На службе Петра I

Бартоломео, ерзая в непривычно жестком камзоле, потер шею широкой красной ладонью, - Марти, - позвал он снова нетерпеливо.
- Как ты мне надоел, старый бродяга, - Веролли показался из-за китайской ширмы, в комнате раздалось благоухание розового масла.
Черный испанский камзол в стразах, зауженный донельзя, обтягивал широкую грудь, едва позволяя дышать, на груди красовался Cruz Fidеlitas – Бриллиантовый Крест Верности и изумрудный Orden  del Mеrito Naval Militar de Santiago - Орден военных заслуг, - королевские награды за битву при Гибралтаре. Белоснежная сорочка вырывалась из-под чуть расстегнутого воротника водопадом изысканных кружев, напомаженные черные локоны, благоуханные завитые к верху кончики усов и ровная только что освеженная бородка рисовали портрет щеголя-соблазнителя.
Бартоло придирчиво оглядел своего капитана и друга.
- Да… – протянул он только одно слово.
- А ты что думал, - засмеялся тот, - к императору идем!
У скромного подъезда только что отстроенного гостиного двора их ждала карета с графскими гербами – Воронцов уже обо всем позаботился.
Развалившись на подушках, Мартильядо безучастно глядел в окно на этот, казалось, вечно мрачный город. И все же в этих стройных улицах с рядами изысканных двухэтажных особняков, каменных набережных, прохожих, одетых с изящной скромностью, и самом воздухе было сегодня что-то до предела волнующее. Он не мог понять, что именно, и приписал причину волнения аудиенции с императором, которую устроил им граф.
«Прощелыга», - подумал про него капитан.
- А почему Государь Петр примет нас у какого-то князя Милашевского? – боцман ерзал на месте, не в состоянии обрести покой пред лицом грядущей встречи с грозным русским царем.
- У них такие порядки, Петр развлекается на балах-маскарадах во дворцах своих дворян, в этот раз приглашают Князь Андрей Милашевский и его супруга Нора.
- Нора? Странное имя.
- Да черт их разберет этих русский князей, наверное, это «умьеньшитьелльно-ласкатьельное» хохоча и коверкая русские слова ответил Марти.
Карета подкатила к богатому крыльцу через небольшой городской парк. Во всех окнах модного особняка, щегольски отстроенного в стиле итальянского барокко с беломраморной облицовкой, стройными легкими колоннами и статуями в полуовальных нишах на фасаде, ярко пылал свет, украсив полумрак июльских сумерек золотыми праздничными бликами.
Испанцы, задевая шпагами за икры в белых шелковых чулках, взошли на крыльцо, и привратник учтиво распахнул двери, за которыми уже маячил Воронцов.
- Ну наконец-то, мis amigos, mis nobles senores! – вы опаздываете, он бросился к ним навстречу, снимая на ходу богатую венецианскую маску с большим клювом.
Дель Корсо в легком замешательстве посмотрел на Веролли, но тот оставался невозмутимым.
- Надеюсь, самого интересного мы не пропустили, - сдержанно ответил Амортильядо.
- Что же для вас самое интересное? Конечно же, встреча с государем? – Воронцов, схватив гостей под локотки, поволок их ласково через обширную и почти пустую прихожую дворца.
- Мазурка русских донн, - коротко ответствовал тот с легкой иронической улыбкой.
- Успеете насладиться, государь вас уже ожидает, - беспокойно засмеялся Воронцов.
По-барски разодетый камердинер преградил им вход в бальную залу.
На гневно-вопросительный взгляд Веролли он важно заявил:
- Господа офицеры без маскарадных костюмов! По приказу Государя Императора не велено впускать!
- Какой конфуз, - пробормотал Воронцов в деланной досаде. – А давайте пройдем в комнату для переодевания, уверен, там припасены маски гостям.
Они поднимались на второй этаж по роскошной лестнице, убранной мягким персидским ковром, когда на широком межлестничном пролете немного замешкались, так как у Воронцова развязалась лента на кокетливом бальном башмаке. Послышалась музыка и приглушенный плеск светских бесед, боковая драпировка откинулась и оттуда выплыла фигурка молодой женщины в алом бархатном плаще на белом шелковом платье. Костюм завершал накинутый капюшон, и лицо почти полностью скрывала убранная лентами, цветами и перьями бледная полумаска.
- Я поняла, ваше сиятельство, - проговорила дама, обращаясь к кому-то, кто был еще по ту сторону шторы.
И словно пуля впилась в сердце Амартильядо. Он шагнул к стене, перестав дышать. Дама скользнула мимо, сделала несколько лёгких шагов по лестнице вниз, и вдруг слегка в полуобороте, кинула быстрый взгляд назад. Короткая заминка, и Марти показалось - он услышал тихий вздох.
Государь принял их в холодной комнате, задернутые потрепанными бархатными шторами окна отчаянно сквозили. На большом кабинетном столе лежали чертежи и рукописи.
- Мне нужны деньги, много денег. - Начал он сходу, как только гости показались на пороге, без представлений. Вы регент ордена Мальты, Ваше дело знать, где мне их взять.
- Государь хочет видеть меня своим советником? - вкрадчиво поинтересовался Веролли.
- Петр, выпрямляясь во весь рост, взглянул в глаза испанца
- Другом. Другом, делящим со мною и моей семьей кров и дом.
- Княгиня! – Воронцов в коридоре наконец справился со своим бантом. – О княгиня, как я рад вас видеть! Позвольте представить моих друзей. Доблестных испанских доннов!
Дама оперлась на резные перила затянутой в атлас рукой. Но, совладав с собою, кивнула.
- Кого вы пригласили?
- Граф Амартильядо Франциско Веролли… Барон Бартоломео дель Корсо…
 Драгоценные плюмажи описали мягкий полукруг.
- Княгиня Элеонора Милашевская, - торжественно и чуть сдерживая улыбку промолвил граф.
Ветер прижимал бот всё плотнее и плотнее к морю. Солёный шквал волн мыл палубу. Вторые сутки ураган не прекращался. Команда валилась с ног, но работали на удивление споро. Каждый выполнял свою часть, свой корабельный долг. Постепенно ветер стих, волнение успокоилось и порядок, нарушенный штормом, восстановлен. Почти вся команда была набрана из русских матросов, отчаянных смельчаков, не один раз смотревших в глаза ураганам. Арендованный бот пробивался южнее, где по замыслу экспедиция должна покинуть его, продолжая движение по суше. К облегчению моряков судно скоро достигло конечной цели пути, и рассчитавшись с капитаном, перегрузив поклажу на купленных тут же лошадей, люди отбыли, не заходя в трактир и не отдыхая с дороги.
«Ничего. Часа через три будет деревня. Там заночуем и подкормимся. Не хочется ночевать в здешних лесах. Испокон веков в этих краях лютуют, да и как не лютовать? Глушь. Разве выловить по болотам?»
Действительно. Деревня появилась очень скоро. Маленькая, хат на двадцать, но с мельницей у реки и со справным стадом, гонимым пастухами по домам. Староста определил дом для ночлега, молодухи принесли харчи, а старики радовались гостям, рассказывая местные сказки.
- И что, бабушки. Всё так печально? Неужто кроме леших да русалок никого из порядочной нечести и не водится?
- Свят, свят, свят, – крестились старушки, тревожно поглядывая на хорошо говорящего по-русски, иностранца. – Да, откуда ж им, милок, взяться? Места дикие, богом забытые. Тать на тати, да погост на погосте. Так то. А вы чавой-то к нам. Аль дело какое? Государево, стало быть?
- Дело наше простое. Сказы записываем, былины разные, интересуемся как раньше жили, деды ваши, прадеды.
- Экий шустрый! В кои века иностранцы нуждались в наших сказках! Лукавишь. А нам-то и нечего скрывать. Хошь слушай, хошь записывай, а было так … - желание поделится с кем-то кроме своих коз, развязало старушкам языки и, начались настоящие былинные сказания.
-…А не ходят туда, вот почему! Даже каторжные боятся, есть причина, – бабка сделала важный вид, затянула под подбородком платок и продолжила, – есть там каменюка с лапами какого-то чудовища, да не одна. Уйма целая! И на каждой, окромя огромных лап, – буквы. Такими, говорят, издревле писали. А лапы всё больше похожи на медвежьи, так и прозвали – «Медвежий угол». И кто приблизится – смерть! Либо лешие налетят, либо волки загрызут, а волков в наших краях, видимо не видимо. Рассказывал мне мой дед, что будто бы нашёлся смельчак и вышел на самый большой камень, да не просто вышел, а стал глумиться над лесными жителями, мол, всё ему нипочём и никого не боится. Тогда, сказывают, вылез из-под камня, маленький человечек и спрашивает: Зачем пришёл. Посмеяться? Тайну выведать? – Да, хоть бы и так! – Хорошо, – говорит человек, – пошли. Только потом как бы плакать не пришлось. – Не бойся. Не заплачу!» И вывел мужичок хлопца к заветной полянке, где пещера. Долго водил по ходам, наконец привёл, и тогда молодец-то и опешил.Так дурачком и проходил всю жизнь. Так-то …
- Э! Столько времени прошло, а вы всё боитесь? Всё в сказки верите.
- А ты слушай, да не перебивай. Было это три лета назад, как раз под Купалу. Сидели, вот как мы сейчас, сказки слушали, вдруг один молодец и говорит: не побоюсь. Пойду и найду ту заветную поляночку. Прицепилась с ним весточка, совсем молоденькая. «Возьми с собой, да возьми», он-то с дури и взял. Ушли и пропали. Родители все глаза выплакали, но так и пропали. А потом, одного каторжанина изловили, он и поведал о их смертушке. Говорит, выскочил Зверь невиданный, заломал да и уволок в чащу … Так-то...
- А что вы, «храмовники»? Что сделали для Веры вы? Жгли, уничтожали и сеяли панику? Вы шли с мечом! Разве Бог заставляет это делать? Веру надо понимать. Она ручеёк, ведущий в море Познания, где Господь наполняет его собою! Вы и Святая Инквизиция повинны в пролитой крови!
- Инквизиция никого не умерщвляла, а наш «плащ» нёс истинную веру, ограждая людей от засилья Сатаны. Кровь лилась. Верно подмечено. Но эта кровь эретиков! Смутьянов! Или лучше, что бы над миром парил чёрный лик Диавола?
- Сама инквизиция никого не казнила, но передавала религиозных преступников светским властям со зловещей формулировкой: «Для наказания без пролития крови». Как это? Да, очень просто. Сварить или сжечь! Так вы называете непролитие греховной жидкости из еретиков? Вы Огонь, дарованный Богами людям для света, превратили в орудие насилия. Повинны. Но не для этого наша Вера, что бы казнить или миловать, Вера предков заключается в осознании гармонии Природы и человека! Принимаешь росток таким, какой он есть, – ты уже язычник. Радуешься тёплому дождю и ласковому Ярило – язычник! Кланяешься в ноги родителям своим, людям старше и мудрее тебя – язычник! Пойми. Это не Религия! Это Вера! Вера в то, что окружает и дарует жизнь!
- А разве на вашей Родине не творится то же самое? Разве не казнят, не жгут людей? Оглянись! Всюду еретиков уничтожают и станут это делать впредь, ибо Лик Сатаны чёрен, а крылья накроют всякого, кто хоть намёк позволит на ересь. Кощунствуешь над Верой! В болото безверия ведёшь народ! Покайся! Господь милостив.
- Верно говоришь. Жгли Русь и людей русских. А началось это действо не тысячи лет тому, не тогда, когда народ по Прави жил, а позже, когда ваши плащи и рясы проникли обманом на Святую Землю. Помню. Новгород помню. И в летописях записано – 1227 год. Губят в огне четырёх волхвов, связанными в костёр бросают. И палачи записаны, народ долго их помнил – схватили, вязали и потом доставили на двор архиепископа. Кто? Христиане. То есть те, кто, как и вы, носят кресты – братья близнецы в размолвке. Помню Смоленск! Где духовенство требовало казнить монаха Авраамия, обвиняя его в ереси и чтении запретных книг – «пригвоздить к стене и поджечь» и утопить. Почитай Житие Авраамия, он недвусмысленно называет тех, кто требовал его казни: «попы, игумены, и священники, если бы могли, съели бы его живьем», «бесчинно попы, а также игумены ревели на него, как волы; князья и бояре не нашли за ним никакой вины, проверивши все и убедившись, что нет никакой неправды, но все лгут на него».
И законы приняли подстать вашим. Слышал о такой «Кормчей книге» (сборнике церковных и светских законов)? «Если кто будет еретическое писание у себя держать, и волхованию его веровать, со всеми еретиками да будет проклят, а книги те на голове его сжечь». Продолжать, кто и как приспосабливал Огонь? А разве язычники жгли несогласных? Нет ни фактов, ни легенд. Так-то! Каются, говоришь? Кому? Чужому инородному Богу? Который называет свою паству – рабами и призывает терпеть блуд и самодурство хозяев. У нас свой. Родной Бог! Который не просит подставлять шкурникам под удар щёки, с которым мы равны и, который несёт Свет а не кровь!
Кощунством пристыдил? Нет. Ты наградил меня этим Словом, поскольку Кощунник – это сказитель. Вы даже не понимая слова, переиначили на свой, лизоблюдский язык. Объясняю и запомни, а лучше заруби себе на носу: Кощуны – это мифы, былины. А кощунословие – это рассказы о том, что было до христианства. Поэтому вы и говорите: «Нельзя – это кощунство». Для вас кощунство – это плохо, а для нас – хорошо, а история ваша – плохая. Потому что всё основано на лжи и лицемерии. И ещё запомни. ЩУРЪ, от которого произошло данное, для вас страшное слово - Предок, Рода Начальник, оставивший в память о себе Имя Рода то есть, как сейчас принято называть – фамилию.
Фамилию, - Веролли усмехнулся, вспоминая десяток своих имен. Ему трудно было разговаривать с этим диким необразованным людом, леса полнились суевериями, да и годы не считались. Он вспомнил свой недавний разговор с Петром.
- Пора, - говорил государь, - пора время с Европой править. Живем здесь, как дикие, не зная ни себя, ни мира. От столиц отъедешь - мрак простой.
- Да. Годков сто прибавить не мешает,  -  Веролли загадочно глянул на государя.
- Годков сто, сто лет по-нашему. Отчего же?
- Когда другие своего времени не знают, то и в тайну не проникнут...

(продолжение следует)