Мадонна

М А Д О Н Н А


    Среди монахинь в монастыре я заприметил одну старенькую, сморщенную старушку в черных круглых очках. «Это наша Мадонна» — так Витя аттестовал ее при встрече. Витя — мой старый приятель, старпом . У него была дурная способность более или менее колоритным личностям лепить клички. Что он с успехом и делал. Я легко перенимал эти клички,  и поначалу между собой мы ими частенько пользовались.

    Послушник Анатолий, который поперек себя шире, звался Параллелепипед, паломник Диомид — Динамит, и так далее.

    Мадонна  в холодную погоду  ходила в полуармейской шинели, накинутой поверх черного монашеского одеяния. Ну, и конечно, выделяли ее черные очки. Что-то, видно, было у нее с глазами. По первости, когда я только появился в монастыре, мы с Витей много шутили по поводу и без повода, много смеялись. В ход шли и клички. И в церкви умудрялись обезьянничать. Даже отец Тихон  не единожды ставил нам на вид, если это правильно сказать в монастыре. Проще — ругал. Потом этот выпендрёж наш, конечно, прошел. Когда я, наконец, оклемался и понял, где нахожусь. Я думал Витя дал кличку нашей героине, ан нет, кличка прилетела с другой стороны.

    С паломниками как-то приехали дети на праздники. Играют себе, в озере купаются.
Послали тут одного мальчика: «Иди и позови мать Домну». Тот побежал. Прибежал в келью и кричит: «Мадонна, мадонна, вас зовут!» Вышли монашки, слушают. Нет у них такой, Мадонны. Еще не появилась. Но — догадались. Позвали. Она вышла.
   — Это вы, Мадонна? —  мальчик спрашивает.
   — Меня не Мадонна, меня мать Домна зовут, — строго сказала она и важно поплыла в своей неказистой, странно смотрящейся на монастырском фоне, армейской шинели и темных очках.

    На день святого Николая Мирликийского, 19 декабря 2003 года, я проснулся рано, еще перед заутреней и услышал чудесный звон. Как я позднее узнал, летом того года привезли новые колокола из Белоруссии и установили тогда же на колокольню каменной церкви. Службы же шли всегда в деревянной.

    Я вышел на крыльцо из кельи и, если можно так сказать, ушей не мог оторвать от волшебных, завораживающих звуков, наполнивших окрестности нашей благословенной Пустыньки. Для декабря было тепло и я, как выскочил полуодетый, так и стоял и слушал этот чудный разговор Земли с Небом. Потом уже в море пытался я серой прозой выразить свои ощущения в тот момент, но ничего не получалось, и только в стихах мне, кажется, удалось уловить эту щемящую нотку почти божественного бытия.
               

Вот в неба молчаньи бездонном,
Чуть звездочки станут бледней,
Восходит мать Домна – Мадонной,
Под стрех колокольни своей.

И вот, отдышавшись немного,
Себя осеняя крестом,
Берет за веревки, небога,
И — с Богом, Исусом Христом!

И дрогнули звоны от била,
И ночь убежала в леса,
И красная медь вострубила:
Божественные голоса.

Прижались мы к колосу колос —
Единое поле земли,
И каждый услышал свой голос
В том звоне… и всё, что смогли.

Яз’ыки хлестались о донья…
Окрест разнося Благовест,
Сходила на землю Мадонна
Из сонма христовых невест.


   Позже я ближе познакомился с Мадонной (так я ее про себя мысленно называю) и несколько раз разговаривал с ней. В том числе и о колокольном звоне.

   — Как сейчас учат? Тили-тили-тили-бом, загорелся кошкин дом! — наставляла она меня. — А я звоню: Ка-те-ри-на, Ка-те-ри-на... пух! И добавляла, по глазам видя мой неподдельный интерес: — Скажи батюшке, чтобы мне позволил позвонить на праздник, а ты будешь здесь и послушаешь.

    Ей по старости уже нельзя было звонить, а она очень хотела. И еще раз или два обращалась при встрече со своей просьбой, а я всё откладывал. И вот, в очередной раз вернувшись с моря, узнал, что умерла матушка Домна. Моя Мадонна.

    Так и не послушал я снова ее чарующе-волшебный, молитвенный колокольный перезвон. По своей ли вине, вызванной всегдашней нашей мирской суетой и повседневной действительностью, такой далекой от вечного и непреходящего — в своекорыстном и меркантильном людском пошехонье, с его бесконечными заботами о пропитании, о хлебе насущном? Не знаю. Как-то, вот, этого не случилось.

Ка-те-ри-на, Ка-те-ри –на... пух!

Прости, мать Домна! Помолись за меня там...

Я прочитал на кресте ее мирское имя - Екатерина.