Матерный езык

                С чего начинается знакомство со страной, куда ты волею военной судьбины оказался заброшен на долгих шесть месяцев?
 
                Ну, конечно, после размещения на рукавах нашивок с надписями "KFOR" и названием подразделения, к которому ты прикомандирован, начинаются поиски хоть какого-нибудь разговорника для общения с местным населением и коллегами по службе, вместе с которыми придется в скором будущем выполнять боевые задачи.

                Знакомство с сербами из штурмового батальона, состоялось в не совсем удачный момент - бойцы только что вернулись со штурма высот под городишком Олово, и были еще под впечатлением недавнего боя, в котором они потеряли две трети личного состава.

                Но странное дело, то что говорили сербы, напрочь проглатывая гласные буквы, воспринималось на каком-то подсознательном уровне, и было, в общем-то понятно. Особенно, после повторения.

                После боя особенно часто произносилось слово "курац", и очень скоро стало ясно, что "ухвати ме за курац"! означает всем нам с детства знакомое послание собеседника на три известных буквы. Слово это обыгрывалось на разные лады, но более всего запомнились выражения: "ударил курцем у ледину" - по-нашему, "кондратий хватил", "свирати курцу" - болтать чепуху.

                Удивляли знакомые с детства слова, которые в сербском произношении приобрели совершенно новое значение. Например, когда понадобились патроны к СВД, которых выдали при отправке по пять комплектов на пятерых снайперов, командир отряда Цане чисто по-русски развел руками и вымолвил: "Снйпрски птрон - то маньяк"..., вызвав немалое удивление у русско-язычной аудитории. "А-а, - хлопнул себя по лбу Цане. - Маньяк - то дефицит е". Кто бы мог подумать? А у нас в России маньяки вообще не в дефиците - ловить менты не успевают...

                Отправляя в разведку смешанный сербско-русский дозор, Цане хлопнул по плечу своего бойца и с удовлетворением отметил: " То вредан солдан"! И что бы вы подумали о таком "вредном" солдате? Оказалось, "вредан" переводится просто - прилежный...

                Отдельно стоит сказать, как сербы называют родной язык... Если бы не слышал сам, не поверил бы ни в жизнь... Родной язык - это "матерный езык" - вот так, и не иначе!

                Многие слова звучат очень поэтично! Например, женская грудь - это "дойка"! Скула, неважно, правая или левая, что бы вы подумали? Ну, правильно же - "ягодица"! Ну, а украсить будет звучать чисто по русски - "извести".

                Это были ягодки... Цветочки многокрасочного сербского языка еще впереди. В газете: "он снова свершает погрешку, и журится српски народ заJ****и"... Не подумайте ничего плохого! Речь идет о лидере мусульман, который в очередной раз совершает ошибку, пытаясь обмануть  сербский народ!...

                Но самое главное впереди... Как-то в неделю зарядили дожди, а октябрь в Сербии дождивый, и мы не ходили на боевые, маясь от безделья.

                И тогда добрейший Цане принес мне книгу. С разбегу я прочел имя автора - Маргарет Митчелл, и впал в ступор,.... поскольку книга называлась (прошу понять меня правильно - это название книги, а не то, что вы подумали), итак, книга называлась... "ПрохуJало са вихором"! Ну, вы поняли - "Унесенные ветром"... Но что значит, унесенные ветром по-русски?! Вот по-сербски, унесло, так унесло! Тут уж не догонишь, коль "прохуJало" так, что аж зашелестело....
 
                Таковы были наши первые шаги в познании "матерного езыка" братского народа...

***

                Однажды Цане, отправив бойцов по секретам и засадам, признался, что «С УТРА» у него день рождения. Слегка обалдев, я переспросил: «Что, вот так, прямо с утра»? Цане кивнул и озабоченный, как всегда, массой дел тут же куда-то умчался.

                С утра пораньше (часов в 6-ть) я причесал свою роскошную бороду, напялил праздничный американский камуфляж, до зеркального блеска начистил берцы и стал ждать Цане. Он изволил появиться только в полдень, наорал на своего заместителя, сухо кивнул мне головой и снова исчез. В 18-00 Цане приехал на базу принаряженный и, забрав меня с собой, повез  куда-то за город.

                Мы попали в уютный маленький кабачок, над дверью которого висела на цепях вывеска «ЛАБУДА». Не теряя времени даром, я спросил именинника, что значит это слово по-сербски. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что «лабуда» значит ни что иное, как «лебёдушка». Пока нам несли меню, я заодно выяснил, что  «СУТРА», значит «завтра» (и совсем не обязательно утром).

                Полистав меню, Цане предложил мне попробовать кобасицу, хоботницу и пихту, пояснив, что эти блюда здесь готовят по-домашнему. Увидев мой открытый рот, он рассмеялся. Оказалось, что пихта – по-нашему холодец из свиных ножек, а не струганина из пихтового дерева; кобасица – домашние колбаски, а хоботница… нет, не блюдо из хобота слона! А всего лишь салат из осьминога!

                Дальше больше. Цане открыл предпоследний лист меню и сказал:

                - Здс выбрай сам. Твои вкуса я не знамо.

                Волосы у меня едва не встали дыбом, поскольку на листе было написано "Жестоко алкохолне пице", после чего шел длинный список названий, начиная от «ПОНОС ДАЛМАТИНЦА» и заканчивая «БАРАНКОЙ»… Не желая рисковать здоровьем, я заказал официанту чай с печеньем, не подозревая, в какую беду ввергаю себя и Цане… Потому что нам принесли огромный кусок мяса на вертеле! Ну, кто же мог подумать, что «ПЕЧЕНЬЕ» - это свиной бок, запечённый на углях на вертеле?! Дальше выяснилось, что на листе "ЖЕСТОКИХ" напитков написано «Высокоградусный алкоголь», а название  водки «Понос Далматинца» означает ни что иное, как «Гордость жителя Далмации»… Ну, а «Баранка» - совсем просто – девушка – жительница города Бар. Словом, то же самое, что по нашему, скажем, «Ростовчанка». В общем, погуляли мы славно. До того славно, что, прощаясь, хозяин кабачка обозвал меня «ВРЕДНЫЙ ПОТРОШИТЕЛЬ»! Пока я думал, обижаться мне или нет на этот эпитет, Цане предусмотрительно разъяснил мне, что я  всего лишь «Классный потребитель, гость»…
 
                - Если хочешь, поедем в «ПОЗОРИШТЕ», - сказал Цане, усаживаясь в джип. – Сегодня там будут БЕЗУПРЕЧНО ГЛУМИТИ.

                Я тихо-тихо начал сползать под сиденье, попросив отвезти меня на базу. Цане вновь расхохотался и сказал, что «позориште» - это театр, а «глумити», то есть играть, будут актеры.

                Я не сдавался и упорно отрицательно мотал тяжелой головой.

                - Э-э, друг, да ты совсем стал ПОКИСЛА КОКОШКА! У тебя что, МУЧНИНА?

                Я поперхнулся и попытался сесть ровно.

                - Что ты сейчас сказал? – грозно спросил я Цане, на всякий случай делая грозное лицо и гоняя желваки под ЯГОДИЦАМИ.

                - А-а, - догадался он. – Я сравнил тебя с «мокрой курицей»! И спросил, не тошнит ли тебя?

                - Цане, друг! – взмолился я, молитвенно сложив на груди руки. – Я тебя умоляю, отвези меня на базу! Хватит с меня на сегодня уроков сербского языка!

                Я плохо спал. И снились мне собаки-далматинцы, которых пробрал жестокий понос от съеденных хоботниц и пихтовых деревьев, запитых водкой  «Покисла кокошка», которые стаей носились за мной, норовя укусить за курац. А я глумился над ними и кричал, что они позорище и лабуда, и у меня от них мучнина!

                Проснулся я СУТРА с тяжелой головой и в холодном поту…

***

                15 августа по графику KFOR был наш день выезда на патрулирование. Ездить на огромном БТРе по узким улочкам Дубровника было не совсем удобно, хотя французы и шведы только на броне и передвигались, но их БТРы были, не в пример нашим, компактнее и выкрашены почему-то в белый цвет. Собрав группу из двоих наших и двоих сербов, я решил выехать на нашем бронированном УАЗе. Но вся беда в том, что бронированными в УАЗе были и стекла, которые не могли опускаться, чтобы впустить в салон струю живительного воздуха. Короче, через час патрулирования мы были мокрыми от пота и, сняв куртки, остались в армейских камуфлированных майках. Еще через полчаса я полностью осознал глупость своей затеи передвижения по городу в наглухо закупоренном автомобиле и стал по карте города искать уличную  кафешку, чтобы охладить организм холодным пивом. Ближайшее кафе оказалось у морского пролива, прямо на набережной, и я даю команду водителю ехать туда. Но очень быстро понимаю, что в этих узких улочках мы просто потерялись.  Мы остановились, увидев прогуливающуюся с собачкой девушку, и я спросил ее, как проехать к проливу. Она смущенно захихикала и указала мне на расположенную метрах в ста аптеку. Я недоуменно оглянулся на сербов и увидел расплывшиеся в широких улыбках ехидные морды.

                - Что?! – гаркнул я, свирепо вращая глазами.

                - ПРОЛИВ, - сказал Младко, - то е по вашему ПОНОС.

                Я махнул рукой, и мы поехали дальше. Теперь я спросил дорогу у встреченного мужчины, показав на карте пролив.

                - А-а, - обрадовался он возможности помочь нам, и, растянув в улыбке рот, махнул рукой, - то вам «ПРАВО».

                - Ну, наконец-то, - сказал я, поворачиваясь к водителю. – Давай вправо.
 
                Мы повернули вправо. Километр, другой, третий… пятый. Да, здесь нет никаких кафешек, а тем более, проливов! Младко, в конце концов, понимает ситуацию и говорит, что прохожий не говорил нам ехать вправо, он как раз сказал ехать «прямо». А вот если бы он и вправду хотел нас отправить вправо, он бы сказал «десно». Мне ничего не оставалось, как выдать гневную тираду на добротном родном языке, который назывался матерным, как и сербский…

                Мы вернулись на прежний маршрут и, поехав прямо, вырулили на широкую набережную, сразу увидев кафе под широким бело-синим тентом. В кафе было полно курортников, которые, несмотря на войну, тащили свои иностранные телеса к ласковому и теплому морю. Многие мужчины были в одних шортах, с голым торсом, и я тоже не стал церемониться, стаскивая пропотевшую майку.

                - Ох, как она меня достала – эта прилипшая к спине МАЙКА! – с облегчением высказался я и… увидел направленные на меня удивленные глаза посетителей.

                - Ну, что опять? – прошипел я Младко. – Что не так?

                -  А майка - то е «МАТЬ»… - смущенно пояснил мне Младко.

                Я бросил майку на горячий капот сушиться и, надев куртку, сел за стол, около которого тут же возник официант.

                - Принесите старого доброго пива КРУЖКУ! – сказал я, предвкушая кайф, с которым я опрокину кружку пива за воротник. Но тут я с удивлением вижу, как официант несёт нам груши, плавающие в кружках с пивом. И Младко поспешно объясняет мне, что «кружка»  по- сербски означает «грушу». Вытащив из кружки грушу, я залпом выпил пиво и сказал:

                - Еще БОКАЛ!
 
                И у нас на столе появляется целый глиняный кувшин с запотевшими боками. Сербы снова ехидно улыбаются, и Младко разъясняет, что «бокал» на их матерном езыке – это «графин, кувшин».

                И тут я замечаю сидящую скромно в уголке одинокую девушку. Сразу забыв о служебных обязанностях, я подсел к ней и завел светскую беседу. Девушка была явно не против, но почему-то сразу спросила:  «Как ваша ФАМИЛИЯ?». Я назвался, думая, что так у них принято: при знакомстве сразу называть фамилию. Может, оно и правильно? Вдруг чего, там...  Дальше больше - она начинает ПОЗДРАВЛЯТЬ мою семью, а я ни хрена не понимаю и продолжаю «хлопать ушами». Желая перевести разговор с моей семьи в нужное русло, я высказался:

                - А вы  ЗНОЙНАЯ женщина!

                Девушка почему-то  неуютно заёрзала на стуле… Повисла напряженная тишина...

                Чтобы как-то развеять повисшую тишину,  я решил  заказать шампанское, поскольку «бокал» и «кружка пива» были еще живы в моей памяти. Я просто указал девушке строку в меню, думая, что это шампанское сожрет все имеющиеся у меня при себе деньги. Но она вдруг положила свою руку на меню и, смущаясь, промолвила:

                – Это СКУПО!

                «Ничего себе скупо! Это все деньги, что у меня есть!», - подумал я.

                Чтобы замять ситуацию, я пригласил ее на танец.

                - Как вас зовут? – спросил я, прижимаясь к горячему женскому телу.

                - Ваня, - скромно ответила она, ввергнув меня в шок.

                «Неужели я попал?» - ворвалась в мозг жуткая мысль. Чтобы проверить возникшие опасения, я опустил руки ниже и нащупал шикарные ягодицы, не удержавшись от комплимента.

                - У вас шикарные ягодицы, - прошептал я ей на ушко. И вдруг вспомнил, что «ягодицы» - это щеки, скулы.

                - Я хочу вас ЛЮБИТЬ! – вдруг говорит Ваня мне в ответ и целует меня в щеку.

                - Что прямо здесь? – в ужасе вопрошаю я.

                - Да! – говорит Ваня и снова целует.

                - О, вы ТРУДНАЯ для понимания женщина, - говорю я, и вдруг получаю увесистую затрещину. На нас оглядываются…

                Ваня, виляя шикарными бедрами, уходит из кафе, бросив на стол монеты...

                Мне хочется выть от горя! Ведь счастье было так близко,... если бы не этот матерный езык!

                Несолоно хлебавши, мы падаем в наш УАЗик и рвем на базу,  чтобы побыстрее заснуть и забыть о сумасшедшем дне. По дороге до базы я с ужасом узнаю от Младко, что ТРУДНАЯ женщина, значит, беременная! Так вот, значит, за что я получил пощечину и обломал наши отношения! Но обидел, оказывается, я ее еще раньше, назвав ЗНОЙНОЙ, ибо "знойная", по-сербски означает ПОТНАЯ... А она стерпела... Далее я узнал, что ЛЮБИТЬ – значит «целовать»… Что Ваня – распространенное женское имя в Черногории… Что, спрашивая фамилию, девушка всего лишь интересовалась, как поживает моя «семья». А когда она ПОЗДРАВЛЯЛА мою семью, она просто просила передать ей привет… Но добило меня то, что предлагая ей шампанское, я, оказывается, услышал в ответ, что шампанское слишком «дорого»… Она пожалела мои деньги… А я… И-эх!...

                Когда мы добрались до базы, мокрые от пота, вымотанные жарой, Младко указал на своего напарника, с трудом выбирающегося из машины, и высказался:

                -  КИШНА ГЛИСТА!

                - Что, что с ним?! – перепугался я, думая об отравлении, о каких-то опасных кишечных глистах, которых серб поймал во время патрулирования…

                - А-а, ничто! – сказал Младко. – Я сказал – дождевой червяк…

                Я тихо сел на подножку машины…