Сцена 3. Мост в никуда

Соул... Сегодня я бреду домой этой дорогой. Я мог выбрать и другую. У меня есть варианты. 
Дело в том, Соул, что  несколько улиц могут привести меня из кинотеатра в мою преисподнюю.
Все они, узкие и извилистые, тянутся к реке, как тянутся к рекам ручейки и сплетаются между собой возле моста.
Какой дождь, Соул... Улица превратилась в ручей. Он несет в своем потоке окурки и фантики от сладких и липких леденцов. Какой дождь... 
Вот я почти и пришел. Дом, в котором я живу, ровесник прошлого века, раскинул у моста свое желтое горбатое туловище,
уложив по-собачьи-мило на вытянутые лапы лестницы грустную голову парадного подъезда.

Он, конечно, стар и запущен, но в нем есть какое-то благородство. Большие темные камни  фундамента и желтые кирпичные стены разъедаются лишаем.
Ветхость дома волнительна... Но красная черепичная крыша предает невозмутимость и спесь, как  фетровая стильная шляпа – старику, если даже костюм изрядно потрепан. Пьяные мутные глаза двух фонарей отражаются в реке. Река тщетно пытается приковать этот взгляд, сдвинуть с места, увлечь за собой...
Но зрачки фонарей неподвижны, будто принадлежат всматривающемуся вдаль человеку или окоченевшему покойнику...

Я обхожу дом со стороны морды парадного подъезда и попадаю в маленький дворик.
На куче мусора разрослась бузина, а у самой двери черного хода раскинулся орешник.

А теперь быстрей по винтовой лестнице в преисподнюю!
Я хочу не расплескать твой образ, хочу донести его в себе до окна комнаты и своими глазами показать тебе вид на реку и мост.

Соул, я знаю все наперед... На лестничной клетке последнего этажа с ведром мусора меня встретит Мэри.
Вот уже второй месяц она делает это, словно случайно. Обычно я беру ведро, выношу его во двор и поднимаюсь сызнова.
Она зазывает меня на ужин. Случается, мы ужинаем вместе... Я ей рассказываю про кино, а она мне – про письма мужа.
Ее муж вот уже полгода как завербовался на британское судно матросом и ушел в свое первое плавание.
Потом я ухожу домой, и Мэри провожает меня недоумевающим взглядом.   
Сегодня она, наверное, скажет: "Джек, ты так промок, давай я угощу тебя горячим грогом". Но я лишь поздороваюсь и даже не вынесу ведро.

Вот, Соул, все именно так, как я и предполагал. Видишь, я не практичен, но ужасно проницателен.
"Привет, Мэри.... Отлично выглядишь... Да нет, спасибо, я  в порядке"...
Нынче я  неучтив: обидел фрак, разочаровал Мэри...

Соул, ты ведь тоже проницательная и все поняла. У нас с ней были не только романтические ужины... Но было это до того, как она вышла замуж.
Глупая Мэри, она не хочет понять, что я не смогу пить ром  с ее мужем, когда тот приедет на пароходе из Мексики...
Соул, ты ведь не ревнуешь меня к прошлому?..

И вот я в своей мансарде. Чертов создатель Эйфелевой башни Мансар, кажется, его звали Франсуа, наверное, и не подозревал, что с его именем будет связано столько вольного и невольного одиночества, тупой боли и молчаливого отчаянья...
Соул, ты слышишь? Это воркуют голуби... Они поселились в нише под моим окном, и им даже ночью неведома тоска.

Через окно видны мост и река. А когда утром над рекой встает туман, то кажется, что мост уходит в никуда...
В никуда... Как сегодня ушла ты, Соул...

Я не стану зажигать свет, чтобы не спугнуть твой образ... Я хочу, чтобы он остался во мне.
Я думаю о тебе, закрываю глаза и начинаю дремать... Ты рядом... на плече.
Я слышу, как ты дышишь, ощущаю холодок кончика твоего носа на своей щеке...
Ты такая беззащитная и родная... Мне хочется обнять тебя сильно-сильно, но я боюсь тебя разбудить...
Ты улыбаешься... В моем сне ты – видящая свой счастливый сон... А что снится тебе, я не знаю…