Выживание. точка отсчета

Выживание. Точка отсчета. Точка обмана. Точка обмена.



ВЫЖИВАНИЕ… Вот главная задача для каждого в этом мире. Даже для детей. Кто не научился этому достаточно быстро и достаточно хорошо – обречен. Точка. Эта истина представлялась мне, как и всем остальным, незыблемой. Пока не коснулась меня. Хотя у меня-то выживать получалось неплохо. Мой дар позволял мне... Но мой сын! Мой мальчик!.. Я еще толком сама не разобралась с его уникальностью, и он еще толком не знал, чем одарен, и что с этим делать. А теперь он там! В этом ужасном месте! Выжить там – это еще страшнее! Я должна была вытащить его, вернуть… куда? Разве можно назвать безопасным любое другое место в этом мире? Черное отчаяние и боль рвут сердце и хочется остановить его, не чувствовать больше. НЕТ. Я себе не позволю. Я нужна ему. И если небеса дали этому миру меня, а мне – этот чертов дар, значит, пришло время миру познакомиться со мной поближе!


...Пробуждение было внезапным и тревожным. Какое-то время ушло на осознание – это был сон. Реальность – вот она. Быстро села, проводя рукой по спутанным волосам, и тревожно озираясь. Все как обычно, ничего не изменилось в маленькой квартирке. Подошла к окну и осторожно отогнула краешек шторы. Уже светлело, и снег мягко сыпался на замерзшую землю. Обычная серая осень с ее слякотью наконец-то сменилась легким приятным морозцем. Прислушалась. В кухне протекает кран, и капли с монотонной размеренностью шлепаются в раковину. Уверенно дребезжит старенький холодильник. Соседи включили телевизор... Привычные звуки обыденности. Но сердце тревожно колотилось в груди и щупальца сна тянулись за ней, не желая выпускать из тисков ночных страхов. Встряхнула головой и попробовала рассмеяться – над собой и дурацкими снами, не дающими покоя даже после пробуждения. Получилось не очень, хрипло и неуверенно. Может, выпить крепкого кофе? Немного прийти в себя… И внезапно поняла, что единственное, что сейчас нужно – пойти в детскую и увидеть сына. Да, он никуда не делся за ночь, конечно же. Он спит и не собирается вставать, ведь сегодня воскресенье. Что могло бы с ним случиться? Я говорила себе все это, торопливо натягивая халат и  нашаривая тапочки. Я торопилась, но почему-то вдруг застыла перед дверью детской, пытаясь расслышать дыхание спящего ребенка. Наконец решилась, и, нетерпеливо дернув плечом, нажала на ручку, распахивая дверь... 

...Темнота, ласковая и хранящая. Свет, безжалостный и холодный. Боль.
Все мы проходим этот путь. Именно так мы и приходим в мир, рождаясь. Именно так это и было...

Боль бушевала во всем теле, не давала даже вздохнуть, оглушала и ослепляла. Казалось, еще немного – и я взорвусь, просто разлечусь на куски, на мелкие осколки. Мыслей не было. Было только одно желание – умереть, не чувствовать больше этой муки. Закончилось все внезапно. Без всякого перехода я ощутила свое тело и поняла, что опираюсь руками обо что-то твердое. Видимо, упала, когда приступ боли свалил с ног, потому что ощущала, как саднят ободранные ладони и колени, под которыми – неровная, в трещинах, поверхность…. Зрение и слух тоже вернулись, и я увидела себя на крыше, громадной черной крыше какого-то высокого сооружения. Медленно поднялась, опираясь спиной о стену небольшого бетонного куба. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – внутри  лестница, ведущая вниз.

Оглянулась, и давящее ощущение обрушилось на меня, словно могильная плита.

 Серые облака закрывали небо, и определить, где находится солнце, казалось совершенно невозможным. Но почему-то я была совершенно уверена – сейчас полдень.
Вокруг теснились серые бетонные коробки, зиявшие пустыми проемами окон.

Закопченные стены, кое-где со следами пожаров. Покореженные, скрученные балки и куски арматуры свешивались из разломов в стенах. Больше всего это походило на заброшенную заводскую территорию. Завод? Эта мысль вызвала удивленное беспокойство. Я знала это слово, и одновременно часть меня была этим удивлена. Строение, на крыше которого я стояла, было на несколько этажей выше окружавших его зданий. Впереди, за большим корпусом, где отсутствовал изрядный кусок стены, тянулась, тускло отражая в черных водах серые небеса, узкая лента воды. Речушка огибала территорию со зданиями с двух сторон, делая поворот почти под прямым углом. Все это казалось привычным, обычный пейзаж, а вот дальше… За рекой зданий не было. Там был лес. От вида этого леса холодок пробежал вдоль позвоночника. Он был огромен, дремуч и страшен. Деревья были покрыты листьями, но на зелени лежал тот же неуловимый, но отчетливый мертвенный серый оттенок.

 Какая-то безрадостность и обреченность царили во всем окружавшем пространстве. Отвернувшись от страшного леса, обхватила себя руками, сделала несколько неуверенных шагов.

Я не понимала... Не понимала, где я. Не помнила ничего о себе. И в то же время...

 Отчаяние охватило меня. Что я вообще здесь делаю?!


Застонав от пугающего ощущения двойственности и необъяснимости происходящего, подняла глаза и сделала еще один шаг, выходя из-под прикрытия бетонного куба, возвышавшегося над плоской крышей. То, что открылось передо мной, заставило замереть на месте, задохнуться от ужаса, вымело из сознания все остальные мысли, и словно повернуло что-то внутри. Теперь я знала! Знала, где я .
Прямо передо мной высилась огромная черная труба.

…Я бросилась бежать. Инстинкты проснулись все разом, мышцы работали в сумасшедшем темпе, тренированное тело делало все возможное, чтобы оказаться как можно дальше от этого страшного места. Дальше, дальше, дальше! Скорее, скорее!
Страшное слово подгоняло меня, несущуюся по обвалившимся лестничным пролетам, перепрыгивающую дыры в перекрытиях, мечущуюся в поисках убежища: Труба! КРЕМАТОРИЙ!!! ЗОНА!

Остановись! Ты же знаешь, почему ты здесь! Прекрати панику! Ты справишься – должна! Помнишь, как ты это сделала?

Здесь, в Зоне, почти не бывает взрослых – только немногочисленный персонал, охрана. Это сложный путь. Проще всего попасть сюда подросткам с 10 до 18. Здесь они выживают, и затем те, у кого это получилось, выходят в мир. Они уже сложились: одиночки.

А у кого не вышло - тому труба. Крематорий. Я запретила себе думать об этом! Мой мальчик продержится, он должен, я смогу его вытащить! Ему всего 12, но он сможет. Я должна верить. Однажды я уже прошла это. Как все – с 10 до 18. Теперь я сделаю это снова, ради него. Я должна попасть ТУДА. Найти его и вытащить. А затем я уничтожу это место! Сотру в пыль. Как и любого, кто попытается его возродить! Ради этого я даже готова пожить подольше.

Внешность – прикольно! Когда снова выглядишь на 16, и думать начинаешь так же. Я уже подзабыла, как выглядели мои волосы. Они были такими длинными? Ладно, пусть все остается, как было, не стану ничего менять. Все идеально подходит для моих целей: сильное, но хрупкое с виду тело. Внешность достаточно привлекательная, чтобы создать мне проблемы, но это необходимо. Я готова ее нещадно эксплуатировать. А мышление как у взрослой женщины, изощренное и отточенное выживанием. Только эмоции под стать телу – эмпатия связана с физическим обликом очень прочно. Ничего, с чем бы я не справилась.

Добровольно идти в ловушку! Все мои инстинкты бунтовали, бурные подростковые эмоции наполняли душу страхом и возбуждением, но тело послушно делало то, что велел ему разум. Быть неосторожной. Попасться. Казаться беззащитной, плакать, смириться, выглядеть затравленным зверьком. НЕ поднимать глаз, НЕ пререкаться, НЕ верить, НЕ просить. Это не забывается, это впечатано в память и в мозг.

Притворяться легко. Но той 16-летней девчонке, которой я стала, и вправду страшно. Это ничего, так и должно быть. Страх обостряет инстинкты. Без этого  не выжить.
Я в Зоне 5, 14-16 лет, и мне нужно к мальчишкам. К девчонкам нельзя. Разумнее держаться от них подальше. Заниматься рукоделием, учиться стряпать, чтоб стать потом прислугой, безмолвной и покорной?! Ну уж нет! Я – тайра, бесстрашная, а это совсем другой зверь! С мальчишками я всегда ладила куда лучше. И если надо что-то разузнать, найти и нарушить все правила – тут они просто незаменимы.

Сначала – показать, что я могу и сама по себе выжить. Это ценится.
Я знаю все способы добыть еду, это самая актуальная проблема. Ее каждый решает сам, как правило, с переменным успехом. Я всегда имею что пожевать. Это привлекает. Я не позволяю отнять у себя ничего. И обидеть меня затруднительно. Обманутые моим не слишком внушительным видом уже выплюнули по паре зубов. Это внушает уважение. Я не выдаю чужих тайн и не рассказываю о себе. Не так уж много времени – и у меня уже есть друзья. Со мной они почти всегда сыты, всегда на шаг впереди охраны или конкурентов – здесь как обычно, есть несколько стай и все они беспощадны друг к другу и одиночкам. Мы защищаем друг друга уже не только из страха перед наказанием. Дружба… Слово из забытых детских сказок. Этим мальчишкам оно не приходит в голову. Но они уже рисковали, чтобы помочь. И я тоже делаю это ради них. Я такая же, как они, и в этом моя сила.

Иногда бывает сложно. Каждый из них хотел бы быть мне не только другом… Они мне нравятся, и физически тоже. Подростковые эмоции! Я прекрасно понимаю, чего хочет тело, и не позволяю себе даже думать! Я не намерена разрушать то, что с таким трудом создавала. Но с каждым днем все труднее.

 Это тело диктовало свои законы. Да еще и эмпатическая связь заставляла меня ощущать их чувства. Я не очень-то отличалась от них. Разве что была более рассудительной, опытной, расчетливой. Но и они не выросли на тихой поляне. Прожить ТУТ 5-6 лет, как это смог каждый из них – непростое дело, и многому их научило. Они уже были закаленными бойцами, а сейчас, когда благодаря мне стали лучше питаться, наращивали мышечную массу гораздо быстрее. Оружием для них могло стать что угодно. Я забочусь о том, чтобы их игры превратились в состязания на пределе возможного – кто сильнее, быстрее, умнее. Они поняли, что команда – это сила, справиться с которой куда сложнее, чем с одиночкой. А что бывает со слабыми, всем нам каждый день напоминает труба. Крематорий. Я ставлю перед ними цели, с каждым разом все более сложные. Они уже умеют действовать, как единое целое. И совсем скоро они узнают, что им предстоит. Истинную ЦЕЛЬ.

ВЫЖИВАНИЕ. Я никогда не позволяла себе этого днем. Я знаю, что делаю все возможное, чтобы пробраться к нему, чтобы вытащить его. Но каждый день, который он вынужден выживать здесь, был стальной иглой, воткнутой в мое сердце! Ночью я забивалась в какую-нибудь щель и корчилась от рыданий, и все страхи обрушивались на меня разом: я не сумею его спасти, я опоздаю, с ним что-то случится, я никогда не увижу его!

В ту ночь мне приснилась труба. Она высилась надо мной, громадная и черная, лишая меня надежды и желания жить, мой дар покинул меня, я была бессильна и понимала, что сейчас буду сожжена заживо, но не могла даже закричать… Горячие слезы лились из моих глаз, я судорожно хватала воздух открытым ртом, а вокруг испуганно спрашивали:

- Ты что? Тебе плохо? Где у тебя болит?

Потом что-то изменилось. Знакомые мальчишеские голоса отдалились и затихли. Но я не была одна.

ОН сидел надо мной, боясь прикоснуться и причинить боль, а я продолжала реветь от ужаса, все еще не отпустившего меня, и от облегчения, что это всего лишь сон. Он еще что-то спрашивал, но я не слушала. Вцепилась в НЕГО изо всех сил. Такой сильный, такой теплый и успокаивающий…

Он держал меня на руках, и баюкал, и гладил по волосам, и шептал что-то невнятное и ласковое, и недоверчиво смотрел мне в глаза.

Невозможно. ОН таким и был, тогда… Тогда я была 16-летней в первый раз, а ему, наверно, было лет 18. Как это может быть? Мне снова 16, и ОН такой же? Я сошла с ума или это просто не он?

Он вдруг откинул голову и беззвучно рассмеялся. Холодок побежал у меня по спине: это его манера смеяться, я не могла ошибиться! Замерев в его руках, я слушала, как он с усмешкой шепчет:
- У тебя иногда случаются потрясающие проблемы с логикой!

Видимо, да. Просто потому, что я не встречала никого подобного себе, думать, что я уникальна… только мой мальчик, но там – совсем другое. Он шепнул мне:

- Ты уникальная. Неповторимая. Единственная. Просто я такой же. Почти...
- Но ты не был…
- Да. Это случилось… позже.
- Я думала…была уверена… ты умер?
Легкий смешок в ответ:
- Иногда, чтобы выжить, приходится умереть.

Иногда очень трудно не позволить себе умереть. Тогда, в прошлом…  Когда я думала, что он мертв, я не могла дышать. Я не могла плакать. Я не хотела выживать. Просто не хотела жить. Мне пришлось заставить себя. Контролировать каждый вдох и выдох, биение сердца. Малыш должен был выжить. Для него выживание началось еще до рождения.

Прикоснуться. Просто протянуть руку и прикоснуться к щеке.
- Чего ты боишься? – Тепло его дыхания касается моих волос.
- Что все уже не так... Разве возможно, чтобы все стало, как прежде? Мы ведь уже другие…
Он согласился:
- Мы другие. Но мы такие же. Все изменилось. И все неизменно.
Склоняется ближе, и губы касаются моего виска:
- Не бойся. Попробуй. Я не закрываюсь от тебя.

И я решаюсь. Касаюсь щеки, сначала осторожно, кончиками пальцев. Он накрывает теплой ладонью мою руку и крепко прижимает к покрытой знакомыми шрамами коже. Сначала – ощущение тепла, проникающее все глубже, разливается по телу, наполняет всю меня. А затем...
Свет. Пронзительный и холодный. Боль. Беспощадная и терзающая. Тьма. Глубокая, милосердная, исцеляющая, дарующая... Возвращение. Осознание. Все меняется. И все неизменно.

И он помнил! Среди Света, и Боли, и Тьмы, там везде с ним была я. Он помнил!
- Прости.-  склоняется еще ниже, и теперь  губы касаются моей щеки.- Прости, что только сейчас...
- Да, - шепчу я в ответ, и наши губы встречаются. Да. Все меняется. Но все неизменно. Мы другие. И мы все те же.

Скорость. Это один из главных принципов. Если твоя скорость недостаточно высока, ты не протянешь в этом мире достаточно долго. И там этому учатся очень быстро.

Зона 2.10-12 лет. Самое сложное – начало. Первые навыки самостоятельного выживания: конкуренция в борьбе за пищу, за место для ночлега, за возможность быть в стае. Стая – это вовсе не то же самое, что моя команда. Здесь правят волчьи законы, сильный всегда прав. Но стая может сделать выживание более сносным. Не легким – нет. Это слово не для зоны 2. Легкой здесь не бывает даже смерть.

 И где-то ТАМ сейчас мой мальчик. Я слишком хорошо представляю, каково ему. Я, конечно, готовила его, хотя и делала все, чтобы он  избежал этой участи. Целых два года мне это удавалось.

Что ж, теперь пришло время исправить все. Не просто вытащить его оттуда. Исключить возможность для него, и для любого ребенка оказаться  там, где их превращают в машины для выживания. Чтобы не оставалось сил и времени думать о чем-либо другом. Чтобы всегда боялись. Всегда были одиноки. Одиночка не представляет серьезной угрозы. А если не можешь, или не хочешь жить по этим правилам, финал один – труба. Крематорий.

Я ненавижу эту трубу как ничто другое в этом мире. Вот она нависла надо мной, черная и безжалостная, заставляя сжиматься от ужаса и бежать в поисках убежища. Страх перед ней въелся прочно и глубоко. У одиночки нет шансов. Но я не одна больше.

Я сжимаю его теплую ладонь.
Мы сделаем это. Ведь я не одна. Мальчишки. Они уже все знают. Истинную цель. Они ненавидят эту трубу не меньше меня. Они узнали цену дружбе и верности. Они не хотят становиться живыми машинами, одиночками, вечно прятаться и бояться. Они – воины. И это – их битва, так же, как и моя. И его.

Он ничего им не объяснял. Просто взял меня за руку и сказал:
- Я покажу им это. А ты дай возможность почувствовать.

Тьма смотрела из его глаз – глубокая, вечная, дарующая. Тьма окутывала их, накрывала черным плащом, преображала. Преображаясь, они принимали ее дары. Потом вступаю я. Свет. Осознание. Все меняется. И это по-прежнему они. Воины Тьмы. Во имя Света.

Это так... легко! Не сдерживать себя, дать силе переполнить тело, изменяя его. Не следить больше за цветом глаз и волос, ростом и возрастом, биением сердца, током крови в венах. Как замечательно не отвлекаться на это больше! Сила переплавила меня, сминая оболочку и превращая... во что? Но так легко и весело я давно не смеялась, радуясь ощущениям, которые возвращались ко мне. Радуясь Силе.

- Цель, - напомнил мне он. Да. Впереди цель. Но сначала – труба. Обжигающий гнев. Я так давно мечтала об этом! Сейчас было просто наслаждением дать Силе вырваться и смотреть, как исчезает в белой вспышке ненавистное сооружение. Восторг усилился от понимания – вместе с этой сейчас так же исчезают и другие трубы этого мира.

Уничтожить это  место! Восторженный рев позади, и вот они уже обгоняют меня, черными кометами взрывая пространство, изменяя его мгновенно и стирая в пыль то, что удерживало и калечило.

Давай найдем мальчика,- думаю я, и ОН появляется рядом. Мягкий бархат Тьмы облекает его, и крыльями клубится за спиной. Он прекрасен, и голос его подобен урагану и водопаду:
- Ты великолепна.

В бездне черных глаз я вижу отражение и понимаю – это я. Сияние острых граней холодного света и нестерпимый блеск. Это великолепие бури, и в смехе моем – метель и лед. Мы улыбаемся друг другу. Мир содрогается. Осознание для всех – вот Цель. Разрушить мир покорных одиночек. Для этого – мы.

- Посмотри, – просит Он, и я вижу...

Вспышки молний, пляска ветвящихся разрядов, небывалой красоты и силы – мой мальчик! Потянуться и позвать. Как я хочу быть с ним рядом! Гордость в его голосе, нежность в моем:
- Наш мальчик!

Дитя Света. Дитя Тьмы. Наш дар этому миру.

Разрушить ненавистные трубы, смести уродующие душу правила выживания. Стереть в пыль зоны, где в вечном страхе за свою жизнь познают науку выживать, не заботясь ни о ком, кроме себя, где плодят одиночек. Для этого – мы. Я, он, мальчишки, принявшие  дары Тьмы. Но этого мало. Уничтожение – не цель.

Истинная цель – исцеление. Для этого – он, дитя Света и Тьмы. Я ведь всегда знала, что он совсем другой. Понимание того, что ему предстоит, наполняет меня болью. Но он не боится. Он – как все дети. Для него это пока похоже на игру. И я знаю, он научит этот мир играть по другим правилам.

Все изменится. Но все вернется – мать и дитя, любовь и ненависть, верность, предательство, радость и боль, как жизнь и смерть, как Свет и Тьма – неизменные правила вечной игры. В них нельзя играть в одиночку.

Мы будем рядом. Мы будем...
Пробуждение было полным и без того тревожного перехода между сном и явью, когда ты не знаешь, где сейчас, и кто ты.
Солнечные лучи пробрались сквозь белую штору и пылинки устроили пляску в полосках света, а темные тени на полу лежали лениво и снисходительно подчеркивали своей спокойной глубиной этот яркий танец.
С кухни слышались негромкие голоса и смех. Я уже знала, что  увижу, и, заранее улыбаясь, прокралась по коридору. Мягкий ковер заглушал шаги, но они все равно меня заметили.
- Мама, не прячься! Мы уже заварили свежий чай!
Сын улыбается, и подвигается, чтобы я села рядом. Он выше меня уже на целую голову, и продолжает расти. Муж наливает чай в мою любимую чашку, и  мы замираем, когда на подоконник запрыгивает синица и вертит головкой, любопытно разглядывая наше семейство.
-А мне чай? – раздается позади сонный голос дочери. Она вспугнула птицу, и мы смеемся, наперебой рассказывая про то, как синичка хотела участвовать в чаепитии...
Обычное утро. Самое счастливое утро в моей жизни.
Мы есть. Мы будем!