Муж положил под подушку нож и сказал - Это шутка

Убежища для жертв семейного насилия – единственное место, где те находятся в безопасности. Кто знает, скольких женщин они уберегли от смерти за десятки лет...Зато опасность нависла на самими убежищами: судьба шести из них неожиданно оказалась под вопросом. Почему? И вообще нужны ли они Израилю? И в каком количестве?

По мнению Яэль Хэрмель, возглавляющей отдел благосостояния семьи, вполне достаточно и тех 13-ти, которые уже существуют: «Даже они далеко не всегда заполнены». Яэль добавляет, что вышеупомянутые убежища на 100 процентов финансируются за счет министерского бюджета.

Рут Резник, открывшая в Израиле 30 лет назад первые убежища - задолго до того, как государство приняло решение о их финасовой поддержке, напротив, считает, что подобных мест должно быть вдвое больше. Она приводит в пример Данию, где численность населения меньше, чем в Израиле, а убежищ 35, в два с половиной раза больше, чем у нас. Говорит о других маленьких странах, где этому вопросу уделяется большое внимание: в Австрии 28 убежищ для жертв семейного насилия, в Ирландии – 27. И так далее... Кроме того, Рут утверждает, что дотации министерства социального обеспечения покрывают нужды убежищ только на 70 процентов, а не на 100, как говорит Яэль Хэрмель. Она показывает мне тетрадку, испещренную столбиками цифр: в 2010-м году расходы на содержание трех, созданных Рут убежищ, составили около шести миллионов шекелей, в то время, как министерство выделило им меньше четырех миллионов. Недостающую треть пришлось покрывать за счет пожертвований.

«Убежища – это не то, что может зависеть от нашего выбора, а то, что необходимо делать, - говорит Рут. - Потому что в большинстве случаев речь идет о спасении жизни женщин, которым угрожает смертельная опасность. Если прибегнуть к медицинской терминологии, то убежища – это не премный покой, а реанимационная палата".

Истории трех женщин, которые в настоящее время укрываются за стенами одного из 13 убежищ для жертв семейного насилия, подтверждают ее слова.

«МУЖ ПОЛОЖИЛ ПОД ПОДУШКУ НОЖ И СКАЗАЛ, ЧТО ЭТО ШУТКА...»

30-летняя Веред (имя изменено), мать четверых детей, была замужем девять лет. Восемь месяцев провела она в одном из убежищ, расположенном в центре страны и в ближайшие дни покидает его, сняв квартиру неподалеку от своих родителей и братьев – позже мы поймем, почему. А пока выслушаем ее историю:

- Мы познакомились с Ави (имя изменено) и влюбились с первого взгляда. Не прошло и двух недель, как началась подготовка к нашей свадьбе. Но, как оказалось, быстрый брак по любви не всегда бывает счастливым: я даже не успела толком понять, что он за человек... Проблемы начались примерно через год, когда я после родов первого ребенка несколько месяцев металась между больной матерью и своей недоношенной дочкой. При том, что у Ави налаженный бизнес и больше свободного времени, все свалилось на меня. В довершение всего, когда я поздно вечером, едва живая от усталости после поездки по больницам, добиралась до постели, муж еще всякий раз требовал от меня близости. Его совершенно не интересовало, в каком я состоянии. Доходило даже до того, что среди ночи я просыпалась от того, что муж начинал заниматься сексом со мной, спящей. Не менее ужасно было и другое: он стремился полностью подчинить меня себе. Запрещал встречаться с подругами, а если я шла навестить родных, караулил у двери со скандалом: «Почему не пришла раньше?» Ави страшно ревновал меня безо всякого повода, не разрешал работать, звонил домой по сто раз на дню, и, не дай бог, если телефон был занят! – муж тут же начинал подозревать, что я завела себе любовника! Даже на родительское собрание в садик я шла в состоянии стресса, зная, что по возвращении меня ждет новый скандал: «Признавайся, с кем из отцов других детей ты завела шашни!» В порыве ревности он резал ножницами мои кофточки с короткими рукавами и майки, которые я надевала в жару. При том, что сам постоянно изменял мне: за девять лет нашей совместной жизни у него родились «на стороне» двое детей.

Самое поразительное было в том, что на людях мой муж вел себя совершенно иначе, изображая, будто мы идеальная пара. Он говорил всем: «Моя жена – самая лучшая!», а по возвращении домой устраивал настоящий ад, обзывая при детях ужасными словами, самым безобидным из которых было «дура!» - при том, что, в отличие от мужа, у меня есть профессиональное образование.

О том, что творится у нас дома, знали только мы, в то время, как окружающие считали нас идеальной семьей. Кто бы мне тогда поверил? Именно по этой причине я долгое время не решалась обратиться за помощью. Но после того, как муж, несмотря на все мои мольбы, однажды просто грубо взял меня силой, я подала жалобу в полицию. Суд на семь месяцев отдалил его от нашего дома, где я осталась с четырьмя детьми без средств к существованию. В итоге мне пришлось согласиться на мировую, отозвать из полиции свою жалобу и прервать судебный процесс. Это была ошибка. Лучше не стало, муж издевался надо мной еще больше, а когда я заикнулась о разводе, начал угрожать: «Увижу тебя с кем-то другим – убью!». Однажды после очередного скандала я обнаружила нож, который Ави положил под подушку. «Что это?» - спросила я его. «Это шутка», - произнес он тоном, не предвещавшим ничего хорошего. Я в тот день на всякий случай написала письмо родителям, где сообщила, как им следует поступить с детьми, если муж меня убьет, и спрятала его в укромном месте. Но по-настоящему я испугалась после того, как Ави подослал ко мне какого-то жуткого типа, который заявил: «Если разведешься с мужем – тебе не жить. Закопаем – и никто не найдет!» Я не верила никому и от отчаяния позвонила на «горячую линию» для жертв семейного насилия, после чего оказалась в убежище.
Первые дни я была в ужасном состоянии, потому что неизвестность пугала не меньше, чем прежняя жизнь в аду. И еще мне казалось, что в подобные убежища попадают только наркоманки и бродяжки. Нам с детьми отвели комнату, в которой мы поселились, бежав из шикарной двухэтажной виллы. Окруженная теплом и заботой женщин, работавших в убежище, я постепенно я приходила в себя и все отчетливее понимала, насколько муж разрушил не только мою жизнь, но и мою уверенность в себе, в собственных силах. Я даже не представляла себе, что можно жить иначе. За восемь месяцев пребывания в убежище я встретила здесь немало таких же несчастных жен и матерей, убеждаясь в том, что моя история – вовсе не исключение.
Конечно, убежище – не гостиница, здесь нет индивидуальных условий. Но зато я в полной безопасности и ко мне относятся с таким же вниманием и сочувствием, как в родительском доме. И все же, убежище – это временное жилище, и рано поздно наступает момент, когда приходится решать – возвращаться к прежней жизни, или вырваться из порочного круга и начать все сначала. Не у всех это получается. За восемь месяцев я видела здесь немало женщин, у которых еще не было достаточно сил, и через несколько дней, они возвращались к мужу. Я плакала, глядя им вслед, понимая: ведь они снова едут едут туда, где их ждут новые унижения, а, возможно, и смертельная опасность. Неизвестность пугает, я сама через это прошла, но мне удалось побороть страх. Наверно, это был самый правильный поступок в моей жизни. Если бы я не решилась положить конец кошмару, в котором жила девять лет, сегодня меня, возможно, уже не было в живых. Первый шаг сделать очень трудно, но его нужно сделать. Ради себя. Ради детей. Ради своего и их будущего.

Я помню, как постепенно приходили в себя после бегства из дома мои дети, бывшие свидетелями постоянных семейных скандалов. Младшие сразу пошли в садик, расположенный на территории убежища, старший - в школу, где довольно быстро научился читать. Родные, навещая нас в убежище, радуются произошедшим со мной переменам и говорят: «Раньше ты ходила как в воду опущенная, не поднимала головы, а теперь стала прежней и снова улыбаешься!».

Помню, как вскоре после нашего бегства из дома, когда я снова увидела мужа в специальном центре, куда вынуждена была привести детей на встречу с отцом - у меня колени подгибались от страха, я все время плакала и боялась поднять на него глаза... Знаю, что едва мы отсюда выйдем, он тут же начнет меня искать, но я уже совсем другая, у меня есть силы его не бояться. Кроме того, предприняла меры предосторожности, сняв квартиру неподалеку от своих родственников и установив на всех окнах решетки. Я никогда к нему не вернусь и не допущу, чтобы когда-либо в моей жизни появился человек, подобный моему бывшему мужу.

«МУЖ СХВАТИЛ БУТЫЛКУ «ЭКОНОМИКИ», ПЛЕСНУЛ НА МЕНЯ И КРИКНУЛ: «ВОТ ТВОЙ КРЕМ ДЛЯ ТЕЛА!»

46-летняя Сара (имя изменено), мать четверых детей, сбежала от мужа через 25 лет совместной жизни, прихватив с собой в убежище младшую дочь. Она живет здесь всего месяц с небольшим и не собирается возвращаться к прежней жизни.

- Мы познакомились с Алексом (имя изменено) еще в армии и поженились по большой любви. Я и сейчас могу сказать, что у нас было очень много счастливых дней. Алекс не сразу стал таким, какой он сейчас. Все происходило постепенно. Муж начал испытывать ко мне какую-то патологическую привязанность, пытаясь полностью подчинить себе. Он решал, куда мне идти, что надевать, с кем говорить по телефону и как себя вести. Долгое время не разрешал работать. А когда я все же устроилась убирать квартиры, тут же начал приписывать мне несуществующие романы с работодателями, следя за мной и контролируя каждый мой шаг.

Первый раз муж оскорбил и избил меня, когда наши старшие дети были уже довольно большие. Словно почувствовав неладное, они почему-то очень быстро вернулись в тот день домой из торгового центра, куда ушли погулять. Потом еще не раз дети пытались меня защитить, за что он обзывал их моими телохранителями. Один раз, вернувшись домой с работы, я увидела свою одежду искромсанной. Второй раз, когда я посмела отказать ему в близости, сославшись на то, что после уборок потная и еще не была в душе, он схватил бутылку «экономики» и плеснул на меня с криком: «Вот твой крем для тела!»

Я без конца слышала в свой адрес оскорбления и получала пощечины. Потом он на короткое время успокаивался - мог подарить мне подарок, или повести нас всех в ресторан, но при этом никогда не просил прощения, обвиняя в своем агрессивном поведении только меня – мол, довела. После очередных скандалов я не раз заходила на сайты организаций, помогающих жертвам семейного насилия, читая горькие исповеди других женщин и плача, но сама не решалась написать. Я уже просто потеряла все ориентиры, не понимая, где во всем этом кошмаре мое место и моя жизнь. Останавливала и тревога за детей: старшие хоть и выросли и уже работали, но продолжали жить в нашем общем доме, а младшая дочь еще ходила в начальную школу. К тому же для них Алекс был вполне нормальным отцом.

Когда муж изнасиловал меня, я поняла, что все, наступил предел: этот человек для меня больше не существует - и позвонила на «горячую линию». Во время разговора с незнакомой женщиной я вдруг почувствовала: оказывается, есть люди, которым небезразлично, что со мной происходит, и мне теперь есть куда идти. «Сара, мы существуем для таких, как ты, не волнуйся, мы тебе поможем», - сказала дежурная по «горячей линии» и тут же предложила выслать за мной «такси», но я была еще не готова: надо было все обсудить с детьми. Моя семья меня поддержала, мне не хватало только последнего толчка, чтобы совершить прыжок в полную неизвестность, и через какое-то время я его получила. Мой племянника собрался жениться, проислал приглашение, но муж сказал, что не пойдет на свальбу и мне запрпетил туда идти, всячески запугивая и шантажируя. Когда старший сын пытался меня защитить, муж заявил мне: «Я не хочу его видеть больше в доме!». От этих слов у меня потемнело в глазах: выгонять из дома моего ребенка?!? И я пошла с детьми на свадьбу. Муж от этого впал в такую ярость, что мне показалось – может и убить. В конце вечера он караулил меня у выхода из зала торжеств, но меня вывели через черный вход.

Первые две недели, проведенные в убежище, я была в шоке, потом поняла, что дороги назад нет и, видимо, придется начинать новую жизнь. Старшие дети навещают нас в убежище. От них я узнала, что муж, который не верил в то, что я могу уйти из лома, начал пить, впал в депрессию, а потом и вовсе исчез, никому ничего не сказав. Детям оказалось не под силу оплачивать большую квартиру, пришлось ее освободить и уйти жить к друзьям и подругам. Теперь я хочу одного: собрать снова под одной крышей моих сыновей и дочек, только уже без моего мужа. Мне мои родственники говорят: «Сара, главное, выдержи это трудное время, не сломайся!» Я этого не боюсь. Теперь у меня есть силы. Я снова могу улыбаться, у меня появилась надежда. Даже при том, что, возможно, когда я выйду отсюда, возможно, снова окажусь в опасности: ведь до сих пор неизвестно, где находится сейчас мой муж и каковы его намерения. Зато я точно знаю, чего хочу я: развестись с ним и жить только ради наших детей, собрав их снова в одном доме.

«ОТ ПОБОЕВ МУЖА У МЕНЯ БЫЛА ПОТЕРЯ ПАМЯТИ...»

38-летняя Света (имя изменено) попала в убежище совсем недавно. Сотрудница, открывшая ей дверь, была удивлена поведением новенькой. Похоже, та не совсем понимала, где она оказалась. Все разъяснилось после звонка в социальную службу, которая направила ее сюда. У Светы после побоев мужа произошла частичная потеря памяти. В первое время она даже не могла вспомнить, что была замужем. Постепенно память восстанавливалась, и Света вспоминала подробности того дня, как она оказалась на больничной койке.

- Мы поженились с мужем здесь, в Израиле. Он долгое время нигде не работал, и мы жили на мою зарплату. Потом я продала в стране исхода свою квартиру, и муж купил на эти деньги новую машину. Он и раньше бил и оскорблял меня безо всякого повода, утверждая, что все без исключения женщины – проститутки. Но в тот день нанес настолько сильный удар в голову, что я потеряла сознание и оказалась в больнице, а когда пришла в себя, уже ничего не помнила. Мне поставили диагноз: инсульт, а через какое-то время у меня начались еще припадки эпилепсии. Не знаю, как муж объяснил случившееся врачам, сама я тогда ничего вспомнить не могла. Мне оформили инвалидность, я получила пособие, и какое-то время мы еще продолжали жить вместе, пока муж меня не выгнал из квартиры, которую мы снимали. У него и до меня, и во время нашей совместной жизни были другие женщины. А я, оказавшись на улице, пошла к знакомой, которая и посоветовала мне обратиться в социальную службу, направившуя меня сюда. В убежище я начала вспоминать все, что со мной произошло до того, как я попала в больницу...

В ПОИСКАХ ЗАЩИТЫ

Нет сомнения в том, что женщин вынуждают покидать дом серьезные причины: в прошлом году 54 процента беглянок, нашедших временный приют в убежищах для жертв семейного насилия, к мужу больше не вернулись...
Они попадают в убежища разными путями – через круголосуточную «горячую линия», социальную службу, полицию, центры оказания помощи жертвам семейного насилия и даже из приемного покоя больниц...
Убежища на входе и выходе

По данным министерства социального обеспечения, присланным в ответ на мой запрос, в прошлом году в 13 опекаемых министерством убежищах нашли укрытие 765 женщин и 1097 детей (в 2009 эти показатели были ненамного меньше: 748 женщин и 1059 детей). 76 процентов беглянок оказались здесь из-за насилия со стороны мужа или сожителя, около 4 процентов – из-за преследования бывшего супруга уже после развода и 20 процентов – из-за преследований других родственников.

Через убежище проходят, в основном, женщины не старше 40 лет (таких здесь 87 процентов). В прошлом году выходцы из стран СНГ составили 14 процентов из всех поступивших, выходцы из Эфиопии чуть меньше – 12 процентов.

Срок пребывания беглянки в убежище зависит от ее необходимости в защите. В прошлом году 45 процентов обратившихся за помощью женщин задержались здесь на месяц, 13 процентов провели от трех до шести месяцев, 12 процентов - от полугода до года. Большинство детей, которые находились со своими матерями в убежище все это время, дошкольного и школьного возраста: 68 процентов – самые маленькие; 21 процент – дети от семи до 10 лет, 11 процентов – старше 11 лет.

Свидетелей семейного насилия отличали повышенная ранимость, нервные расстройства, отставание в развитии и низкие показатели в учебе...

Как я уже сказала, в прошлом году 54 процента женщин, которые находились в убежище, к мужу больше не вернулись. Из них семь процентов возвратились на прежнее место только после того, как их муж был арестован или удален из дома решением суда. 14 процентов после пребывания в убежище все же решили вернуться к мужу (91 женщина). 26 из них - лишь после заключения с ним юридического соглашения.

ОНИ НЕ БОЛЬНЫЕ И НЕ САДИСТЫ

Согласно исследованиям, среди мужчин, которые совершают насилие в семье, не так уж много людей с психическими отклонениями. Большинство домашних деспотов – люди вполне нормальные и используют силу, чтобы подчинить себе супругу и заставить ее выполнять собственные прихоти. Иными словами, в подобной ситуации может оказаться любая женщина.

В свое время израильские газеты обошло признание мужа, убившего свою жену, которое повергло читателей в шок: «Я не думал, что она от этого умрет. Моя жена привыкла получать побои». Необычность истории была в том, что супруги поженились за три месяца до трагедии.

НАСИЛИЕ – НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ПОБОИ

Вопреки распространенному мнению, что женщины поступают в убежище исключительно по причине физического насилия, должна уточнить: 60 процентов беглянок, нашедших укрытие в израильских убежищах в прошлом году, подвергались физическим побоям; 75 процентов – словесным оскорблениям; 51 процент – экономическому шантажу со стороны мужа, ущемляющего жену и детей в средствах к существованию; 28 процентов – сексуальному насилию и 31 процент находились в социальной изоляции не по своей воле. Большая часть женщин одновременно переживала несколько видов издевательств из тех, что перечислены выше.

Добавлю к сказанному выше, что большая часть беглянок терпела насилие более пяти лет. 127 из всех поступивших женщин находились в полной зависимости от домашнего деспота от пяти до десяти лет, а 143 женщины – более десяти лет.

Почему они терпят издевательства на протяжении многих лет, не обращаясь за помощью? Не хотят выносить сор из избы? Или боятся, что им никто не поверит - ведь на людях домашние тираны ведут себя иначе, часто демонстрируя прямо противоположное отношение к супруге.

Действительно, очень трудно доказать, что за закрытыми дверями происходит нечто ужасное. Если физическое насилие оставляет на теле жертвы следы, то распознать психологический террор, не будучи свидетелем происходящего, просто невозможно.

«ГОРЯЧАЯ ЛИНИЯ» - 24 ЧАСА В СУТКИ

Инна Пазина, ответственная за круглосуточную «горячую линию» для жертв семейного насилия, обслуживаемую добровольцами, утверждает, что психологическое состояние женщин, подвергавшихся издевательствам мужа на протяжении долгого времени, похоже на то, что испытывают участники войн и тяжелых боевых операций (пост-травматический синдром).

- Многие женщины, которые обращались к нам за помощью, рассказывали, что для них психологический террор страшнее побоев, - говорит Инна. - Постоянное унижение со стороны мужа, его контроль за каждым их шагом и ограничение буквально во всем приводит жен к глубокому стрессу и даже депрессии. Иной, одержимый болезненной ревностью, муж приходят с угрозами к начальнику своей жены, или ее коллегам, приписывая ей несуществующие романы; запрещает супруге говорить по телефону, навещать родственников, носить одежду, которая может привлечь внимание других мужчин...

ДОСТАТОЧНО ЛИ 13 УБЕЖИЩ?

А теперь снова вернемся к женским убежищам. В Израиле их 13 (плюс временные квартиры для женщин, вышедших из убежища и делающих первые самостоятельные шаги). Все это непростое хозяйство находится в ведении общественных организаций, прошедших конкурс министерства социального обеспечения, что обеспечивает им на пять лет государственные дотации при условии соблюдения определенных правил.

13 убежищ и одиннадцать временных квартир ежегодно обходятся министерству в 18 с лишним миллионов шекелей. Государство начало оказывать поддержку убежищам 20 лет назад, и с тех пор не сокращает, а постоянно увеличивает бюджет на их содержание. В министерстве социального обеспечения убеждены, что речь идет о стопроцентном государственном финансировании, в то время, как организации, ведающие убежищами, утверждают, что министерство покрывает их реальные потребности не более, чем на 70 процентов.

Яэль Хэрмель, возглавляющая в министерстве соцобеспечения отдел благосостояния семьи, обязана раз в несколько лет проводить конкурсы, победители которых получают государственную поддержку на содержание убежищ.

- Я понимаю, что те, кто проиграли, очень на нас сердиты, - добавляет Яэль. - Но ведь они не выполнили наших условий! Мы требуем, чтобы организации предоставили документы, удостоверяющие, что здания, используемое в качестве убежища, являются их собственностью, либо арендованы ими на срок не меньше пяти лет. Кроме того, условия проживания для женщин и детей должны соответствовать определенным нормам: прежде всего, я имею в виду метраж жилых помещений, необходимое количество санузлов, наличие игровой комнаты и помещения для проведения групповых занятий. Для нас самое важное - это условия, в которых живут женщины, - подчеркивает Яэль и, подумав, добавляет, - опыт работы сотрудников, опекающих женщин, конечно, тоже не менее важен...

СОСТРАДАНИЕ И КВАДРАТНЫЕ МЕТРЫ

В числе «обиженных», о которых говорит Яэль Хэрмель - лауреат Государственной премии Израиля за работу на благо общества Рут Резник, открывшая еще 30 лет назад первые в стране убежища для жертв семейного насилия (за десять лет до вмешательства в эту проблему государства), которая до сих пор, несмотря на свой преклонный возраста, руководит тремя из них - в Герцлии, Ришон ле-Ционе и Хадере. Добавлю еще, что эта женщина удостаивалась чести зажигать огонь в День Независимости в Иерусалиме, читает лекции по всей стране, и в том числе – перед офицерами ЦАХАЛа – о проблемах семейного насилия. Она была первой, кто обеспечил защиту жертвам сексуального рабства – задолго до того, как в Израиле приняли соответсвующий закон. Рут считает, что ее обидели незаслуженно: министерство социального обеспечения вынесло решение о том, что два из подведомственных ей убежища, не прошли конкурс.

- В свое время я получила признание не за красивые глаза, а за то, что изменила отношение многих членов правительства и руководителей различных ведомств к проблеме семейного насилия, - говорит она. – И я не ставлю свою работу в зависимость от бюджета министерства социального обеспечения: мы будет продолжать принимать всех, кто в нас нуждается в любом случае. Открывая 30 лет назад убежища. мы на протяжении долгого времени не получали от государства ни агоры. Открыли без его помощи круголосуточную «горячую линию», которая работает уже 22 года. Хочу подчеркнуть, что мы - не придаток министерства, а самостоятельная организация и не собираемся идти к нему на поклон. В Израиле достаточно милосердных людей, которые всегда нас поддерживали и будут поддерживать.
Я считаю, что убежищ в Израиле должно быть в два раза больше, - продолжает Рут, - и именно сейчас, когда у нас приток алии из Эфиопии и множество иностранных рабочих и беженцев, а обращений намного больше, чем 20 лет назад, когда министр социального обеспечения Ора Намир подписала разрешение на открытие дополнительных убежищ к четырем имеющимся на то время.

На протяжении 30 лет полиция обращается к нам и днем, и ночью с просьбой предоставить убежище жертвам насилия - и мы принимаем женщин, даже когда у нас нет свободных мест, - подчеркивает она. - В крайнем случае, новенькая какое-то время поживает в салоне, зато – в безопасности. Мы окружаем женщин и детей такой любовью и заботой, которых иные никогда не видели в своей семье. Когда одна из поступивших к нам недавно религиозных женщин попросила организовать для ее новорожденного сына брит-милу так, чтобы при этом мог присутствовать отец малыша и родственники ее мужа, мы тут же пошли ей навстречу, понимая, как важно для нее соблюдение традиции. Во время брит-милы в помещении, где проходил обряд обрезания, сидели четверо полицейских, не спуская глаз с мужа этой женщины, от побоев которого она бежала из дома. Кто бы для нее такое сделал? Мы открыли в убежище садик, держим специалистов, которые помогают детям освободиться от последствий хронической травмы, связанной с семейным насилием. В свое время я боролась за то, чтобы в Израиле открылось убежище для арабских женщин: 18 лет им успешно руководили люди, знающие арабскую ментальность, которые теперь тоже по раличным формальным причинам оказались аутсадерами конкурса наравне с нами и старейшей женской организацией «ВИЦО».

Я считаю, что роль министерства - поддерживать нас, помогающих людям в безвыходной ситуации вместо того, чтобы чинить ненужные препятствия, - заявляет Рут. - Убежище для жертв семейного насилия – не приемный покой и не служба «скорой помощи». Это реанимационная палата, где нередко решается вопрос жизни и смерти!

Министерство соцобеспечения считает, что у нас не хватает в убежищах квадратных метров на количество женщин и детей, которых мы принимаем. Наверное, можно было бы выстроить просторное здание, или ограничить прием, но я не согласна делать это за счет отказа тем, кто нуждается в помощи сейчас, сию минуту. В Герцлии у нас собственное здание, в Хадере мы получили здание, от муниципалитета, в Ришон ле-Ционе муниципалитет уже отводит нам участок для постройки нового убежища. Обо всем этом в министерстве знают - так каких еще бумаг и бланков им от нас не хватает? –не скрывает возмущения Рут. - Мы вовремя отправили документы на конкурс, которые проверяли в течение трех месяцев, а на прошлой неделе ответили, что мы не выдержали условий конкурса.

Недавно комитет по продвижению статуса женщин, возглавляемый депутатом кнессета Ципи Хотовели, созвал по поводу шести спорных убежищ экстренное совещание с участием депутатов, представителей министерства соцобеспечения и нас – предствляющих общественные организации, участвующие в конкурсе. Я сказала на этом заседании, что за квадратными метрами нужно видеть людей и полагаться на профессионализм тех, кто помогает жертвам семейного насилия. Депутаты кнессета нас поддержали. Комитет намерен в экстренном порядке добиться слушания этого дела в кнессете - с тем, чтобы убежища продолжали работать.

Я не думаю, что всему виной чьи-то амбиции, - размышляет Рут. - Министерство и в самом деле считает, что нам в Израиле не нужно так много убежищ. Может, кое-кто даже задается вопросом: а почему это женщина должна бежать из дома? Но если даже во времена ТАНАХа существовали города-убежища для тех, кто случайно убил человека, почему у нас не должно быть убежищ для тех, чья жизнь подвергается опасности в стенах собственного дома? Почему в отношении этих несчастных женщин должно продолжаться насилие – физическое, словесное, какое угодно? Являясь на протяжении многих лет членом муниципального совета Герцлии по проблемам здравоохранения и социального обеспечения, я считаю, что мы живем в несправедливом обществе. Мне - женщине, у которой есть дети и внуки, трудно принять факт, что после развода женщина ютится с детьми у родителей и в течение десяти лет ходит в одной и той же одежде, в то время, как ее муж, желающий свести выплаты алиментов до минимума, оформляет новую машину или квартиру, которые он приобрел после развода, на какого-нибудь родственника. А разведенную женщинуа, купившую со вторых рук машину-развалюху, чтобы возить детей в садик и школу, тут же лишают многих льгот!

Общественность должна знать, что наши убежища продолжат работать - с министерством, или без него, - подчеркивает Рут. - Единственное, чего мы хотим – изменить отношение общества к проблеме семейного насилия и обеспечить защиту детям и матерям, попавшим в беду.