Знак Индры 1936 г

Знак Индры
(Отрывок из романа "Арийский цикл")

         "Эту тайну Богов не следует разглашать всем подряд"               
         «Сурья-Сидханта»  Древнеиндийский текст.

1.
– Куда направляетесь, господа? – С таким дежурным вопросом, желая завязать дорожное знакомство, обратился к пассажирам вагона первого класса, посетившим ресторан, уже немолодой майор британской колониальной администрации. Причём, обратился британский майор к пассажирам-иностранцам на том правильном английском, в котором даже иностранец, владеющий этим языком, распространившимся на добрую половину мира, узнает истинного британца, если и не жителя Лондона, то, по крайней мере, уроженца одного из графств центральной Англии.
Майор был худощав, длиннолиц, с тщательно выбритым подбородком до пышных бакенбард и старомодными для двадцатого века такими же пышными усами. И бакенбарды и усы были изрядно украшены благородной сединой.
Несмотря на жару, голову майора накрывала большая армейская фуражка цвета хаки приятного бледного оттенка, какой практиковался в тропиках. Китель и брюки навыпуск были точно такого же цвета. Заканчивали экипировку майора светло-коричневый пояс с портупеей и кобурой, в которой лежал надёжно застёгнутый на латунную кнопку револьвер, и чёрные, явно не уставные, штиблеты из хорошей кожи местной выделки.
– Майор Алекс Смит. Ваш сосед из четвёртого купе. Вы ведь едете в третьем? – Британец покосился на круглые латунные значки на лацканах костюмов молодых людей с изображением свастики и протянул длинную сухощавую руку, предварительно сняв лайковую перчатку для рукопожатия двум, и пока единственным, белым пассажирам вагона первого класса, которым теперь суждено стать его спутниками, скорее всего до конца, как он надеялся, неутомительного путешествия. Знойное индийское лето давно закончилась. Вот уже и ноябрь подходил к концу, и дни, столь жаркие, как этот, к счастью, будут теперь не так уж часты. 
– Барон Хорст фон Вустров, историк. Едем в Бомбей, оттуда на родину, в Германию, – представился, пожимая руку майора, молодой человек лет тридцати – высокий стройный блондин с красивым волевым лицом и пронзительно синими глазами. Британец по достоинству оценил его внешность и прекрасное сложение.
– А знаете, я догадался, что вы немец. В последнее время у нас на востоке, и в особенности в Индии, очень много молодых учёных с прекрасной выправкой. Вы случайно не военный?
– Нет, я оставил службу несколько лет назад и целиком посвятил себя истории и этнографии.
– Узнаю в вас Зигфрида1!  Именно таким я себе его представляю, слушая музыку Вагнера. Надень вы латы и шлем вместо походного костюма натуралиста, ну хоть сейчас в поход за сокровищами нибелунгов2! – разразился Смит пышным комплиментом и неожиданно для его возраста и комплекции крепко пожал руку барону.
– И Ваш английский выше всяческих похвал! – словно спохватившись, добавил Смит.
– А молодой человек, путешествующий с вами? Он тоже натуралист? – Майор протянул руку спутнику барона.
– Сергей Воронцов, этнограф и врач, обучаюсь и практикую в области хирургии. Путешествую по волшебной Индии вместе с моим другом Хорстом, – отрекомендовался другой молодой человек, такой же высокий, крепкий и загорелый, с прекрасной спортивной фигурой. Не блондин, но светло-русый и голубоглазый.
–  Русский! – удивлённо вскинул брови Смит и, наконец, снял фуражку.
–  Да, и к тому же граф! – ответил за Воронцова Вустров.
– Но его вам, майор, не следует опасаться. Он эмигрировал из России ещё ребёнком, в восемнадцатом году.
– И Вы, господин Воронцов, отлично говорите по-английски. Сразу видно – порода! – Майор крепко пожал руку Воронцову.
– Присаживайтесь к нам, майор. Перед долгой дорогой надлежит, как следует подкрепиться, – предложил Вустров.
–  С удовольствием, господа! – Смит присел на свободный весьма удобный мягкий стул, привинченный к полу вагона-ресторана.
– Итак, что же вы ищете в нашей Индии, господа? – заглядывая в меню, продолжал интересоваться майор.
– Наша добыча невесома, мистер Смит. Хорст интересовался старинными рукописями, которые удалось получить в индуистских и тибетских храмах на севере Индии, в Кашмире и Непале. Я записывал древние сказания и веды, а также изучал древнеиндийскую медицину, – ответил Воронцов.
– Но вы сели в поезд вместе со мной, в Раджапуре, а это очень далеко от Гималаев?
– В Раджапуре мы гостили у его высочества махараджи. Шесть чудных недель конца индийской осени слушали лекции по магии, медицине, астрологии и гипнозу, практиковались в санскрите. Я провёл несколько успешных хирургических операций среди подданных махараджи.
– О! – неподдельно удивился Смит. – Приятно видеть столь глубоко эрудированных молодых людей, владеющих к тому же санскритом – отцом всех европейских языков. Вы как историки, вероятно, владеете ещё несколькими языками?
– Господин Вустров владеет ещё фарси и дари. Мои же скромные познания ограничиваются, помимо санскрита, ещё немецким и английским.
–  И русским.
–  Разумеется. – На минуту в воздухе повисла пауза.
– У вас, в Германии, происходят огромные перемены. Недавно с блеском прошли Олимпийские игры. Результаты ваших спортсменов впечатляют! Господин канцлер Гитлер, говорят, что это его партийный псевдоним?
– Да, мистер Смит, настоящее имя нашего рейхсканцлера Адольф Шикльсгрубер, – пояснил Вустров.
– Так вот, господин канцлер проявляет высокую активность во всех сферах. Возрождает промышленность, строит флот, авиацию, дружит с большевиками. На подъёме наука. В том числе естественные науки. За пятнадцать лет службы в Индии я не видел ни одного немца, но в последние два года они повсюду и как одержимые грызут гранит науки! И не только у нас. Тысячи немецких учёных и специалистов работают в СССР! Это и радует, и настораживает.
– Вам нечего опасаться, мистер Смит, Германия – мирное, дружественное государство, – остановил англичанина Вустров.
–  Да, пожалуй… – Словно извиняясь, пробормотал Смит, и тут же добавил:
–  Раджапурские газеты писали о ваших тренировочных полётах. Вы, господа, ещё и пилоты!
– Да, мистер Смит. Спортивный пилотаж – наше общее увлечение. В Индии такие просторы, и погода всегда хорошая, особенно осенью и зимой.
– Раджпурский махаражда пользуется широкой автономией. Имеет свою гвардию и собственных пилотов. Недавно он купил несколько немецких спортивных самолётов самых последних моделей фирм «Мессершмитт» и «Фокке-Вульф». Об этом тоже писали местные газеты,  – продолжил Смит.
– Именно на них мы и летали, мистер Смит, – ответил Вустров.
Желая завершить или несколько приглушить щекотливую тему, Хорст подал знак официанту и обратился к спутникам:   
– Серж, и вы, мистер Смит, давайте закажем ужин, а потом, когда насытимся, продолжим нашу беседу, –  предложил Вустров.
– Что будем пить, господа?
– Виски, и только крепкий виски со льдом! – вновь с истинно британским энтузиазмом предложил Смит.
– В этой стране, где столько грязных туземцев и мух, без виски не прожить и дня. Дезинфекция, так сказать, организма. Вы знаете, почему в Индии не удержались португальцы? – задал один из своих коронных вопросов мистер Смит, который любил задавать его не только иностранцам, но и англичанам, впервые попавшим в Индию.
– Разумеется, нет, мистер Смит, –  не задумываясь, ответил Хорст. – Хотя, как историку, мне это чрезвычайно интересно.
– Да потому, что они пили слабое вино и страдали желудочными инфекциями. А мы, британцы, пьём крепкий виски со льдом и сносно чувствуем себя в самой большой колонии Империи уже полтора века!
– Мне кажется, они ещё задержались в Гоа3? – уколол британца Воронцов.
– О, это уже не те португальцы, – парировал Смит. – Пьют не меньше нашего.
– Проворный официант-индус поставил перед ними фарфоровые тарелки с жареной бараниной на косточке, сложным салатом, аппетитными кусочками ветчины, сыра, персидской осетрины и прочими деликатесами.
Смит с тревогой посмотрел на заказанную снедь.
– Долг немецких путешественников – угостить нашего британского гостя в этот памятный вечер, когда мы покидаем гостеприимную Индию, – успокоил его Вустров.
– А вы, мистер Смит, выбирайте виски.
– Тогда шотландский, «Белая Лошадь», тоник, и лёд! Да поживее!
За ужином, который затянулся до глубокого вечера, много говорили о политике. О недавно завершившейся Итало-Эфиопской войне. О гражданской войне в Испании, где наметилось противостояние СССР, поддержавших республиканцев и коммунистов, с Италией и примкнувшей к ней Германией, поддержавших мятеж генерала Франко. И, конечно же, о берлинском соглашении, официально оформленном несколько дней назад как антикоминтерновский пакт между Германией, Японией и Италией, который сразу же окрестили «осью» Берлин – Рим – Токио. Говорили о Китае, в котором шла нескончаемая гражданская война, и о неизбежном нападении на Китай Японии. Потом говорили об экономических успехах в России, которая становится, на глазах у всего мира, мощной державой. Особенно это стало очевидным после серии сверхдальних беспосадочных перелётов русских летчиков на отечественных самолётах и установлении ими чуть ли не половины мировых рекордов в области авиации. Говорили о Германии и о самом модном европейском политике Гитлере. И, конечно же, о Британской империи, раскинувшейся на всех морях и континентах, во всех двадцати четырёх часовых поясах. И, разумеется, об Индии, которую покидали немецкие путешественники.
Захмелевший и насытившийся Смит, будучи любителем поболтать, блеснуть своей эрудицией и хорошо поставленным языком, болтал без передышки, умолкая лишь на время курения. Курил он трубку. Табак, впрочем, был хороший. Немцы курили реже – и папиросы.
– А я ведь приметил вас ещё в Раджапуре, господа. Таких видных господ трудно не заметить в провинциальном городишке. Это вам не Бомбей и не Дели.
– Чем же мы привлекли ваше внимание, мистер Смит, – спросил Вустров. – Ведь не приняли же вы нас за германских шпионов?
– Что вы, господа, полноте! Я не по сыскной части. Всё, что о вас им, я имею в виду спецслужбы, необходимо знать, они знают. Да и что делать германским разведчикам в Индии? Ведь не собираетесь же вы её у нас отнять!
– Э, да вы изрядно захмелели, мистер Смит. Довольно политики. Никто не собирается вынимать такую жемчужину, как Индия, из британской короны. Разве что она сама выпадет… – остановил англичанина Вустров.
– Всё, всё! Ни слова о политике. Поговорим о женщинах, – набивая табаком очередную трубку, сменил тему беседы Смит.
– Вот вы, мистер Вустров, женаты и у вас, наверное, есть дети?
– Как вы догадались, мистер Смит? – удивился Хорст. – Обручального кольца я не ношу.
Смит быстро сообразил, что сказал лишнее, на самом деле он знал кое-что из биографий немецких натуралистов от своего приятеля из военной разведки, который подсядет к ним в поезд завтра утром.
– Интуиция, да-с! – нашёлся Смит и перевёл внимание на русского.
– А вот вы всё время молчите, мистер Воронцов. А ведь вас провожала на вокзале восхитительная женщина, которую увёз после отхода поезда закрытый экипаж. Её знают многие, в том числе и я.
Одна из лучших танцовщиц страны. Ей покровительствует махараджа, который с удовольствием взял бы её в свой роскошный гарем, но мисс Лата Мангешта финансово независимая женщина.
Вустров чуть не вздрогнул при упоминании о гареме. Там были совсем юные невинные девушки, которых махараджа охотно уступал своим дорогим гостям. В колониальной Индии среди правящей элиты царил глубокий упадок. Нравы и обычаи индуистов, буддистов и мусульман настолько переплелись, что раджи, исповедующие индуизм, имели подданных мусульман и гаремы, в которых содержались десятки женщин, на усладу владыкам и их друзьям.
С одной из прекрасных наложниц, явившейся, словно из восточной сказки, Хорст прожил несколько недель. Звали девушку Лейла. На родине он был примерным семьянином и хранил верность своей златокудрой Лоте, подарившей ему двух прелестных дочурок. Но в длительной командировке, томимый долгим воздержанием, не смог устоять перед щедрым даром махараджи. И пока у холостяка Воронцова был бурный роман с ослепительной красавицей танцовщицей Латой, Вустров тоже не терял времени даром, и, кажется, его прелестная пугливая туземка с огромными тёмными, словно у лани глазами, к которой он искренне привязался за эти недели, забеременела…
– Вот, Хорст, ты и оставил своё семя в волшебной Индии, в которую четыре тысячи лет назад пришли предки Лейлы – яростные арьи со своей северной прародины, откуда, впрочем, вышли и его, Вустрова с Воронцовым, предки.
Когда Лотта родила ему с промежутком в два года очаровательных девочек, друзья по эскадрилье, шутя, называли его «бракоделом», дескать – где сыновья? Но строгий полковник Мольтке, их прямой командир похлопал растерянного Вустрова по плечу и, ободряя, назвал Хорста «ювелиром». Ребята ещё долго называли его так, Ведь у пилотов – что прилипло – не сразу отстанет.

* *
Хорст, выпивший изрядное количество виски, уснул сразу, помянув перед тем, как сомкнуть глаза, свою Лоту и дочек. Сердцем и душой он был уже в фатерлянде, а Индия, в которой довелось прожить больше полугода, стремительно таяла в его сознании, убегая под колёсами скорого поезда Раджапур – Бомбей.
Сергей пил относительно немного, и ему не спалось от нахлынувших мучительно-сладостных, совсем ещё свежих воспоминаний…
Ещё сегодня, много позднее обычного, он проснулся в уютном номере небольшой шикарной гостиницы, выстроенной махараджой для важных гостей, в великолепном парке, полном поздних и самых прекрасных индийских цветов, от аромата которых кружилась голова.
Рядом лежала Лата. Вчерашний, до краев насыщенный день, дивные вечерние танцы, и ночь любви, которую она дарила ему на прощанье, утомили страстную женщину. Лата крепко спала. Прекрасное, совершенное лицо истинной индоарийки покрывал сладкий утренний сон…
Вчера она, наконец, упросила его взять с собой на лётное поле.
– Я ни разу в жизни не летала на самолёте! Милый, Сер-радж, – нараспев, по-своему, называла его Лата.
– Возьми меня с собой. Я буду тихо, как мышка, сидеть за твоей спиной. Возьми меня, милый!
– Милая моя, мангуста, – так Воронцов шутливо называл Лату, созвучно её полному имени Лата Мангешта, – собирайся, да поскорее! Сегодня можно! В шкафу лежит мой запасной комбинезон и шлем. Комбинезон тебе будет велик, хоть ты и высокая женщина. Ничего, где подвернешь, где заколешь, а вот шлем подойдёт. Вложишь в него волосы.
Они выбежали из отеля. Роскошные волосы Латы не уместились целиком в шлеме и разметались по светло-коричневому комбинезону, затянутому жёлтым кожаным поясом, в котором пришлось срочно прокалывать перочинным ножом дырочку под её осиную талию. В дворике, нетерпеливо посматривая на часы, Воронцова ждал Вустров. Увидев с Воронцовым Лату, он удивлённо хмыкнул, загасил папиросу и, галантно поздоровавшись с Латой, пожал руку Сергею.
Выкрашенный в цвет хаки, немецкий мотоцикл с коляской армейского образца помчался по парку, за воротами которого начиналась выгоревшая за сухую осень желтая равнина с редкими кронами отдельных деревьев. Лата разместилась в коляске, а Воронцов сел на заднее сидение. Вёл безотказный «Цундапп»4 Вустров.
Самолёты – пара «Мессершмиттов» и пара «Фокке-Вульфов»5 стояли возле ангаров из гофрированного железа посреди ровного, как стол, лётного поля очищенного от кустов, деревьев и камней. Возле машин суетились механики. В ясную  сухую погоду, установившуюся с конца лета, поле было идеальным для взлетов и посадок.
Возле двухместного «Мессершмитта», покуривая папиросу  в ожидании своих немецких коллег и махаражди, изъявившего сегодня желание попрактиковаться в пилотаже, прохаживался их шеф – герр Кемпке, живший во дворце Его Высочества, весьма благосклонно относившегося к немцам и к Германии, и слывшего личным другом фюрера, на что, впрочем, английская администрация пока закрывала глаза.
– А, это вы, молодые повесы, явились на лётное поле позже старика Кемпке! Я сегодня тоже лечу, пора размять кости.
Вустров и Воронцов знали, что Кемпке в Мировую войну был пилотом, воевал, а в настоящее время служил в ведомстве Гиммлера и выполнял в Индии весьма деликатные поручения своего шефа. Официально же он был аккредитован при дворе махараджи как посланник президента Германии, каковым после смерти Гинденбурга являлся Адольф Гитлер, совмещая этот пост с постами рейхсканцлера и вождя правящей Национал-социалистической партии. По каналам Кемпке в Индию направлялись десятки немецких граждан, преимущественно военных, с различными миссиями и с «дальним прицелом».
Кемпке был облачен в комбинезон. Шлем с очками держал в свободной руке.
– А это что за пилот с вами? - Кемпке добродушно с хитрецой посмотрел на Лату, естественно, сразу же узнав знаменитую танцовщицу, развлекавшую этой осенью махараджу и его гостей. Как-то, в приватной беседе, махараджа признался, что искусство Латы Мангешта обходится ему гораздо дороже, чем содержание четверки новейших немецких самолётов-истребителей, оборудованных под спортивные.
– Guten Morgen, Freulein Lata! Dieses flugzengfuehrer kostuem steht ihr sehr gut, sie sehen schoen aus, im gedenzatz zu ihren begleitern, (Доброе утро, фрейлен Лата! Вы чудесно выглядите в костюме пилота, гораздо привлекательнее, чем господа, сопровождающие Вас). – обращаясь к прекрасной танцовщице по-немецки, в виду весьма посредственного знания английского, приветствовал Лату галантный Кемпке, слегка раскланиваясь перед смущённой женщиной, мало что понявшей из приветственных слов немолодого, добродушного немца.
Воронцов быстро прошептал ей на ушко слова шефа в английском переводе.
– Благодарю вас, господин…
– Кемпке! – подсказал имя шефа Воронцов.
– Sie hatten glueck, herr Voronzow, das herz so einer schoene zu erobern! Warum ziehen sie die fluguniform an, freulein Lata? («А вы везунчик, герр Воронцов! Покорить сердце такой красавицы! Почему Вы в лётной форме, фрейлен Лата?)
Сергей перевёл комплименты Кемпке в свой и Латы адрес, не зная, как к его идее отнесётся шеф. Неожиданно, по-немецки, за друга вступился Вустров:
– Wir habeh freulein Lata ein flug versprochen, herr Kempke. (Мы обещали мисс Лате полетать, герр Кемпке.» (немецк.).
Кемпке внимательно осмотрел её экипировку, и, с большим трудом подбирая слова с помощью Воронцова, перешёл на свой ужасный английский:
– Вы никогда не летали на самолёте, мисс Лата?
– Никогда!
– Не боитесь?
– Боюсь, чуть-чуть…
– Na gut! (Хорошо!) Садитесь с Воронцовым в двухместный «Мессершмитт», и с богом! Тем более, что этот полёт, увы, последний.
Воронцов вздрогнул, взглянув на Лату, но та или сделала вид, что не придала значения последним словам Кемпке, или, и в самом деле,  не поняла в скверном английском языке немца, что его командировка подходит к концу. Сам Сергей никак не решался ей об этом сказать.
Лата, между тем, словно ребёнок, обежала все машины, поглаживая великолепно расписанные фюзеляжи. Художественными способностями обладал один из механиков, тоже немец, который по карандашным наброскам Кемпке изобразил на фюзеляжах самолётов небесных воинов – асов в стальных рогатых шлемах, валькирию с холодными голубыми очами и длинными жёлтыми волосами. В руках грозная воительница держала меч. Но главным украшением фюзеляжей всех четырёх машин были черные свастики в пурпурном обрамлении – солнечные символы древних ариев, глубоко почитаемые в современном индийском орнаменте, а ныне ставшие символом новой Германии.
Пока Лата изучала самолёты, Кемпке, обращаясь к Воронцову, вспомнил уже далекие двадцатые годы, когда проходил лётную практику в России, на аэродроме под небольшим русским городом Липецком.
– Ведь я тогда влюбился в очаровательную русскую девушку Любу и даже собирался на ней женится, да отозвали в Германию. Больше я Любу не видел. Так и остался холостяком, – с грустью поведал Воронцову Кемпке.
– Хотя, многие из наших ребят всё-таки увезли русских красавиц в Германию. Кстати, там побывал и наш будущий шеф Люфтваффе6,  Тогда он был стройный и красивый парень, геройский асс! Влюбилась в него на танцах первая в городе красавица, белокурая и стройная Надя. И Герман не устоял. Такой роман у них закрутился, что сделал он Наде предложение. Да видно не судьба. Отозвали его, как и меня, и больше в Липецк не посылали. Я свою Любу постарался забыть, а вот шеф, говорят, и сейчас с ней переписывается, хоть и женат. Всё ещё любит, вот как запал!
– Люба была хороша, Надя ещё лучше, но твоя Латхен7, герр Воронцов!… – Кемпке даже не нашёлся что сказать.
– Везунчик ты, Серж! – Кемпке похлопал Воронцова по плечу и пошёл к самолёту.
– Вот и придется тебе, Серёжа, по-видимому, повторить судьбу шефа Люфтваффе, – вздохнул Воронцов и посмотрел на Лату.
– Как же она была хороша даже в комбинезоне!
Не понимая, о чем говорят по-немецки Кемпке и Воронцов, Лата, как ему показалось, не поняла и сказанных ранее слов о последнем полёте.
Прогнав на время недобрые мысли, Сергей, наконец, поймал прекрасную индийскую валькирию в кожаном шлеме, но без меча, высоко поднял на руки и посадил ликующую Лату в кабину, привычно застегнув ремни.

* *
Сергей очнулся на мгновение от недавних воспоминаний и, не зажигая свет, взглянул на часы с фосфорным подсветом. Было далеко за полночь. Напротив, тихо, словно ребёнок, спал Хорст и, вероятно, видел во сне Лоту и девочек. Роману с Лейлой он вряд ли придавал большое значение и, возможно, скоро её забудет.
За окном, прикрытым светонепроницаемыми шторами, мерно стучали колёса. Скорый поезд шёл на запад, к океану, где их ожидал пароход и долгий путь по морю до Афин, а там до Берлина уже рукой подать.
В восемнадцатом году, будучи двенадцатилетним подростком, он с матерью и бабушкой оказался в Германии, которая продолжала воевать с Россией, вернее с теми обломками, которые от неё остались. Отец - полковник, погиб на фронте в шестнадцатом, деда убили бесчинствующие анархисты, которых пытался одёрнуть старый вконец разорившийся граф Воронцов.
Они поселились в Берлине среди эмигрантов. Матери пришлось работать гувернанткой. Но они всё равно не смогли бы сносно жить на её скромное жалование в обнищавшей после унизительной капитуляции стране. Вряд ли в истории было что-то подобное. Германские войска оккупировали огромные территории врага, и в то же время ни один вражеский солдат не ступил на землю Рейха. Германия рухнула изнутри. Революция, которую в своём манифесте провозгласил немецкий социалист Маркс, подточила не только Российскую империю, но и Германскую. В этом же восемнадцатом году рухнули ещё две империи – участницы войны – Австро-венгерская и Турецкая. Во всей Центральной Европе царила депрессия, безработица, нищета. Графиня Воронцова не могла прокормить семью своим нелёгким трудом, и если бы не бабушкины драгоценности, которые чудом удалось провезти через границу, было бы совсем туго. На деньги, вырученные от продажи семейных реликвий, Сергей учился в элитной немецкой гимназии, где проявил большие способности и слыл вундеркиндом. После гимназии поступил в университет и с отличием закончил исторический факультет. На третьем курсе увлёкся медициной и параллельно учился в медицинском, на хирургическом отделении. В университете познакомился с Хорстом, и они крепко сдружились.
Однако пока в Германии было не до исторических наук, и друзья увлеклись авиацией. Протекция отца Хорста барона Вацлава фон Вустрова, генерала в отставке, служившего в руководстве авиастроительной фирмы «Мессершмитт», а также отменное здоровье молодых людей помогли им с Хорстом поступить в лётное училище. Окончили училище в тридцать втором, а в тридцать третьем их, как историков-востоковедов, по рекомендации старшего Вустрова, ставшего важным партийным функционером, приняли в один из закрытых научных институтов в обществе «Аненербе»8.
Наступили бурные для Германии годы. Друзья вступили в партию, продолжали учиться специальным дисциплинам, выезжали в командировки по Европе, не забывали и о полётах, постоянно занимаясь лётной практикой. Им присвоили воинские звания. Хорст был почти на год моложе, но уже носил погоны гауптмана, Воронцов – оберлейтенанта9. Форму надевали, впрочем, редко. Ходили в штатском. Ведомство их было секретным. Ещё учась в университете, Хорст женился, и одна за дугой у него родились две девочки. У Воронцова с этим как-то не сложилось, и накануне своего тридцатилетия он всё ещё был холост. В короткие дни отпуска он гостил в родовом имении Вустровов, в Мекленбурге, на балтийском взморье. Здесь у Вустровов был замок, возведенный их предками на небольшом острове, у самого побережья, и перестроенный в последний раз в восемнадцатом веке. Новый замок, представлявший теперь из себя просторную усадьбу из кирпича двойного обжига, был возведен на фундаменте из огромных валунов, оставшихся от древней крепости балтийских славян, некогда владевших этими землями10. Воронцов знал, что род Вустровов происходил из славян. Имя старшего барона, их родовая фамилия, да и девичья фамилия жены Хорста – Боровска, были не случайны. Однако Сергей не задавал другу лишних вопросов, а спустя некоторое время Хорст сам  показал Воронцову генеалогическое древо своей семьи и прочие реликвии, которые хранили в тайне от посторонних…   
Хотелось курить. Сергей осторожно, чтобы не разбудить Хорста, пошарил на столике, нащупал пачку папирос и зажигалку. Закурил и вновь вернулся к воспоминаниям теперь уже вчерашнего дня, который будет отдаляться всё дальше и дальше. Вначале недели, месяцы, годы, а после и целая жизнь будет отделять его от ясного утра и высокого индийского неба над огромной равниной между Индом и Гангом…

2.
Два «Мессершмитта», ведомые Воронцовым и Кемпке и два «Фоке-Вульфа», ведомые Хорстом и  Его Высочеством махараджёй Раджапура, приехавшим позже всех, поднялись в воздух. Махараджа был отличным пилотом, и Воронцов отчётливо видел в фигурах пилотажа, исполняемых Его Высочеством школу Кемпке. Вот только совсем не в духе был сегодня махараджа. За руку поздоровался лишь с Кемпке, едва кивнул Вустрову и Воронцову, а Лате сухо напомнил, что сегодня вечером будет много гостей, с нетерпением ожидающих её танцев. То, почему она здесь и в экипировке пилота, махараджу не заинтересовало.
Набрав высоту, Воронцов резко повернул штурвал и ушёл на восток. Самолёт устремился в высокое голубое небо Индии, подальше от других машин. Даже в воздухе ему хотелось побыть с Латой наедине.
Лата сидела в отдельной кабине позади Воронцова и кричала от восторга, поминая индуистских богов. Сергей не прикрыл кабины стеклом, и сильный ветер трепал роскошные тёмные, но всё же не смоляно-черные, как у большинства индианок, волосы молодой женщины.
Ей было совсем не страшно. Лату охватил азарт, да такой, какого она давно не испытывала даже во время танца!
Воронцов то резко набирал высоту, то стремительно пикировал, выполняя дежурные фигуры пилотажа.
– Ещё быстрее! Ещё выше, Сер-Радж! – стараясь перекричать рёв мотора, в азарте просила его Лата.
– Лечу выше, лечу быстрее, моя мангуста! – кричал ей, оборачиваясь, Воронцов.  Через стёкла очков он видел её широко раскрытые сияющие от восторга глаза – воистину небесная дева! Валькирия из древних саг! Ему казалось, что в её тёмных бархатных глазах блеснула небесная синь и застыла густым ультрамарином.
– А может быть, они и в самом деле синие, её глаза, только такой густой синевы, что сразу и не разглядишь!
Ему становилось грустно, что завтра они расстанутся, увы, навсегда. Она ещё не знает, но, вероятно, догадывается, что разлука близка.
– Что он для неё значит? – задавал себе уже не в первый раз этот вопрос Воронцов.
– Не станет его, появится кто-то другой. Неужели этот развратник махараджа? – Воронцов видел, как этот надутый индюк, в дорогом френче на манер германского мундира и в неизменном тюрбане с крупным алмазом, который заменял лишь на шлем пилота, ревниво холодно обращался с Латой, заключившей контракт на осень с администрацией Раджапурского двора.
А он не только привязался к ней, но и полюбил так, как ещё не влюблялся никогда. Сергей со страхом признавался себе, что эта прекрасная женщина – царица танца, царица любви, околдовала его. Он долго не сможет забыть её, быть может, никогда.
– После такой женщины можно остаться холостяком навсегда, – с грустью подумал Воронцов, чувствуя сердцем, что теряет её.
– Бросить всё к чёрту! Остаться в Индии, жениться не Лате! Взять её с собой, в Германию?
Тем более, что по линии общества «Аненербе» он с Хорстом командирован в Индию на шесть месяцев, не считая трёх недель пути до Бомбея и ещё трёх обратно. Уже сотни молодых индусов – лучших представителей индоарийской расы, получили приглашение и выехали на жительство в Германию. В недрах засекреченных научных структур «Аненербе» разрабатывался проект их включения в качестве наиболее чистой этнической компоненты в формируемую новую «индогерманскую нордическую расу». Молодые индусы зачислялись на государственную службу, интенсивно изучали язык, культуру и историю Германии. А затем создавали семьи с немецкими девушками, которых им подбирали «специалисты-селекционеры». Причём Вустров точно подметил, что почти все девушки, которых привлекали для экспериментов по воссозданию утерянного расового типа древнего арийца, происходили из Мекленбурга.
Воронцову и, тем более Вустрову было хорошо известно, что самые светловолосые и голубоглазые юноши и девушки, которых фюрер так любил расставлять возле собственной персоны, были потомками онемеченных славян-ругов11 древней Венедии12. Из них составляли почётные караулы, службы охраны президента, рейхсканцлера и вождя НСДАП13 в одном лице. Вот вам и расовая теория, которую это лицо описало в своей известной книге, и которую был обязан прочитать каждый немец! Впрочем, Воронцов так и не смог её осилить, видимо потому, что не был немцем. 
Лата была прекрасной представительницей индоарийки. Если как следует похлопотать, то их просьбе отказать не смогут…
– А согласится ли она? Её стихия – танец, её жизнь – танец. И что он, Воронцов, в её жизни? Был, и нет…
– Ох, Лата – стройная небесная красавица! – Так раскрывалось её имя на древнем санскрите – праязыке всех индоевропейцев, ныне хранимом в бесценных рукописях-ведах посвящёнными брахманами в индуистских храмах-монастырях, в которых они с Хорстом побывали в этой долгой и фантастической командировке.
– Латушка-Ладушка, как называли самых красивых женщин в дохристианской ведической Руси.
– Что же ты со мной наделала! Как я завтра останусь без тебя? Что я буду делать без тебя, прекрасная апсара, в холодном зимнем Фатерлянде, под серым дождливым и низким небом!
Лата притихла позади, а он вёл самолёт, не решаясь обернуться к ней.
Глубоко задумавшись о своём, Воронцов не заметил, как самолёт ворвался в облако, которое стало неожиданно темнеть, словно наливаясь гневом. Мелкие брызги покрыли фюзеляж и пилотов. Сергей задвинул стекло кабины и обернулся к Лате.
В это время ослепительно засверкали ломаные молнии, и загрохотал гром. Нежданно-негаданно в ясном осеннем небе разразилась настоящая летняя гроза. Самолёт трясло от порывов грозового ветра. Казалось, что молнии бьют в корпус, и он вот-вот рассыплется на тысячи обломков.
В глазах Латы Воронцов увидел ужас.
– Смотри, Сер-Радж! Там Великий Индра – Повелитель Громов и Молний, на огненной колеснице! И с ним Варуна14, метающий молнии! Боги метят в тебя! Это знак Сер-радж! Это грозный знак! – Лата разрыдалась. Слёзы хлынули из её прекрасных глаз, унося с собой синеву, которой поражался несколько мгновений назад Воронцов.
Самолёт вырвался из грозы так же стремительно, как и попал в неё. Снова светило ласковое солнце осеннего утра, а черные тучи позади бесследно растаяли.
Сергей перевёл дух.
– Что это было? – так и останется загадкой на всю жизнь. И верно, не обернись он тогда к Лате, быть может, и увидел бы верховного Бога индусов Индру и Бога Варуну, которого в дохристианской ведической Руси называли Перуном, и поклонялись ему более всех.
*
Их самолёт приземлился первым. Лата сняла шлем. Лицо её было бледным.
– Уедем сейчас, Сер-радж! Не будем никого ждать, –  умоляла она.
Оставив лётную форму механику и наказав предупредить Кемпке и Вустрова, что они вернуться к обеду или позже, причём Сергей пропустит последнюю лекцию по астрологии, Лата потребовала увезти её с лётного поля. Они сели в мотоцикл, на котором приехали, оставив Вустрову возможность вернуться в гостиницу на запыленном «Форде» Кемпке или в роскошном «Ролс-Ройсе» махараджи, который без устали протирал водитель-индус в тюрбане.
Воронцов развернул безотказный «Цундапп» в сторону гостиницы. Состояние Латы беспокоило его.
– Неужели она так испугалась грозы?
Промчались с милю, и возле колодца в обрамлении неувядающих деревьев Лата потребовала свернуть направо.
– Куда? – удивился Воронцов.
– Есть дивное место, милях в трёх отсюда. Едем туда!
Едва приметная тропа, пробитая неведомо кем в безводной степи, вывела их к обрыву. Воронцов остановил мотоцикл. Внизу, с высоты двадцати метров перед ними раскинулся прекрасный оазис в неширокой долине, по которой голубой змейкой струилась речушка, орошавшая великолепный сад.
Оставив «Цундапп» над обрывом, Лата увлекла Сергея за собой вниз по узкой тропинке, петлявшей среди прогретых на солнце красных скал, на которых грелись сотни разноцветных ящериц, а кое-где шуршали змеи, неохотно уползая в расщелины, уступая дорогу людям. Лата шла чуть впереди, и Воронцов залюбовался ею. Она была облачена в узкие бриджи защитного цвета, плотно облегавшие её великолепные бёдра, и в желтую блузу. Длинные густые волосы, достигавшие бедер, были наспех заплетены в толстую косу и заброшены на грудь. Изящные коричневые сапожки ловко перепрыгивали с камня на камень. 
Вот и райские кущи роскошных цветущих деревьев, неизвестных Воронцову. А в их тени небольшой каменный домик с черепичной крышей. Их встречал сторож – крупный чернобородый индус в белой одежде и в тюрбане. За спиной у него висело ружьё.
– Приветствую Вас, госпожа Лата, и Вас, господин! – торжественно произнёс на хинди и склонился перед ними сторож.
– Здравствуй, Нагар. Со мною мой друг, мы погуляем в саду. Через час или два вернёмся. И прошу тебя, Нагар, не говори махарадже, если он не спросит, что мы были здесь.
– Не скажу, госпожа!
Ответ Нагара был столь искренен, что Воронцов без всяких сомнений поверил стражу.
Сад был и в самом деле великолепен. Такой красоты Воронцову ещё не приходилось видеть. Куда там строгим разбитым по плану европейским паркам. Здесь была дикая красота, и в то же время не было ничего лишнего. Великолепно подобранные ботаником деревья, обвитые лианами, цветущие кустарники, ухоженные естественные лужайки, несколько небольших водопадов, ручьёв и прудов. В тени деревьев мелькали пугливые лани. Стайки мелких обезьянок перепрыгивали с дерева на дерево, с любопытством разглядывая людей. В кронах пели райские птицы, а по земле важно вышагивали роскошные павлины.
– Этот заповедный парк принадлежит махарадже. Я бывала в нём, и сейчас поведу тебя, Сер-ражд, на поляну божественных изваяний, где, преклонив колено перед изваяниями Великого Индры и супруги его богини Шачи, ты попросишь у них защиты!
То, с какой убедительностью говорила об этом Лата, вселяло в Воронцова душевный трепет.
Они вышли на поляну, обрамленную красными скалами, в центре которой размещался небольшой изящный храм, по кровле которого бегали любопытные обезьянки, а у входа в позе йога восседал высохший коричневый старик в огромном белом тюрбане и с длинной седой бородой. Старик, очевидно, был в трансе или ушёл в нирвану, как полагали индусы, и не обратил на них никакого внимания.
Перед храмом на каменных постаментах восседали искусно выточенные из камня изваяния Индры и Шачи. Лата припала перед ними на колени и ушла в молитву. Лишь губы её дрожали, но ни слов, ни шёпота Воронцов не слышал. Он последовал примеру Латы и припал на одно колено. Припоминая фрагменты древних гимнов, посвящённых Индре и Шачи, принялся тихо читать их на санскрите перед безмолвными изваяниями Богов. Иссякли высокие сутры16, и в памяти всплыли стихи русского поэта, больно задевая незримые струны русской души:

    «Когда же, наконец, восставши
    Ото сна, я буду снова Я, –
    Простой индус, чуть задремавший
    В свящённой роще у ручья?»17   

– Да простит меня русский пророк за вольные допущения в своих гениальных стихах!… 
Пронзительные русские строки вновь сменили сутры санскрита. Как близки два языка! И сколь ближе санскриту был древнерусский. Живя вне России большую часть своей жизни, Воронцов не терял с ней духовную связь. На полке возле письменного стола в маленькой берлинской квартирке стояли лучше книги русских писателей и поэтов, и среди них особенно любимые Бальмонт, Гумилёв, Клюев…
Воронцов увлекался ведическими текстами, которые изучал ещё в университете, и которые познавал этим летом в индуистских храмах и монастырях. В живописном городке Шимла, в предгорьях Гималаев, где начинались роскошные кедровые леса, а зимой выпадал снег, Воронцов с Вустровом прослушали две лекции доктора Прасада17 о сходстве корневых структур и грамматики в санскрите, хинди и европейских языках. Доктор, побывавший в России, на русском севере, завил слушателям, что удивлению его не было пределов, когда в дальних селах и деревнях, затерянных в бескрайних еловых лесах, он слышал санскрит чистейшей воды!…
Сергей вздрогнул. Он не заметил, как Лата обняла его и зашептала, обращаясь к нему по-английски.
– То, что с нами случилось сегодня утром – знак Богов, знак Великого Индры! – молвила Лата.
– Слушай меня внимательно, Сер-радж! Завтра ты уезжаешь… Что! Удивлён? Думаешь, я не знаю? Знаю, Сер-Радж! Да и мистер Кемпке сегодня напомнил об этом, Ты думаешь, я не слышала?
Воронцов виновато склонил голову, потом обнял Лату и принялся осыпать её пылавшее лицо поцелуями. Слёзы выступили на его глазах.
– Милая, Лата! Я не могу без тебя! Хочешь, поедем в Европу? Если Европа тебе не по нраву, давай всё бросим, сбежим! Спрячемся в Гонконге, в Сингапуре, в Кейптауне, на далеких островах, где нас никто не найдёт! Ты станешь моей женой!
– Милый Сер-радж! Я люблю тебя так, как никого и никогда не любила. Те почти шесть недель, что мы знакомы – самые счастливые в моей жизни!
Но, Сер-радж, это не возможно. Ты воин, ты асур! И Индра сегодня пометил тебя своим знаком.
Впереди большая война. Так указывают Космос, Звёзды и арийские Боги! Мир запылает со всех сторон, и погибнут, на радость нашим врагам, миллионы людей нашей расы. И больше всего я хочу, чтобы Боги сохранили тебя, Сер-радж !
Воронцов знал, что Лата весьма образованная женщина, в совершенстве владевшая искусством медитаций,  хорошо знала историю и мифологию, владела серьёзными познаниями в астрологии, которой стал увлекаться и он.
– Мой мир – танец, – продолжала Лата.
– Я, наверное, не смогу стать хорошей женой. Мне уже двадцать пять, по индийским обычаям я стара для невесты. Танцевать мне осталось уже не долго. Что будет дальше? Даже не хочу об этом думать! – С этими словами прекрасная, словно богиня, Лата с удивительной легкостью вскарабкалась по сложенным на уровне каменной груди, каменным рукам Шачи, и, не без труда, извлекла из её короны небольшой сверкнувший на солнце камень. Вернулась к растерянному Воронцову и протянула ему дар Богини Шачи.
– Возьми этот камень. Он будет хранить тебя девять лет, начиная с этого дня! Когда станет очень тяжело и не будешь знать, что делать, как поступить, достань камень на свет, протри его и спроси. И камень поможет тебе советом, Сер-радж! Только никому и никогда его не показывай, иначе Шачи рассердится, и камень утратит волшебную силу!
– Почему девять? – не нашёлся что ответить в тот миг излучавшей невероятную энергию Лате,  окончательно сбитый с толку Воронцов.
– Девять – твой малый арийский цикл, время твоей будущей жизни и время грядущих великих потрясений, время борьбы богов и народов!  Об этом, Сер-радж, поведала мне мудрая Шачи!   

3. 
Воронцов проснулся оттого, что его энергично тормошил Вустров.
Последнее, что занимало его во сне, было красочное видение похода Рама к берегам священного Инда, навеянное строками из части под названием «Арийский цикл» книги Эдуарда Шюре «Великие Посвящённые», изданной в России и купленной уже в Берлине в букинистическом магазине…
– Просыпайся, Серж, скоро двенадцать. Через час в ресторане закончится завтрак, и мы рискуем остаться голодными до обеда, который будет ох как не скоро!
Собирайся, да поскорее. Нас ждут. Майор Смит и мистер Сноу – попутчик и приятель Смита. Сел на поезд утром. Едет в Бомбей, а потом в Англию. Мистер Сноу – чиновник, увлекается историей Индии. Так представил мне его майор.
Воронцов медленно просыпался, не всё понимая из слов друга. Он предавался воспоминаниям всю ночь и уснул  лишь, когда через штору пробились первые лучи восходящего солнца.
– Мне кажется, я почти уверен, Серж, что этот мистер Сноу – агент спецслужб, – перешёл на полушёпот Хорст.
– Так что мы «на крючке». Об этом предупреждал Кемпке.
Сергей стряхнул с век остатки сна.
– Пакет у тебя?
– Ты же знаешь, я с ним не расстаюсь.
– Передай его мне. Так будет надёжней, – предложил Воронцов.
– Думаешь?
– Уверен, –  вспомнив завещание Латы, ответил Сергей.
Убедившись, что купе хорошо закрыто, Хорст извлёк из внутреннего кармана костюма стандартный конверт, запечатанный во влагонепроницаемую бумагу, и передал его Воронцову.
Воронцов убрал пакет в специальный внутренний карман брюк и надёжно застегнул его на несколько пуговиц. В свою очередь Вустров достал из чемодана аналогичный пакет с гороскопом на Шарлоту, который также составил, по его просьбе, доктор Сунавари, с несколькими комментариями на немецком языке, выполненными им самим после прохождения курса обучения по данной науке в Раджапуре. Этот гороскоп, весьма благоприятный, он намеревался подарить Шарлоте на Рождество.
– Этот будет «ложным». – С этими словами Хорст убрал творение известного астролога со своими скромными комментариями, которое знал наизусть, во внутренний карман костюма. Теперь, когда истинный пакет у Воронцова, тот за него отвечает головой и обязан чувствовать его наличие всеми клетками тела.
От Брахмана, главы индуистского храма в окрестностях Шимлы у подножья Гималаев, доктора Сунавари, который передал им конверт, Воронцов косвенными путями узнал, что тот, будучи крупным астрологом, составляет гороскопы известным людям не только в Индии, но и за её пределами. В запечатанном конверте, который Вустров вложил в водонепроницаемый пакет, был гороскоп, составленный для одного из руководителей Германии. Для кого он, Воронцов точно не знал. Но гороскоп был составлен для овна20, и это обстоятельство наводило на соответствующие размышления. Да и Кемпке, которому был представлен пакет по прибытии в Раджапур, напомнил, что они отвечают за него головой до тех пор, пока не передадут своему руководству в Берлине.
Накануне Хорст получил через Кемпке письма от жены и отца. Письмо отца он зачитал Воронцову. Вацлав Вустров писал, что ходят упорные слухи о реорганизации «Аненербе» и передаче его научных институтов и отделов в структуры СС, то есть в ведомство быстро набиравшего вес Гиммлера. Здесь было над чем подумать. Оставаться на службе в ведомстве с полицейскими функциями ни ему, ни Вустрову не хотелось. А потому следовало подумать над дальнейшей карьерой. В письме отец намекал, что есть возможность работать у «Мессершмитта» или же перейти на службу в разведку, с шефом которой он был в дружеских отношениях и мог составить протекцию. Разумеется, в любом случае имело смысл прочно обосноваться в Берлине. Да, их научной деятельности, по-видимому, подходит конец. Воронцов вспомнил пророчества Латы о скорой большой войне. Он и сам чувствовал, что тучи сгущаются, пока не представляя размаха грядущих событий. В последнее время Сергей много думал над карьерой врача, делая в медицине, и особенно в хирургии, большие успехи, а после письма старшего Вустрова был почти готов принять важное решение по возвращении в Берлин.
Быстро умывшись и сбрив суточную щетину, Воронцов вслед за Хорстом направился в ресторан. Часы показывал четверть первого. В ресторане их уже ждали англичане и официант, проворно подавший немцам завтрак. Англичане съели свою традиционную яичницу с беконом и принялись за кофе. Воронцов познакомился за руку со спутником майора, мистером Сноу, рыжим усатым англичанином средних лет, который представился чиновником из гражданской администрации Удджайна. Едет в Бомбей, а оттуда в Англию на одном с немцами пароходе.
– Так что готов составить вам, господа, компанию до Европы. Вы где сходите?
– В Афинах, так быстрее, – ответил Вустров.
– Спешите успеть к Рождеству?
– Если не случиться что-то непредвиденное, то успеем.
– Рождество! Прекрасный праздник. В старой доброй Англии это главное семейное торжество.
– У вас в новом Рейхе это так? Я слышал, что фюрер возрождает языческие традиции?
– Мы возрождаем свою историю, мистер Сноу, и древние ведические традиции наших предков.
– Что же это означает на практике?
– Ну, например, Рождество, –  увлёкся Вустров.
– Принято отмечать в этот день зимнего солнцестояния рождение младенца Иисуса Христа, на могиле которого, или же его прототипа, мы с Воронцовым побывали в Кашмире.
– О, да! – Горячо откликнулся Сноу.
– В этом году мы отметим 1936 год со дня рождения Иисуса Христа, разве не так?
– Разумеется, мистер Сноу. Но легенда эта не возникла на голом месте. В этот день, 25 декабря, начинается новый солнечный год. И наши предки древние арийцы называли этот праздник Колядой или Коловратом21,  – Вустров указал на свой латунный значок.
– Вот его символ. Кстати, индусы относят к этому празднику рождение Бога Кришну.
– Не вижу в этом никакой связи, – развёл руками Сноу. – Коляда и Кришна это одно, а Иисус – другое. Кроме того, я уже несколько лет в Индии и не слышал о могиле Христа. Ведь Бог взял его на небо, и с тех пор люди ожидают мессию. Разве не так?
– Насчёт мессии мне ничего не известно. Но в Восточном Кашмире, который ныне находится на территории Китая, похоронена и Мария – мать Христа, – добавил Вустров.
– О! Мистер Вустров. Вы хорошо знаете историю! Но верна ли она?
– В моём родовом замке баронов фон Вустров в Мекленбурге, возведённом на фундаменте древней крепости, сохранились огромные валуны, отшлифованные ледником, с высеченными на них рунами22. В детстве эти письмена так сильно повлияли на меня, что я отказался от карьеры военного и поступил в Берлинский университет на факультет истории, вместе с господином Воронцовым.
– И что же было записано теми рунам? – заинтересовался Сноу.
– Примерно так:

 «Шли по свету волхвы-кудесники и искали молодого Бога, сына Божьего, Коляду. Их вела за собой звезда, которая сияла в ночи и указывала волхвам путь» – 

торжественно продекламировал Вустров.
– Так вот, Коляда – это сын Бога-Солнца Хорса. А руны эти высечены на камне, по крайней мере, за тысячу лет до известных событий в Палестине. Так из Коляды сотворили Иисуса – сына Яхве, а звезду нарекли Вифлеемской, –  закончил Хорст.
– Господа, – обратился ко всем майор. – Официант делает нам знак, что ресторан закрывается. Предлагаю пройти в купе и там скоротать время за картами. Играете в покер?

********************  СНОСКИ  ******************
1. Герой древних германских мифов, завладевший сокровищами нибелунгов.
2. Мифологическое племя.
3. Колония Португалии южнее г. Бомбей. После 1961 г. была освобождена индийскими войсками и вошла в состав Индии.
4. Мотоцикл немецкой мотоциклетной фирмы «Цундап», выпускавшей мотоциклы в основном для германской армии в 30 – 40 -х годах ХХ века.
5. Самолёты немецких фирм «Мессершмитт» (конструктор Вилли Мессершмитт) и «Фокке-Вульф» (конструктор Курт Танк), выпускавших самолёты-истребители в 30 – 40-х годах ХХ века для германских военно-воздушных сил.
6. В двадцатых годах такая история имела место, в городе Липецке, где проходили лётную подготовку немецкие лётчики.
7. Ласкательно-уменьшительное «Латочка». (немецк.).
8. Дословно «Наследие предков». С 1933 г. – «Немецкое общество по изучению древ-ней германской истории и наследия предков». С 1935 г. изучали мистический дух, деяния, традиции и наследие индогерманской нордической расы. С 1937 г. «Аненербе» оконча-тельно интегрировалось в структуры СС, где постепенно научная деятельность сворачи-валась.
9. Офицерские звания в германской армии и воздушных силах, соответствующие зва-ниям капитан и старший лейтенант. 
10. Славянские племена, населявшие побережье Балтийского моря от нижнего тече-ния Лабы (Эльбы) до нижнего течения Вислы. Были завоеваны, вытеснены и частично ас-симилированы германцами в результате четырёх столетий непрерывных войн с IX по XII  век Н.Э.
11. Одна из ветвей балтийских славян.
12. Так в Западноевропейских хрониках назывались земли, населённые славянами (венедами). 
13. Национал-cоциалистическая Рабочая Партия Германии.
14.  Бог-громовержец в подчинении у Индры. У индусов сохранил черты Сварога и славянского Перуна.
15. Лаконичные литературные формы (санскр.).
16. Н. Гумилев «Прапамять» В оригинале – «Простой индиец, задремавший в свя-щенный вечер у ручья?».
17. Дурга Прасад Шастри – индийский учёный-лингвист, побывавший в СССР, в ча-стности в глухих местах Вологодской области в 20-х годах ХХ века.
18. Число девять – священное число у арийцев, а следовательно и у наших общих предков. В индийской ведической традиции считается, что в жизни человека выделяется повторяемый девятилетний жизненный цикл.
19. Эдуард Шюре (1841 – 1929), известный французский писатель и деятель Теософ-ского общества. Автор известной книги «Великие Посвящённые»,  изданной в России в 1914 г.
20. Знак зодиака. Соответствует людям, родившимся между 21 марта и 22 апреля.
21. Коляда, он же Коловрат, Бог, возрождающий солнце, второе воплощение на земле Бога Крышня (Кришна в индуизме) Празднуется 25 декабря (7 января по новому стилю).
22. Древняя письменность у славян, германцев и других индоевропейских народов.