полезные для себя свойства, под которые тут же мимикрировал.
Узнав, что мои далекие предки - поляки со Ставрополья, он незамедлительно стал поляком из-под Ставрополя. Общаясь с Быковым, Сашка уверял его, что он донской еврей. Выбирая на Старом базаре соленья в корейском ряду, он обращался к торговке не иначе как – «землячка».

К. работал всего месяц, денег в кассу не принес, за что я подвергался гонениям от руководства за непродуманную кадровую политику.
Наконец, Сашка притащил достаточно неказистый ролик мебельного салона, актуализированный под концерт Кутуньо. В рекламе утверждалось, что Тото писал свои песни, сидя на итальянской мебели в ростовском салоне по такому-то адресу.

Если я был в перманентной коммуникации с Быковым, то Сашка был на связи с Донтабаком и несколько раз в день общался с ними или по телефону, или лично. По собственному определению, он выполнял функции пастора Шлага. Вернувшись в очередной раз, он падал в кресло, изображал полное изнеможение и рассказывал очередной анекдот про Штирлица.

Накануне Быков звонил из Москвы и интересовался, действительно ли будет Кутуньо. И настоящий ли?
- Да, вроде, - с некоторым сомнением ответил я. Хотя эти сомнения скорее присущи моему характеру, а не самому факту приезда звезды 80-х. Опасения Дмитрия были напрасны. «Нагреть» директора Табачки, за несколько лет прошедшего путь от грузчика фабрики до её владельца, не решился бы ни один ростовский жулик. Если уж объявлено, что Кутуньо, так будет именно он, а не какой-нибудь Челентано или Майкл Джексон.
- Где будет концерт? – спросил Быков.
- Во Дворце с понтом, - слыша наш разговор, вмешался К.
- Во Дворце спорта,- перевел я.
- Точно Тото?
- Сальваторе! – проявил недюжинную эрудицию К.
- Интервью перед концертом взять можно будет?
- Зуб даю! – неосмотрительно поклялся Сашка.

Наконец, Быков прибыл на радиостанцию. И всё бы хорошо, но неизвестно было время интервью и сама его вероятность. Сашка виновато тыкал клавиши телефона, но Донтабак ушел в подполье.
Наконец, что-то срослось, и К. доложил:
- Вопрос решен. Мы перехватим Тото на маршруте. У него большая программа: донская кухня, парикмахерская и ещё какая-то лабуда. А пока у вас час свободного времени.

Быков и Бурлак в моем сопровождении решили прогуляться по городу. Мы прошлись по парку. В витрине бывшего парфюмерного, а в ту пору ювелирного магазина в рекламных целях танцевали легко одетые девицы. Музыка звучала между рамами, снаружи была не слышна и барышни создавали магнетический эффект своими безмолвными движениями. Такое же жалкое впечатление производит просмотр без звука видеозаписи танцев на домашней вечеринке.
Бурлак долго их фотографировал и не хотел отходить от витрины.

- Во рту пересохло, - произнес он, наконец оторвавшись от такого редкого для Москвы, но рядового для нашего города зрелища, как привлекательные барышни.
Быков встрепенулся.
- Витя, давай выпьем немного водки, – пытливо глядя на меня, спросил он. Что-то в его глазах подсказывало, что Дмитрий не прочь испытать на себе знаменитое южное гостеприимство. Я мысленно пересчитал все деньги в кармане. «До зарплаты три дня». Скалькулировал меню на двух голодных верзил. И отказался.
- Не могу в рабочее время (и это было совершеннейшей правдой). Жду вас на станции. Об изменениях в маршруте - телефонирую. Ариведерчи! – уж совсем по-кутуньовски закончил я.

Вернувшись на радио, я узнал, что к часу, обещанному К., нужно добавить ещё столько же, как минимум.

Быков и Бурлак возвратились повеселевшими. Занять их было нечем. Я пытался насильно поить гостей своим фирменным чаем с душицей и чабрецом, но москвичи градус понижать отказались.
Мы поговорили о журналистике.
- У вас в Ростове есть такой Фима Жиганец, автор «Евгения Онегина» на блатном жаргоне, - вспомнил Быков, поражая своей энциклопедичностью, - «Мой дядя, падла, вор в законе, когда зависнул на креста, Он оборзел, как бык в загоне, хоть с виду был уже глиста...
-…Его прикол - другим наука; но стрёмно - век я буду сука!» - подхватил я. – Хорошо его знаю. Познакомить?

Дмитрий не мог нарадоваться журналистской удаче. Фима Жиганец, он же Александр Южный, он же Александр Сидоров, судьба которого 18 лет была связана с местами лишения свободы, автор не только хулиганских переводов классической поэзии, но и серьезный исследователь уголовного мира, автор двухтомника «История профессиональной преступности в Советской России», по счастью был в городе и даже неподалеку от нашего радио. Через пять минут, он неторопливо проявился в дверном проеме, и я на час смог отвлечься от гостей на выполнение своих служебных обязанностей.

Наконец, в кабинет вбежал К. и по-гагарински скомандовал:
- Поехали! Он в «Космосе».
«Поехали» звучало пафосно, но не соответствовало действительности. Автомобиля в редакции отродясь не было, а салон красоты «Космос» находился в квартале от нас.
- В «Космосе»? – я пристально посмотрел на К.
- Нет. Нет. И нет! – он выскочил из кабинета.
- Александр, вернись!
- Ну, Виктор Иванович… Я постригусь. На следующей неделе.
- Я не об этом, хотя... Возьми диктофон. Может, Тото скажет умное что-то. Диктофон из рук не выпускай. Последний!
- Слушаюсь! – без особого энтузиазма ответил К.

Задержавшись в дверях, он многозначительно повел своим блудливым глазом в сторону книжной полки. Я свел брови и опустил их вниз. По-моему мнению, это должно было произвести впечатление отеческого благословения. К. по-рыбацки выдернул из-за книг плоскую бутылку и кинул себе за пазуху.
- Коньяк нужно пить тёплым, - с докторской интонацией пояснил он.
- И халявным,- кивнул я.

Одеваясь, Быков с надеждой спросил:
- Витя, давай, мы у тебя в редакции переночуем? Прямо на полу. У нас самолет в шесть утра. Рюкзак оставлю?

Через час по телефону К. радостно доложил, что с «Космосом» пролетели. Тото не приехал. Интервью они (!) с Быковым запишут вечером во Дворце спорта.
Сашка старался четко выговаривать все буквы. Было заметно, что даётся ему это нелегко.

Концерт по рассказам зрителей был превосходный.
Кутуньо поразил ростовчан. Ростовчане сразили Кутуньо.

Тото пел четыре с половиной часа, из них минут тридцать вообще без музыки А cappella со своей группой. Милиционеры выгоняли людей из зала. Никто не хотел уходить. Все пели Serenata.

Тото исполнял «Индейское лето» из репертуара Джо Дассена. И вдруг забыл слова. Растерялся, но зал (почти 4 тысячи человек) проскандировал по-французски: Avec ta robe longue tu ressemblais A une aquarelle de Marie Laurencin…(«В своём длинном платье ты напоминала акварель Мари Лорансан»).
Тото был потрясен! Неужели в Ростове так любят и знают французский?
Он не догадывался, что бОльшая часть зала пела по-русски. Кто ж не знал русский вариант этой песни в исполнении Валерия Ободзинского «Где же ты? И где искать твои следы?»

Ещё коллеги рассказывали, как мой коммерческий директор, сжимая одной рукой диктофон, а другой локоть нетвёрдо держащейся на ногах девушки модельной внешности, пытаясь пробиться к артисту, кричал:
- Синьор Сальваторе, один вопрос от потомка беженцев из Помпеи!

Быков ночевать не пришел. Вроде у кого-то брал интервью. Или у него брали? Не понял.
По словам охранника, «гражданин Быков появился на территории радиостанции в 04.15, был весел, прочитал вслух неприличное стихотворение, забрал рюкзак и покинул режимный объект».

Утром К. влетел в кабинет и, не дожидаясь вопроса, выпалил:
- Диктофон попросил Быков, потому что у него закончилась паста в ручке, когда он с Кутуньо беседовал. Обещал передать с оказией.

Сашка был с аккуратной прической и красными глазами. Видимо, вчера его насильно постригли и он всю ночь плакал.

Быков статью для «Огонька» таки сделал. В ней он ярко, остроумно и образно описал всю подготовительную работу, встречи в нашей редакции, общение с моим коммерческим директором, безрезультатные попытки взять интервью перед концертом, и, как после выступления итальянца, Дмитрию удалось прорваться за кулисы.

Ему разрешили задать всего лишь один вопрос.

Этим и заканчивается статья:

« - … Один вопрос, и вас нет!
- Синьор Кутуньо! Очень ли изменилась русская аудитория?
Переводчица перевела. Кутуньо почесал подбородок.
- Си,- сказал он.- Си, си.
И пошел в ресторан».

2011 г.