Учительница

Мы жили в одном подъезде. Она на пятом этаже, я на третьем и особенность была в том, что она работала учительницей и кормила кошек. Нет, не просто так кормила, а необыкновенно. Часов в восемь вечера, когда она делала это, собирались все кошки окрестных домов, и, когда она шла, за ней шествовало не менее десятка кошек. Может быть, штук пятнадцать.
И каждую она знала по имени, кто от кого родился, у кого какой характер. Когда она появлялась и звала их своим знаменитым: «Кис-кис-кис», то они откуда-то появлялись и шли за ней, а одна, Белка, впереди как предводитель.
И еще она была учительницей. Учительницы в моей душе – особая каста, которая во мне вызывает щемящее чувство, как крик журавлей под осень, когда у бабушки в последний день перед отъездом, слыша их, не мог вынести, что унесется, улетит, ничего не останется, а хочется, чтоб осталось на всю жизнь как чувство Родины. И я не мог его вынести, а хотелось еще и еще.
А учительницы. Сколько их прошло перед глазами, и все особенные, великие, а не безликие, потому что безликих не помнил, а только великих как культ личности при Сталине, потому что мое детство проходило при Сталине, и в душе оставалось только великое.
Почему-то образ учительницы я вынес из фильма «Белые одежды», когда учительницу в селе с кошкой селяне с криком «Ведьма!» сожгли в ее избе, потому что в ней была душа, эстетика в отношениях, чувство человека, а это было страшно, где люди топтали друг друга, где бы ты мог обнаружить их в укор окружающим в селе изб, крытых соломой, в которой муж пил и бил жену и детей. И дом до сих пор в глазах, она такая наивная в доброте с кошкой, и толпа, бегущая сжечь ее.
Другая учительница Марья Ивановна, которая вела наш класс по литературе и русскому языку до седьмого класса, сошла с ума. А как она преподавала Лермонтова, например, как бабушка своей влиятельностью спасала внука от репрессий царя, а Пушкина, что сам чувствовал себя в дворянской принадлежности к обществу. Ведь мы тогда были равны по социальному статусу. Все стали господами в стране равных возможностей.
Дочка Марьи Ивановны тоже пошла по стопам матери, стала учительницей и в первый же день во время урока, нагнувшись достать упавший кусок мела, издала не тот звук, а когда класс рассмеялся, то упала и умерла от разрыва сердца.
Марья Ивановна сошла с ума. Она ходила в метро по вагонам и пела фронтовые и русские песни. Я слышал о судьбе Марьи Ивановны из разговоров знакомых, а один раз сам увидел ее в вагоне метро и от волнения непроизвольно шмыгнул носом.
А Марья Ивановна, конечно, не узнала меня, но тут же вскинулась и с пафосом как в речи за Родину стала выступать: «Носом шмыгают! А мы разве такими были? Мы же были такими, что реки поворачивали вспять, горы сдвигали с места!»
И щемящее чувство как крика улетающих журавлей пронзило меня, как соединить соединимое на несоединимое, чтобы оставить на века эту человечность в отношениях? Но я знал, что это не так, что другого не будет, и крик журавлей улетит и растает.
И эта соседка учительница. Мои дети учились в младших классах в той школе, в которой она вела старшие, и ученики в стенгазете написали про нее, что она самая смелая учительница в школе.
Один из учеников, козыряя своим материальным достатком, спросил у нее: «Надежда Ивановна, у вас сапоги из кожи?» - намекая на то, что не из кожи, в виду ее бедственного положения.
А она с вызовом, не задумываясь, ответила: «Из твоей рожи!»
И весь класс грохнул от смеха. А тут была улица. Один раз она позвонила и в напряженном состоянии попросила: «Приходи, а то соседка угрожает мне».
Я бросился к ней: две соседки со второго этажа толстомордая работница ресторана и с первого пришлая знакомая тех, кто там живут, узколицая, хитрая на вид, стояли с вызовом перед Надей и не давали ей закрыть дверь. Но при моем появлении ретировались.
Надя же сказала мне, как будто я обязан был ей: «Надо было им что-то сказать, чтобы чувствовали свое положение».
И тут я почувствовал то, что она сходит с ума, потому я для нее случайный человек, и мог бы не придти на ее зов оставить в беде и крик улетающих журавлей, что я мог так подумать, пронзил мою душу. Мне стало страшно, что могло бы произойти – поддайся подлости.
Почему-то я вспомнил слухи, что в Москве под патронажем Лужкова действует самая прибыльная мафия, которая ликвидирует хозяев приватизированных квартир, ставит своих и тому для меня были подтверждения. Некоторые из знакомых исчезли с концами. А один раз сослуживица рассказывала как армянка оборонила блокнот, та раскрыла, а в нем имена жильцов квартир и крестики напротив них.
Жизнь пошла по Высоцкому. Его волк прыгнул за красные флажки и впился зубами в горло народу. Как всегда я в этот миг вспомнил о Сталине, что без Сталина стало страшно жить. Меня не впечатлял узник в ГУЛАГе, троцкист Шаламов, который в фильме достал банку сгущенки и нажрался, а потом вышел из тюрьмы и тем, что сидел, прославился. И тем преступным миром заслонили величие дел эпохи, когда наша страна была самым могучим государством в мире.
А теперь заключенные не имеют имен и произвол над ними пошел дальше до конца, до уничтожения всего человеческого в нас, до уничтожения нации. Потому что в Отечестве им противостояла сталинская честь как запруда, а без чести она, эта преступность, хлынула дальше и уже во власти нет чести остановить разрушение Родины.
Взять Хрущева, так тот только и подхалимничал при Сталине, подхалимничая, и перед войной написано, как ни слова Сталину об угрозе фашистов, а о видах на богатый урожай.
И Хрущев был любимцем Сталина. Охранник вспоминает, как Сталин просил начальника охраны положить Хрущеву курочку, потому что тот любит поесть. И отец вспоминал, как во время заседаний Хрущев призывал Сталина: «Товарищ Сталин, скажите правду народу!»
Взять Гайдара, так дед так красочно описал цель построения жизни в книге «Тимур и его команда», а внук так красочно писал об успехах социалистической экономики, а потом затеял либеральные реформы, приведшие к краху экономики.
А Ельцин? Какое прочувственное письмо написал при вступлении в партию так, что члены приемной комиссии прослезились. Как будучи секретарем обкома распек районного начальника за то, что в районе не оказалось свеклы, так что тот выбросился в окно. А потом дал приказ расстрелять Верховный Совет как представительный орган народа, и чиновничья сволочь, которая может поживиться за чужой счет, поперла вверх. Нам показывают как с куличом в семье сидит во время пасхи, а будучи секретарем обкома дал приказ взорвать дом Ипатьева.
А Горбачев? О нем уже противно говорить не потому, сколько выдал Западу национальных секретов, в угоду им порезал ракет, а потому, что с Тэтчер разговаривал о том, что в России достаточно оставить восемнадцать миллионов русских, обслуживающих сырьевые базы в угоду Западу, а больше не надо.
А Лужков? Это при нем считали, какие фантастические суммы идут на строительство дорог, при нем из-за спекулятивного спроса набить чиновникам карман перенаселили Москву, сковали в пробках.
И почему-то сравнивают нашу страну с Западом, а пора бы, например, с Казанью. Сколько было жителей – столько и осталось. Восемьсот тысяч. И все улучшили жилищные условия. Или с Собяниным, например. Вопрос о качестве и суммах, идущих на строительство дорог, отпал. А уж с пробками как с лужковским наследием справиться трудно. Поздно Собянина назначили на пост мэра города. Пораньше бы.
А идеолог коммунистической партии Яковлев как идейный вдохновитель народа? После как оказалось стал сотрудничать с ЦРУ.
Жена советовала оставить защищать соседку, что это опасно. И предательский голос благополучия прорывался из темных тайников мозга. Наверное, как в свое время идеологу коммунистов Яковлеву продать Родину за деньги и жить спокойно и богато и что предательство на Руси простят, отнесутся к тому снисходительно, а вот честь как у Сталина – нет. Будут топтать.
Неожиданно в магазине я встретил знакомую соседки с первого этажа, узколицую с хитрым взглядом, которая в очереди в магазине оказалась впереди меня и в нарочито замедленном темпе перечисляла наименования товаров, которые хотела взять.
То и дело слышалось: «Морковки полкило. Кабачок не этот, вот этот,» - и еще что-то.
И вдруг я подумал, что это подстава, вспыли, как у меня бывало: «Хватит! Давай скорей!» - слово за слово устроит скандал, а там подстерегут бугаи или же доведет до милиции или, или… Я не знаю, сколько этих или, но про мафию, специализирующуюся на изымании квартир у законных владельцев сколько раз слыша по радио, встречал в фильмах. Это же не просто так. И вот эта предательская деятельность подступила вплотную ко мне. Но я ни слова в ответ.
Некоторое время я прожил в прострации нашего российского менталитета – рабского состоянии премудрого пескаря Салтыкова-Щедрина, которое перло с экрана. Что вот женщина посадила картошку, бомж выкопал, а когда она за то задушила бомжа, то ее за то и засадили.
Или другой хозяин дома, к которому в его отсутствие зимой, наведывались бомжи, поставил в холодильнике отравленную водку, те выпили, попали в больницу, а хозяина под суд.
В это время по телевизору выступал с НТВ какой-то корреспондент с лицом сноба с претензией принадлежности к высшему свету и в той же степени продажности как у коммерческой проститутки, выпустившим фильм против Сталина. И все то же.
В кадрах Сталин в пародийном образе убеждал прочих, что Гитлер не нападет на Советский союз. Ну и что? Напал. Но он же не убеждал военных бросать оружие и сдаваться в плен? Наоборот. Надо было стоять, как защитники Брестской крепости, в некоторых местах наши части даже перешли в наступление. При чем тут Сталин, если надо было не драпать, а стоять до последнего за Родину?
Я выключил телевизор, включил радио и по каналу «Эхо Москвы» как раз выступала летчица Попова из полка «ночных ведьм», которая прямо сказала, что спас страну Сталин, который выпустил приказ номер 207, что ни шагу назад иначе расстрел. Но, конечно, этой продажной журналистской сволочи платят деньги за то, чтобы дискредитировать Сталина, так как у него на учете был каждый рубль в стране и не разгуляться было бы олигархам, которым лижут жопу эти журналисты.
Это же анекдот. О войне с Ельциным не любят рассказывать, как в Чечне кучка бандитов в Грозном пожгла наши танки, а части пленила. А вот тут Сталин сказал, что не будет, все замолчали, а тут фашист как шарахнул, и побежали. А присяга как же? Клятва? Вот как Хрущев стучал башмаком о трибуну, так о Кузькиной матери все знают, а о присяге забыли. И помнят, что Сталин сказал или не сказал, а вот о приказе 207 не говорят. А летчица Попова сказала, если б не этот приказ, мы бы не выиграли войну.
Но у нас народ безмозглый. Русский. Все не поймут, почему мы при Сталине были самой могучей нацией в мире. Ведь на эту тему можно сейчас столько составить анекдотов. Хотя бы на тему того, как в последней встрече с китайской делегацией наш президент Медведев с пафосом сказал о том, что мы будем изучать китайскую культуру. Ее причину успехов. А в самом китайском меморандуме заложено положение о том, что главными их идеологами являются пятеро учителей: Маркс, Энгельс, Сталин, Дэн Сяо Пин, Мао Цзе Дун.
Я вышел во двор. Надя как раз кормила кошек под окнами толстомордой соседки по подъезду со второго этажа. Та как раз вышла в это время на балкон, заметила Надю и крикнула ей: «ну ты, лахундра, убирайся отсюда или я оболью тебя водой».
Надя распрямилась, ответила ей с улыбкой доброжелательницы: «Ну какая я лахундра? Я прическу недавно сделала!»
Но та толстомордая пошла за водой, принесла и, когда уже Надя стала отходить, выплеснула на нее эту воду. Надя так и стояла и смотрела на ту соседку сверху, а у меня в голове раскручивался фильм про Надю, как они лет двадцать назад въехали в эту квартиру, как ее мать, сделав прическу, ходила на концерт Зыкиной и рассказывала об этом во дворе.
И эта Надя, театрал, ходит как по лезвию бритвы, когда обсуждает спектакли с соседкой с пятого этажа, когда хочет в школе доказать умное и вечное. Но у нас уже сверху нет культуры, давят Петросяны анекдотами о том, как муж приехал из командировки. И по радиоканалам, конечно, демократия обсудить с комментаторами вопрос разогнать милицию или нет, кто будет баллотироваться на второй срок Путин или Медведев.
Но снизу ты в руках чиновников раздеть тебя, обвесить, обдурить и, если и кричат, что вор должен сидеть, то в жизни все наоборот. И это бескультурье давит хамством, невежеством, чтобы растоптать все светлое, чистое в душе.
И я услышал крик журавлей, пронзительный и щемящий болью, что исчезнет навсегда. Я представил как в фильме «Белые одежды» учительницу сжигают в ее доме. Мне стало страшно, что это светлое, чистое растопчут в наших душах, что нас задавят поборами и доведут до такого состояния, что мы как рабы будем давить друг друга, чтобы уничтожить друг друга, что мы уже не будем ходить в театр, а слушать анекдоты Петросяна.
И я закричал на ту соседку сверху: «Ну ты, сука, заткнись!»
И я еще чего-то ей кричал матерное такое, что она ушла с балкона, закрыла за собой дверь. Кричал еще минут пять, никто не вышел. У нее был сын, которому немного за двадцать, но он тоже не вышел. А при встрече мне даже кивнул, и я ему тоже ответил: «Здравствуй!»
На сердце чуть отлегло, но тут у Нади случился конфликт с соседом рядом со мной на лестничной площадке. Не знаю, правда это или нет, но он подошел к Наде и сказал ей: «Мою машину на стоянке во дворе поцарапала ваша кошка».
Надя в это время кормила кошек, стояла с пластмассовой коробкой в руке и как всегда умная не по законам двора ответила ему: «А у вас машина застрахована. Вы подайте иск на повреждение. Вам заплатят».
Тот жлоб, конечно, не так понял Надю, и ногой выбил коробку из рук Нади так, что содержимое для кошек из коробки вылетело. Надя рассказала об этом случае мне, а я тоже был в шоке. Если спустить, то он так и станет хозяйничать во дворе. И доброта от взаимоотношения с кошками исчезнет.
Я встретил этого жлоба вечером на лестнице. Как мне не хотелось с ним связываться. Но я сказал ему: «Ну ты, чего к женщине пристаешь?»
Но он с претензией на пафос ответил мне: «А что вы тут кошек развели? Машину не поставить. Платите за ущерб!»
Я ему сказал: «Если ты дурак, то тебе мешают. Больше никому».
Он схватил меня, и мы сцепились. Он занимался штангой, был массивней в толкнул меня в мою квартиру в открытую дверь. Но тут все мое существо восстало против такого насилия. Я схватил отвертку и бросился на него. Я хотел стукнуть не острием, а пластмассовой ручкой с плеча. Я занимался боксом, знал запрещенные удары, но он бросился от меня и выбежал на улицу.
А через некоторое время вернулся, когда дверь моя еще была открыта, крикнул: «Я написал на тебя заявление в милицию! Скоро приедут менты и заберут тебя!»
Но в тот вечер меня никто не забрал. Даже больше. Подошел парень трудяга из шестого номера, с которым до сих пор не разговаривали, и сказал мне: «Правильно, что проучил этого жлоба. Я за Надьку. Она добрая».
Надя через три месяца уехала в Америку. У нее дочка там. Вышла замуж за американца. Не то чтоб с целью, а один русский оказался пьяницей, другой голубой. А тот американец ухаживал за ее дочкой лет пять, добился своего. Теперь дочка в Америке проявила способности, в колледже была лучшей, заведует отделом в банке.
Надя просила меня проводить ее. У нее были вещи. Еще ее провожала одна из ее дочерей и сестра. Надя улетала как настоящая американка. В вещах у нее оказался перевес в три килограмма, и она перед самой отправкой самолета, раскрыв чемоданы с платьями, книгами, рылась, решая что выкинуть. Еще у нее были две клетки с двумя котами, которых брала с собой.
Когда самолет взлетел с Надей, то на душе почувствовал облегчение. Но прошло совсем немного времени, и мне показалось то, что двор без Нади опустел. Надя переписывалась с соседкой с пятого этажа по Интернету. Она мне рассказывала, что Надя живет в штате Иллинойс на вилле вместе с дочкой и ее мужем и внучкой. Показывала фото виллы по Интернету. Просторно, светло, чисто.
Еще соседка рассказывала, что Надя пробует кормить кроме своих кошек диких кроликов, которые там шныряют по участкам, опоссумов, местных птичек, что с мужем дочки у нее конфликты, что он не хочет выпускать кошек на улицу, так как Надя после улицы не протирает им лапы.
А я во дворе встретил двух кошек: Белку и серенькую. Я уже с месяц их не видел и сначала подумал, что там не покормили и они пришли сюда. Подумал с неудовольствием, но потом догадался, что есть они не хотят, так как вели б в противном случае себя более агрессивно, мяукали жалобно и протяжно. Я вздохнул с облегчением, что не надо возвращаться за кормом. Прошел мимо кошек.
Но через некоторое время догадался о том, что кошки приходили на это место за воспоминаниями о ласке, потому что Надя то и дело называла их по имени и трепала по шее и меня просила погладить серенькую или беленькую просто так.
И в душе я услышал явственный крик журавлей. Так захотелось найти, увидеть, погладить этих кошек, а в глазах стояло как Надя морозным вечером идет с кормом для них в сумке, а они, штук пятнадцать, идут за ней стадом.