БЛЭК ТОМ

ВМЕСТО  ПРЕДИСЛОВИЯ

В октябре 1916 года в Сан-Франциско какой-то немец сообщил властям,  о заговоре, целью которого являлся взрыв в грузовом порту военно-морских сил США на острове Маэр. Но прежде чем власти успели хоть что-то предпринять, территория порта взлетела на воздух. Потом нечто подобное произошло на трех судах с военными грузами, стоящих в южных причалах Нью-Йорка. Это без сомнения указывало на то, что на американской территории действует хорошо организованная немецкая диверсионная группа. Оставалось только догадываться, где может прогреметь следующий взрыв.   
Расследование этих террористических актов было поручено специальному, созданному по инициативе министра юстиции США в 1914 году, отделу «Cobwer»  ГСУ , бессменным руководителем которого стал стареющий, но все еще «в деле» сыщик Хоган Бакли, по прозвищу «Большой Коб». Отдел был его детищем и своих сотрудников он принимал на работу лично. Все они имели ирландские корни и полицейское прошлое. Мотивация выбора представляла из себя сложную конструкцию, но сам Бакли объяснял это тем, что только ирландцы могут работать самоотверженно, и только они знают толк в сыске. Не так уж и много причуд накопилось у Бакли за тридцать пять лет службы, и руководство ценило его, прежде всего, за знания и опыт, а потому доверяло всецело. Это дало свои результаты, и «Cobwer» работал, как отлаженный механизм, обрастая агентурной сетью, опутавшей весь Штат Нью-Йорк и огромную территорию далеко за его пределами.
Бакли бойко взялся за дело и скоро выяснил, что  следы вели в Мексику, полиция которой, сквозь пальцы смотрела на деятельность немецких агентов на своей территории. Ему удалось завербовать и склонить к сотрудничеству полковника мексиканской армии Пауля Альтендорфа. За небольшую плату он согласился разыскать Курта Янке, который уже «висел на крючке» и подозревался в том, что он является вражеским агентом.
В одном из баров Мехико Альтендорф встретился с Янке и, будучи в особо доверительном расположении духа, тот рассказал ему, что он был тем самым «патриотом», сообщившим властям о планируемом взрыве на острове Маэр, но был также и тем, кто осуществил этот взрыв. Еще он рассказал, что действовал в паре с немецким агентом Лоратом Вицке.
Альтендорф по указке Бакли предложил Янке свои услуги в их дальнейшем деле. И вскоре Янке сообщил, что Вицке действительно нужна помощь в переходе через мексиканскую границу с целью возвращения в Америку. Альтендорф заявил, что прекрасно знает страну и будет рад оказать им содействие.
В результате, в феврале 1917 года, когда Янке и Вицке прибыли в Ногалес, их встретили агенты «Cobwerа».
Эта оперативная комбинация должна была стать красивым финальным аккордом в карьере шестидесятилетнего сыщика. Но диссонанс внесла военная разведка во главе с полковником Хербаном. В последнюю минуту он захватил инициативу в свои руки, и убедил министра юстиции Смола и генерального прокурора Крамера в необходимости передать своему ведомству Янке и Вицке, а также других фигурантов по делу.
Всем было ясно, что здесь замешана политика, а потому профессионалы сыска беспомощно разводили руками.
Бакли решил уйти со службы и заранее предупредил руководство, что это дело будет последним, но перед отставкой проявил жгучее желание чем-нибудь насолить Хербану. Он нащупал слабое и болезненное место полковника, которым оказалась его жена англичанка, молоденькая и хорошенькая Эсмиральда Смол.
Полковник женился почти в сорок лет, и со стороны Эсмиральды брак был по расчету. Она никогда не любила его, и  Хербан чувствовал это, а потому волей-неволей соответствовал образу самого ревнивого мужа. Он контролировал каждый ее шаг, и после каждого шага устраивал унизительные беспочвенными подозрениями допросы. Эсмиральда старалась подавлять в себе чувственность, но природа требовала от нее поделиться с кем-нибудь своей красотою и молодостью. Это обстоятельство Бакли и решил использовать против Хербана.
Перебрав всех возможных кандидатов для осуществления своего коварного плана, он безошибочно, но не с удовольствием остановился на Джонни Фоули, специальном агенте, единственном из команды, в чьих жилах текла гремучая смесь из ирландской и итальянской крови, что делало его характер подчас неукротимым. Привлекательная внешность и хорошо подвешенный язык позволили ему снискать славу незаурядного и умелого любовника. Джонни успешно охотился за самыми очаровательными женщинами Манхеттена и для этих сомнительных предприятий он использовал номер в гостинице Ричфорд, арендованный ГСУ исключительно для встреч с особо важными персонами и ценными осведомителями. Он щедро расплачивался с консьержем и коридорным за молчание. Однако нет ничего тайного, что когда-нибудь не стало бы явным для Большого Коба. Узнав о безобразиях в явочном номере, он учинял Фоули разнос, обещал, что рано или поздно женщины наградят его какой-нибудь зловредной болезнью и, что, так или иначе, он закончит свою жизнь в гарлемской клоаке, среди ниггеров и дешевых проституток. Джонни кротко слушал, всегда соглашался и  обещал, что подобное не повторится. Но проходила неделя – другая и в комнате с красными ажурными обоями появлялась очередная жертва его сексуальной разнузданности. И он ничего поделать с собой не мог. Такая у него натура: для того чтобы чувствовать себя человеком, ему нужно было непременно покорять красоток и идти на поводу первобытных инстинктов. Его коллеги Кейн и  Данн увлекаются спортом, Рейд и шеф пьют виски, Смит читает книги, а Джонни занимается развратом. Особенно он обожал сбивать с  истинного пути юных девушек и верных жен. Это будоражило ему кровь посильнее, чем выдержанный виски. Случай с полковником Хербаном подвернулся как нельзя кстати…
- Джонни, Go mbeire an diabhal leis th;! , - ворчал Бакли, - мне нужно, чтобы Хербан очень расстроился.
- Вы желаете видеть его среди членов клуба Сэма Байфилда! , - оживился Фоули, чувствуя, как он растет в глазах своего шефа, -  Я сделаю ему шикарные, огромные рога, под тяжестью которых он будет всегда склонять  голову!
- Я должен поквитаться с ним за дело Янке и Вицке. Разве справедливо, что эти заговорщики до сих пор не на электрическом стуле?
И Джонни все понял. Он принялся за дело с небывалым усердием. Никогда он еще не вымерял с такой осторожностью и точностью план действий. Ведь на карту было поставлено доверие и надежды Большого Коба, а это была немало важная причина для мобилизации всех своих способностей. Он употребил все свое обаяние, всю силу своего неукротимого темперамента, все проверенные, многократно испытанные средства, приемы обольщения и соблазнения.
Неделя прошла в добыче практической информации об Эсмиральде. Была выяснена масса различных нюансов: что она предпочитает на обед, какими духами пользуется, чем увлекается, каков распорядок дня…
Вторая неделя была использована для организации «случайного знакомства». А это не так просто, как может показаться со стороны. Очень не просто. Имея приличный стаж и колоссальный опыт, даже Джонни подходил к решению данной задачи, не как свободный художник, а как истинный ремесленник, математически точно просчитывая любое возможное телодвижение.
Третья неделя – букет белых роз – любимых цветов Эсмеральды,  небольшой флирт и обещание заглянуть на днях.
Четвертая неделя – пауза…
И, наконец, Эсмиральда сдалась. Она согласилась встретиться с ним в интимной обстановке, располагающей к близости…
 
ГЛАВА  ПЕРВАЯ

1

Почти каждое утро и вечер марта 1917 года в Нью-Йорке сопровождались то мелким дождем, капли которого, словно миллионы тонких игл, вонзались в незащищенные одеждой участки тела, то густым холодным туманом. То тем и другим одновременно.
Редкие прохожие ускользали от дождя в черные проемы дверей серых мрачных зданий. Казалось, что город постигла коварная болезнь, и оставшиеся во здравии его обитатели попросту перестали выходить на улицу, опасаясь  нападения голодных собак и крыс, стаями разгуливающих повсюду.
К полудню дождь все же прекращался и тучи медленно, но безвозвратно уходили, теряясь в туманах горизонта. Город оживал, он дышал полной грудью небоскребов, заводов, портов и станций, активно включаясь в водоворот исторической драмы.
Так было и в этот день, когда в номере гостиницы «Ричворд», развалившись в кресле и вытянув ноги перед тускнеющим камином, Джонни ждал. Изящная люстра освещала пространство слегка приглушенным светом. Комната нагрелась, и становилось романтично-уютной. Пригубив вина из стеклянного фужера, Джонни вдруг вспомнил, как на него, много лет назад, тогда еще юного инспектора отдела убийств, усиленно клевали скучающие жены его старших товарищей. А он вздрагивал от смущения, пытаясь как-то скрыть предательски выпиравшуюся часть своего мускулистого тела. Но подобное продолжалось недолго. Вскоре он заматерел, научился управлять своей возбужденностью и использовать ее самым бесстыдным образом…
- Не может быть! – пробормотал он, поглядывая на часы, – Надеюсь, она не желает шутить со мной?
Ожидание длилось более получаса и это стало пугать  его. Чтобы отвлечься, он встал и еще раз окинул комнату взглядом исключительного прохвоста, проверяя все ли готово для сегодняшних плотских наслаждений. Расположение мебели ему не понравилось, и он придвинул к камину двухместный диванчик.
В то время как Джонни расправлял кружева подушек, послышался стук в дверь.
- Ну, вот и все!
Торжествующе прошептал он, но отворять не спешил. Отхлебнув вина, он медленно подошел к двери и, дождавшись повторного стука, открыл ее.
Вошла обворожительная девушка - молодая, высокая, стройная шатенка, с изящной шляпкой на голове. Пока Джонни закрывал дверь, она стояла неподвижно, ничем не выдавая своего волнения. Однако от опытного ловца за невинностью не ускользнуло то, что правой рукой в кожаной перчатке она украдкой мяла черную дамскую сумочку, отделанную разноцветным бисером. Это свидетельствовало о многом.
Он взял ее за руку и проводил до дивана. Джонни намеривался  обдуманным страстным движением заключить ее в объятья, но не решился это сделать сразу. А Эсмиральда всем своим видом пыталась сказать, что пришла только для того, «чтобы поболтать о погоде»...
Оглядевшись, она неожиданно встала с дивана и прошла к окну. Необходимо было производить рокировку на ходу, и Джонни следовал за Эсмиральдой, укоряя себя за то, что тотчас не овладел ее. Теперь было поздно, приходилось ждать удобного случая, как охотнику в засаде.
Она попыталась раздвинуть занавески, но он решительно остановил ее.
- Ни в коем случае!
- Я просто хотела посмотреть из окна…
Она еще продолжала говорить, но Джонни уже осыпал ее шею поцелуями, захватив трепещущие плечи в свои объятия. Эсмиральда  слегка оттолкнула его, демонстрируя свою непокорность. Но внезапно нахлынувшая страсть опалила ее словно огнем. Ей захотелось дойти до конца, но было страшно. Одно дело думать об этом и другое – решиться - на измену!
- Не трогайте меня, – пролепетала она, пряча  лицо.
Но Джонни понимал, что теперь останавливаться нельзя, ни в коем случае нельзя. Если он смалодушничает, то она овладеет собой, и другого случая может и не быть. А это фактически фиаско, всеобщий позор и презрение шефа. Тогда уж лучше прыгнуть с Бруклинского моста вниз головой на съеденье рыбам.
Он крепко обнял ее тонкую упругую талию.
- Не надо, я не хочу, – повторяла Эсмиральда все тише и тише.
Но Джонни  уже увлек ее на диван. Она сидела, тяжело дыша, вся во власти охватившего ее смятения и стыдливости. Это была страсть! Неожиданная, неизведанная ею страсть. Желание манящее и пугающее! Эсмиральда поняла, что не может больше противиться тому, что сейчас произойдет. Пусть же Джонни возьмет ее. И будь что будет!
Его теплая ладонь  начинала описывать плавные круги вокруг ее груди.  Потом смуглые крепкие пальцы стали лениво теребить впадину между ее бедер. Ей хотелось плотнее прижаться к нему и одновременно убежать подальше - от смертного греха. Горячий вихрь подхватил Джонни, он подмял под себя Эсмиральду и нетерпеливо вошел в нее.
Диванчик скрипел под ними, расшатанный неукротимой страстью.  Джонни целовал раскрасневшееся лицо покорившейся ему женщины, а она сдавленно и страстно вскрикивала.
- Вы любите меня?
- Да …, - повторял Джонни, ничуть не сожалея о том, что это было не так.

2

Слегка пошатываясь от нахлынувшего на нее счастья, Эсмиральда вышла из номера. Немного погодя в двери выскользнул и Джонни. В дальнем конце коридора он сразу заметил мужчину в сером плаще и лакированных туфлях - он был высокий, крепкий и безжалостный, судя по выражению его бесцветных глаз.
- Громила…, - прошептал Джонни.
Он сбежал по лестнице на первый этаж, свернул направо - к двери. Она выходила в полутемный коридор, загибающийся углом. Громила в лакированных туфлях спешил за ним. Джонни понял, что это слежка. Надо было «сбросить» его как можно быстрее. Наверняка, это человек Хербана и он следил за Эсмиральдой. Теперь же решил выяснить до конца, с кем она встречается.
Вдоль коридора шла череда дверей. Вторая по ходу была приоткрыта. Джонни вбежал в нее и затаился в углу небольшой комнаты. Через несколько секунд в нее вошел Громила и, остановившись у двери, озирался по сторонам. Эта заминка позволила Джонни спланировать атаку. Резко и неожиданно дернув локтем, он коротко и жестко врезал кулаком в скулу Громилы. Удар был хорош, между тем, голова Громилы шевельнулась не более чем на дюйм. Он не попытался блокировать удар, а принял его, слегка передернулся, издал негромкий звук и схватил Джонни за горло. Тот попытался двинуть коленом в пах. В ответ Громила крутанул Джонни в воздухе и, расставив по шире ноги, толкнул его. Джонни полетел через всю комнату, дергаясь и переворачиваясь в воздухе. Зацепив по дороге стол, он ударился о плинтус.
Понимая, что в рукопашную ему с этим человеком не справиться, Джонни бросился в бегство. В тот момент, когда рука схватилась за дверную ручку, пальцы Громилы вонзились в его плечо. От острой боли Джонни  пронзительно закричал, но огромная рука зажала ему рот.
- Заткнись! - прорычал Громила.
Джонни нащупал в кармане своего плаща пистолет – единственное эффективное средство борьбы с подобными бедствиями. Извернувшись, он прикусил Громиле руку. Затем, сплюнув, сколько было силы, нанес удар рукоятью пистолета ему в челюсть. Удар был настолько мощным, что голова, которая поворачивалась ранее не иначе как с телом, повернулась вправо без тела и вопреки воли. Из чуть приоткрытого рта вылетел зуб и затерялся где-то под одиноко стоявшим стулом. Неожиданность и точность удара сделали свое дело: Громила замер, а затем бесчувственно рухнул на грязный пол.
Джонни нагнулся и схватил за волосы голову Громилы:
-  На кого работаешь, тварь? Говори!!!
- Орфилд… А то, ты не знаешь…
Прошептал Громила и застонал…
- Полковник Орфилд? – удивился Джонни, - Ну, извини, сам нарвался...
Медленно, с абсолютно безразличным видом он пересек помещение комнаты.

ГЛАВА  ВТОРАЯ

1

Наступал вечер и снова холодные, хлесткие косые струи дождя настигали всякого, кто самонадеянно решался задержаться под открытым небом. Манхэттен становился пустынным, и враждебным ко всему прекрасному.
Но Хоган Бакли находился в том редком состоянии души, когда все радовало и приятно согревало. Великолепное расположение духа усиливалось пропорционально пустеющей бутылки Бурбона , которую он время от времени извлекал из бездонного кармана своего огромного плаща. Все в этом человеке было большим: рост, вес и шляпа с пляжный зонт. И только глаза гнездились на широком лице как два воробья на футбольном поле.
Он оказался в это неприветливое время на углу Седьмой авеню и Двадцать второй улицы  исключительно для того чтобы привести себя в порядок в салоне мистера Леванта. Несколько месяцев Бакли удавалось обходиться без услуг парикмахера, но сегодня был особенный случай: он решил отметить свое решение уйти в отставку посещением Metropolitan Opera , где давали «Риголлету» Джузеппе Верди. Не то чтобы он был заядлым театралом, просто в «Реголлете» было несколько тем, которые он слушал с особенным удовольствием.
Из окон падал желтоватый свет электрических ламп, заигрывая с капельками дождя. Вода из луж норовила пробраться в ботинки. Нужно было лавировать, чтобы сохранить сухие ноги. Обойдя огромную лужу, Бакли заглянул через окно внутрь салона. Затем с удивлением обнаружил, что дверь не заперта. Обыкновенно в это время Левант уже закрывал салон, и только для особенных клиентов был предусмотрен потаенный звонок слева от двери.
Протиснувшись в помещение, он в нерешительности остановился у входа и огляделся. В дальнем левом углу, перед зеркалом на полстены стоял столик из крепкой породы дерева с ящиками, покрытый коричневым лаком. На нем, были аккуратно разложены приборы для стрижки и бритья, несколько салфеток и флакон одеколона. Перед столиком - кресло, обитое телячьей кожей. На полу ни единого волоска. По всей вероятности, в этот день  салон не пользовался популярностью.
К Бакли, почтительно кланяясь, двинулся стройный юноша в фартуке, видимо, подмастерье, держа в вытянутой руке безупречно белую простыню.
- Стрижка или бритье, сэр?
Быстрым взглядом юноша оценил посетителя и сообразил, что понадобиться то и другое: редкие волосы, торчащие в разные стороны из под шляпы, трехдневная щетина на лице – все признаки, что будет возможность положить в карман немного денег.
Бакли же не торопился снимать ни шляпу, ни плащ. Он раскурил длинную сигарету и, выпуская  клубы дыма, почесывал пятерней, напоминавшей собою садовые грабли, щетину на припухших щеках.
- Обычно я пользуюсь услугами мистера Леванта - заговорил он.
- Извините, сэр, но Леванта больше нет. Я могу выполнить любую работу…
- Что это значит? Почему нет? Где он?
Бакли сыпал вопросами, как истинный полицейский инспектор, которому поручили сложное и ответственное дознание. Его подозрительный взгляд буравил юношу насквозь.
Тот тихо бормотал себе под нос:
- Левант умер, сэр…
- Что значит умер? Когда умер? Почему умер?
В тоне послышались нотки раздражения.
Вместе с упавшей каплей пота со лба юноши, на пол обрушился пепел от сигареты. Оба обратили на это внимание, но данное обстоятельство не могло отвлечь от напряженного ожидания, повисшего в воздухе.
- Я не думаю, что его смерть может заинтересовать полицию… Вы ведь мистер, Бакли… из полиции, если не ошибаюсь?.. А я Генри - работал у мистера Леванта… Вы должны меня помнить...
Словно оправдываясь, бормотал юноша.
Бакли молчал. Он не мог себе вообразить, что Левант способен на такой поступок: мужчина средних лет, с цветущим видом и отменным аппетитом взял да и умер… Интересно, с какой стати нормальному человеку покидать этот мир?
- Сердечный приступ, сэр…, - продолжал парикмахер, уловив недоумение, - Жена обнаружила его мертвым в собственной постели. Никаких признаков насилия… уже месяц как… Вы разве не знали?
Уму непостижимо! Зная про всех и про все, Бакли не ведал, что творится под собственным носом, всего в тридцати ярдах  от его конторы.
- Сердечный приступ…, - прохрипел он, так и не решившись войти, - Полицию вызывали для осмотра трупа?
- Какого трупа?
- Леванта, D’anam don diabhal! 
- Приезжал кто-то и уверял, что это дело не для полиции…
Бакли на мгновение задумался. Выбросив в открытую дверь окурок сигареты, он стал стягивать с себя плащ, размерами с войсковую палатку.
Юноша заметно оживился и попытался одной рукой помочь посетителю раздеться. Вторая рука уже тянулась к кувшину с водой.
- Значит ты Генри?
- Генри, сэр. Левант обучил меня всему, уверяю Вас…
- Да… - тяжело вздохнул Бакли, погружаясь в кресло и придаваясь раздумью.

2

Еще днем все складывалось самым благоприятным образом и после долгих месяцев, проведенные в напряженной работе, Бакли хотел расслабиться. Твердо решив, что уйдет со службы и поселится на берегу тихого озера, вдалеке от раздражающей его цивилизации, он написал рапорт и со дня на день ждал, когда его подпишут. Впрочем, это могла быть только теория.
Он слыл человеком, не приспособленным к нормальной, с точки зрения добропорядочного джентльмена, жизни: привык обходиться без различных благ и верил в свое предназначение, как ревнивый католик верит в божественное проведение. Постоянно переезжая с места на место с Хьюстон стрит на Грейт-джонс стрит, с Вест-Бродвея на Бликер стрит, он, зачастую был единственным жильцом, соглашавшимся жить в доме в невыносимых условиях, среди огромных тараканов и крыс…
- К черту все…
  Бакли заерзал в кресле, пытаясь достать из кармана пиджака свой кожаный портсигар.
- Не понял, сэр…
- Я закурю... Тебе это не помешает?
Юноша не произнес ни звука, понимая, что его возражения оказались бы бессмысленной тратой слов.
Бакли  действительно не нуждался в ответе, а потому деловито  раскурил сигарету и снова погрузился в раздумье…
За тридцать пять лет работы в полиции и ГСУ он повидал и пережил достаточно, чтобы придти к убеждению, что люди не меняются, как все вокруг. Их натура остается такой же, как и тысячи лет назад. Они, как и прежде, испытывают все тоже cамое, и, как и прежде, пытаются в спиртном или в наркотиках, в лукавой вере в Бога и порочных наслаждениях  утопить  свой животный страх перед неизбежным и неведомым концом. Вывернись хоть наизнанку, но ничего не поможет, ничего не изменится, все будет таким же нелепым в дальнейшем, как и тысячи лет назад с одной лишь разницей, что новое время сулит им новые наслаждения и страдания…
- Все готово, сэр!
Торжествующе сказал юноша в расчете на щедрые чаевые. И он не ошибался. Бакли, пошарив в карманах, вынул несколько монет и положил их на столик.
3
Возле здания торговой компании «Лейстлейда» он неожиданно столкнулся с представительным, не старше тридцати лет, блондином. Застонав, молодой человек, прилип к стене дома и некоторое время не мог сообразить, что произошло. Одет он был безупречно. Под плащом отдавал лоском костюм, пошитый из дорогой ткани и  не иначе как на заказ. На шелковом галстуке красовалась золотая булавка в виде змейки с глазком из граната. Из его рук выпали зонт, портсигар и с глухим звоном упали на тротуар.
- Извините меня…
Поспешил оправдаться Бакли, поднимая портсигар.
- Это я оказался не внимательным…  - ответил добродушно молодой человек, протянув руку.
- Прекрасная вещица. Дорогая. Вероятно в ней не менее двух унций  серебра? – продолжая удерживать портсигар, спросил Бакли, разглядывая гравировку на крышке, - И Вы не боитесь разгуливать в таком виде и с такими аксессуарами?
- Вы же не опасаетесь…, - рука молодого человека спряталась в кармане плаща.
- Я, это другое дело – Бакли приоткрыл полы плаща и пиджака. На ремне блеснул металлический жетон.
- Теперь, когда рядом со мной представитель закона, мне нечего опасаться мистер …
- Бакли.  Хоган Мартин Бакли.
- Франц Карлович фон Адлер, - представился молодой человек, вынимая руку из кармана плаща.
- Я так и подумал, что Вы иностранец!
- А я считал, что у меня безупречный английский...
- Никто так чисто не разговаривает на английском, как иностранцы. Стало быть, Вы – Ганц ?
- Русский…
- Русский?
- Что Вас в этом удивило?
- Портсигар, мистер Адлер… всего лишь портсигар…
Лукаво улыбаясь,  Бакли протянул вещицу владельцу:
- Это Вам не Европа и не Россия, мистер Адлер. Здесь существуют порядки…

ГЛАВА  ТРЕТИЯ

1

Франц Карлович бесцельно бродил по городу в ожидании романтического свидания. От отца, уроженца Дрездена он унаследовал непримиримую строгость совести, холодность рассудка, скрупулезность и педантичность в делах, все то, что проистекало из западного происхождения. От матери же, истинно русской женщины, ему досталась благочестивость, покаянность, рассуждения о жизни вечной, не без смысла поклонение Христу и безответную любовь к России.
Прошло уже три месяца, как он, в сопровождении полковника Покручева, имея на руках высочайшие предписания, прибыл в Нью-Йорк на теплоходе «Кристианиафиорд» Североатлантической пароходной компании, и вел изнурительные  переговоры с американскими представителями «Antante» . Речь шла об оказании России незамедлительной военной помощи, касалась ли она поставки вооружения или непосредственного  участия США в войне против Германии. И делать это надо было на законных и одновременно на незаконных основаниях. Америка, объявив о нейтралитете в начале войны, в глазах мировой общественности   негласно выполняла особую роль: она оставалась «надеждой мира» и служила примером гармонично развивающейся страны, преуспевающей материально и нравственно.
Убедить колеблющихся – а их насчитывалось много среди социалистов, пацифистов и тех, кто симпатизирует германии и Австро-Венгрии, - задача стояла не из легких, тем более что Америка и не была готова к войне. Все было настолько неопределенным, что, казалось, в любой момент усилия посольства России в США и исключительная миссия Адлера могли стать такими же тусклыми и безнадежными, как одинокий маяк на скалах, отчаянно ревущий в тумане, в надежде, что его свет кто-нибудь увидит…
Единственным утешением, для него в этом, во многом чужом мире, стала Мария фон Кречмер, немка из старинного аристократического рода. Ее отец, Клаус Шенк фон Кречмер, имел несколько заводов, и  небольшой, уютный замок в Еттингене . Когда началась война, он оставил управление делами своему старшему сыну, а сам, как истинный патриот, поступил на службу при дворе вюртенбергского короля Вильгельма второго. Мария же, против воли отца эмигрировала в США. Образованная и воспитанная в лучших традициях европейской аристократии она не оставила бы равнодушной и маменьку Адлера, которая уже несколько лет намекала ему о необходимости жениться, и тщетно подыскивала подходящую партию.
Капли дождя ритмично барабанили по куполу зонта, придавая движению особенную ритмичность. Франс Карлович ненадолго остановился у каменного парапета Ист-Ривора неподалеку от моста Квинсборо, соединяющего Манхеттен с районном Квинс. Отсюда открывался вид на остров Бедлоуз-Айленд, с уходящей в облака статуей Свободы скульптора Бартольди.
- Какая нелепость!.. 
Произнес он тоскливо, пытаясь понять, как его угораздило согласиться приехать в этот неуютный город, где все вызывающе пестрило гениальностью и ничтожеством, чистотою и порочностью от витрин магазинов на Пятой авеню и роскошных особняков на Гринвич-Виллидж, от небоскребов на Уолт-стрит до трущоб и убожества, нищеты и беспросветности Гарлема и Бронкса…

2

Перед одиноким старым деревом, на Сорок второй Восточной улице возвышалось здание Стаер-отеля – серого каменного домины, куда Адлер зашел переполненный чувствами. Холл отеля мог бы претендовать на один из центров мира: в нем можно было встретить кого угодно. Это было одно из самых вульгарных мест, какие когда-либо доводилось видеть воспитанному человеку. Захотелось обратно на улицу, на свежий воздух. Однако, дождь усиливался и, Франц Карлович был вынужден остаться в помещении. Под тяжелыми сводами холла шаги стучали, как в огромной пещере, отдавая эхом. Он прошел в бар, расположенный слева от входа и заказал пиво.
Красное лицо и складки на затылке бармена выдавали в нем человека, страдающего от повышенного давления… И пока Адлер изучал его, одним глазом смотрел на двери отеля. В него можно было попасть и через вход под лестницей, ведущей на верхние этажи, возле стойки с администратором. Но основная масса заходила с сорок второй улицы. Всякий раз, когда в дверях появлялась молоденькая женщина, Франц Карлович бросал на нее быстрый взгляд.
Но вот бармен принес пиво, а из-за дальнего столика решительно поднялась одиноко сидевшая девица в темно-синем потрепанном плаще и причудливой сиреневой шляпке. Адлер заметил ее еще тогда, когда только зашел в бар. Она раздражала его своим томным, оценивающим взглядом. Неуклюже перебирая ножками в туфлях на высоких каблучках, она направилась к стойке, явно намериваясь завести разговор. Франц Карлович чувствовал себя неловко. У него не было опыта общения с подобными женщинами. Кроме того, он опасался, что со стороны может показаться, будто он подобрал ее на панели. Но судя по всему, оставлять его в покое девица не собиралась.
- Мисс, я ожидаю даму…, - начал он достаточно жестко, - Ей будет неприятно видеть меня с Вами. Давайте я закажу Вам что-нибудь и…
- Не понимаю, как наша встреча может повлиять на Ваши с ней отношения…
- Оставьте меня!
- Как грубо…
Процедила сквозь зубы девица, возвращаясь к своему столику.
Наконец-то, в холле отеля появилась девушка лет двадцати пяти, высокая, светловолосая, и Франц Карлович поспешил к ней.
- Мария, радость моя!
Девушка была чем-то взволнована. Она прижималась к Адлеру и не могла скрыть своего волнения, то краснея, то бледнея. А он не сводил с нее глаз, любуясь хорошо знакомыми ямочками на щеках.
Они поднялись в номер с высокими потолками и свежими слегка влажными простынями. Это было обычное место их встречи. Мария попросила Франца Карловича немедленно разжечь дрова.
- Что-то случилось дорогая? – спросил он.
- Не спрашивай, милый, я не могу тебе ответить… Покамест не могу… Ради нашей любви…
Дрова в камине вспыхнули, и комната постепенно наполнилась теплом. Франц Карлович не стал расспрашивать Марию дальше, а обхватив ее плечи, поцеловал в шею.
- Ты самый лучший… - прошептала она, снимая шерстяную накидку.
Она раздевалась медленно. Сначала расшнуровала модные, лакированные, на небольших каблуках ботинки. Затем сняла платье, обнажая стыдливое кружево рубашки. Из-под нее выдавались ключицы, а под ними темнели легкие впадинки. Без платья она становилась еще стройнее, привлекательнее, скромно, по-девичьи причесанной с большими глазами и бледными щечками.
-  Ты, правда, меня любишь? – спрашивала она дрожащим от волнения голосом.
- Да, девочка… - шептал Адлер, благодарно прижимаясь к ее плечу, - ты самая прекрасна, милая, нежная, моя девочка…
Затем он целовал ее руки, голову с простым пробором посередине, и порозовевшие щеки, губы…
А она становилась гибкой и покорной в его руках…

ГЛАВА  ЧЕТВЕРТАЯ

1

Идти оставалось не долго, но дождь усиливался, и одежда Бакли промокла, а он почувствовал озноб. Поэтому особенно приятно было оказаться в теплом и уютном помещении Metropolitan Opera, блистающим своим убранством, приглушенным разноцветными огнями канделябров. Здесь царила атмосфера праздника: прогуливались нарядные дамы с шикарными прическами в сопровождении джентльменов в смокингах. Они вели тихие беседы об искусстве и литературных новинках, рассуждали о предстоящем зрелище. Каждому хотелось выдать себя за знатока оперы и,  каждый, как он полагал, имел на это неоспоримое право.
- Вы слышали, Бокачио пригласил на партию «Герцога» Джованни Таполло?
- Этого не может быть!
- Уверяю Вас. Какой у него тенор… Бокачио – утонченный эротоман…
- Что Вы скажете о партии  «Генецео»?..
- Ее блистательно исполняла несравненная Бинэлла Вилличано…
Бакли все эти разговоры казались никчемными, и он старался избегать всякого общения. Неважно был это суперинтендант полиции Эрик Клюгер или мэр Нью-Йорка Джек Баминстон. Он уселся поудобнее в кресло, обитое черным бархатом, в выкупленной ложе второго яруса, и отхлебнул бурбона.
Свет погас. Прожектора осветили раздвигающийся в стороны тяжелый занавес. Представление началось. Это была необычная постановка: действующие лица выглядели непривычно в своих откровенных нарядах. Впрочем, музыка оставалась неизменной. Бакли  ждал свою любимую «песенку Герцога» . Но как раз во время ее исполнения, с улыбкой нашкодившего кота, в ложе показалась физиономия с перекошенным ртом. Затем в длинном черном плаще протиснулась могучая фигура, размерами чуть меньше  здания Кремера ,  излучающая здоровье и молодость.
- Шеф, я извиняюсь…
Бакли  повернул голову и проговорил с сарказмом.
- В этом наряде ты напоминаешь мне Кэрри Нейши , а это действует мне на нервы… Дай-ка я угадаю, Рейд: луна упала на землю или мне, наконец, подписали рапорт об отставке? 
- Ни то, ни другое, сэр, - промямлил здоровяк, пряча покрасневшие то ли от рома, то ли от бессонницы глаза.
- Ну, так что же произошло? Черт бы тебя подрал!
- Беда… На Уолт-стрит  обрушились небоскребы….
Рейду было около тридцати пяти. Его глаза и мягкий взгляд немного сглаживали неправильные черты и несколько перекошенный рот. Он всегда улыбался, но это ровным счетом ничего не объясняло. Более того, его  улыбка  некоторых пугала, вводила в исступление и, даже, в панику. Зная, что он, напрочь лишен чувства юмора, Бакли сразу почувствовал запах паленой резины.
- От тебя разит, как из бочки с ромом! Какие небоскребы? Какого, черта, Рейд!
Последние слова заглушили и музыку и «Герцога», что не осталось незамеченным: группа почтенных слушателей так недовольно посмотрела на источник шума, словно в ложе находились не люди, а существа неразумные и явно неземного происхождения.
- Что случилось!
Повторил Бакли, значительно понизив голос. Его рука извлекла бутылку из внутреннего кармана пиджака.
- В Нью-Джерси взорвали вагоны с боеприпасами, сэр…
- Очень интересно! А, причем здесь я?!
- Звонили из министерства юстиции… Это дело поручено нам…
- Причем здесь я, черт тебя подери?! Пусть этой мерзостью занимается Хербан!...
Бакли отправил в желудок очередную порцию Бурбона.
- Сэр, министр сказал, что подпишет Ваш рапорт только после расследования этого дела…
- Спасибо за прекрасные новости! Это самый «замечательный» день в моей жизни!...

2

Мелкий назойливый дождь не переставал моросить ни на секунду. Бакли и Рейд сели в форд-Т с натянутым поверх каркаса тентом и со скрипом и грохотом ехали по парадно освещенному Бродвею в сторону мало приветливых и пустынных улиц Манхеттена.
- Что случилось? Подробнее Рейд, подробнее…
- На станции Блэк Том стоял состав, подготовленный к отправке, кажется в Россию. В нем находились боеприпасы, какая-то военная техника и еще что-то…
- Что именно?
- Выясняем…
- Дальше!
- Так вот это все было взорвано. На место выехали Смит, Данн и Кейн. Час назад, позвонил Данн, и сообщил, что охранник станции жив и его скоро доставят к нам в контору.
- И что, небоскребы и вправду обрушились?
- Да, нет. Просто кое где вышибло окна… Но газеты будут писать о катастрофе!
- Когда это произошло? – спросил Бакли с тяжелым вздохом.
- Два часа назад…
Бакли окатил Рейда  холодным взглядом.
- Ты знал о смерти Леванта?
Тот  мямлил что-то невнятное.
- Да…, но…., мы не хотели…
- Черт бы тебя подрал! Кто осматривал тело Леванта?
- Старший коронер  Симпсон.
- Странно… Что-то здесь не так…
- Симпсон утверждал, что это не насильственная смерть...
- Я не о Леванте, черт подери!... Симпсон отличный полицейский, и у него нюх на грязные дела… Я о взрывах на станции Блэк Том.
- Не понимаю...
- Не крути головой, смотри на дорогу… Ну, и денек! А так все начиналось хорошо…
Рейд уперся взглядом в лобовое стекло, не решаясь проронить ни звука.
- Ну, конечно! – внезапно воскликнул Бакли, - Я видел его у полковника Хербана…
- Кого?
- Портсигар!...
Рейд предпочел воздержаться от вопросов, хотя это было не просто.
- Портсигар, мой мальчик, - смягчился Бакли, - Вицке и Янке, Хербан и этот русский…, Адлер… Нечаянная встреча и взрывы на станции Блэк Том военного груза, предназначенного для отправки в Россию...
- Я прошу прощения…
- Тебе это знать не обязательно. Смотри на дорогу… Ну, и вечерок! А так все славно начиналось… И Хербан, эта английская сучка, получил по заслугам…

ГЛАВА  ПЯТАЯ

Уже стемнело, когда   Эсмиральда   вернулась домой в особняк на Мортон 211 в Гринвич-Вилидж. Она с трудом поднималась по лестнице, как во сне, одурманенная страстью. Вода с зонта капала на ступеньки. Отыскивая ключ, Эсмиральда думала о том, что не испытывает раскаяния - так случилось, и она ничего не могла и не желала изменять в этих обстоятельствах.
Она прошла в комнату и страсть снова вспыхнула в ней: она трепетала,  пробуждаясь безмерным, неутолимым желанием. Голос мужа резко и мгновенно вывел ее из этого состояния.
- Ты обещала мне не ходить так поздно по городу. Я  беспокоился, не случилось ли что с тобою…
- Как видишь, со мною все в порядке.
Хербан был физически крепкий человек среднего роста с бездушным лицом и циничным жестким взглядом. Он обладал ограниченным умом и  суровым деспотичным характером. Если учесть, что и образование у него было весьма скудным, то вполне объяснимо удивление и возмущение Бакли по поводу того, что этот человек занимает такой высокий и ответственный пост.
Хербан полоснул Эсмиральду полным подозрения взглядом. Казалось, еще немного и он изобличит неверную жену в грехопадении. Еще немного терпения, немного рассудительности и логических умозаключений и Эсмиральда рухнет на колени, раскаиваясь в совершенном проступке. Ее все еще выдавал блуждающий взгляд, устремленный куда угодно, только не на мужа.
- И куда же ты ходила?
Хербан был нетерпелив. Подозрительность возбуждала в нем исключительную ревность, которая не давала ему правильно вести дознание.
- Я была…
Эсмиральда хотела сказать, что весь вечер провела у мисс Кларк, но проверить эту версию для Хербана не составило бы труда. Необходимо было срочно придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение, но как назло ничего, кроме как: «Я была у мисс Кларк» - в ее очаровательной головке не появлялось.
Хербан приблизился вплотную готовый настоять на ответе, однако в этот момент задребезжал спасительный для Эсмиральды звонок телефонного аппарата, и он нехотя пошел к журнальному столику. Эта заминка в допросе позволила Эсмиральде перевести дыхание, нащупать в своей сумочке флакон одеколона, который она хотела подарить Джонни, но успела. Теперь он оказался кстати.
Когда Хербан закончил разговор и тяжело положил трубку телефона на рычаг, она достала из сумочки флакон и, подошла к мужу.
- Я хотела сделать тебе подарок, - притворно улыбнулась она.
Было видно, что Хербана занимало сейчас нечто другое, более важное и ответственное. И, все-таки, молодая, прелестная жена, проявившая неожиданное внимание, вызвала в нем прилив нежности. Скупо улыбнувшись, посмотрев на время карманных часов, он своими сильными руками заставил Эсмиральду встать на колени. Она не сопротивлялась, всем своим видом демонстрируя покорность.
Хербану хотелось быть немного мягче, он старался подобрать нужные слова, однако тщетно.
- У меня совсем мало времени…
Ему надо было контролировать процесс, а потому он держал своей пятерней голову Эсмиральды, придвигая ее все ближе к своему лобку. Задыхаясь и испытывая отвращение, она думала в этот момент о Джонни. Она убеждала себя, что происходящее с ней сейчас, это вынужденное унизительное испытание: нельзя было отказать мужу, нужно было принять его…, терпеливо ожидая встречи с любимым человеком. Муж вряд ли бы отпустил ее, вряд ли оставил бы в покое Джонни. С его связями, с его влиянием, Хербан мог предпринять самые жесткие меры для сохранения семьи, самые жестокие действия по отношению к обидчику.
Невольно слезы выступили из ее глаз, она старалась скрыть это, но Хербану нужно было смотреть ей в лицо! Он испытывал двойное наслаждение от такой покорности. А Эсмиральде хотелось сжать зубы как можно плотнее. Она могла бы  и убить его! До такой степени сейчас он был противен, до такой степени сейчас она его презирала…
Наконец, все тело Хербана напряглось и судорожно расслабилось.

ГЛАВА  ШЕСТАЯ

1

Когда Бакли и Рейд прибыли в Реден-хаус, в штаб-квартире «Cobwer» уже находился молодой, крепкий малый Льис Данн. Он нервно расхаживал взад – вперед, мерея свободное пространство кабинета, заставленного стеллажами и шкафами с документацией и книгами. Между ними стояли телетайпы, которые неустанно выбивали информацию. В ближнем левом углу громоздились массивные напольные часы с неисправным механизмом. Вблизи окна стоял  фундаментальный стол с несколькими телефонами и лампой со стеклянным абажуром, огромное кресло, и несколько кресел поменьше. В дальнем правом углу – потаенная дверь, выдававшая себя лишь только тем, что была немного приоткрыта.
Посередине кабинета на стуле сидел мужчина средних лет, худощавый, грязный в разодранной униформе охранника железнодорожной станции. Голова мужчины  была забинтована, сквозь бинты проступали бурые пятна крови.
Бакли  грузно уселся в огромное кресло, и вопросительно посмотрел на Данна, заставив того угомониться.
- Это Джим Керсдейл, охранник Блэк Том. Все произошло в его смену…
Данн подошел к охраннику и  положил руку на плечо.
- Расскажи Джим, все, что тебе известно!
Охранник съежился, его серые глазки испуганно забегали по кабинету и  уперлись взглядом в обшарпанный пол.
- Я только что заступил в ночную смену…, - начал он сбивчиво, - И сразу заметил языки пламени под вагонами с военной амуницией на четвертом пути. Затем я увидел еще один пожар… на расстоянии двадцати ярдов от первого… Я сначала побежал к вагонам, а затем, сообразив, добежал до помещения охраны и передал сигнал пожарной тревоги... Я ответил на все вопросы диспетчера и вышел на улицу, чтобы понаблюдать за происходящим… В этот момент прогремел взрыв... Ударной волной меня отбросило в сторону… Затем последовало еще несколько взрывов… Больше я ничего не помню…
Выпуская изо рта клубы дыма, Бакли начал по обыкновению «нагонять ужас» на подозреваемого.
- Ты знаешь, что такое электрический стул?
- Нет, сэр…
- Я расскажу тебе… Мистер Кеммлер первым сел на этот стул в подвальном помещении тюрьмы Обэрн… На его кудлатую голову, а также на позвоночник прикрепили деревянные чаши, внутри которых был закреплен металлический электрод… Его привязали кожаными ремнями, обвитыми вокруг рук, ног и талии к стулу. Начальник тюрьмы  подал знак и рубильник включили… От разряда электротока тело Кеммлера напряглось как струна! Он оставался в таком состоянии в течении полминуты, пока не был отключен ток… Тогда все тело внезапно расслабилось… Спустя минуту оказалось, что он еще жив… Тогда по распоряжению начальника тюрьмы произвели второй разряд тока, который продолжался почти семьдесят секунд, до тех пор пока окружающие не почувствовали запах гари… Зрелище, признаюсь не из приятных, но каково было Кеммлеру ! 
Бакли метнул свой взгляд в охранника, затем достал из кожаного портсигара сигарету и предложил ему закурить. Тот же сидел ни живой, ни мертвый. В такие переплеты он никогда не попадал и никогда не имел дело ни с полицией, ни с ГСУ. Он не представлял, как себя вести, что делать, и  о чем говорить.
- Кто-нибудь еще был на станции, кроме тебя? – спросил Бакли.
- Нет, сэр. На месте, где произошел пожар.., взрывы… кроме меня, никого не было.
- Ну, допустим, ты не причастен к взрывам, но как тогда объяснить, что они все-таки произошли? Ведь посторонних на станции не было, мистер… Керсдейл? К тому же еще и остался в живых…
Охранник чуть не упал со стула - настолько этот вопрос показался ему губительным. Ему уже мерещился другой - электрический стул, на котором поджарили несчастного Кеммлера, словно это был не человек, а индейка на День Благодарения.
Дрожащей рукой он смахнул пот с поцарапанного лица и пожал плечами, не решаясь что-либо ответить.
Бакли  чувствовал, что охранник, скорее всего, тут не причем, но отпускать его именно сейчас было бы в высшей степени неразумно. Он отдал распоряжение Данну, чтобы Керсдейла доставили в ближайший полицейский участок и, дождавшись, когда того выведут из кабинета, повернулся к Рейду.
- Пусть утренние газеты сообщат о задержании главного подозреваемого в подготовке взрывов на станции Блэк Том.
- Хорошо…
В этот момент в кабинет зашли Смит и Кейн, оба лет тридцати, худосочные, чумазые и пропахшие гарью. С собой они принесли коробку с фрагментами взрывного устройства, схемы места взрывов, фотографии и документацию на груз.
- Жертвы есть? – спросил Бакли.
- Не менее десяти человек погибло. Точные данные, вероятно, поступят к утру – ответил Смит.
Бакли заглянул в коробку.
- Не густо… Кто из «взрывников» был на месте?
- Ридлох… Говорит, что было несколько закладок, детонировали  боеприпасы… А вот метод приведения в действие взрывных устройств похож на Очарда…
- Убийство Фрэнка Штейненбурга?
- Сосуд с серной кислотой …
- Это точно?
Смит пожал плечами.
- Посмотрим что скажут взрывотехники… Поезжай-ка, и попроси, чтобы провели исследования как можно быстрее. А ты, Кейн, «подними» мне досье по делу Гарри Очарда. Что-то здесь не так…
Бакли начал подкашливать от спертого воздуха.
- Рейд, займись улицами. Подключай полицейских, пусть хватают всех, кто что-либо знает… И где, черт подери, Фоули?
Телетайпы стучали, телефоны разрывали опустевший кабинет…

2

Бакли приходилось ждать, а ждать  всегда утомительно и беспокойно. Отсутствие сведений от сотрудников его отдела тормозило ход дальнейших событий.
- Что-то здесь не так…
Недовольно бормотал он, разглядывая фотографии с руинами на Блэк Том. Он снова пересматривал  первоначальные отчеты. Не давало покоя ему незавершенное дело Янке – Вицке и внезапно всплывшее дело Очарда. Во всем этом была явная нестыковка…
Конечно, еще не было оснований полагать, что взрывы на острове Маэр и на станции Блэк Том связаны между собою. Но это первое, что приходило сейчас в голову. Военная разведка не считала необходимым информировать ГСУ и полицию о своем расследовании, и было не ясно, в каком направлении оно движется. И все же некоторые документы, относящиеся к взрыву на острове Маэр, по-прежнему скапливались в кабинете Бакли. Ему показалось не лишним просмотреть их еще раз. Он выгреб все, что мог из всевозможных, ящиков, ящичков и отделений своего стола и колдовал над изрядной кучей бумаг. Перечитав несколько депеш от английских и французских коллег, дотированных еще январем 1917 года, он пробормотал:
- Черт знает что!..
В этих донесениях странным образом совпадала рекомендация «отработать» некую Кейт Стрейз, проживающую в доме 220 по Бликер-Стрит в центре Гринвич-Виллидж между Мандуган-стрит и Шестой авеню. По мнению специалистов по данному адресу скрывались заговорщики, а сама Кейт - имела непосредственную  с ними связь.
Бакли сгреб бумаги и швырнул их на пол. Задребезжал телефон, и он нехотя поднял трубку. Услышав голос полковника Хербана, он едва сдержался, чтобы не выругаться…
- Мы имеем данные, - заговорил полковник, - о причастности Троцкого  к организации взрывов на Блэк Том. Я уже доложил министру юстиции, и он согласился, что эта версия весьма перспективна…
- Кто такой этот Троцкий, и почему бы Вам самим не поработать над этим?…, - перебил Бакли, - или хотите снова прийти на все готовенькое?
- Не будем спорить. В конечном счете, мы делаем одно дело…
- Это я делаю дело, а Вы со своими тупоумками его гробите!..
- Поверьте мне, не моя прихоть поручить расследование взрывов именно Вам. Лично я, не в восторге от этого решения…Вам уже доставили пакет?
- Нет…
- Посыльный отправлен к Вам, странно, что он еще не прибыл…
Бакли положил трубку на рычаг телефонного аппарата и пристукнул ладонью по столу. Почему-то ему очень настойчиво навязывают версию о  троцкистском следе. Возможно, его  хотят пустить  по ложному пути, но, так же возможно, что эти …. знают нечто большее, чем то, о чем  говорят ему.
В дверь постучали, и действительно молодой офицер, артиллерист, принес запечатанный конверт. Передав его Бакли, он по-военному рапортовал и, пристукнув каблуками, вышел.
В конверте оказались следующие сведения:
«В сентябре 1916 года социал-демократ Троцкий Лев Давидович был настойчиво выпровожен французской полицией через испанскую границу. По официальной версии, за его участие в Циммервальской конференции,  но также  из-за его призывных статей, написанных для парижской русскоязычной газеты «Наше слово». Через несколько дней мадридская полиция арестовала его и поместила в «камеру первого класса». Потом Троцкий был переведен в Кадис, затем в Барселону, чтобы, в конце концов, тихо и незаметно быть посаженным на борт парохода «Монсеррат» испанской трансатлантической компании.
 Троцкий вместе с женой и двумя малолетними сыновьями пересек Атлантику и 13 января 1917 года высадился в Нью-Йорке. Теперь он пишет статьи для русского социалистического журнала «Новый мир», издающийся в Нью-Йорке и пытается активно заниматься  американской политикой, категорически выступая против вступления США в войну с Германией. На заседании Социалистической партии округа Нью-Йорк он даже предлагал поощрять забастовки и сопротивляться мобилизации в случае войны с Германией. Но против этого выступила фракция Морриса Хиллквита, и социалистическая партия отклонила резолюцию Троцкого. Впрочем, он не остановился в своих попытках активно противоборствовать вступлению Америки в активную фазу мирового вооруженного конфликта. Некоторые источники сообщали, что Троцкий водит дружбу с президентом США Вилсоном, с нефтяным магнатом Э. Дохени и особо выделяли трех видных финансистов – Уильяма Бойса Томпсона, Томаса Ламонта и Чарльза Р. Крейна. По другим данным Троцкий является, к тому же, русским исполнительным сотрудником германской организации «Блэк бонд».
Другие троцкисты тоже пересекли Атлантику в западном направлении. Одна группа троцкистов сразу обозначила значительное влияние в Мексике и написала Конституцию Керетаро для правительства Каррансы. Другая группа пропагандировала свои идеи в штатах Америки, где нашла как  поклонников, так и недоброжелателей. Троцкий и его товарищи были полны решимости сорвать любые переговоры о вступлении США в войну….. » 
Бакли зевнул, хлебнул Бурбон, и откинул голову на спинку кресла. А как все-таки славно начинался день! Он уже представлял тихую заводь, лодочку, бамбуковую удочку и ни кого вокруг. И все это отодвинулось на  неопределенный срок. Если этому вообще суждено сбыться…
- Да… - произнес он, потягиваясь в кресле, - Очевидно, спокойная жизнь, это всего лишь теория…

ГЛАВА  СЕДЬМАЯ

1

Около одиннадцати часов вечера расстроенный Франц Карлович Адлер появился в гостинице Ройс на Десятой авеню.
- Их-с благородие просило Ваше благородие не тревожить.
Остановил Адлера полусонный денщик возле двери в комнату.
- Послушайте, Василий, у меня решительно нет времени препираться с Вами. Поверьте, дело чрезвычайной важности.… Или Вы ни о чем не знаете?
- Как же…, - сомневался Василий, - Вы, барин, за порог-с, а мне шею подставлять?
- Отойди, я сказал! – прикрикнул Франц Карлович и с силой оттолкнул Василия от двери.
С отвращением он шагнул через порог в маленькую, плохо освещенную, грязную комнату. У стены на старой кровати с грязной постелью в мундире и сапогах лежал полковник Покручев; у окна стоял покосившийся стол и два стула. Всюду валялись бутылки из под спиртного.
- Сергей Павлович, вставайте! – начал трясти Адлер  полковника за плечо, - Произошло несчастие…
Однако сейчас взывать к разуму этого человека и что-либо объяснять было бессмысленно, потому, что этот «человек» к этому был явно не расположен. И на самом деле, после вечернего излияния, Покручев чувствовал себя неважно. Кое-как присев на край кровати, он схватился руками за голову, и то и дело повторял строки из песни:
- Ах, несчастье, ты несчастье – моя горькая судьба…
Франц Карлович нервничал, посматривал на полковника с пренебрежением, и потому с пренебрежением, что сам он был совершенно другим: трезвым, ответственным и свежим на вид.
- Сергей Павлович, внизу нас ждет автомобиль, прошу, поторопитесь!
Через десять минут они оба сидели в автомобиле с открытым верхом. Сырой туман и встречный ветер бросали в них холодную сырость. Оба втягивали голову в воротники и думали о горячем чае...
Форд, это чудо современного прогресса, фыркал, пыхтел, клокотал и чихал, оставляя за собой черные клубы дыма. Они проехали по Бродвею, через Пятое Авеню, а затем, свернув налево чуть было не уперлись в фонарный столб. Шофер, по виду мексиканец, всю дорогу ругался на ломаном английском, пеняя на туман, из-за которого невозможно было разглядеть дорогу.
Покручев из бутылки пил дешевый виски, дрожащими руками поправлял сползающую на переносицу его выдающегося носа форменную фуражку и бросал косые взгляды на Адлера. Припухшие веки прикрывали большие серовато-зеленые глаза, в которых поблескивало что-то такое, что притягивало к себе и пугало одновременно...
Они мало представляли себе, мимо чего  проезжали: что это за квартал, бульвар, сквер, авеню или стрит: слева проплыли тусклые, мерцающие огни, справа, словно призраки, возникали и исчезали дома и деревья.
- И все-таки, Франц Карлович, - недовольно проворчал Покручев, - что  произошло?
- Entre nous ,  вечером были уничтожены оружие, боеприпасы и фураж, подготовленные к отправке на Западный фронт с мыса Нью-Джерси… Уничтожено все, ради чего мы потратили два месяца на переговоры с Американским правительством... 
- Дайте мне роту русских солдат, и я обеспечу такую охрану, что ни одна мышь не просочится ни на один склад, станцию и даже в этот чертов городишко! Да-с!
- Перестаньте…, – устало произнес Адлер, - На фронте не хватает снарядов, винтовок, армия наполовину деморализована, солдаты не слушают командиров, доходит до рукоприкладства и самосудов…
- Вот-c, уважаемый Франц Карлович, к чему привели  жесткие необдуманные решения, бесчеловечные неразумные преследования, усиления деспотизма и пренебрежение своим долгом!
- Не понимаю, о чем Вы говорите.
- О нем! О том, кто бросил армию, оставил народ и предал Россию!
Покручев очередной раз приложился к бутылке.
- Может быть довольно…, - брезгливо посмотрев на полковника, сказал Адлер и продолжил, - Вы, пьяны! Впрочем, как всегда…
-  Вы презираете меня!? Вы считаете, что вся беда в этом! Charmant!
Полковник покрутил пустеющую бутылку в руке, и как дохлую крысу, бросил ее на мостовую. 
- Вам неприятно видеть меня пьяным, - продолжил он  резко, - А, мне неприятно, что я, полковник русской армии вынужден ходить побираться!... Вот что должно вызывать тошноту! В окружении посредственностей…, именно посредственностей, царь Николай, подозрительный, холодный, безвольный, упрямый, лишенный души - такая же посредственность, как и те, кто втянул Россию в эту бойню, кто швырнул Россию на паперть… Вот что я считаю intra dig , а не это пьянство… А Вы…, Вы верите в то или в того, чего уже не существует… Бо-же ца-ря хра-ни…, - протянул он с  издевательской усмешкой, - Водевильчик! Ничтожество! Как жаль, однако, что он отрекся… Надо было его повесить как царя, и всю его развратную семейку заодно!
- Довольно же! – отрезал Адлер.
Оба замолчали.

2

Автомобиль остановился, и Франц Карлович в нерешительности вступил в густую пелену тумана.
-  Куда же Вы, барон? – крикнул полковник.
Его ноги отказывались слушаться, и он долго не мог выйти из автомобиля, к тому же, мешала сабля, упиравшаяся эфесом в проем двери. После минутного замешательства Покручев, наконец, вышел из автомобиля, чем доставил не малое облегчение водителю.
- Чертовы авто! Вы не находите? В экипаже куда удобнее и безопаснее передвигаться…
Адлер с недовольством смотрел на это «убогое создание», но удержался от разговора с ним, осознавая, что все непременно закончится скандалом. Кто бы мог подумать, что георгиевский кавалер, блестящий командир, примерный семьянин, отец троих детей окажется  пьяницей и дебоширом! Кто бы мог подумать, что эта, проявившаяся «мерзость» по приезду в Нью-Йорк станет непредвиденным препятствием на пути к решению важных вопросов.
- Вы не желаете со мной говорить, mon cher !  - продолжал издеваться полковник, - Как жаль!.. В этом дьявольском городишке не с кем поговорить по-русски - по-человечьи!... А, вот, извините, «ангельского» я не знаю…, да и не собираюсь кудахтать и чирикать на этом идиотском языке… А, вы - извольте отвечать, уважаемый Барон, когда с Вами говорит - полковник русской армии!..
- Послушайте, Сергей Павлович, - Адлер почти вплотную подошел к Покручеву, - Вы хотя бы на минутку представьте, что произошло! На фронтах не хватает винтовок, боеприпасов, амуниции, фуража! Русская армия вынуждена отступать! И все это на фоне политической неразберихи… А, Вы!...
- Дайте мне роту солдат, разумеется, русских солдат-с, и завтра же я вытряхну из этого городишки все, что Вам угодно!.. Я украшу эти мрачные улицы гирляндами заговорщиков! На каждом фонаре по несколько штук…
Адлер махнул рукой, не желая продолжать этот  бесплодный разговор.
Неожиданно, как из-под земли, перед ними выросло здание из красного кирпича. Почти ненавидя друг друга, они вошли в двери, и оказались в просторном холле, освещенном тусклым светом одинокой лампы, свисающей на длинном шнуре. Они не без шума  поднялись по лестнице на второй этаж и прошли по узкому коридору. Не совсем уверенный в своей координации, Покручев с грохотом опускал кованые сапоги на дощатый пол.., возможно, делая это умышленно, чтобы еще больше позлить Адлера.
На втором этаже располагались офисы различных торговых и транспортных компаний. И в одном из таких офисов размещалось представительство «Antante» США, возглавляемое полковником Хербаном. За дверью, на которой красовалась  медная табличка, информирующая, что здесь находится юридическая контора Флайфилда, собственно, и проходили переговоры относительно военной помощи России…

3

В кабинете по стенам висели портреты генералов и президентов Америки в духе Сарджента . Над креслом хозяина кабинета выделялся портрет Мак-Кинли , к которому он испытывал уважение, граничащее с восхищением и поклонением.
Покручев занял самое удобное для себя место на кожаном диване в дальнем углу кабинета под портретом генерала Мак-Лэсли  и, так как он ровным счетом не  понимал по-английски, то тихо сопел, опустив голову на грудь.
- Вы читали? – Хербан протянул несколько газет Адлеру, - «С одной стороны, - цитирую Нью-Йорк Таймс, - наше правительство сохраняет нейтралитет, с другой стороны - оно оказывает военную помощь союзной Англии и России в войне против Австро-Венгрии и Германии, демонстрируя, таким образом, решимость выступить на стороне «Сердечного соглашения»... Логично предположить, что участившиеся взрывы в доках и на грузовых станциях, это тщательно продуманные диверсии, исполнителями и вдохновителями которых являются враждебные Америке стороны…»
Он перестал читать, положил газету на стол, и, рассуждая, стал нервно похаживать от стола к окну и обратно.
- Подобные настроения повсюду… Мы имеем, между тем, разнообразные сведения о военном положении России… У нас создалось мнение о том, что Соединенные штаты могут опоздать со своей помощью. Я попросил бы полковника Орфилда поделиться информацией на этот счет.
Орфилд в отличие от Хербана обладал аристократической, утонченной внешностью и незаурядным умом, способным на само совершенство. Энергичная натура усиливала впечатление, а сдержанность и изящность в манерах вызывало уважение.
- Наши французские коллеги, которые пользовались услугами Мориса Палеолога , - начал Орфилд спокойно, тихо и деловито, - сообщают, что на заседаниях Государственной Думы, весьма и весьма неспокойно. Из всех губерний доносится тот же возглас: «Россия в опасности. Правительство и верховная власть ответственны за военный разгром… Спасение страны требует непосредственного участия и непосредственного контроля народного представительства»… Почти во всех группах депутатов слышаться раздражительные, полные возмущения возгласы против фаворитизма и взяточничества, против игры немецких влияний в высшей администрации, против Сухомлинова и Гучкова … Вместо толковой организации дела, россияне ищут того, кто виноват. Черносотенные газеты вовсю трубят, что большевики «продались немцам»… Один из агентов Палеолога сообщает, цитирую…
Орфилд взял со стола лист бумаги, надел на нос пенсне и стал медленно, выводя каждое слово, читать.
- «На этот раз еще нечего опасаться… Это только генеральная репетиция. Идеи Ленина  и его пропаганда поражения имеют большой успех среди наиболее просвещенных элементов рабочего класса»…
- Стоит ли так доверять этому господину, Палеологу?
Вежливо перебил Орфилда Адлер, извлекая из своего портсигара папиросу.
- Данные сведения многократно подтверждаются другими источниками…
- Возможно… И все же, не стоит драматизировать положение дел в России. Уверяю, все встанет на прежние места... В нашей истории были времена и похуже… Если политические реформы необходимы, - продолжал Франц Карлович, - они могут совершаться только в духе самодержавия и православия.
Вращая портсигар в левой руке, Адлер задумчиво посмотрел на Хербана, Орфилда и Покручева. Хербан подошел к нему и, опершись о стол, как-то безнадежно вздохнул.
- Да, поможет Вам Бог…
- Нам, конечно, выгодно видеть централизованную царскую Россию, - продолжал Орфилд, - Но царь и его коррумпированная политическая система были сброшены.., и, теперь, нам кажется, лишь для того, чтобы на их место пришли посредники власти новой коррумпированной политической системы… У нас есть достаточно данных опасаться, что «Временное правительство» действительно временно… К власти, вероятно, придут большевики...
- Не понимаю, господин Орфилд…
- Все очень просто, мистер Адлер… Сейчас многие делают ставки на большевиков… Так сказать вкладывают деньги в фаворита… И вот Вам наглядный пример: Марксист Троцкий заявлял неоднократно, что после выступления перед петроградским советом, у него, в Смольном институте, были два американца, тесно связанных с капиталистическими элементами… Трудно себе вообразить, кто мог быть этими американцами, если не Раймонд Робинс, учредитель горнопромышленных компаний и не Уильям Бойс Томпсон, директор федерального резервного банка США? Все это потому, что и тот и другой в это время находились в России, находились в Петрограде, находились в Смольном... А спустя две недели Томпсон передал по телеграфу в Нью-Йорк запрос на один миллион долларов … Вы понимаете, о чем это говорит?
Адлер не торопился с ответом. Хербан перешел к креслу и пристроился на нем. Раскурив дорогую сигару, он вмешался в разговор.
- Самыми отъявленными большевиками в Америке являются не только профессора колледжей, один из которых президент США Вильсон , но и капиталисты и жены капиталистов… Томпсон, несомненно, проповедует большевизм! Еще одни – Генри Форд, а также большинство из тех ста историков, которых Вильсон взял с собой за границу в идиотской надежде, что история научит молодежь правильно разграничивать расы, народы и страны с географической точки зрения… Все они против вступления Америки в войну…
Адлер закурил очередную папиросу. Орфилд поспешил объясниться как можно точнее.
- Думаю, у нас одна цель – добиться скорейшего момента вступления США в активную фазу военного вмешательства в мировом конфликте и, разумеется, не допустить социализм ни здесь и ни в России… А вот, именно, политики мешают нам это сделать.
- Я полностью разделяю эту мысль…
4
Покручеву затянувшаяся беседа была неприятна. Ему не терпелось перейти к переговорам по существу, а по выражению лица Адлера, он понимал, что до этого дело еще не дошло.
- Франц Карлович, - начал он раздраженно, вставая с дивана, и не опасаясь, что его поймут американцы, - Когда Вы потребуете самого необходимого?
- Просить, Сергей Павлович…, просить, а не требовать…
- Ну, довольно! Это по их вине все пошло к черту!...
Хербан и Олфилд вероятно догадались, что русским не по душе произошедшее на Блэк Том и Орфилд не замедлил отреагировать.
- Переведите полковнику Покручеву, что эта диверсия никаким образом не помешает нам выполнить свои обязательства в объемах и в сроки, оговоренные договором...
Адлер, приятно удивленный, объяснил Сергею Павловичу, что, слава Богу, все обошлось и сейчас, скорее всего, речь идет о чем-то более важном, что может в значительной степени повлиять на развитие военной и политической ситуации. Покручев довольный таким положением дела, присел на диван и стал ностальгировать, улыбаясь при этом, как дитя.
- И так, господа, - пытаясь прояснить для себя суть беседы, Адлер спросил, - Что вы хотели всем этим сказать?
Хербан и Орфилд переглянулись, и Хербан кивнул головой, давая понять, что тот может посвятить Адлера в свою игру.
- Мы думаем, что диверсия на Блэк Том как нельзя кстати… Скажем так, если бы ее не было, то ее надо было организовать…
Орфилд бросил взгляд на Хербана, и тот одобрительно кивнул в ответ. Адлер же терялся в догадках и чувствовал себя неловко в ситуации неопределенности.
- Вы хотите сказать, господа, что это каким-то образом связанно с Троцким?
- Возможно? Но это не важно… Важно других убедить, что неспокойная обстановка возникла в связи с этой персоной…
- Если дискредитировать его в глазах Уилсона, и, таким образом, социалистические идеи в глазах общественности, связывая с этим диверсии на территории Нью-Йорка и в других штатах, то вступление США в войну станет неизбежным?...
- Вот именно, мистер Адлер! – оживился Хербан, - Арест Тоцкого или его физическое устранение, которое мы смогли бы без труда произвести, ни к чему не приведет. Очевидно, что мы привлечем еще большее количество поклонников его утопии… Другое дело, преподнести все в соответствующем виде и связать его деятельность с теми негативными процессами, которые приводят к гибели простых американцев…
- Но, господа, какова моя роль в этом деле? Признаюсь, все это мне не по душе…
- Вам предстоит иметь дело с шефом специального отдела ГСУ Хоганом Бакли.
- Ирландский ублюдок…
Процедил сквозь зубы Хербан.
- Бакли?
Удивился Адлер.
- Вы знакомы? - спросил Орфилд, - Впрочем, он бывал как-то здесь… Бакли принадлежит к той породе людей, для которых служебный долг, работа превыше всего… Сыщики вообще лишены чувственности, ибо, как они считают, эта черта характера мешает здравому смыслу делать правильные выводы. Они и не любят никого, потому что боятся оказаться в зависимости и, встречаясь день ото дня с человеческой мерзостью, боятся потерять предмет своей привязанности… Именно страх перед утратою, делают их жизнь нищей и одинокой. Они всегда держат под жесточайшим контролем свой рассудок, отказываясь от всего, что, так или иначе, мешает выполнению своих профессиональных обязанностей… Извините за столь подробное описания, но я думаю, это не станет лишним, потому что Вы будете общаться с типичным представителем этой когорты людей.., лучшим из них…
Последние слова не понравились Хербану и он заерзал в кресле, открыл было рот, чтобы сказать что-то, но передумал. Орфилд замешался, слегка смутился, однако взяв себя в руки, продолжил в прежней деловитой и спокойной манере.
- В конце концов, взрывы на военных складах и на станции Блэк Том это не что иное, как диверсии, направленные на подрыв военного потенциала России, и Вы имеете право знать все, что касается расследования этого заговора… И вот еще что, - спохватился Орфилд, чей взгляд случайно остановился на Покручеве, - Вы еще нуждаетесь в его помощи?
- Нет, я не нуждаюсь в его услугах – ответил Адлер так, как будто ждал этого вопроса и с удовольствием бы его инициировал, - Список всего необходимого подготовлен и лично я не возражал бы против отправки очередной партии вооружения в его сопровождении.
- Будет ли он согласен, если мы предложим ему отправиться в Россию? Как предлог мы можем доверить ему некоторые секретные сведения для генерального штаба русской армии.
- Никаких предлогов и не понадобится. Достаточно одного слова – Россия! Но, он военный человек и подчиняется приказам.
- По этому поводу можете не беспокоится.
Очевидно, все было решено заранее и требовалось одно лишь согласие Адлера. Покручев, погруженный в кресле, всеми забытый, в умиротворенной сонливости тихо сопел, время от времени хватаясь за эфес сабли.
Хербана сейчас, видимо, беспокоило что-то никак не связанное с реализацией задуманного. Он нервно раскуривал сигару, то вставал с кресла, то садился в него обратно, часто поглядывал на телефонный аппарат, либо, ожидая важного звонка, либо решаясь самому позвонить.
- Вы русские чересчур сентиментальны, - Орфилд переложил ногу за ногу, не без иронии заметил, - хотя, вы ведь не совсем русский, мистер Адлер?
- Наполовину, или чуть-чуть, русским быть нельзя, - возмутился Адлер, считая разговор на эту тему оскорбительным.
- Я сожалею…, извините…
Пролепетал Орфилд, отводя взгляд. Кончики его ушей покрылись пунцовой краской. Оба замолчали.
Неловкую ситуацию разрешил Хербан, который уже не в силах был сдерживать себя от нарастающего беспокойства.
- Прошу извинить, господа, но мне надо позвонить…
С этими словами он схватил трубку телефонного аппарата и попросил оператора соединить его с мисс Хербан.
- Я не разбудил тебя?... Дорогая, когда я выходил, то заметил возле дома молодого человека, который наблюдал за нашими окнами… Хотелось бы не сомневаться… Однако он показался мне подозрительным… Не потому что он молод и неплохо сложен, а потому, что он неприлично любопытен… Учитывая происходящее в городе… Ах, я все делаю в целях нашей безопасности, но я прошу также и тебя быть бдительной и осторожней… Вот и хорошо… Да,  приеду ближе к полудню…, будь умницей…
Хербан закончил разговор, но все еще продолжал держать трубку телефона в руке. Слегка смущаясь и опасаясь своего разоблачения, в качестве оправдания он проговорил:
- На всякий случай я попросил полицию усилить наблюдение за моим домом… Сами понимаете чем может закончится такое любопытство подозрительных лиц… Только в целях безопасности…

ГЛАВА  ВОСЬМАЯ

1

Довольный, в приятной истоме, Джонни подшучивал над стоявшим возле дверей отдела Данном. Он чувствовал себя, как человек безукоризненно выполнивший сложную задачу, профессионально наставив рога  Хербану. И надо сказать, эта работа доставила ему и немалое удовольствие.
- Зайди к Большому Кобу, - перебил его Данн, и добавил, - Он вне себя!
- А что случилось? – удивился Фоули.
- Похоже, ты не в курсе происходящего. Весь отдел на улицах, даже Коротышка Моран…
Коротышка Моран был не больше полутора ярдов и весь круглый, словно воздушный шарик с маленькими ножками. Бакли держал его при себе за старые заслуги и за  невероятную и завидную преданность делу. Наружное наблюдение, преследование, аресты – все это было не для Морана. В последние годы он занимался бумажной работой. И вот чудовищный по дерзости случай стал причиной того, что Коротышка был вынужден перейти из кабинета на «землю» - на улицы, где выросло целое поколение собак, которым он был не знаком.
- Вроде, я что-то слышал от администратора гостиницы…
- Телефоны раскалились добела, звонят кому не лень: от шефа полиции до генерального прокурора, а он что-то слышал… Так что Большой Коб…
Данн продемонстрировал на своем лице недовольство, граничащее с гневом. Ему удавалось очень метко изображать Бакли.
В этот момент дверь отворилась, и из нее выскочил мужчина с саквояжем. Вслед за ним в коридор полетели карандаши, чернильница, телефонный справочник. Стены сотрясались от яростного рева.
- Негодяй! Проходимец! Шарлатан!
-Просто уму непостижимо…- лепетал мужчина, красный как спелый помидор, - Разве можно работать в таких условиях…
-  Иди к черту! Go mbeire an diabhal leis th;!
Джонни проводил мужчину взглядом и нерешительно вошел в кабинет, представлявший собой Помпею после землетрясения. Все было перевернуто верх дном. Бакли сидел в кресле с бледным как мел лицом. Заметив Джонни, он изобразил на нем что-то вроде улыбки.
- Судя по твоему цветущему виду и запаху женских духов, меблированная комната в Ричворде не пустовала. Не так ли?
Он извлек из кармана пиджака бутылку Бурбона и приложился к ней.
-  Доктор ушел?
- Так это был доктор?
- Это был негодяй! До его появления я был совершенно здоров. И что же выяснилось после того, как он осмотрел меня, самым отвратительным образом? Так вот, он заявил, что я безнадежно болен! И можешь себе представить, после его слов у меня стало болеть в правом боку, покалывать сердце и началось головокружение!
Джонни предпочел молчать. Он даже не стал говорить о том, что, то ли Орфилд, то ли Хербан выследили его.
- Ладно, черт с ним, Джонни! У меня есть для тебя задание… Если ты еще не в курсе, на мысе Нью-Джерси взорваны вагоны с боеприпасами, - Бакли передал Фоули папку с первыми полицейскими отчетами и фотографиями с места события, - От нас требуют  решительных действий!... Постоянно звонят…
- С чего мне начать?
- Начнешь с одного сомнительного адреса в доме 220 по Бликер-Стрит…
- В центре Гринвич-Виллидж... Это интересно…
- Мне нужно все: кто проживает по этому адресу, чем занимаются, куда ходят, что едят… Больше всего меня интересует некая - Стрейз. Понятно, что это женщина, но это не повод для того, чтобы ты расслаблялся…
- Я вовсе не думал…
- Знаю, знаю тебя… Как Эсмиральда?
Джонни пожал плечами, давая понять, что она всего лишь маленький эпизод в его насыщенной сексуальностью жизни: еще один трофей к большой коллекции. Что не сделаешь для своего шефа.
- Ну, и ладно…
Джонни  быстро вышел, и, бросив пару шуток в адрес Данна, исчез, как утренняя звезда.
Не успел еще выветриться аромат одеколона Джонни, как Смит, сгорая от нетерпения, просунул свою цветущую физиономию в дверь кабинета.
- Экспертиза готова, сэр!
Он перечислил все заслуживающие внимание данные, отдал документы Бакли и отошел от стола. Беспорядок, царивший в кабинете, был свидетельством плохого настроения Большого Коба. В этом случае, хорошо держаться на расстоянии, чтобы успеть увернуться от летящих предметов.
- Я, конечно, могу ошибаться, но, видимо дело Янки и Вицке имеет свое продолжение…
- Взрывчатка… - проворчал Бакли, и хлопнул ладонью по столу, - Идентичная той, что использовалась на Маэр… Но, причем здесь Очард, черт подери!  Я уже не говорю о Троцком…
- Троцкий… Какой Троцкий?
- Очередной русский еврей, сумасшедший социалист… Нам его подбросил Хербан и, видимо, не без причины…
- Опять политика?
- Ты еще здесь? – раздраженно спросил Бакли.
- Но, что я должен делать?
- Ты так и не понял? Тащи сюда охранника…, Керсдейла! Что-то он не договаривает…Он в полицейском участке на 32 Восточной…

2

Данн сидел на стуле без пиджака и читал утренние газеты. Его ребра подпирал Кольт Нью Полис 32 калибра .
Появление Адлера нисколько не смутило его. Он продолжал сидеть на стуле, как и прежде. Оторвав один глаз от газеты, он предложил Адлеру представиться.
- Бакли ждет Вас, - зевнул Данн, и указал на двери с табличкой.
Франц Карлович постучал. Не дождавшись ответа, он постучал еще и еще раз. Из-за дверей доносился стук телетайпов. Молоточки безостановочно и монотонно стучали по бумажной ленте.
- Заходите, заходите…
 Сказал Данн, с любопытством наблюдавший за происходившим. Адлер надавил на ручку двери и та со скрипом открылась. В нос ударил едкий запах дешевых сигарет и спиртного.
- Тот самый русский? – спросил Бакли хриплым голосом, держа в руке пустеющую бутылку, - Франц Адлер, если не ошибаюсь… Портсигар еще при Вас?
- Да.
- Присаживайтесь, и без лишних церемоний. Меня о Вас уже проинформировали…
Он подошел к окну и одернул штору. В разрывах тумана смутно проглядывали соседние здания и их освещенные окна. С улицы веяло сыростью и гнилью.
- Этого следовало ожидать, - буркнул Бакли себе под нос и зашторил окно, - Вам не кажется странным, что туман стоит до сих пор, и, наверняка, продержится весь день?
Он повернулся и лукаво взглянул в глаза Адлера. Этот взгляд не понравился Францу Карловичу: что-то отталкивало в нем, не внушало доверия, только что именно он не мог понять. Он потупился и, между прочем, спросил:
- Что Вы имели в виду, когда говорили, что в Нью-Йорке существуют порядки?
- Систему управления в Нью-Йорке – союз политиков и полицейских. Нью-Йорк практически находится во власти двадцати тысяч «держателей должностей». Наши прокуроры и полицейские часто выдвигаются и назначаются теми же элементами, обезвреживать и наказывать которых им положено по долгу службы. Нередко полицейские и судьи неграмотны настолько, что порой не могут правильно написать несколько слов… Это никак не гарантирует безопасность…
- И, по-вашему, это порядок?
- Я имел в виду то, что Вы должны быть осторожным, когда идете по безлюдным улицам в наряде джентльмена с целым состоянием в карманах.
- Да, Вы правы…
Адлер достал портсигар и стал перебирать по нему пальцами.
- Что Вам известно о Троцком?
Спросил Бакли.
- В общих чертах…, и немного от Хербана.
- Послушайте, мистер Адлер, - Бакли прошел к креслу, - у меня нет оснований подозревать Троцкого в заговоре против Америки, но полностью исключить эту версию я не имею права… Мне нужны доказательства и вполне логично, что именно Вы займетесь Троцким. Только, прошу Вас без самодеятельности. Расследование возглавляю я, и именно мне следует докладывать все, что связанно с этим делом.
- Без сомнения...
Бакли  задумался, и, казалось, забыл про Адлера. В кабинет вошел Кейн. В руках он держал картонную коробку.
- Кажется, у нас зацепка, шеф! – выпалил он, подозрительно косясь на Адлера.
- Все в порядке, Кейн. Это мистер Адлер. Он поможет нам с одной версией… О неком Троцком…, черт бы его подрал! Язык поломаешь, пока выговоришь…
- Троцкий? Ну, шеф, я не представляю, откуда Вы узнали, но я хотел рассказать, что по делу Гарри Очарда проходил Кирилл Рахенбаум, один из боевиков троцкистов. Причастность его к убийству была призрачна, на процессе он выступал лишь как свидетель защиты. После допроса в суде Рахенбаум выехал в Мексику и до настоящего времени в поле зрения полиции не попадал…
- Ничего не понимаю!... А это что? – спросил Бакли, указывая на коробку.
- Посмотрите, Вам понравится…
Кейн поставил коробку на стол и, улыбаясь, сделал несколько шагов назад. Бакли осторожно открыл коробку и тут же отскочил в испуге.
- Какого дьявола оно шевелится?!
Из коробки высунулась рыжеватая головка щенка нескольких месяцев  от роду и, осмотревшись, исчезла обратно.
- С днем рождения, сэр!
- В моем возрасте каждый прожитый день - это грандиозный успех и день рождения в одном лице, - равнодушно заметил Бакли, - Но, это не повод приносить чудовище в мой кабинет. Что я должен, черт подери, с ним делать?
- Это Ротвейлер…
Бакли снова подошел к коробке и заглянул в нее. Осторожно, указательным пальцем он дотронулся до щенка и мгновенно убрал руку.
- Ротвейлер… зачем мне нужен Ротвейлер? И потом, чем его кормить?
- Но, это всего лишь щенок…
- Ну, хорошо, - смягчился Бакли, - Допустим. А виски оно пьет?
- Точно сказать не могу – Кейн подошел к коробке и вытащил щенка за шею, - Смотрите какая прелесть!
Щенок исподлобья рассматривал именинника. Тот заглянул ему в глаза и поморщился.
- Прелесть! Как же… Ты не исправим, Барри! Не получится из тебя сыщика. Вот Рейд – настоящий полицейский! В его голову подобная мысль прийти не могла …
- Боюсь, шеф, к нему никакие мысли не доходят, блуждают где-то между заведением «Тетушки Марты» и портовыми борделями…
- Поедешь с мистером Адлером, и допросите этого Троцкого… Надо прояснить ситуацию. Чувствую, что в этом деле не все так просто…

ГЛАВА  ДЕВЯТАЯ

1

Форд ехал уже около десяти минут, пробираясь медленно по грязной, неосвещенной улице. Кабина качалась, скрипела рессорами. Разговор между Адлером и Кейном не ладился. Кейн упорно молчал, не отвечая даже на самые настойчивые и безобидные вопросы Адлера. Молчание становилось тем более неизбежным, ибо колеса так стучали по мостовой, что приходилось кричать, чтобы быть услышанным. Наконец они выехали на укатанную асфальтом дорогу.
- И все же, мистер Кейн, как давно вы работаете с Бакли?
- Лет, эдак, двадцать… Не удивляйтесь, мистер Адлер. Он подобрал меня еще мальчишкой. Если бы не Большой Коб, скорее всего я угодил бы в тюрьму или на кладбище. Брукленкские банды... Мы промышляли мелкими грабежами, совершали налеты на магазины и частенько дрались за территории, - Кейн погладил шрам на правой щеке, привлекая, таким образом, внимание Адлера, - и еще два ножевых ранения на руке и на спине. Поначалу я выполнял мелкие поручения, следил за разными типами, разносил корреспонденцию, получая, при этом, приличные деньги… Для нас Большой Коб стал вместо отца.
Кейн улыбался, испытывая удовлетворение от того, что им заинтересовались и внимательно слушают. Он с довольным видом поглядывал то на дорогу, то на Адлера, который, по какой-то для него не ясной причине ему нравился все больше и больше. Возможно потому, что был джентльменом, а Кейн мало имел удовольствие общаться в Свете.
Он посмотрел на Адлера, а затем по боковым окнам, и, продолжая улыбаться, воскликнул.
- Ну, вот! Мы проехали почти пару кварталов. Это все из-за тумана, сэр, - оправдывался он, разворачиваясь на проезжей части.
С минуты две они ехали молча, пока не остановились возле  здания из  красного кирпича, над дверьми которого обречено свисал американский флаг.
Кейн заглушил двигатель и обратился к Адлеру.
- Раз мы оказались по случаю возле двадцать пятого участка, может быть, заглянем? Здесь прошли лучшие мои годы! Выпьем кофейку… А мне необходимо взять некоторую информацию…
Адлер не возражал, тем более, был риск не встретить Троцкого в столь ранее утро в редакции. К тому чашечка горячего кофе не помешает бодриться.
Двухэтажное здание полицейского участка представляло из себя унылое зрелище: обшарпанные стены, покосившиеся окна, скрипучие двери навевали мертвецкую тоску. О том, что это полицейский участок оповещала лишь деревянная табличка у входа.
В проходе, в канцелярии и в камерах постоянно слышался запах человеческой пошлости и произвола: потом, аммиаком и помоями. Помещение каждый день вымывали, но запах вытравить так и не удавалось. Он впитался в одежду задержанных, полицейских, в стены, в столы, в само это здание. Этот запах стал их частью, неотъемлемой частью всего ого, что называется жизнью. Разумеется не для таких людей, как Адлер!
Отнюдь. То, что он увидел, услышал и ощутил своим тонким обаянием, своей незаурядной натурой покоробило его, вызвало бурю негодования и протеста. Никогда в жизни ему не доводилось испытывать такое отвращение к человеческой деятельности; никогда в жизни, даже при самых смелых фантазиях он испытывал такого отвращения. Даже полковник Покручев перед всей этой мерзостью выглядел достаточно невинно и безобидно. Адлер удивленно смотрел на то, как на крохотном пространстве, свободном от громоздких сейфов, столов и шкафов толпится не поддающееся подсчету орава людей. 
Кто есть, кто разобраться было весьма не просто.
Кейн же напротив, ориентировался в этой гуще легко и чувствовал себя, как рыба в воде. Он быстро прошел к стойке дежурного, перебросился парой фраз с сержантом и через мгновение уже стоял перед Адлером
- Пойдемте, и не обращайте внимание на эту суете…
- Нет, мистер Кейн. Я, пожалуй, подожду Вас в автомобиле...
2
Кейн появился минут через двадцать со стеклянной чашкой в руке, из которой подымался парок с приятным запахом.
- Кофе! Ваш кофе…
- Спасибо, но я воздержусь…
Заметив обиду на улыбке Кейна, Адлер поспешил уладить неловкую ситуацию.
- Мне нельзя кофе… Мне будет плохо…
- А я подумал, что вы брезгуете…
Кейн поставил чашку на площадку у входа в участок и прошел к автомобилю.
И все-таки он обиделся. Он молчал, и когда они ехали и когда поднимались на пятый этаж Flatiron Building
В кабинете редактора русского социалистического журнала «Новый Мир» все стены были заставлены книгами, журналами и газетами, рабочий стол загроможден кипами исписанных листов бумаги. Перечитывая газеты, Троцкий отхлебывал чаю, недовольный последними событиями. Его голова то и дело нервно подергивалась, и пенсне постоянно слетало с носа.
Лев Давидович был сдержан в манерах, опрятно одет. С приятного, строгих черт лица, из-за пенсне устало смотрела пара темных коричневых глаз. Время от времени он почесывал усы и небольшую бородку, видимо рефлексивно, когда ему что-то не нравилось.
- Франц Карлович Адлер и мистер Малер.
- Пожалуйста, говорите по-русски или по-немецки. Я не владею английским языком.
- Мы будем говорить по-русски, Троцкий не знаком с английским языком.
Обратился Адлер к Кейну. В ответ тот понимающе кивнул головой.
- Да, да прошу Вас, присаживайтесь, - проговорил Троцкий без особого удовольствия, - Я, право, не знаю куда именно, но, думаю, что если убрать ворох газет с этого стула, то можно будет прилично пристроиться.
Адлер сгреб газеты со стула, служившего по совместительству вторым столом в этом небольшом кабинете, постоял некоторое время в нерешительности, пытаясь найти им подходящее место, но, так и не обнаружив его, положил газеты на стол Троцкого. Малер предпочитал стоять у входа.
- Я слушаю Вас, господин Адлер.
- Моя миссия в Нью-Йорке заключается в том, чтобы попытаться приблизить сроки вступления Америки в войну с Германией, это для России крайне необходимо, тем более, сейчас, когда назревают события, способные взволновать все российское общество…
- Франц Карлович, - перебил Троцкий, нервно поправляя пенсне, - Если Вы искали встречи со мною только для того, чтобы убедить меня в необходимости поменять взгляды, то Вы напрасно теряете время. Или, быть может, у Вас имеются полномочия арестовать меня и препроводить в Россию под конвоем, как злодея?
Голос его был сух, но без антипатии, скорее безразличный ко всем переживаниям. 
- Нет, Лев Давидович. Тем более, что Временное правительство объявила политическую амнистию. Поверьте, что угроза исходит не от России, а от влиятельных американцев, заинтересованных в войне. Я пришел по поводу взрывов в Нью-Джерси.
  - Вы что же действительно думаете, что взрывы организованы мною?
Рука Троцкого поползла к бородке.
- Но, ведь все так логично…
- Возможно…Но мое дело – политика…Я понимаю, Вам хотелось бы связать мою политическую деятельность и влияние на Уилсона с диверсиями в штатах. И, как вам кажется, это будет способствовать вступлению США в войну с Германией. Не так ли?
- Если в ближайшее время США не вступит в войну, Россия потерпит поражение…
- Что неминуемо приведет к большевистской революции…
- И такое развитие событий вполне вероятно.
- Поймите же, наконец, революция неизбежна…, -  Троцкий поправил пенсне и взглянул на Адлера, - Идеи социализма не чужды любому более или менее образованному  человеку. Главнейшим возбудителем предстоящей, а она неизбежна, драмы, революции народной, являются отнюдь не ленинцы, не немцы, не провокаторы и темные контрреволюционеры, а более злой, более сильный враг – тяжкая российская глупость. Левые все недоразумения, в конечном итоге, будут валить на старый режим, черносотенцы – на евреев, а народ, в большинстве своем, - на соседа, на старый режим и на еврея, в том числе. Но, знаете, что меня поражает более всего, это быстрая покорность судьбе и готовность склониться перед неудачей. Это в крови русского человека. И он не ждет, чтобы был произнесен приговор судьбы, для него достаточно его предвидеть, чтобы тот час повиноваться. А Вы говорите о войне. Война, с ее бесчеловечными обычаями, с чудовищной разрушительной силой, тем не менее, полезна: после нее не остается империй, мир осознает необходимость формирования другой идеологии, с иными гуманитарными ценностями, направленными на всеобщее благо. И чем скорее война закончится для России, тем лучше будет для нее, уверяю Вас.
- Поэтому ваша партия ищет пути для заключения мира. Разве это не предательство?
- Позвольте, Франц Карлович, возразить. И при Николае втором с самого начала войны были здравомыслящие люди, которые искали короткие пути к миру… Да, России суждено пережить и страдания и унижения и разрушения, но, поверьте мне, она выйдет из всего этого новой и по-новому Великой!
- И все же, Лев Давидович, мне грустно думать, что этот высокий патриотический пафос, эти гремящие, поющие дифирамбы блаженствующего в себе национального самосознания будут далеко не для всех русских людей доступны…
- Именно так. Большинство, как это не печально, и, следует отметить, не только в России, хотя в России в большей степени, существуют без цели, как существа неопределенные, непонятные здравому смыслу, самим себе. Подобные люди, при всех их несомненных достоинствах, нехороши тем, что они или перерождаются в совершенных филистеров , или делаются устарелыми мистиками и мечтателями, которые также неприятны, как и старые идеальные девы, и которые больше враги всякого прогресса, нежели люди просто, без претензий, пошлые. И, тем не менее, комитет, который занял в России место низложенного кабинета министров, не представляет интересы или цели революционеров; а значит, он просуществует недолго и уступит место людям, которые будут более уверенно проводить демократизацию России. Это будут меньшевики и большевики.
- Значит, будет много крови…
- Насколько кровавым будет этот процесс, во многом зависит от того, что г-н Рокфеллер прикажет сделать г-ну Хейгу…
- Я не понимаю, - возразил Адлер.
- Что же в этом непонятного, г-н Рокфеллер является символом американского правящего класса, а г-н Хейг, политик от штата Нью-Джерси, является символом его политических орудий.
- Следует ли понимать, что американский капитал частично финансирует русскую революцию, и что политические силы США заинтересованы в ее развитии?
Троцкий нервно поправил пенсне, почесал бородку. Он ничего не ответил, но было совершенно очевидно, что дело обстоит именно так, как предполагал Адлер и полковники Хербан и Орфилд. В подобном положении человек просто обязан отрицать свою причастность к такого рода делам.
- Как всегда, русские ищут в мечтах забвение действительности. Революция, Франц Карлович, неизбежна, как неизбежно, что разговор наш подходит к концу. Не смею Вас больше задерживать.
- Еще один вопрос, если позволите. Диверсия на станции Блэк Том? Каково Ваше мнение?
- Глупо подталкивать американское правительство к вступлению в войну. Это противоречит нашим целям… Хотя, сейчас она выгодна для всех… Но, в конечном счете, исход революции будет решаться не на фронтах…Прощайте.
Адлер встал со стула, поклонился и вместе с Кейном вышел.

3

- Мухин!
Крикнул Троцкий и пристукнул по столу крепко сжатым кулачком. В кабинет вошел молодой человек с записной книжкой в руках.
- Михаил Борисович, голубчик, Кто-нибудь пошел за этими господами?
- Да, Лев Давидович.
- Пожалуйста, пусть установят, кто они, на кого работают, с какой целью находится в Нью-Йорке.
- Их убрать?
- Ни в коем случае. Мы же не убийцы. Вряд ли они могут хоть как-нибудь серьезно навредить нам. Да, и еще, как на счет документов?
- Обещали через неделю. Боюсь, как бы нам не помешали бюрократы с Государственного департамента, озабоченные въездом революционеров в Россию.
- А этого стоит бояться?
- Они старательно пытаются в одностороннем порядке ужесточить процедуры выдачи паспортов. К тому же, паспортные бюро Англии и Франции выражают свое беспокойство, что транзитными визами не всегда пользуются «благонадежные» люди с американскими паспортами.
- Знаю, Знаю! Может быть, еще раз позвонить Уилсону?
- Да, Лев Давидович, это было бы не плохо и только ускорит дело.
- Надо возвращаться в Россию. События развиваются стремительно…Да, и судя по всему, мы все дела в этой стране сделали. Большего от нее ждать было бы нелепостью. Нам нужно готовиться…, серьезно готовиться…Мы еще покажем всему миру, что значит революция…
- Да, Лев Давидович, мы считаем, что Россия созрела…
- Меня, единственно, беспокоит чрезвычайно, диверсии. Наш стремительный отъезд может быть связан с ними напрямую. Это, непременно, отразится на политики штатов… Не хотелось бы терять здесь свои позиции… И все же, отъезд решительно необходим…
 
ГЛАВА  ДЕСЯТАЯ

1

Облава, проведенная после взрывов на Блэк Том, могла бы стать крупнейшей из всех, какие когда-либо видел Нью-Йорк. Полиция переворачивала вверх дном каждый склад, каждую фабрику, дома и даже больницы. Задержанию подвергались все, кто хоть как-нибудь относился к преступному миру.
В «Загородный Клуб» - тюрьму, названную так благодаря льготным условиям содержания  заключенных - был помещен руководитель преступной организации, глава семьи Лючано, Дон Лючано по прозвищу «Железный кулак». Ему  предъявили обвинение в организации убийства мистера Маколея, хотя достаточных для этого улик у полиции не было.
Сразу же после его задержания адвокат семьи Торезо появился в кабинете Бакли с коробкой дорогого Ирландского виски .
-Почтение самому талантливому сыщику Америки!
- Ты мне льстишь, Торезо… Наконец-то «Железный кулак» за железными дверями!
- Мистер Бакли, - заговорил адвокат, - произошла чудовищная ошибка. Разве возможно представить, что Лючано имеет отношение к этому ужасному преступлению? Более яркого патриота Америки, чем дон Лючано еще поискать надо!
- Почему бы тебе не обратиться с этим в полицию?
- Они здесь не причем. Им не по зубам такой человек. Его задержали по Вашему указанию… У нас есть свои люди в полиции…
Бакли улыбнулся.
- Я не буду играть в кошки-мышки, тем более, что ты пришел с ирландским виски… Я предлагаю сделку: ваши люди дают мне информацию по взрывам на Блэк Том, а я постараюсь, чтобы с Лючано сняли обвинения.
- Узнаю методы Большого Коба! Я так и предполагал…
Торезо поставил виски на стол Бакли и присел в кресло напротив.
- У Вас найдется пару бокалов?
- Разумеется…
Пригубив виски, адвокат раскурил сигару.
- Мы обсуждали и такой вариант развития событий. Это тот случай, когда наши интересы вновь совпадают. Мальчики уже пропускают всех через сито в доках и на железнодорожных станциях… Куда катится мир! Или мы стареем и начинаем забывать какие-то вещи...
- Да, старые и добрые времена… Братья «Дум-Дум» . Сейчас другое дело… Мне надо чем-то торговаться с капитаном Джефферсеном и прокуратурой. Все-таки косвенные улики указывают на Лючано, как на организатора убийства Маколея.
-  Это была честная драка из-за женщины. Семья здесь не при чем…
- И кто же этот «Дон Жуан»?
- Старый знакомый - хромой Чери.
- Он опять взялся за оружие? Насколько я знаю он плохой стрелок. Найдите кого-нибудь другого.
- Мистер Бакли, в квартире Чери Вы найдете пистолет, из которого застрелили Маколея, а в кармане жилетки его золотые часы…
- Предполагаю, что Чери мертв…
- Второй инфаркт еще никому не шел на пользу.
-  Ладно, Чери, так Чери… Как только я получу полезную информацию, Лючано может съезжать с «курорта».
Торезо разлил виски по бокалам.
- Все-таки приятно иметь дело с профессионалами!
- Опять льстишь… - Бакли выпил виски, - Интересно, почему ты, талантливый адвокат, работаешь на Лючано? Ума не приложу…
- А что лучше было бы как Степфел?
- Степфел  один из самых успешных адвокатов Нью-Йорка, один из самых состоятельных и влиятельных людей в обществе….
- Деньги не самое главное… Он сделал капитал на бракоразводных процессах и брачных контрактах...
- Ну, так и что здесь плохо?
- Мистер Бакли, я сицилиец, и этим все сказано… Я защищаю семью, а не разрушаю…
- Преступную семью, заметь!
- Это всего лишь бизнес… Поверьте, мы никому не мешаем, а в некоторых случаях помогаем властям…
- Договор, есть договор…  Я помню. Ирландцы не англичане и умеют держать слово!
- Как и сицилийцы, мистер Бакли…

2

Виллидж и окрестные районы вполне были пригодны для жизни. Все что нужно человеку в большом городе, располагалось на 14 стрит, между 2 авеню и Гринвич стрит. В доме 220 по Бликер-Стрит в центре Гринвич-Виллидж между Мандуган-стрит и 6 авеню на чердаке проживала Кейт Стрейз. Жилище было довольно комфортабельным, несмотря на  сквозняки, а на кухне можно было даже помыться. До этого она жила на чердаке на 14 стрит возле Юнион Сквер.
Джонни выяснил, что Кейт работала официанткой в баре на углу Мортон и Блекер Гринвилидж. Бар пользовался популярностью среди местных  радикалов, уголовников и всякой иной швали. Жители пригородов собирались здесь, чтобы увидеть представление Вирджинии – певички с дурной репутацией.
- Настоящее имя Кейт – Шарлотта Макхью, уроженка Лондондерри, -  бойко рапортовал Джонни, - Природа и родители одарили ее иссиня-черными волосами, молочно-белой кожей, полной грудью и ярко-зелеными глазами. Она возбуждает в своих многочисленных поклонниках откровенную похоть. Кейт любит заниматься сексом не меньше, чем те мужчины, которые к ней наведываются. Соседи болтают о ней разное, но она не обращает внимания на злые языки. В настоящий момент, она лежит вся скрючившись. Ее тело сводят мучительные судороги…
- Тебе не показалось странным, мой мальчик, что английская шлюха живет в недоступной для нее квартире?
- Показалось, сэр. И я выяснил, что плату за помещение  вносит ее знакомая Кристина Гульв, которая иногда появляется в квартире.
- Кто она?
- Здесь некоторые проблемы. Кроме имени никаких точных данных…Кристина говорила, что она землячка Кейт, но Кейт отрицает это. Ее выдает речь. И одежда, сэр. Женщины всегда оценивают друг друга по одежке. Так вот, Кейт уверена Кристина не англичанка. Ее жесты, изысканные платья, перчатки, сэр, все это говорит о манерах.
- Стало быть, это дама…
-  Вот именно! Хозяйка квартиры убеждена в том, что она не так давно в Нью-Йорке и по ее умению держать себя – не простая девица. Она не часто бывает в квартире, иногда заходит, привозит и забирает что-то…
Фоули замялся, выбирая удачный момент для сюрприза.
- Дальше, черт бы тебя подрал!
- Хозяйка передала мне письмо, адресованное Гульв. Вот оно…
Бакли взял конверт, осторожно вскрыл его и извлек лист плотной бумаги с текстом, набранным писчей машинкой.
«понадобятся святые. Встретимся в церкви»
- Какие святые?
- Может быть, эти…, - Джонни вынул из карманов плаща гипсовые статуэтки, - прихватил с собою несколько: святых Павла и Николая.
Бакли взял в руки статуэтку святого Николая и примерил на вес. Затем заглянул в нишу.
- Ничего не понимаю… А что с письмом…
- Химическая экспертиза показала, что на обратной стороне письма написан еще один текст невидимыми чернилами,- продолжал Джонни, - Это своего рода отчет о проделанной работе. В нем говориться о взрывах на заводах, производящих боеприпасы, на шахтах и грузовых станциях…
- Очень интересно… Здесь обратный адрес, проверили?
- Нам удалось выследить курьера, пославшего письмо. Его нашли в гостинице для моряков. Курьером оказался обыкновенный посредник, не располагающий никакой информацией. Он просто согласился отослать два письма по прибытию в Нью-Йорк. Он смог припомнить адрес на одном из конвертов. По этому адресу проживает старушка. Она сказала, что иногда получает почту для какого-то ей неизвестного корреспондента. Как - то раз она увидела на одном из конвертов имя «Мария».
- И все?
- Все...
- Отвези на всякий случай и эти статуэтки экспертам. Пусть пощупают. Не думаю, что из этого что-то выйдет, и все же. Что-то здесь не то…
- Уже отвезли…
- Джонни я прощаю тебе все твои похождения, хотя и не одобряю их! Результат?
- Самый приблизительный. Экспертиза будет готова позже…
- Да не тяни  же, черт подери!
- В статуэтках содержится взрывчатое вещество, которое получается из их плавления в кипяченой воде…
- Это прекрасно, Джонни! Ай, да Святые!...
Большой Коб расцвел от удовольствия. В кромешной тьме сверкнул лучик света. В паутину угодила большая удача.
- Оставили засаду?
- Разумеется…
- Это все?…
- Все…
Бакли задумался.
- Скрюченная, говоришь?...
- Вы о чем?
- О Стрейз, которая Шарлота Макхью…
- Да, совершенно разбитая.
- Это хорошо.
- Не понимаю...
- Я говорю, хорошо, что скрюченная…
Бакли посмотрел исподлобья.
- Вы в этом смысле…Я себе на работе не позволяю…
 
3

В кабинет вошел Моран, который вел «клиента», как муравей слона. Несоразмерность в росте усугублялась и  разницей в стоимости одежды, причем также не в его пользу.
Субъект, которого привел Моран, принадлежал не к тому типу людей, что обычно бывают в подобных учреждениях. Это был высокого роста мужчина, довольно красивый и экспансивный; речь его отличалась изысканностью, одежда - элегантностью. Он заявил, что его зовут Крил, ему тридцать пять лет и работает он клерком в Чейз-банке. Он заявил, что в среду второго марта в шесть вечера находился в баре на углу Седьмой стрит, где встречался с некоем Штомбергом по просьбе управляющего банком. Он передал Штомбергу какие-то документы и тот ушел. Хотя ушел не один. Его поджидала дама в черном костюме с сумочкой из кожи, отделанной бисером. Женщина восхитительная, элегантная – высокая блондинка с точенной фигурой.
- Вы утверждаете, что это была блондинка? – спросил Бакли с явным недоверием, - Как же Вам удалось разглядеть ее в полу мрачном помещении на расстоянии шести ярдов?
- Я точно видел, можете мне верить на слово - это была блондинка. Я еще подумал: «Вот же повезло этому джентльмену…»
- Штомберг говорил по-английски?
- Да, но с ужасным акцентом.
- Как он выглядел? Опишите его…
- Около сорока лет, среднего роста, плотный,  я бы сказал упитанный, волосы светлые, глаза большие впалые, нос небольшой прямой, губы тонкие, сжатые…
- Может быть, что-то бросилось в глаза, какая-нибудь особая примета?
- Мне показалось, что на шее слева у него шрам…Он постоянно поправлял кашне, чтобы скрыть его. Но достоверно утверждать не берусь.
- Ранее его не встречали?
- Нет, - ответил клерк, и, предвосхищая вопрос, добавил, - И его спутницу тоже не встречал.
- А какие документы вы передали ему?
На лице клерка выступило недоумение. Странно спрашивать у банковского служащего о коммерческой тайне.
- Документы я передал по поручению управляющего банка и, надеюсь, Вы понимаете, что без его разрешения я не могу Вам сказать. Уверен, что и управляющий, вряд ли будет рисковать репутацией банка.
- Мистер Крил, Вы, наверное, не до конца понимаете, где Вы находитесь, черт возьми.
Повышенные нотки в голосе Бакли нисколько не смутили клерка, напротив – укрепили в нем уверенность в собственной правоте.
- Сожалею, сэр, я не смогу помочь Вам в этом вопросе…
- В таком случае, и я сожалею, так как вынужден заявить Вам, что Вы задержаны за соучастие в подготовке и осуществлении диверсий, в частности на Блэк Том.
Бакли дал распоряжение Данну надеть наручники на мистера Крила и сопроводить его в полицейский участок. Крил попытался было увернуться, но это было неразумно с его стороны. Через мгновение он лежал на полу со стонами и проклятиями.
- Вот еще одно доказательство его причастности к взрывам…
Заключил Бакли и жестом попросил вывести Крила из кабинета.
- Послушайте! Позвольте мне объяснить…
Крил всячески пытался заострить на себе внимание и упирался ногами о пол, мешая Данну выполнять свою работу.
Бакли попросил вернуть «задержанного» на прежнее место.
- Повторяю, мне нужно знать какие документы Вы по поручению своего босса передали Штомбергу.
- Пообещайте, что об этом не станет известно широкому кругу лиц. Пожалуйста, сэр…
В голосе прозвучала мольба. Бакли покачал головой, давая понять, что здесь не частная лавочка, где торгуют секретами, а учреждение, которое обеспечивает государственную безопасность.
- Это были счета европейских банков…, в том числе Германии, платежные поручения на оплату, векселя и закладные.
- На какую сумму?
- Около пяти тысяч долларов, несколько тысяч марок и небольшая сумма во франках и фунтах.
Моран непроизвольно присвистнул. Такие деньги он никогда не держал в руках. Бакли, напротив, сохранял спокойствие и деловито продолжал допрос.
- Можно сказать, что это расчеты Штомберга с банками за поставку из Европы в США какого-нибудь груза, скажем взрывчатых веществ?
  - Я, правда, не знаю, сэр. То, что это расчеты, в этом нет сомнений …
- Хорошо. Надеюсь, Вам не надо напоминать о том, что не следует распространяться относительно нашей встречи?
Крил кивнул в ответ, но этого оказалось не достаточно.
- Я не услышал…
- Да, разумеется, я буду молчать…как же иначе…
- Полагаю, что в дальнейшем на Вас также можно положиться?
- Да…
Произнес Крил, обреченно склонив голову, пряча покрасневшее лицо.
- Оказывается, Вы не законченный негодяй? У Вас еще остались некоторые понятия чести.
Бакли решил привести допрашиваемого в совершенное смятение, хотя повода и надобности в этом уже не было. У него возникло неукротимое желание совершить линчевание. Не нравился ему этот человек. Уж, все у него было хорошо: молодость, красота, богатство. Но от экзекуции Бакли отвлек настойчивый телефонный звонок. Он поднял трубку и через мгновение его лицо покрыли бурые пятна.

ГЛАВА   ОДИНАДЦАТАЯ

1

События развивались стремительно, и спутали все карты в разложенном Бакли пасьянсе. По  приезду Смита в полицейский участок охранника станции Блэк Том Керсдейла выносили на носилках санитары. Он умер десятью минутами ранее. Дежурный сержант доложил, что накануне Керсдейл съел два сэндвича, которые принес рассыльный из кафе напротив. Вскрытие показало, что Керсдейл умер от отравления мышьяком. Рассыльного установить и задержать не удалось в виду того, что никто из рассыльных кафе по приметам с разыскиваемым не совпал. Кому и зачем понадобилось устранять охранника, да еще и таким изощренным способом было совершенно не ясным. Его смерть не укладывалась в схему: Вицке – Янке, Троцкий – Рахенбаум, Очард, Стрейз - Гульф…
Здесь явно было что-то другое. Так оперативно и чисто могли работать только спецслужбы. Но кому понадобилось устранять свидетелей и почему? Единственное что приходило в голову, это дело рук Хербана. Но тогда следует предполагать, что Хербан использовал Янке, Вицке и их организацию для подготовки и осуществления диверсии на Блэк Том. Подобная версия была невероятной, к тому же такие сложные схемы не были свойственны для скудного ума полковника…
Были, однако, и хорошие новости. В одном из водоемов Централ Парка полиция обнаружила корпус пишущей машинки, шрифт которой совпадал со шрифтом текста записки, изъятого на Бликер-стрит. Кроме того, около пишущей машинки в грязи и в иле были найдены очки с именным оттиском. Таких очков Манхэттенский оптик Леопольд Штыц продал  три пары. Одну пару купила женщина, которая была в этих самых  очках в тот момент, когда к ней в дверь постучалась полиция; другую приобрел адвокат Дортон, находившийся в данный момент в Англии. Осталась последняя пара, которая судя по записи в журнале оптика, принадлежала Штомбергу. Был указан и адрес.
Штомберг встретил полицию с видом оскорбленной невинности. По его словам, несколько дней назад он был на прогулке и развлекался с утками. Да, возможно, он потерял очки. Но, что это доказывает? Разве где-то сказано, что терять очки противозаконно? Никаких улик он не уничтожал, что за глупые фантазии?  Контрдоводов у полиции пока не было: в последние дни шел сильный дождь, к тому же, писчая машинка побывала в воде, и на ней не осталось никаких отпечатков.
Но встретившись взглядом с Бакли, Штомберг вдруг занервничал, и Большой Коб воспользовался этим.
- Вам фамилия Керсдейл говорит о чем-то? – спросил он.
- Не понимаю, о ком идет речь… 
- Об охраннике на грузовой станции Блэк Том.
- Не понимаю… - промямлил Штомберг, смахивая со лба крупные капли пота.
- Хорошо, - сквозь зубы произнес Бакли, - Его вы не знаете. Но, может, Вы знаете что-нибудь о неком Криле клерке одного солидного банка? Или о Гульф, подружке Кейт, она же Шарлота Макхью из Бликер-стрит?
И тут Штомбергу сделалось дурно.
- Меня в чем-то подозревают?
- А Вы о чем подумали? Мне больше делать нечего, как мило беседовать со всеми ганцами…
Было понятно, что Штомберг был одним из заговорщиков, но Бакли решил не давить на него. Это маленькая добыча, на которую можно подцепить более крупную. Он успокоил Штомберга, сообщил, что реальных улик против того пока нет, и отпустил его.
Следом за Штомбергом Бакли отправил Данна, большого специалиста по части наружного наблюдения.

2

В процессе допроса Бакли не заметил, как в кабинете оказались Кейн и Адлер. Кейн сообщил, что Троцкий не знает английского языка и Адлер общался с ним на русском. Он так и не понял, о чем шла речь. Бакли приказал Кейну догнать Данна, а когда тот ушел, обратился к Адлеру, стоящему у напольных часов.
- Итак, что Вы скажите о Троцком? Каково ваше впечатление от встречи с ним?
  - Мне трудно говорить в категорической форме. Но одно мне понятно: такой человек способен принести в жертву десятки, сотни жизней для достижения своих целей. Он против вступления США в войну и ведет активную пропаганду в этом направлении…
- Возможно, Вы правы. Пока рано делать выводы, однако нам известно что: во-первых, взрывчатка на Блэк Том была приведена в действие механизмом аналогичным тому, который использовал Очард при убийстве Штейненбурга. По этому делу проходил один из единомышленников Троцкого некий Кирилл Рахенбаум, впоследствии скрывшийся в Мексике. Во-вторых, химический состав взрывчатых веществ по терактам на Блэк Том и  острове Маэр совпадает. Исполнители  диверсии на острове Маэр Янке и Вицке - немецкие агенты также скрывались в Мексике. В-третьих, Троцкий тесно связан с немецкой разведкой и состоит в  немецкой организации «Блэк бонд». В-четвертых, после поимки Виске, Янке и других заговорщиков прогремели взрывы на Блэк Том. Это доказательство того, что в Нью-Йорке продолжает действовать хорошо организованная диверсионная группа. И следует сказать, что Троцкий вполне может быть лидером такой группы.
- Все это логично… И, если учесть, что он желает поражение России, взрывы на Блэк Том военных грузов, подготовленных к отправке в Россию, могут свидетельствовать…
- Но с другой стороны, - перебил Бакли, - зачем Троцкому испытывать терпение правительства США? Все, чего он добивается, прямо противоположно тому, к чему могут привести диверсии. Допустим, Троцкий связан с германской разведкой. И в Нью-Йорке он с целью помешать принять решение о вступлении США в войну. Но наивно думать, что взрывы на станциях и складах способны сорвать военные планы  правительства. Напротив, таким образом, политики формируют мнение у большинства населения, что вступление в войну просто необходимо и жизненно оправдано. Ведь, надо согласиться с тем, что  пропорционально диверсиям растет и недовольство…
Адлер извлек из портсигара папиросу и закурил. Он пытался понять, куда клонит Бакли. А тот неожиданно спросил:
- И что же Вы скажите Хербану?
- То, что он желает услышать. Но, ведь от меня мало что зависит.
- Война неизбежна, и меня коробят все эти политики и их закулисные игры. Меня интересует истина, а Хербан будет мне мешать докопаться до нее… Я помогу Вам и составлю необходимый отчет и подыграю Вам…, но…
- Что Вы хотели бы взамен?
- Небольшую услугу. Я хочу, чтобы Вы убедили Троцкого выехать из США.
- Кажется, я начинаю понимать Вас, мистер Бакли. Если Троцкий со своей группой покинут Америку сразу, после возникших подозрений, у Хербана будет возможность безапелляционного утверждения о том, что он организатор взрывов.
- У Хербана, будет достаточно данных, при помощи которых ему удастся дискредитировать Троцкого в глазах влиятельных политиков во главе с Уилсоном. А Уилсона в глазах крупных финансовых магнатов, тех в свою очередь – в глазах местных органов власти, а их в глазах общественности. В конечном счете, он получит то, что хотел… Я прав, мистер Адлер?
- Не скрою, именно этого он добивается. Но, а если Троцкий и в самом деле заговорщик?
- Тогда его перехватят коллеги в Англии или во Франции. Пусть едет…

3

За дверью послышалась какая-то возня.
- Что там, черт подери! – крикнул Бакли, - Что происходит?
В кабинет ввалился Смит с несколькими мужчинами. Поднявшись на ноги все стали отряхиваться.
- Это люди Лючано. Я сказал, чтобы подождали, но они меня не послушали…
Оправдывался Смит. Бакли махнул рукой, давая понять, что все в порядке.
- Что у вас? – обратился он к людям Лючано.
- Сэр, одна домохозяйка сообщила, что ее жилец, венгр по имени Майкл Кристофф всю ночь мерил шагами комнату и стонал: «Что я наделал! Что я натворил!». Потом он рассказал ей, что имеет самое прямое отношение к взрывам на Блэк Том.
- Кто бы мог подумать… Где он?
-  Винченсо, заводи!
  В кабинет завели мужчину средних лет с бледным, изнеможенным лицом.
- И еще, сэр. Нам пришлось пострелять немного. Его хотели отбить…
- Кто?
- Скорее всего, профессионалы. Тяжело раненого они взяли с собой.
- Спасибо, парни! Можете встречать своего босса…
Когда люди Лючано ушли, Смит посадил Кристоффа на стул посредине кабинета.
- Кто заметает следы, черт подери! И кому ты понадобился?
Кристофф пожал плечами.
- Ты работаешь на грузовой станции Блэк Том?
- Понимаете, я не знал…, не думал, что все выйдет именно так, - затараторил венгр, всхлипывая, - мне сказали, что никто не пострадает, что это остановит кровопролитие в Европе. Я поверил им, и совесть моя была чиста… Кто бы мог подумать…
- Понятно, - перебил Бакли, - меня интересует, делал ли ты это еще когда-нибудь?
- Это впервые… Мне сказали, что никто не пострадает, что будут уничтожены только военные грузы, отправляемые в Англию и Россию…Боже мой, если бы я только знал!
- Я верю тебе, мистер Кристофф. Но кто тебя надоумил сделать это? Кто дал тебе взрывное устройство? Или, быть может, ты сам изготовил его?
- О, нет! Мне объяснили только, как его установить. Ведь я далек от военного дела. Это все Штомберг…
Кристофф схватился за голову.
- Поподробнее, - настаивал Бакли.
- Его зовут Вельгельм Штомберг, это мой приятель…, точнее был моим приятелем. Я познакомился с ним с полгода назад. Он и подыскал мне работу на мысе Нью-Джерси. Он был против войны и убеждал меня в том, что необходимо помешать отправке военных грузов в Европу, так как любая помощь воюющим сторонам, это сотни и тысячи жертв. Но меня не нужно было уговаривать, ведь я эмигрировал из Венгрии, из-за того, что не желал участвовать в кровопролитии… Неделю назад Штомберг предложил мне подложить под вагоны с военной амуницией две коробки. Уверяю Вас, я думал, что будет только пожар, что никто не пострадает, ведь все должно было произойти поздно вечером, когда на станции никого не будет…
- Я верю тебе. Что еще ты можешь рассказать о Штомберге и его знакомых?
- Штомберг снимает квартиру где-то на 34 Восточной, а вот с кем он общается, я не знаю. Мы встречались с ним в церкви св. Павла на Пятой Авеню, в баре у «Флор»…
- Может быть, он о ком-то упоминал?
- Нет, сэр… Хотя вспомнил, однажды он упомянул имя какой-то женщины. Но какое...
- Мария?
- Не помню…
- Может быть, Кейт, Шарлотта Макхью, Кристина Гульв?
- Не помню…
- Опознать Штомберга ты бы смог?
- Конечно да! Около сорока лет, среднего роста, плотный, волосы светлые, глаза большие впалые, нос небольшой, на шее небольшой шрам…
- Смит, тебе придется присмотреть за Кристоффом. Полицейские участки стали небезопасны..........


Рецензии
Хорошее, качественное произведение детективного жанра. Читайте и получайте удовольствие.

Сергей Анатольевич Литвинов   19.10.2011 09:51     Заявить о нарушении