Рамбов

       Обедал я намедни в компании старых петербуржцев (родственников своих) и начали они друг друга козырями бить.
       Тетя Таня, подцепив вилкой грибок, спрашивает дядю Борю, этак саркастически:
       -- А что, Боренька, как местные Ораниенбаум называют?
       Дядя Боря смотрит в воздух и отвечает:
       -- Рамбов.
       Потом сам кроет:
       -- А на самом деле?
       Тетя Таня смотрит в воздух и говорит:
       -- Ломоносов.
       Оба смеются.
       Вот такие развлечения. А дядя Боря все поползновения отметает сходу:
       -- Я на Васильевском родился и вырос – меня не поймать.
       Видимо, тут есть логика.

       Человека можно определить по пище – «человек есть, что он ест».
       Мой кореш Саня круглый год любит квашеную капусту, семечки, воблу и водку с пивом. Явно русский человек.
       Другой корефан жить не может без люля-кебаба и шашлыка. Чуть что, сразу: по шашлычку? Причем, не с той же водкой, что было бы естественно, а с чаем. Турок, наверное.
       А я зимой и летом предпочитаю сыр, помидоры, чеснок. С ржаным хлебом грубого помола. Макароны лопаю без всего, в удручающих количествах. При слове «пицца», испытываю судороги счастья, как Довлатов от рассказов Сэлинджера. Если бы бухал, запивал бы все это дело красным вином.
       Видать, итальянец.
       Апеннинский сапог с левой ноги.

       Какая все-таки у алкоголиков жизнь насыщенная. Тут тебе и драка с поножовщиной, и авария без жертв, и инфаркт с инсультом, и мать родная из дома гонит, а самое главное – ежедневные утренние новости.
       -- Я вчера что?
       -- Ну как тебе сказать. 
       Это если сочувствующие, а если борцы, то:
       -- Я вчера как?
       -- Скотина!
       Нет, ну скотина же.
       Повесит голову, сидит в угол смотрит. В углу много интересного. Вон, какие-то странные маленькие (не зеленые) человечки, что-то поволокли. А вон десять копеек валяется, носок рваный, бумажки скомканные. Один человечек залез под бумажку и притаился. Подойти наступить? Сил нет, да и жалко человечка. Другое дело, если его поймать, приручить, посадить в пустой стакан и заставить беседы вести. Сверху накрыть куском хлеба, чтобы не выскочил, с перепугу.
       -- Сидишь, болезный?
       -- Сижу.
       -- И я.
       -- Чаво?
       -- Я те щас дам «чаво»! Ишь, гад, разговорился.
       Залить водкой и выпить. Пусть внутри дискутирует. Зато, всегда с собой.

       По поводу Рамбова.
       Жителям оного, естественно, виднее как свой город называть. Рамбов, так Рамбов. Деревня, в которой прошло мое детство, к примеру, называлась «Грабиловка». Спустя некоторое время, выяснилось, что это ее официальное название. Грабиловка и все. Спасибо и на этом. Соседний цыганский хутор, вообще не имел названия. Спросят люди:
       -- Это что?
       В ответ:
       -- Так, хутор цыганский, не иначе.
       Хорошо, никто не спрашивал.
       Не доходили до них коммуникации. Приятели мои, цыганята, в школе не учились, паспортов не получали, в армии не служили, а вот в тюрьму садились с удручающим постоянством. Буквально, по достижению совершеннолетия. Вчера ты с ним под гитару песни поешь, а через неделю, сообщают:
       -- А Ромку-то того.
       -- Чего?
       -- Ну, того.
       Этого Ромку звали Кошкин, а другого – Аполлон. Потому что он всю жизнь с костылями ходил. Здоровенный такой, с натренированными стальными мышцами рук. Однажды подбивал меня отнять кортик у морского офицера. Мы тогда в карты играли в заброшенном доме на краю еще одной деревни под названием Кузнечиха, играли и вино пили. Красное крепленое, названия не помню, допустим – Чашма. Аполлон выглянул в окно, а там офицер с кортиком идет.
       -- Пошли, отнимем?
       Я тоже выглянул, действительно, – с кортиком.
       -- Пошли.
       Было нам лет по двенадцать-тринадцать.

       Дальше – больше. Потерялся дуршлаг (с немецкого – пробить насквозь). Ну, потерялся и ладно, но, при следующем приготовлении макарон, их некуда было откинуть. Слил я воду из кастрюли и пригорюнился. Потому что приготовление макарон отдельное искусство, некогда полностью дискредитированное в моей стране.
       Не много надо, но то, что надо, следует выполнять неукоснительно. Варить на большом огне, вынимать чуть не доваренными, добавлять сливочное масло и сыр. Еще аккуратность и тщательность. Залог успеха. А иначе будет как в детстве – слипшийся комок размазни.
       Или в армии. Допустим, когда я проходил КМБ (курс молодого бойца) в полку, то на обед ел вываренные до девственности картофельные очистки с рыбьими костями. А когда служил на отдельной ремонтной базе, то ел котлеты со сметаной. Вы скажите, тут много от командира зависит, и я соглашусь. Но и от аккуратности. Сейчас объясню.
       Заходит батяня-комбат, во время моего дежурства по столовой, в оную. И сразу половником в кастрюлю. Вынимает черпак – мяса нет. Еще раз окунает. Вынимает. Нет. Третий раз. Один бульон. И бьет этим черпаком повара по голове, с эпическими словами:
       -- Ты, сука, у солдат воруешь?!
       А надо сказать, что повар у нас из гражданских был. Местное, так сказать, население. И когда он (повар) приседает от страха перед белым человеком, дает ему комбат хорошего пинка.
       На ужин, естественно, котлетки с мой кулак и по полстакана сметаны.
       Хороший комбат был, танкист потомственный, в Анголе воевал. Бывало, когда загрущу я от справедливого устройства мира, подойдет и скажет:
       -- Эх, Макоша, тебя бы со мной на передовую! Все горит! Дымится! А мы летим! Я впереди на командирском танке!
       Такие люди.

       Сейчас вернусь к Рамбову, вынесенному в заголовок. Для меня жизнь делится на определенные этапы, трудно точно назвать дату, но я всегда чувствую, когда заканчивается один и начинается следующий. Так вот, сидя за столом в городе Санкт-Петербург и слушая разговоры своих родственников, я, в очередной раз, понял, что круг замкнулся и пора начинать новый.
       Или не начинать, от меня не зависит, новый этап начнется сам.
       Буквально.
       Вот только допишу этот текст и начнется.