Мистека!

Около берега, зацепившись за старую дырявую  лодку, половина которой была в воде, а вторая вросла в неряшливо грязный от проливных дождей песок, покачивался труп «…неизвестной гражданской наружности». Мишок не мог оторвать  от него  взгляд, потому что  с детства панически боялся любых мертвецов.
Давным-давно, когда он, ещё ребёнком,  жил с родителями  далеко от этих мест, его до смерти, ну просто до икоты, напугало одно обстоятельство.
Как-то раз по весне, в их маленькой, загаженной и от того невыносимо вонючей (особенно летом), речушке, название которой никто не помнил, всплыл труп неизвестного (или неизвестной,  настолько сильно его изъела голодная речная тварь). Потом уже, в морге сельской больнички,    хирург и он же, по совместительству, патологоанатом – человек по сути своей профессии не просыхающий никогда, обнаружив «...половую принадлежность трупа» заодно выдал и причину столь ранней, как оказалось, смерти. В основании черепа он обнаружил небольшое, или скажем так, не очень большое отверстие искусственного происхождения. Несведущий в анатомии мог вполне принять его за нормальное физиологическое отверстие, каких у любого человека предостаточно. Именно оно и стало  причиной смерти этого, по сути ещё, юноши. Определить, чем конкретно его сделали не представлялось возможным и потому не совсем трезвый «аналогопотом», как он сам себя называл, в заключении написал почти  философское – «…канал от предмета неизвестного происхождения, необычайно острого, тонкого и длинного, похожего на средневековый рыцарский стилет».
Потом труп отвезли, как тогда говорили, в район. Там, кому полагалось, составили протокол «в нижеследующем…» и терпеливо выждав  полмесяца, предали земле, как безродного, благополучно забыв о нём, как будто человека и не существовало вовсе. А вот «Мишок – заворот кишок»  (как его дразнили в деревне) не забы-ы-ы-ы-л!!!
Всё бы ничего, но он в это туманное утро на реке был один-одинёшенек и вся жуть былых воспоминаний и страхов из самых глухих,  и  мутных колодцев подсознания, которые не дано контролировать никому, начала потихоньку всплывать и деформировать его, и без того не совсем стройные после недельной пьянки,  мысли. Вслед за этим нахлынула тошнота, как тогда в пятьдесят втором, когда он, ещё мальчонка, восьми с половиной лет от роду, точно так же как сейчас увидел в воде что-то невообразимо страшное, что навсегда раздавило его как личность.
Его ноги вдруг стали,… не ватными нет, их просто не стало вообще и состояние, в которое он буквально рухнул, иначе как предкоматозным назвать было нельзя. На Мишкову большую беду, труп лежал лицом вверх, хотя назвать это месиво лицом не поворачивался язык. И как раз язык-то и бросался в глаза  в первую очередь, потому что единственный был целым и невредимым и, вывалившись изо рта или точнее из того, что от него осталось, лез в глаза как луковый аромат и почти точно так же их разъедал.
На этот раз труп был женским и Мишок не понимал, да что там не понимал, он попросту был в ужасе – кому, а главное за что  надо было так изуродовать лицо и тело этой  молодой женщины? Что ж такого она должна была совершить, что бы заслужить столь жуткий конец? Сверху на трупе не было почти ничего, если не считать, чудом сохранившегося на шее, то ли  платка, то ли  тряпки салатового цвета. Торс был абсолютно голым, правая грудь была вырвана  «с мясом», а вот левая, напротив, игриво топорщилась, как у козы и коричневый сосок не к месту будоражил Мишково мужское воображение. Кожаная юбка чёрного цвета, больше похожая на дамский пояс (куда уж короче), не прикрывала  ничего из того, что необходимо прикрывать у любой нормальной женщины. Трусов на трупе не было и все «прелести», как ряды банок с  килькой на полупустом прилавке их сельмага, назойливо цеплялись за   Мишков   глаз.
Постепенно Мишок стал как-то успокаиваться. Да-да, именно успокаиваться, а не тупеть и затем тихо и незаметно отключаться, как это бывало с ним раньше при виде покойников. И вот это-то обстоятельство его  пугало больше всего. Ну, упал бы, ну отключился, потом пришёл бы в себя и тихо поплёлся домой, а тут что-то  «щёлкнуло» у него в правом  виске и он, как заворожённый стал  пялиться на труп.
А труп… вдруг пошевелился. Затем как-то не очень ловко повернулся на левый бок. «Поглядел» на реку, хотя смотреть-то как раз было и нечем, но он именно смотрел, ибо по-другому эту позу и движение истолковать было невозможно. Потом поправил отсутствующую бретельку, Мишок почувствовал это тем местом, где у него, если верить учебнику  физиологии, был спинной мозг, и где тотчас поползли мурашки величиной с хороший ананас, увиденный им как-то в городе. Далее, в точном соответствии с драматургией происходящего, вся какая была Мишкова воля вдруг расплавилась и тонкой струйкой тихо стекла в штаны. Мишок заныл, заныл тонко и противно, как в детстве, при виде разъярённого отца, который привычным и красивым кавалерийским движением вырывал из штанов широкий офицерский ремень, и  весь сжался, пытаясь превратиться в микроб. Совсем и окончательно вывалившись из времени и пространства, он увидел, как труп одёрнул юбку,  «посмотрел на него» и явно кокетничая, стал приближаться, прихрамывая на левую ногу, которая была короче ровно на, небрежно оторванную, ступню...
Мишок в гордом одиночестве сидел на песке около лодки. Рядом лежали, так и не размотанные удочки, стояла банка с полузасохшими червями и старая эмалированная кастрюлька с заклёкшей перловкой. Около него, отрабатывая привычный и от того несколько жутковатый профессиональный ритуал, копошились санитары с труповозки, следователь, да ещё в отдалении стояли  несколько деревенских из тех, для кого «работа  не волк…».
У Мишка, а точнее у Михаила Ивановича Скоробогатова (как запишут в протоколе) «...жителя села Нижние Левые Ламки, тысяча девятьсот сорок третьего года рождения...» и т.д..., среди прочего было обнаружено следующее... Ширинка была аккуратно расстёгнута и все штаны около неё были, ну просто залиты (молодой следователь, жутко стесняясь медсестры, пыхтя как беременный бегемот и от этого всего   нещадно  потея,  очень долго подбирал слова) «…продуктами естественно-биологического происхождения». Количество этих самых продуктов было таким, что даже при самой буйной фантазии  никак нельзя было представить себе, что всё это!!!...  могло находиться в организме отдельно взятого человека.  Детородные органы пострадавшего мирно лежали неподалёку и… никаких тебе следов борьбы или крови  не было на погляденье. Но не это было главным!  Главным было то, что у трупа на лице было выражение такого беспредельного счастья, такого блаженного удовольствия, что бедный опер, вчерашний выпускник школы милиции, ещё очень долго ломал голову над тем,  что же такого увидел или почувствовал Мишок в свой предсмертный час?...
 
                20.06.08 г.