Дом на крыше

Каждую день  он выходил на балкон и подкармливал воробьев, что жили у него под карнизом. Когда то давно, они свили там гнездо и вылуплялись, росли, учились летать, и улетали. Но все это время они чирикали. Не каждому бы понравилось, если бы ему на ухо чирикали целый день. А у человека, живущего в доме на крыша работа такая. Знаете, кормить воробьев, да слушать как они чирикают потом.
Человек этот никогда не выходил на улицу. Вот когда его из мамы принесли, он и стал там жить.
Его жизнь кипела в работе, как соус на сковороде.  Воробьи менялись, менялись их нравы и манера чирикать. А он все это фиксировал.
По средам ему приходила почта. В ней были продукты и письма. Кто-то справлялся о здоровье птенцов, кто-то об их воспитании.
В углу гостиной стоял граммофон. Каждый четверг в 16.30 он запускал несменную пластинку и самозабвенно танцевал. Соседям снизу это не нравилось. По началу они звонили ему в дверь, стучали швабрами в потолок и ложками по батареям. Потом включали громкость телевизора на полную мощность. А со временем стали просто уходить из дому на время танцев.
В пятницу он чистил балкон от дождевой воды, или снега, и вытирал пыль с полок, граммофона, и фарфоровых  кукол.
Человек писал стихи. На это, он отвел каждую субботу жизни.
На крыше стоял красный флюгер. Он медленно вертелся на ветру, а иногда быстро. Воскресенье – день чистки флюгера и печеных на крыше вафель. Такие вкусные вафли не пекли ни на одной крыше города, а город был довольно велик, чтобы нашелся соперник.
Понедельник значился в его календаре как день печатного слова, поэтому он открывал любую книгу, стоявшую на полке и читал ее с первой странички до 24.00.
А вторника не было. Вторник, зарисованный красным маркером был смело вычеркнут из его жизни, как ненужное слово в предложении о жизни: «Занудой -не- будь таким никогда как он!»