В монастыре

В   М О Н А С Т Ы Р Е 


     Пишется лучше всего в монастыре. И кто бы говорил... Очередной раз, выходя из душевных травм, оставив за собой (за кормой) тысячи миль, я в очередной раз сел на пробку.  (Кто не понимает – обьясняю: ушёл  в запой. И запой духовный переходит в физический, а тот, в свою очередь – потерю ориентировки в пространстве. А позже – и во времени).
   
    Ехать в монастырь по принуждению – мука смертная. Ехать по вдохновению – рай! Душе моей – рай. А ребятам – весело. «Без пива не поеду!» - орал веселый и я.

   Что ж, ехали с пивом, только бы доехать. Я никогда не думал, что в монастыре можно жить вполне мирской жизнью, даже творить все, что ты хочешь. (в смысле слов Фомы Аквинского: люби Бога и делай, что хочешь). Я знал и знаю до сих пор, что всё у нас  запрещено, в монастырях. Всё, что касается внешней жизни, особенно новостей большого света: газеты, радио, печать, ТВ, мобильники и всё остальное прочее... Не всё еще я знал. К моей великой радости, батюшка, о. Тихон, разрешил взять мне бумагу, ручку,записную книжку и духовную литературу. Кажется я взял Чехова,Шмелёва и какой-то детектив, на всякий случай. Случай не представился. Бумага осталась нетронутой. Книжки так и остались в сумке. Равно, как и газеты. Начались трудовые будни. Службы. О.Тихон предупредил: на службе будь всегда. Начнутся работы, - будешь работать. Служба в церкви монастырской начиналась рано. Трудно мне было определиться, как и что. Поэтому часто мне было веселей бродить в лесу за монастырем и наблюдать за природой. И никак не мог я понять, что место моё там, с другой стороны ограды. И ещё больше – за стеной нашей деревянной церкви. Спаси Господи, но долго я иду в монастырь. В нашу Елгавскую обитель. Я ведь знаю – меня там ждут. Даже уже и на том свете. Послушница Мария, мать Домна, мать Иоанна... Я всё кочвряжусь. И тут я встретил Николая. Рассказывает:
   — Как начали мы с 7-го ноября гулять, так где-то в марте и кончили. Выгнал нас батюшка. А жили мы вот в этой келье, где сидим сейчас, в 17-ой. Бабы приходили с кухни, мама с дочкой. Хорошо тут было на отшибе.Тепло. А потом  перевели нас в келью над гаражом. «Тут будете поближе к начальству, на виду». Не тут то было!
   — Идите, копайте могилу!-мать Мария приказала.
   — Себе?- ужаснулся я.
   — Да нет, клиенту. Там, на мирском кладбище.            
     Ладно. Пошли. Я и Генка. Копаем. Выкопали, только елками обложили, везут. Тут уже подошел сын или кто там он покойнице, дал нам по 15 латов, годится. Мы загудели. Прогуляли все. Заходит Иван из гаража, день рождения, коньяк несет. Накупили мы закуси, это в пост то! Мясо, рыба, курочки. Коньяк стоит, спирт в запасе, гудим. Заходит мать Надежда белье менять. На столе коньяк.
   — Хорошо сидите,- обозвалась она, белье поменяла, ушла.
     Что ж, сидим дальше, даже ничего и не прячем, ждем комиссии. Наутро проснулись, головы болят. Роемся в келье, обыскались – нет двух бутылок спирта. Куда делись? Тут опять мать Мария зовет: идите, ройте могилу.
   — Теперь уж точно себе,- поддеваю я.
   —
   Нет. Куртку снял, чтоб переодеться и швырнул ее в угол, а там – дзынь! Стоят две
голубочки, тесно прижавшись друг у к дружке. О, Господи, есть все же ты на свете!
Одну мы с Геной сразу же и оприходовали (разведённого), а одну взяли с собой на кладбище.
   
   Роем. Вырыли. Приходит мужик, приносит две бутылки. И это все? За две бутылки могилы рыть? Но промолчали, склали их в сумки. Появился еще один. Тоже бутылку
принес. А потом уже пришел настоящий заказчик, по 15 латов вручил нам.  И опять
понеслось. Мы уже и в трапезную не ходим. Ребята чего-нибудь принесут, а мы курочки,
сосисочки варим. В строгий пост. Бражничаем. Но не попадаемся сильно. Работу справ-
ляем. Я в котельной, Гена – разнорабочий. Но уже совсем обнаглели. Раз взяли в магазине по бутылке, идем. Не утерпели, перед оградой, воротами монастырскими встали и давай из горла пить. А тут и отец Тихон неожиданно.
   — Ну-ну. Похмеляемся. Невтерпеж. Выбросьте бутылки!
Мы их кинули в канавку.
   — Марш на работу!
   
  Пошли. Обидно, конечно, еще и по половине не выпили. Потом Гена тайком сбегал, из обоих бутылок остатки слил, на стакан наскреб. Жизнь продолжалась. И так до марта. А в марте заходят к нам в келью мать Мария и о.Тихон. А у нас на столе как всегда курочки,  сосисочки варятся.
   — Этому лат на дорогу (мне), а этому – трактор (Гене),- о.Тихон мать Марии говорит.
   — Ого!- говорю я, - целый трактор.
   — Да нет, Генке вещи на хутор перевезти и его самого. Выдала мне мать Мария  5 лат,
Mы еще дня три погужевались, а потом разъехались.
   — Проходит месяца три, присылают за мной Романа, сына моего.
   — Поехали, батя, в монастырь, о.Тихон зовет.
   — Поехали, батя, в монастырь, о.Тихон зовет.
   — Не поеду.
   — Поехали.
   — Сказал нет, и нет. И вот я здесь