Игра в пелеле. Глава 14

Тем летом Фёдор работал как никогда много. И не мудрено, на него замкнули всё снабжение и сбыт. Постоянные командировки, разъезды, но этим он совсем не тяготился. Новые люди, новые встречи, калейдоскоп событий властно завертел его не давая времени иногда банально выспаться. Пару раз по неопытности Фёдор, как говорится, «влетал на деньги», но Лика к этому отнеслась благосклонно, утешила: «Наклад с барышом угол об угол идут». Работать приходилось с «чёрным налом». Фёдор пообвык и уже не боялся крупных сумм, носил их чуть ли не в авоське. Как-то после очередной командировки Фёдор похвастался перед Ликой удачной на его взгляд покупкой – профессиональным фотообъективом «фиш ай». Конечно, раньше такой объектив был не по его деньгам, но сейчас это было вполне заурядное приобретение. Реакция Лики было неожиданно резкой и жёсткой:
– По мелочам можно все деньги в распыл пустить, мы ещё долг не отдали, а ты позволяешь себе такие вещи!
И, что Фёдора задело и обидело, так это то, что не скажи он про покупку, никто и никогда не догадался бы, чёрный нал давал большие возможности для сокрытия сумм. Об этом Фёдор без обиняков и заявил. Лика присмирела, потом извинилась, мол это я тебя приревновала, у тебя ещё детство, а за наше дело ты не болеешь, я же тут из кожи лезу, стараюсь… В общем, Фёдор всё равно получался виноватым. Так они и расстались перед очередной поездкой окончательно не примирившись.
Вскоре, по приезду, Лика торжественно объявила:
– Поздравь, долг мы полностью отдали, по этому случаю маленький междусобойчик. Ты, я, и человек который ссудил нам деньги.
– Может без ростовщика обойдёмся?
Она вспыхнула:
– Ты бы выражения подбирал, или у тебя есть беспроцентные варианты?
– Ничего у меня нет, – уныло ответил Фёдор.
– То-то и оно, – снисходительно, по-барски согласилась Лика.
В ближайшую субботу они подъехали на такси к загородному ресторану. Недавно открытое заведение уже получило в народе меткое прозвище: «Вдали от жён». Удалённость от города и непомерная дороговизна сделали его своего рода элитарным, здесь спускали халявные башли всякого рода взяточники, нарождающая мафия, и трудовая прослойка – жуликоватые кооператоры. Они подошли к заказанному столику, расположились. Фёдор огляделся, здесь он был впервые и потому проявлял живой интерес. «Аляповато. Кич с потугами на оригинальность», – оценил он интерьер. Официант получивший заказ надолго исчез в чреве заведения. Не было и «благодетеля». Фёдор налил нарзан и попивая мелкими глоточками принялся исподволь изучать пока ещё редкую, разношёрстную публику. Ковбоя он заметил сразу, как только тот зашёл. Сердце неприятно ёкнуло, встреча с ним не сулила ничего хорошего. По-хозяйски оглядевшись, он направился к ним. Теперь его заметила и Лика, она оживилась, заулыбалась и подобострастно помахала ему ручкой. Наверное, у Фёдора был ошалелый вид, что подошедшему Ковбою ничего не оставалась сделать, как подтвердить своё появление:
– Да, да, это я, ты не ошибся.
– О, я вижу вы знакомы, – притворно удивились Лика.
– Да были в одной переделке, – усмехнулся Ковбой. За столом он повёл себя в высшей степени уверенно. Рассказал в тему какой-то анекдот про ресторанный сервис, сгонял подвернувшегося официанта за стаканом простой воды. Было видно, что человек предвкушает приятный отдых и полностью расслаблен. Фёдору от той памятной прошлой встречи он показался постаревшим и несколько обрюзгшим. Ковбой тем временем с видом фокусника достал маленькую изящную фляжку полированной нержавеющей стали обшитую кожей, ложечку, ту самую, с дырочками, о которой когда-то рассказывал Женя, и кусочек рафинада. Положив рафинад в «минидуршлаг» и держа его над бокалом с водой, Ковбой медленно, тонкой струйкой стал поливать сахар изумрудно-зелёным напитком. На Фёдора повеяло знакомым запахом анисовых капель. Напиток же в рюмке стал мутно-белым.
– И мне глоточек, - попросила Лика. С таким же тщанием Ковбой налил и ей. Посмотрел на Фёдора.
– «Зелёная фея», рекомендую, стимулирует творческий процесс, любимый напиток поэтов-экзистенциалистов.
Фёдор отрицательно покачал головой и с вызовом ответил:
– Я без изысков, нам татарам всё равно, что водка, что пулемёт, лишь бы с ног валило.
Ковбой сделав крупный глоток, отрешенно блаженно зажмурился. Было видно, что он полностью погружён в свои чувства, в своё восприятие.
«Умеют же люди расслабляться», - с толикой зависти подумал Фёдор. Себе же он налил водки, сам и выпил. Когда Ковбой открыл глаза, то это был уже другой человек: доброжелательный, с мягким просветлённым взором, тонкой улыбкой.
– Хорошее время наступило, ребята. Вы уж извините меня за менторский тон, – прервал молчание Ковбой, – то, что раньше преследовалось системой, за что сажали в тюрьмы и ломали судьбы теперь возведено в ранг государственной политики. Было дело, мотал я срок за незаконную частнопредпринимательскую деятельность. А вот вам теперь ничего такое и не грозит, другие времена, другие нравы! Но расслабляться не стоит, золотую жилу вы нарыли, тема очень перспективная, а там, где большие деньги, всегда найдутся желающие покуситься на чужой каравай. Это я не понаслышке знаю.
 Ковбой опять отхлебнул солидный глоток и снова какое-то время витал в своих эмпиреях.
– Мы тут с Ликой предварительно посоветовались, – это Ковбой обратился к Фёдору, – и она не против взять меня в долю.
– Извините, а в каком качестве вы входите в долю? 
– Скажем так – старший эксперт по экономической безопасности. Устраивает?
– Надо полагать будет и младший, – съехидничал Фёдор.
– Угадал! Будет, будет, дадим тебе персонального помощника; толковый парень, кстати, твой старый знакомец, повздорили вы как-то крепко. Надо заметить, хороший урок ты ему преподал, а он правильные выводы сделал.
– Что, перестал маленьких обижать?
Ковбой коротко хохотнул.
– Как бы не так! Сделал татуировку: «killing is no murder» и  постоянно торчит в спортзале – коронный удар отрабатывает.  Одним словом – зверюга! Задирается, только на телеграфные столбы не прыгает.
Фёдор понял, его запугивают. Сам же ответил безразличным тоном:
– Несерьезный мачо, видно головку сильно зашиб.
Настроение у него испортилось окончательно и безнадёжно. Вот и пересеклись пути-дорожки. Город маленький и когда-нибудь это должно было произойти. Фёдор, в принципе, готов был, но только не в таком варианте. Похоже, местная мафия брала в оборот «Гамму», и если Ковбой не пошутил, ему и в самом деле навяжут в напарники того супостата. Чем это может кончиться? Да уж точно ничем хорошим, тут и провидцем не надо быть. 
  «Надраться что ли?» – Под эту шальную мысль он одним глотком лихо влил в себя содержимое полной рюмки. Потом была и третья и четвертая. Но алкоголь не брал. Ковбой видя такое усердие подмигнул и пошутил:
– Две хорошо, три мало!..
Фёдор шутку не поддержал, и вообще он держал себя очень чопорно. Зато Ковбой и Лика были в ударе; рассказывали анекдоты, острили, смеялись и зачастую невпопад. Их поведение Фёдор объяснил себе действием таинственного эликсира. Поняв, что водка его не возьмёт, Фёдор заказал себе лошадиную дозу «северного сияния», но к счастью или несчастью выпить его не успел. Не в меру развеселившееся Лика, сделав неверное движение, умудрилась вылить на себя весь бокал. Светлый тонкий шёлк вечернего платья обильно смоченный пролитым коктейлем плотно прилип к её телу предательски проявив контрастно чернеющие трусики. Надо было видеть её расстроенную «физию», теперь уже Фёдор чуть ли не рассмеялся.
– Ну, ничего, – с плохо скрытой ухмылкой, и озорным блеском глаз успокаивал он Лику, – где пьют, там и льют. Ну с кем не бывает?
– Как же так? – сокрушалась Лика, – как кто под руку толкнул!
– Не стоит так убиваться по мелочам, – это уже Ковбой участливым голосом успокаивал её. Но вид его был не менее довольный, чем у Фёдора. Лика вопросительно посмотрела на одного, потом на другого и словно почувствовав заговор, заявила тоном не терпящим возражений:
– Домой! Срочно домой!
Таксист ожидавший их на стоянке, удивился:
– Что так рано? Не понравилось?
– Авария, – коротко ответил Фёдор.
– Бывает, – понятливо ответил тот. В машине Лика села на переднее сиденье, Фёдор вольготно откинулся на заднем. Напряжение вечера спало и Фёдор чувствовал себя вполне уютно. Ехали молча, но перед городом, когда переезжали мост, молчание прервал голос Лики. Ни к кому не обращаясь, куда-то в пространство она заявила:
– Вот если бы у меня… всё, всё, к примеру, отобрали, бросили на том берегу в одном платье, а через мост не пропускали, то я канал переплыла бы, и через год имела то же самое, а то и больше.
Хвастливое заявление повисло в воздухе. Чтобы как-то разрядить обстановку Фёдор продолжил:
– А если бы меня там бросили и не пускали через мост, я бы развернулся, да как чухнул в другую сторону, столько бы меня и видели.
– Какие всё же люди бывают разные, – это уже водитель то ли поддержал, то ли деликатно осудил заявление Фёдора. Но лучше бы он этого не говорил. Лика словно взбеленилась.
– Остановите машину, – голосом не терпящем возражения потребовала она, – сейчас же остановите! Водитель с визгом затормозив, выполнил категоричный приказ. Лика проворно выскочив, открыла дверцу со стороны Фёдора.
– Считай, что мост закрыт, – зло, с каким-то пришепетыванием заявила она. Фёдор понял – это не шутка, так не шутят, но чего-то медлил.
– Для тебя мост закрыт, понятно?! – Уже громко, голосом срывающимся на фальцет повторила Лика. Выяснять отношения при чужом человеке? попытаться перевести свою версию в шутку? как-то оправдаться?.. Все эти варианты молнией промелькнули перед Фёдором, и все они не подходили, тут нужен был неординарный ход, что-то из ряда вон. И Фёдор полез. Со словами: «Горят мосты с весёлым треском» - нарочито неуклюже полез в открытую дверь. Вскоре габаритные огни уезжающей машины мелькнули и пропали окончательно. Оставшись в одиночестве, посреди пустынной дороги, Фёдор нервно засмеялся; смеялся долго, то весело от души, то грустно и тихо, пока не выступили слёзы. Аккуратно промокнув их платком, глухо сказал:
- Вот он, вот он момент истины!
Через час Фёдор был у Жени. Да и куда ему было идти? Часовая прогулка по свежему воздуху благотворно повлияла на него. Он почти что вернул душевное равновесие. Правда сердце саднило, вроде в него снизу воткнули что-то тупое и грубое. «Какое же  глупое, у меня сердце», - думал Фёдор нетерпеливо нажимая на кнопку дверного звонка.
Женя как всегда был внешне невозмутим и спокоен. Расположились они на кухне. Женя налил по стопке водки, чокнулись.
– С-со-свиданьецем, – сказал он. Выпили, молча закусили.
– Знаешь, – прерывая молчание сказал Фёдор, – я сегодня отказался от абсента.
– А я в своё время не отказался, – отозвался Женя.
– Но итог у нас похоже один, – сделал вывод Фёдор.
– Уж чего-чего, а она не только носик умеет пудрить, – грустно усмехнулся Женя. Так слово за слово они разговорились. Женин роман с Ликой, по его собственному выражению, напоминал скоротечную чахотку. И опять же фигурировал Ковбой, Кем он ей приходился? Можно было только предполагать.
–А вообще-то Лика меня использовала в личных целях, как только я свою миссию выполнил, мне дали от ворот поворот, – рассказывал Женя, –  но что удивительно, – продолжал он, – теперь я зла на неё не держу.
– Да припомни, на кого и когда ты зло держал? – Иронически спросил Фёдор. Выпили ещё по одной. Потихоньку водка взяла своё и Фёдор прихмелел.
– А что за миссия, если не секрет? – уставившись невидящим взглядом в стол, спросил он. Женя вздохнул,
– Ну, теперь можно и рассказать. В свое время сидел у нас Ковбой под следствием. А Лика навещала его. Ну и вышла на меня, мол родственника, конопатят за чужие грехи, просила содействия… Как отказать такой женщине?
– Так вот, как ты службу нёс, бляха номер шесть, – почти что в рифму, перебил его Фёдор. Женя поморщился. Не нравилось ему такое прозвище. Так, когда-то на правах старого друга его обозвал Фёдор, когда Женя поступил на работу в следственный изолятор контролером, а по существу тюремным надзирателем.
– Теперь уже не бляха, уволился я.
– Умница, я всегда был против такой работы.
– Ну ты же знаешь для чего я это делал. Фёдор знал. Женя мечтал стать журналистом. И чтобы жизнь знать не понаслышке, коллекционировал, как он сам выразился, экстремальные профессии.
– Теперь ты наверно станешь ассенизатором? –  Не успокаивался Фёдор.
– Теперь я, наверное, уеду в Америку. Возникла пауза.
– Женя, ты извини меня, что-то я сегодня в ударе; обижаю всех налево и направо, веду себя как последний поросёнок.
– Не кручинься, меня ты не обидел. Ещё по одной?
– Ох, мне впору валерьянку хлебать, – Фёдор потёр левую часть груди, – ну да ладно, плесни на донышко.
Но выпить они не успели. Только Женя разлил, как в прихожей раздался звонок.
– Кому обязаны? – подняв бровь, удивлённо вопросил Женя. И чертыхнувшись пошёл открывать дверь. Но больше всего удивился Фёдор, когда в дверном проёме увидел Лику. Горячечный блеск в глазах, плотно сжатые губы. Молча подойдя к Фёдору вплотную, она взяла его за кисть, чуть потянула на себя.
– Пошли домой, – то ли попросила, то ли потребовала она. Фёдор повиновался. Молча вышли, Фёдор успел только кивнуть на прощание онемевшему Жене. Ехали в том же такси, в полном молчании. По приезду Фёдор попытался расплатиться, но водитель замахал руками:
– Нет, нет, ничего не должны, –  и на прощанье добавил, – добра вам молодые люди!
Дома Лика шмыгнула в ванную, Фёдор включил телевизор, хотя его совсем не интересовало происходящее на экране. Он понимал, что сейчас, именно сейчас, судьба дала шанс расставить все точки над «i». Боль в сердце прошла и оно билось в каком-то тревожно-радостном ритме, в предвкушении какого-то значимого и долгожданного события. Скрипнула дверь, вышла Лика. Она уже умылась и переоделась в халат. Подойдя вплотную к косяку двери,  плечом оперлась на него, и как-то по усталому склонила голову. Она смотрела на Фёдора чужим, совершенно незнакомым взглядом, так смотрят перед тем, как сообщить нечто очень, очень важное. Поэтому Фёдор и выжидал, поэтому и смотрел не отрываясь во все глаза. Мгновение и Лика покачнулась, стала стремительно оседать. Фёдор успел её подхватить, когда она уже была на коленях. Голова её бессильно мотнувшись завалилась ему на плечо, глаза закрылись. Он, в горячке, попытался поставить Лику на ноги, приподнял, встряхнул, но она обмякнув всем телом, совершенно ни на что не реагировала. Тогда изловчившись и подхватив её под коленками и за спину, с трудом оторвав, вдруг ставшее таким тяжёлым тело, уложил на диван. Фёдор конечно растерялся, ну не приходилось ему ещё видеть обморока. Все остальные действия он делал на «автомате». Попытался нащупать пульс на руке – безрезультатно, потом на сонной артерии, но и это ему никак не удавалось, приложив ухо к груди пытался услышать её сердце, но что он мог услышать? если своё выпрыгивало из груди. Поняв, что от него толку мало, стремглав кинулся к телефону. К счастью ноль три ответил сразу, но когда его спросили адрес, Фёдор с ужасом, вдруг, понял, что он его забыл. В стрессовой обстановке адрес просто-напросто выскочил из головы.  Осознав всю смехотворность ситуации, он всё-таки сумел собраться и выдрал из глубин сознания по крупицам нужные данные. Потом были лихорадочное ожидание и, наконец, долгожданный приезд бригады скорой помощи. Лике померив давление сделали укол, дали понюхать нашатырь и коротко проинструктировав стремительно укатили. Проводив врачей Фёдор на цыпочках зашёл в комнату, присел на край дивана. Лика виновато улыбнувшись, попросила:               
  - Накрой меня пожалуйста, мне холодно. Федор накрыв её пледом, заботливо поправил подушку, участливо спросил:
– Ну как, лучше?
Она кивнув головой, тихо произнесла:
– Слабость и  хочется спать.
 Он погладил её по голове, поправляя сбившиеся локоны, прикоснулся губами к щеке и тихонько, самым нежным голосом произнёс:
 – Поспи милая, я буду рядом.
Постелил он себе рядом, на раскладном кресле-кровати и выключив свет долго прислушивался к её тихому дыханию. За ночь Фёдор несколько раз просыпался, опять прислушивался и опять забывался неспокойным сном. В одно из таких пробуждений у него появилась мысль лечь рядом с ней, но подумав, что его могут неправильно понять, отказался от этой затеи. Утром Фёдор был особенно заботлив и предупредителен, Лика необычно тиха и немногословна. Этакая идеальная пара. По молчаливому уговору они не обсуждали вчерашние события, и только в одном Лика позволила слегка укорить Фёдора:
– Почему ты ночью не пришёл ко мне?  мне было так одиноко и я так ждала тебя.
Фёдор честно признался:
– Я был так напуган и, потом, подумал, что ты меня превратно истолкуешь, внимание примешь за притязания… 
Теперь она погладила его по голове.
– Глупенький… – и улыбнулась.
Острая эйфория от примирения длилась несколько дней. Это было восхитительно, это было, как в первый раз. Но в очередной понедельник Лика обрела свой прежний облик: Властная, деловая, энергичная.
 – Пора, пора нам дорогой выходить на новый качественный уровень! Нас ждут великие дела! Новый офис европейского типа – это я беру на себя, – убеждённо говорила она, –  ты же, во что бы то ни стало должен выйти на надёжного, постоянного поставщика пряжи – это альфа и омега  на данный момент!
 С этим напутствием Фёдор и приступил к ответственной миссии. Но сказать легко, а сделать трудно. Дело заколдобило. На комбинате производящем пряжу ему рассказывали про большой дефицит всего и вся, пресловутые лимиты, в общем цену ломили безбожную. Пришлось идти в «народ». В ближайшей от проходной комбината пивной не составило большого труда выйти на подпольный канал торгующий ворованной пряжей. Колоритный тип, удивительно похожий на первого президента СССР, попросил неделю на «всё про все», так он сам выразился. За вполне приемлемую цену он грозился всё организовать, оставалось набраться терпения и ждать. Но что было делать ему одному, да ещё  в незнакомом городе? Ну сходил на концерт модного и популярного в то время исполнителя, – эмоций никаких, жаль потерянного времени. Хуже было с футболом, Фёдор вообще ушёл в перерыве между таймами. Смотреть на посредственную игру заштатных команд было выше его сил, он чувствовал себя белой вороной среди кричащих, свистящих и топающих зрителей. Ну не лежала у Фёдора душа к зрелищам, его обуревало чувство деятельности, бурной деятельности и праздность сейчас претила ему. Что теперь с ним стало? Кармический поворот, или азарт от удачи? Куда делись вечные его спутники – скепсис и уныние? Впервые Фёдор чувствовал себя так уверенно, так устроено в этом мире. Деньги, любовь красивой женщины, головокружительные перспективы – это кого хочешь воодушевит. Но долог и труден был путь к этой стезе. Теперь, когда случился вынужденный затяжной досуг, Фёдор сумел внятно сформулировать причины такой необычной метаморфозы. Истоки он усмотрел в раннем детстве. Спокойный и флегматичный с младенчества, он, тем не менее, был очень требователен к людям. Занянченный с рождения Фёдор воспринимал себя центром мироздания. Однако жизнь быстро расставила точки. К первым обязанностям мальчик адаптировался трудно, а потому с недетской серьёзностью решил: «Раз игра идёт не по моим правилам – играйте-ка в неё сами, и не требуйте от меня никаких результатов!» Конечно, отрешиться полностью от бренного бытия он не мог, да и не хотел, более того отличался редким жизнелюбием и азартом, но это пока к нему не предъявляли каких-либо требований. В случае же возникновения оных пытался игнорировать их до последнего момента отчаянно сопротивляясь и только загнанный в угол выполнял требуемое с возможно наименьшим тщанием, как бы отдавая дань неизбежному. Так «спустя рукава» прошли школьные годы, армия, да и работа опять же воспринималась как нечто постылое, унизительное, но, увы, необходимое. Со временем он понял ущербность такого мировоззрения, ведь на его глазах была много примеров, когда люди жили полнокровной жизнью, и пусть многие из них не хватали звёзд с небес, но они во что-то вкладывали силы и душу, и был труд для них призванием и благом. Но была масса примеров и другого плана, так сказать товарищи по несчастью. Отчаявшиеся люди пустившиеся во все грехи тяжкие. И не они ли пополняли в своё время ряды нигилистов, разночинцев, а потом уже в наше время хиппи и панков?  Не они ли влачили существование  алкоголиков и наркоманов? Не они ли просто существовали, существовали по принципу: ни богу свечка, ни чёрту кочерга?..
Были, были у Фёдора попытки себя реализовать, но они носили такой амбициозный характер, а старания вкладывалось так мало, что получалось как в пословице: «Размах на рубль, а удар на копейку». Но вот теперь он почувствовал вкус и азарт к жизни, нашлась точка приложения сил, и кто бы мог подумать? что он, всё время ставивший духовное выше материального, всегда презиравший мещанский стереотип благосостояния, вдруг, добьётся успеха именно на этом поприще. Это в ясной форме он осмыслил поздно вечером, в одиночном гостиничном номере. Чрезвычайно довольный такими умозаключениями Фёдор достал записную книжку, поставив дату того «судьбоносного» дня и записал: «Время собирать камни».
В назначенный день Фёдору выполнили заказ.
– Тютелька в тютельку, – пересчитав деньги, заявил  двойник президента. Фёдора это покоробило. В то время он ещё не разочаровался в перестройке, а потому живое воплощение президента и банального воришки в одном лице рождало глухую досаду.
– Далеко пойдёте с такой внешностью, – скрывая раздражение в ответ заметил ему Фёдор.
– Вам шуточки, а я такого наслушался… А пьяные, так те вообще прохода не дают, угрожают физической расправой, уроды! Удружил мне двойничёк, нечего сказать, ну да прорвёмся, не такое видали.
– Да, менталитет у нашего народа своеобразный, не любят у нас реформаторов, – это Фёдор выдал тираду в защиту президента.
– Не то слово, – охотно поддержал его собеседник, и продолжил, – как говорится: Нет пророков в своём отечестве.
«Философ хренов, – подумал про себя Фёдор, – на нём, видно, клейма ставить негде, а он про пророков рассуждает. Мамона ваш пророк». Заклеймив оппонента и таким скромным образом выразив гражданскую позицию, Фёдор переведя разговор в деловое русло стал договариваться о деталях следующей сделки. Тронутый «душевным участием и взаимопо-ниманием» подельник пообещал Фёдору скидки, как надёжному деловому партнёру и чуткому человеку. Расстались они вполне дружелюбно, каждый довольный по-своему. Один вор, другой его клиент – два радетеля перестройки.
Дома Фёдора ждал тёплый приём. Выгодная сделка, богатый ассортимент привезённого товара и перспективы сотрудничества, столь растрогали Лику, что она поцеловав Фёдора и, пристально посмотрев ясным взором, многозначительно сказала:
– С меня причитается, одно твоё желание, – и кокетливо, нараспев добавила, – лю-убое.
 Фёдор улыбнулся и недоверчиво спросил.
– Любое-любое?
– Любое-прелюбое!
– Самое сокровенное?
Лика, включаясь в игру, состроила удивлённые глазки, энергично кивая, подтвердила:
– Самое! самое сокровенное!
– Тогда знай, завтра никаких дел, никакой работы! Пикник на лоне природы. И баста!
– Да-а? Несколько разочарованно тянула она, а я то «ужо» размечталась… И обиженно надув губки, демонстративно отвернулась. 
 – Я тебе обещаю, ты не пожалеешь! – шёпотом, на ушко выложил последний аргумент он.
Но если бы Фёдор тогда знал, как вскоре придётся жалеть ему самому!..
На следующий день, благо выпал чудесный солнечный день, они поехали на пикник, на велосипедах. Лика смотрелась очаровательно; ярко-красный байкерский велосипед, синяя спортивная форма эффектно подчёркивающая прелести статной женской фигуры, а в завершении – по-детски восторженное выражение лица. Обладание такой женщиной наполняло Фёдора-собственника неимоверной гордостью, со стороны он выглядел этаким павлином, свысока посматривающего на встречных особей мужского пола. Те же, демонстративно игнорируя надутого спутника красотки, самым откровенным образом пялились на её соблазнительные формы, каждый второй водитель почитал своим долгом «фафакнуть» им во след, тем более, что «рулила» она самым безобразным образом; то беспричинно меняла полосу движения, то, приглашая Фёдора на перегонки, набирала такую скорость, что он с трудом за ней поспевал. Казалось, что она получает наслаждение не от езды, а от многочисленных нарушений правил дорожного движения. Фёдор с облегчением вздохнул только тогда, когда они свернули на просёлочную дорогу, но не тут то было, не полегчало. Лика разошлась вовсю; то шутливо атаковала его пытаясь столкнуть с дороги, то обняв за шею требовала везти её на буксире. Так, с такими пируэтами, и приехали на место. Это была старая лесополоса с живописным видом мощных раскидистых тополей, заросшая кустарником ежевики и волчьей ягоды. По другую сторону была маленькая запруда, по-местному ставок с удивительно чистой и тёплой водой. Еле заметной тропинкой они вышли к водоёму. Стали располагаться. Где-то вверху невидимая птаха нараспев спросила их:
– Чьи-и вы? чьи-и вы?
– Ме-е-естные, ме-е-естные, – подражая ей шутя отвечал Фёдор. Лика поняв этот диалог от души рассмеялась.
– Ты умеешь с птичками разговаривать? – раскладывая провизию спросила она. 
– А то! – Теперь на Фёдора нашло дурашливое настроение, – я уверен, что поздно или рано все люди будут разговаривать птичьими трелями. Красиво, ёмко, волнующе! И Фёдор насвистал пришедшую в голову музыкальную фразу.
– Что, что ты сказал? – подыграла ему Лика. 
– Я признался тебе в своей  любви, пообещал златые горы  и реки полные вина.

«Соловей мой, соловей,
голосистый соловей!

Кто-то, бедная, как я,
Ночь прослушает тебя!»

Улыбнувшись, пропела ему в ответ Лика.
– Ага? Я угадала?
– Ну, да! В хорошем смысле, - уточнил он.
Пока Фёдор откупоривал бутылку с вином, Лика разоблачившись, осталась в одном купальнике.
– А мне кажется, что если люди и будут разговаривать по-птичьи, то не соловьиными трелями, а по вороньи, карканьем: «Канкрэтный базар. Панимаешь, да?!» 
– Да, – согласился Фёдор, – птички разные бывают.
Тем временем Лика вплотную подошла к Фёдору и потянула его за футболку.
– И ты, давай, скидывай одёжку.
Он покачал головой.
– Я маленький мальчик, раздень меня. 
Внешне безучастный, он с замиранием сердца наблюдал, как с него сняли футболку, затем кроссовки, носки, джинсы. Всё это, Лика делала не спеша, проникновенно, чувственно. Когда он остался в одних плавках, она, вдруг, отступив на два шага, быстро скинув купальник, кинулась в воду. Фёдор не мешкая последовал её примеру. Они весело плескались в горьковато-солёной воде степного ставка, как два беззаботных дельфина на морских просторах. Потом они собирали ежевику, и Лика пообещала вечером испечь ежевичный пирог. И это было ново. Фёдор и не подозревал о её таких кулинарных способностях. Они, как по сговору, не торопили события, как бы понимая, что это некуда не уйдёт. Ведь ожидание зачастую более остро и волнующе, чем вожделенное событие. Вскоре Лика сделав «губы бантиком» пожаловалась:
– Я устала и хочу пить. Теперь она  разыгрывала  из себя маленькую девочку. 
- Пошли моя хорошая, - это Федор, принимая правила игры, позвал её. Сейчас я тебя напою и приласкаю.
- Правда? Ты меня не обманываешь?
- Правда, правда, - успокоил её Фёдор, и, взявшись за руки, они пошли к бивуаку.
Пили они бархотно-красное кьянти и закусывали крупными темно-фиолетовыми ягодами ежевики. Лика надкусывая их смеялась:
– Какие крупные, они целиком не помещаются у меня во рту.
Красный сок остававшийся у неё на губах, она не спеша, демонстративно слизывала, глаза же её искрились озорством и весельем. И тут, совсем вне контекста, из дремучих фрейдовских глубин у Фёдора вырвался вопрос:
– Лика, между нами кто-то стоит?
– ?!
Куда только подевалась живая мимика, игра чувств? Недоумение и разочарование сквозило теперь в каждой её черте.
– Не нравится мне этот самозваный компаньон, – продолжал Фёдор, – уж как-то он слишком по-свойски себя ведёт. И помолчав, добавил, – лично я поводов не давал. Это был не просто намёк, это было уже обвинение. Её глаза стали наполняться влагой. Вот и первая слезинка покатилась по щеке, вторая… третью Фёдор снял кончиками пальцев. Этот непроизвольный жест участия вызвал цепную реакцию чувств. Лика всхлипнув, уткнулась Фёдору в грудь, содрогаясь всем телом от беззвучных рыданий. Федор обняв её одной рукой за плечи, другой гладил по голове и как мог несвязанно успокаивал:
– Ну, что ты? что ты? Перестань! Я совсем не хотел тебя обидеть. Ну, сморозил, прости мою бестактность… – Но чем больше он её успокаивал, тем больше она предавалась своему горю, тем больше слёз проливала ему на грудь.
– Ну, будет, будет, хватит, а то я утону в твоих слезах, – пытался шутить Фёдор, уже понимая, что дело, видимо, лежит не только в его бестактности. Наконец рыдания поутихли, Лика всё реже и реже всхлипывала, иногда беззвучно, крупно сотрясаясь всем телом, но все также плотно прижимаясь к нему.
– Уже успокоилась? - отстраняясь от неё, спросил Фёдор. Лика же продолжала к нему льнуть, старательно пряча своё лицо. Наконец, видимо, справившись со своими чувствами, она совсем затихла. Неожиданно, куда-то в пространство она сказала:
– Это страшный человек.
Фёдор молчал.
– Он ни перед кем, ни перед чем не остановится. Он и тебя и меня убьёт.  После этих слов Лика опять зашмыгала носом. Накат какого-то дурного бессилия испытал Фёдор. Тут и гадать не надо было о ком идёт речь.
– Ну, это мы ещё посмотрим… Во всяком случае, тебя  в обиду не дам, – каким-то противным фальцетом ответил он. После этих слов возникла долгая пауза. Каждый из них чего-то выжидал. Первой молчание нарушила Лика.
– Подожди меня, я сейчас; схожу умоюсь и поедем домой, хорошо?
– Хорошо, – печальным эхом отозвался Фёдор. Пока она приводила себя в порядок, Фёдор спешно сворачивал бивуак, это было похоже на бегство, только вот в какую сторону бежать он не знал.  Вскоре появилась и Лика. Она успела не только умыться, одеться, но и наложила лёгкий макияж. Только чуть припухшие глаза и виноватая улыбка выдавили недавнюю бурю чувств.
Дорога домой была длинной и унылой. Фёдор не спеша ехал впереди, за ним постоянно отставая тянулась Лика. Казалось, что она тяготится им. Фёдор же поймал себя на мысли, что больше всего ему сейчас хочется прибавить скорости, оторваться от неё и скрыться, раствориться среди городской толчеи и всех таких беззаботных и безучастных людей…
Сразу по приезду состоялся долгий и сумбурный разговор. Опять были слёзы, признания, утешения. Выяснилось то, о чем Фёдор смутно, интуитивно догадывался, но относил это к своему  игривому воображению. Лика призналась, что у неё есть дочь Таня (Вот тут-то Фёдор вспомнил её слова о том, что у неё есть тайна) и дальше всё совпадало: И муженёк-солипсист, он же ковбой Мальборо в одном лице, и папа Артур, и мама Галя, и всё, всё, всё. Узнай это Фёдор в других обстоятельствах, в другое время, непременно голова пошла бы кругом от такого количества невероятных совпадений, но не сегодня, не сейчас. Из путаного повествования Лики вырисовывался довольно противоречивый образ Ковбоя. То он хладнокровный и расчётливый, ни перед чем не останавливающий человек, то сентиментальный пастушок наигрывающий на свирели мелодию о разбитом сердце. В дополнение Лика показала их свадебный альбом, и уж совсем некстати заявила, что в её жизни он был первым мужчиной.
– Попытка номер один, – рассеянно заметил Фёдор.
– Что за попытка? – не  поняла Лика.
– Спортсменам для выполнения упражнения даётся три зачётных попытки, – всё таким же бесстрастным голосом пояснил Фёдор. Лика пристально посмотрела на него.
– Извинись.
– Извини. – Устало выдохнул он.
– Хорошо. И ты меня извини.
Потом они допили вино, посмотрели телевизор и рано легли спать. Федор было заснул, но вскоре проснулся. Было жарко. Лика лежала вплотную, чуть ли не на нём, обняв и закинув согнутую в коленке ногу ему на живот. Он стал осторожно освобождаться от её объятий. В призрачном свете уличного фонаря он увидел сонную довольную улыбку. Потихоньку выбравшись, Фёдор прошёл на кухню. В шкафчике нашёл её сигареты, какая-то ментоловая дрянь в красивой упаковке. Курил он кажется бездумно, время от времени стряхивая пепел в чайную чашку. Только третья подряд выкуренная сигарета выдавала его сильное душевное смятение.
 «Чего она добивается?» - думал он. То запугивая его, то пытаясь вызвать чувство ревности. То отстранённая, то жадно льнущая? Чему верить, чему нет? С её слов получалось, что Ковбой, как разбуженный вулкан в любой момент мог взорваться. Финансовый успех бывшей жены вызвал к жизни его былые чувства, и навряд ли он потерпит соперника, в его, Фёдора, лице. А заодно, имея в высшей степени неуравновешенный характер, мог наломать дров по полной программе. Фёдор вполне мог допустить такое развитие событий. Хотя неуравновешенности за Ковбоем он не замечал, но это тем более было опасно, хладнокровные противники намного сильней импульсивных. И самое главное, как теперь ему себя вести? Смесь сложных чувств испытывал сейчас Фёдор: чувство надвигающейся опасности, чувство обманутого и преданного человека, и чувство большого невезения. Ведь совсем недавно он казалось обрёл смысл жизни, растроганный открытием даже сделал памятную запись - «время собирать камни!» И вот тебе собрал… А Лика тоже хороша, могла бы  и раньше рассказать, ведь пока Фёдор сам не вышел на эту тему, молчала как партизанка. И сколько бы ещё молчала? Пока развязка не наступила самой собой?.. Выдохнув очередной клуб дыма и ткнув окурок в чайную чашку, Фёдор осторожно на цыпочках прошёл в комнату, достал из потайного кармана джинсов маленький кожаный футляр. Расстегнул его и оттуда, блеснув стеклянным боком, на ладонь выкатился небольшой, прозрачный шарик, около двух сантиметров в поперечнике. Внутри же него таинственно мерцал белым цветом причудливый кораблик. Сложенный из трёх изящно выгнутых, полупрозрачных лепестков в два крылышка и киль, он своими летящими воздушными обводами напоминал то ли белоснежный клипер, то ли что-то космическое из далекого будущего. Это была для Фёдора необычайно памятная вещь, её накануне расставания подарила ему Эльвира. Фёдор внимательно, меняя ракурс, рассматривал подарок. Изредка, по отточенным формам кораблика пробегали крохотные разряды, или это была игра светотени? Нет, всё-таки кораблик искрил. Такие же искорки отражались у Фёдора в зрачках… В ушах же тихо-тихо звучали  хрустальный перелив челесты и контрапунктом редкие тревожные басы гобоя. И сейчас, пристально всматриваясь в крохотные разряды, он вспомнил, как резко, отчуждённо,  отодвинулась тогда от него Эльвира, и как затянувшееся молчание прервал её сдавленный голос:
– Не смотри на меня… я нехорошая.
– Если ты нехорошая, то я дважды нехороший, – просто ответил он.
– Нет, нет, ты хороший, хороший, а я… я не должна была этого делать… И опять прерывистый вздох огорчённого ребёнка. Фёдор затаившись молчал
– Не сердись, – совсем тихо, шёпотом, попросила она.  Что он мог в ответ сделать? Обнять? Что-то сказать? Но всё это было бы так фальшиво, так пошло, и несоизмеримо с тем необъятным чувством благодарности заполняющим всё его существо.
– Знаешь, когда мне будет плохо, – вдруг озарило Фёдора, – ну совсем, совсем плохо… ты понимаешь?.. Я вспомню тебя, всё это, улыбнусь, и мне уже ничего не будет страшно…
– Нет, я не хочу, чтобы тебе было плохо, – Эльвира вплотную придвинулась к нему и добавила, – пока я рядом тебе не будет плохо. Ты мне веришь?
– Да! Да! И Фёдор обнял Эльвиру со всей нежностью на которую был тогда способен… Потом они пошли взявшись за руки в покров ночи. Эльвира была отстранена, тиха и задумчива, а Федору было не до красот лунной летней ночи, он всё всматривался в её прекрасные черты и думал, думал, какой же большой путь надо ему проделать, чтобы стать достойным её любви?
Близился рассвет. Они долго сидели на лавочке под сенью большого дерева, тесно прижавшись друг к другу. Но несмотря на это ее стало заметно знобить. Они встали, Эльвира перед расставанием в свете пробуждающего утра прямо смотря Фёдору в глаза объявила, что вынуждена, срочно вынуждена уехать. Это даже не переезд, это бегство. Наверное у Фёдора был такой ошалелый вид, что она не смогла сдержать усмешку, горькую усмешку. 
– Милый, – почти что по-матерински звучал её голос, – мы не можем быть вместе. В моей судьбе много, слишком много предопределенно. И я в ответе за многих, очень многих близких мне людей. Поэтому не будем перечить судьбе. Но ты должен знать, что вошел в мою жизнь навсегда, как самая чистая страница… Спасибо тебе. И она на секунду притронулась губами к его щеке. Фёдор от услышанного потерял чувство реальности. Эльвира продолжала ему что-то говорить, а у него земля потихоньку уплывала из-под ног, и он в страхе только сильнее сжимал её руку… Это походило на какой-то фантасмагорический сон, он отказывался верить услышанному.
– А как же… – попытался задать вопрос Фёдор и замолчал испугавшись совершенно чужого надорванного голоса.
– Смотри в руке у Эльвиры блеснул шарик. Она на раскрытой ладони близко поднесла его к лицу Фёдора. Там неуловимо меняя формы куда-то мчался космический кораблик. – Это талисман, очень древний талисман, в нём есть и моя частичка, частица моей души. А сейчас возьми его, он тебе поможет… Потрясённый неожиданным поворотом событий Фёдор не придал значения этим словам, он мучительно соображал, как не позволить Эльвире вот так просто взять и уйти из его жизни. Но странно, взяв его в руки он понял, что всё, всё, всё, что с ним сейчас произошло намного выше его сегодняшнего понимания, и что ему предстоит длинная и непростая дорога пока он сумеет осознать эту стремительную смену событий…
Очнулся Фёдор один, на той же лавочке под большим деревом от утреннего холода. Он  ничему уже не удивился: ни зажатому в руке талисману ни внезапному исчезновению Эльвиры. Тогда он ясно понял - так надо, это только начало, а продолжение его конечно найдёт. Просто так такие события не происходят.