Дом и улица детства

ДОМ И УЛИЦА  ДЕТСТВА.



Глава  из неоконченной  повести, которую можно  назвать "БЫЛО..."






ДОМ, ДВОР, УЛИЦА


Дом наш, самый красивый и большой, родители получили, когда папа стал директором кирпичного завода. Приехали они в Карелию  с Дальнего Востока, с Камчатки, в 1954-м.
Дом  был построен в 1934-35 году.
Когда закончилась война, он какое-то время пустовал, сделан был очень добротно и качественно, но, судя по недоделкам, бывший хозяин не успел  воплотить свои  планы до конца.

Дом был двухэтажный, на первом этаже располагалась большая кухня и комната,
на втором этаже - небольшая уютная комнатка с большим окном в сад, которую периодически занимали то папа, то сёстры, но в последние школьные годы, когда старшие  покинули родительский дом, в комнату переехали мы с Таней, уютно обустроив её на свой лад, благо мебели на все вкусы  на  чердаке второго  этажа имелось навалом.
В комнате  стояла печь, зимой мы  ее сами  топили, хотя и от нижней  русской печки она прогревалась. Еще в комнате была небольшая кладовая, полная старых журналов, на полках стояли коробки с ёлочными игрушками, лежали старые мамины платья, и какие -то папины вещи- курительные  трубки, пенсне, бумаги.

Внизу, на  первом этаже, была большая кладовая, в ней к лету мы делали уборку и она  превращалась в  летнюю комнату, из неё вел вход ещё в одну кладовочку, а перед ними мы сделали несколько полок, которые вечно умудрялись  захламить.

На втором этаже тоже имелось несколько кладовок, туда, обычно, сваливались прочитанные журналы, летом мы все эти горы аккуратно складывали  в  сторонке и делали себе  комнатки, в которых потом играли, за зиму все кладовки каким-то загадочным образом  снова заполнялись разным хламом, весной все выносилось на помойку, и так  происходило каждый год…
Я всегда удивлялась-почему в доме было так много кладовок.  Ясно, что дом не достроили, скорей всего хозяин хотел их как-то благоустроить, хотя для комнат они были слишком малы, хоть и занимали много полезной площади дома.
Дом со стороны казался большим, а внутри места было не так уж и много, на  второй этаж вела лестница, она тоже занимала  пространство,   свободное место под ней, как-то само-собой, приспособилось для грязного белья, хотя  там   можно было  неожиданно  найти  что  угодно и еще на втором этаже была большая площадка, летом  там стоял диван и мама или  мы  иногда  днем  отдыхали, а зимой всё  заваливалось ненужными вещами и мебелью.
На  застекленной веранде, по обеим сторонам вдоль окон, прежним  хозяином были сделаны  две  встроенные скамейки, крышки - сиденья поднимались и там  хранились нужные  вещи,  инструменты, но чтобы их найти, нужно было перевернуть всё вверх дном.
На этих полках- скамейках стояли  ведра  с водой и домашние заготовки.

Однажды мы  с мальчишками  из  нашей старшей детсадовской группы,  Сашкой Фоминым и Генкой Крыловым, залезли на самый верхний чердак, решив поискать там патроны, с чего-то мы выдумали, что они там, непременно, есть. Облазили весь чердак, копались в опилках, надышались  пылью, раззорили несколько осинных  гнёзд, но так ничего и не нашли, но всё равно  верили, что чердак хранит какие-то военные тайны, ведь папа рассказывал нам, что дом пережил войну.

Наша помойка находилась за домом под черемухой, место  это было  особенное, помойкой даже назвать некрасиво, это был  такой склад выброшенных, но  очень нужных вещей.  Когда  летом мы  строили  свои домики во дворе, часто находили там  разные вещички, необходимые  для  обустройства в нашем  хозяйстве.
Однажды даже нашли папин серебряный  подстаканник, который мама выбросила, когда   у него отломалась ручка. Вообще, наша помойка была настоящий "клондайк" и мы любили в ней копаться, находя там и  старые мельхиоровые столовые приборы, и всякую кухонную утварь, которую мама безжалостно выбрасывала за ненадобностью.
С этим  старым  красивым подстаканником мы потом играли в уличном домике, пока соседские мальчишки не стащили его  у нас. Ему бы сейчас цены не было, но тогда соседские  варвары  переплавили подстаканник на блёсны.

Дом мама  очень любила. Каждый год  что-то красила, ремонтировала.
Она обожала малярные работы, покупала много всякой краски, сама смешивала их, эксперементировала с  колером, добавляла  олифу  и  в итоге выходил какой-то необычный  цвет. Почти каждый год она  обновляла цвет пола, он был то серый, то темно - бордовый, то коричневый, а окна были всегда белые, часто переклеивала обои, и комнаты преображались, красила печку и отдушник, веранду и крыльцо. Несколько раз  к нам приезжал мамин младший  брат и  воплощал  её  ремонтные  планы  в жизнь, мы  крутились  возле него, помогали, чем  могли. Дядя построил новый  туалет и  еще один  сарай, обновлял  фасад  дома, ходил на рыбалку, но рыбу, почему-то, совсем не  ел. Приезжал  он  с  севера и  всегда привозил нам  много красной рыбы, я  её тоже не  залюбила с  детства.

Помню, как меняли старое драночное покрытие крыши на шифер.
Тогда, лет  в пять,  я первый раз залезла на крышу дома  и   с  высоты  второго этажа увидела окрестности нашей улицы.
Во дворе оставались старые финские постройки, баню превратили в хлев,
там поселилась наша корова, которая была  вредная и  бодучая.
В  детскую  память  врезалось, как  она  меня бодала, я  бежала по дороге, а  она несколько раз подкинула  меня на рога.
Отделалась я легким испугом  и  ссадинами. Больше испугалась мама, которая увидела  в окно это жуткое зрелище.
В соседнем помещении жили куры, а на чердаке сарая был сеновал, туда мы  всё  время   лазили за  яйцами- там сделали несколько  гнёзд для несушек.
Возле дома росли кусты сирени, белых роз, весной двор благоухал в цветах черёмухи и яблонь, старые берёзы и сосны росли в нескольких метрах от  крыльца.

На каждое дерево папа повесил скворечники -  у каждой сестры  был свой птичий  домик и весной мы с нетерпением ждали прилёта скворцов, а ещё  охраняли от посягательства  наших котов.  Чуть поодаль, возле дровеника, росли две очень красивые рябины. 
Весной они, как и всё вокруг,  зацветали, а к осени покрывались шапкой спелых гроздей терпких ягод, зимой красногрудые  снегири стайками сидели на ветках и клевали  замороженные ягоды, а  мы  наблюдали  из окна.

По периметру заднего двора росли  кусты  черёмухи, а за домом была большая поляна.
Летом на поляне сушилось сено, в  сторонке  стоял теннисный стол,  вокруг которого мы проводили всё свободное время. Надо сказать, времени  свободного  у нас было намного меньше, чем обязанностей, но мы успевали и родителям помочь, и отдохнуть.
Каждую весну мы тщательно убирали двор от прошлогодней листвы, а зимой расчищали дорожки от снега, это входило  в  наши  обязанности,  мы так любили эти снегоуборочные работы, что уговаривать или просить  было  лишне.
Двор у нас был очень красивый благодаря обилию зелени, мы еще посадили несколько кленов в огороженном саду со стороны забора, папа любил эти  благородные деревья, мы выкопали небольшие  кленочки на Зуевой горе и пересадили к нам во двор, у  каждой  росло  свое дерево.

Каждую весну папа складывал ровные поленницы дров и они длинными рядами стояли вдоль забора, он занимался заготовкой всё начало лета до сенокоса. Поляну по весне  полностью  заваливали берёзовыми досками, но её надо было освободить для  сушки сена, и, естественно,  для заготовки дров папа привлекал нас,  он научил меня обращаться с топором и эти навыки не раз потом пригодились мне в жизни.
В сенокос нам  тоже доставалось, каждое лето мы помогали ворошить сено, сгребать  в копны вечером, разбрасывать утром и убирать  его на сеновал.
 
За домом стояли большие  старые качели, достались они тоже в наследство от прежних  хозяев. Но потом их пришлось разобрать, в целях нашей безопасности - не могли  они выдержать нашего напора, трещали и скрипели, могли рухнуть в любой момент.
Сад и огород были обнесены забором, калитки  всегда закрывались на крючек, задний двор огорожен не был и часто лиса- плутовка  бесстрашно наведывалась  за курами прямо к дому, однажды она схватила нашего петуха, но мы  с папой бросились в погоню за ней и отбили его у лисы.

В доме всегда жили коты, только менялись их окрас и повадки. Иногда приблудные кошки поселялись в  сарае и потом появлялись дикие котята.
Два любимых кота моего детства- большой белый сибирский кот, умный  и хитрый, и черный кот - разбойник. Куда он потом исчез - не помню, а белый кот попал под машину, мы принесли его домой, пытались  спасти, но мучался он не долго.
Белый кот  сам  заходил в дом, а чтобы его впустили из коридора на кухню, скребся в дверь, выходил, открывая самостоятельно дверь, или сидел рядом и ждал.
А однажды он сильно напакостил старшей сестре. Она купила японские, очень красивые синие туфельки, в один прекрасный день собралась куда-то, решила надеть их, но кот нагадил в одну туфлю и лапой задвинул всё в самый носок.
Досталось тогда ему, но больше таких пакостей он не делал.

За домом, метрах в ста, мы устроили  маленькое кладбище- там находили последний приют циплята и птенцы, куры и котята и нашего любимого кота мы с почестями  там похоронили.

Черный кот был диковатый, воровал циплят, ловил птичек, лазил по деревьям и не раз посягал на наши скворечники.
Однажды мама обнаружила, что он опять стащил цыпленка. Коту придумали  наказание -привязали к берёзе и отдали на растерзание клуше. Клуша как следует потрепала его и после этого кот  никогда не трогал цыплят, даже удивительно - он  лежал рядом с ними и как будто охранял их,  с клушей тоже не враждовал.
Урок пошел  на  пользу разбойнику.
 
Совсем недалеко от дома находился  песчаный карьер, когда завод прекратил своё существование, карьер начал быстро разрастаться и уже через несколько лет превратился в огромную яму. Зимой по крутым склонам мы съезжали  на фанерках, а в небольших озерках, которые были рядом в глиняном карьере, расчищали лед и  катались на коньках, играли с  мальчишками в хоккей.

Летом на склонах старых выработок росла малина и земляника, а у дороги на Зуеву гору, возле вековых огромных осин, летом мы собирали подосиновики, их там было так много, что мы не успевали дойти до леса,  как  корзинки были полные.
С  самой Зуевой горы, если ещё залезть на скалу на самой её вершине, открывался вид и на нашу улицу, и на посёлок в нескольких километрах.
Потом карьер так расширился, что дорога  на гору исчезла, а старые осины рухнули вниз. Пейзаж  вокруг сильно испортился, карьер  поглотил и наше любимое грибное место, и вековые деревья.  С годами он совсем вплотную подступил к нашему дому. Дом оказался, буквально, в  пятидесяти метрах от края обрыва.

В 80-годы второй этаж дома сгорел, после ремонта от старого любимого дома не осталось ничего,  сгорела  и большая часть нижнего этажа, поэтому  пристроили новую веранду, после  всех перестроек  он превратился в самую обыкновенную избушку.
Больше всего жалею, что сгорели старые журналы и прочие штучки, коим сейчас бы цены не было.
Разбирая потом потолок и готовя дом  к ремонту, мы с мамой нашли старые финские довоенные  журналы, по  видимому  их использовали  в  качестве  утеплителя, они  хорошо  сохранились и пару журналов за 1934 год я храню до сих пор. Ещё повезло найти  фанерную табличку с именем хозяина и датой постройки дома, это позволило  узнать, что построил дом Пекка Перттунен.
Но даже сейчас, спустя много лет после того пожара, дом снится именно таким, каким был в годы моего детства.

Ничего  достопримечательного на нашей улице, да и во всей округе, не было.
Небольшое бывшее  финское поселение, рядом  с кирпичным заводом.
В одной  старой  книге о Карелии я нашла  фотографию этого  завода.
Старые  финские дома стояли далеко  друг  от друга, хуторами.
Между ними, уже после  войны,  построили несколько новых деревянных домиков на  одну  семью.

Улица у нас была одна и шла она прямо к заводу. Когда завода не стало и карьер стал разрастаться,  заводская улица оказалась на самом краю обрыва.
Потом  дорогу сделали вокруг карьера. Были ещё небольшие дорожки к детскому саду и бане, к дому, который называли "дом малютки", но на моей памяти там уже жило несколько семей,  грунтовые  дорожки вели на Тимофееву гору и Зуеву.

Летом мы играли прямо на дороге в лапту, собиралась вся детвора с нашей  улицы и даже родители  некоторых ребят иногда играли с нами.
Эти  игры мы устраивали до тех пор, пока у нас не появились теннисные столы.
 
Каждая семья обрабатывала свой огород и небольшое хозяйство, семей  десять держали коров и коз.
На улице жили три семьи татар, прямо напротив нас жила семья финнов и за заводом стоял красивый финский домик, проходя мимо которого, мы всегда любовались порядком  и ухоженностью  их двора. Жили там Сильва и Василий, их дети Раймо и Айла. Всё  в их  укладе жизни  отличалось от других, особенно, белорусских семей.
Сильва и  Василий  разговоривали  между  собой  только на  финском  языке, у них были  очень трогательные  отношения, зимой  Василий  катал Сильву на  финках, до  магазина  и обратно она  восседала на  маленьком  сиденьи, обвешанная  сумками, а он, несмотря  на возраст, резво  бежал  сзади. Соседи смотрели на них  с  нескрываемым удивлением, так больше никто не делал.

В большом финском доме на горе жили несколько семей, самую маленькую комнату  занимала татарка Марфа, жила она с сыном Рашидом, он был  смешной и глупый, хоть и был взрослый, мы их часто дразнили, показывая свиное ухо, которое  делали их края  пальто, тогда Марфа или Рашид бежали  за нами, но догнать не могли.
А потом этот Рашид  неожиданно умер.
Марфа тоже  жила недолго. Мы  так  и не поняли тогда, был он  ей  сын или муж.
В их комнату приехали новые жильцы, а  о них  быстро забыли, родных  у них не было.

После закрытия завода папин коллега по работе,  живший с семьей в соседнем доме, переехал в другой город и в их дом поселилась многодетная семья. Дети там рождались каждый год, двор свой они  превратили в одну большую  свалку-помойку, никогда  у них не было ни огорода, ни хозяйства, только несколько тощих собак сидели на цепи, гоняли  обглоданные кости и  выли  от голода.
Жили они в полной нищите, дом кишел тараканами, но это им совсем не мешало.
Отец был вечно пьяный, а мать вечно беременная, он собирал  металлолом, пустые бутылки, сдавал  и пропивал эти жалкие гроши,  а она таскала сумками макароны и хлеб из магазина, мальчишки закончили кто 3, кто 4 класса, один из них, отходив  в первый класс несколько лет, вообще задвинул на учебу, а  другой  играл  в  машинки  лет  до двадцати.
Летом они рыбачили, осенью собирали картошку с чужих полей, грибы, а чем кормились всю зиму, было совсем непонятно.
Тем не менее, мы  в детстве  дружили с ребятней из этой семьи, а мама частенько  отдавала им нашу одежду, обувь, ненужную мебель, делилась продуктами.

Зимой дорогу иногда заносило так, что несколько дней мы не могли попасть в школу, трактор едва мог пробиться сквозь снежные завалы. До поселковой школы было километра  три, но мы, обычно, ездили на автобусе,  от нашего дома до конечной остановки  метров  пятьсот.
За нашей улицей и за заводом виднелись военные склады. В красивом месте, где стояло несколько  старых финских домов, жителей выселили и всю территорию огородили колючей проволокой, по периметру посадили сторожевых собак,
каждый день менялся караул вооруженных автоматами  солдат.
Это место привлекало нас обилием малины  и мы частенько,  зная, что собак привозят только вечером, лазили за колючую проволоку и собирали там чернику,  землянику и малину.
В нескольких километрах от нашей  улицы находилась маленькая деревушка, бывшие  финские хутора,  где  жило ещё несколько семей. Зимой   дети  оттуда добирались в школу на лошади, когда лошадь не могла  преодолеть снежные завалы, школьников возил трактор.
Как-то  в одночасье все люди побросали  свои дома и  съехали, а  совхозное хозяйство развалилось.

Пока работал завод, в  нашем маленьком поселке кипела жизнь, каждое утро народ шел на работу, вечером  толпы людей шли мимо нашего дома в кино, летом часто  гуляли парочки влюбленных.
Все изменилось, когда  завод закрылся. Не стало магазина, клуба, в здании заводской конторы поселилась семья, в здание  бывшей кузницы тоже приехали новые  соседи.
Но эти дома простояли не долго, мы  всегда со страхом смотрели, что они стояли на самом краешке высокого обрыва и могли рухнуть вниз. Когда карьер  разросся, дома разобрали, а людей переселили в посёлок.

Чем больше становился карьер, тем меньше людей жило на  нашей улице.
Часто песчаные козырьки взрывали и карьер разрастался в ширь и глубину, каждый день десятки самосвалов  вывозили песок на стройки города.
Когда завод работал, неподалеку был  глиняный карьер, от него шли рельсы на завод и  небольшие вагонетки доставляли  туда глину,  небольшой песчаный карьер тоже был рядом. Деревянный мост разделял заводскую территорию и улицу с домами работников.
Карьер ужасно обезобразил местность и на месте красивых  зеленых холмов теперь были глубокие песчаные выработки.

Детский сад на нашей улице работал всего несколько лет и потом объеденился с поселковым, а в здании сделали  жилой дом на  две семьи.
К тому времени мы уже пошли в школу, а мама стала ездить на работу в посёлок.
Чем старше мы становились, тем чаще на нашей улице умирали старики. Каждый год мы всей улицей провожали кого-нибудь в последний путь.

Новый магазин  построили в начале улицы. До сих пор помню изобилие на прилавках магазина-было всё, китайская тушенка, сгущенное молоко и кофе, копченые колбасы, много сортов  конфет, различные пряники и печенье, вафли  и джемы, компоты и  множество  рыбных консервов, румынские вина, вкусный хлеб и выпечка, шоколадное масло, к праздникам завозили всякие вкусности. Это было в начале шестидесятых годов.
Времена правления Хрущева были отмечены изобилием, насколько  у меня осталось в памяти то  время.
Начало эры Брежнева, по началу,  тоже  не предвещало ничего неожиданного.
Но  вдруг куда-то исчезли многие продукты  и  в магазине стали появлятся очереди, а потом, постепенно, все продукты пропали, наступили времена всеобщего дефицита.
Полки  часто пустовали, но  хлеб и  молоко привозили регулярно.
Народ на  улице жил  своим натуральным  хозяйством.

Я давно не была там.
В девяностых я продала мамин дом.
Я просила  нового хозяина не  трогать деревья.
Но он вырубил всё, что делало наш  двор необычным.

Узнав об этом, я  решила забыть это место.
Мне ещё  снится наш  старый дом, но  все реже и реже и,
обычно, если  должно  случиться  что-то  важное.
Но ноги туда больше не  несут.
И  у  калитки давно никто не ждет.
 
Так зачем бередить душу…




2009-2011


Хельсинки