Могу ли я считать себя интеллигентом?

Помню, моя мама была достаточно культурной женщиной. Когда она лежала, как я понимаю,
с глубокого похмелья, мы с братом расшалились слишком, и голоса наши были чересчур громкими. Мама просила нас быть потише. Мы, конечно, никак не реагировали. Тогда мама схватила табурет и запустила его в нас. Табурет пролетел между нами.  Конечно, сегодня я осознаю, какой опасности мы тогда подвергались.

Я, конечно, маму не осуждаю. Возможно, люди с похмелья являются людьми особенно больными. Им нужен покой. Дети этого не понимают. Но моя мама умела не только метать табуретки. Она знала второй язык. Этому языку я учился с раннего детства. Как вы догадываетесь, этот язык был матерный. В этом языке моя мама преуспевала в мужском коллективе, то-есть, с дядей Николаичем, который жил с нами.

Дядя Николаич был сапожник. Он всегда молчал. Говорила мама. Дядя Николаич прошёл войну в обозе. Был ранен, рану привёз к нам в дом вместо ордена или медали. Мама стирала перевязки - длинные бинты, сушила, гладила утюгом, постоянно площадно матеря Гитлера, который так неудачно подарил дяде Николаичу незаживающую рану.

Конечно, жизнь была крайне тяжёлой. Такую жизнь нам подарил Сталин, но ругать Сталина было категорически нельзя, так что дополнительно доставалось от мамы дяде Николаичу и нам с братом. Когда мы стали учиться в школе, дядя Николаич попал в тюрьму. Попасть в тюрьму тогда было легче, чем купить коробок спичек. Именно из-за спичек дядя Николаич и сел.
Свято место не бывает, как говорят в народе. К нам пришёл дядя Лёня. Дядя Лёня был интеллигент в полном смысле этого слова! Он никогда не произносил матерных слов, но слушал мою маму очень внимательно, при этом громко хохотал. Чем громче он хохотал, тем яростнее раздражалась моя мама. Когда мы с братом слышали второй язык мамы, мы старательно его впитывали.
Однако, мама быстро осознала, что дядя Лёня ей не пара. Он читал умные книжки каждый вечер. Книжки были толстыми, назывались романами. Мама вовремя опомнилась и пошла учиться на курсы четвёртого и пятого класса. Тогда был закон иметь пять классов образования всем поголовно.
После этого дядя Лёня устроил маму работать в книготорг. Там моя мама увлеклась чтением, и количество её второго языка резко сократилось. Мама становилась такой же культурной, как дядя Лёня. Мама быстро узнала из книг, как хорошо быть богатой. Сама она быть богатой не могла, потому что ей всё же не хватало образования.

Тогда-то она и решила сделать богатым меня. Для этого она учила меня сначала до восьмого класса. И хотя мы жили слишком бедно, она и не думала отправить меня работать. Так что я закончил десять классов. Вот тогда она свела меня в завод, использовала знакомства.
Меня приняли в цех, в котором очень хорошо рабочие зарабатывали. В заводе я действительно быстро выдвинулся, как говорят, пошёл в гору. Денег я скоро стал приносить много. Мама к тому времени совершенно забыла свой второй язык.

Все табуретки теперь стояли на месте. Мама не болела с похмелья, потому что дядя Лёня читал книжки, и ему некогда было поддержать почин моей мамы. Жизнь наша наладилась. Тем более, что страной тогда руководил уважаемый всеми Никита Сергеевич Хрущёв. Мы хорошо кушали, читали книги, которые приносил дядя Лёня из книготорга, в котором он работал.

Мама тоже приносила простыни, потому что она тогда уже работала завхозом. Я быстро устал быть передовым рабочим. Оказалось, что в заводе была система: сначала платили хорошо, а затем начинали срезать расценки. Считалось, что рабочие освоили новое производство, скорость исполнения операций удвоилась, пора срезать!

Мама не возражала, чтобы я поступил в институт. К тому времени с мамой я уже жил один,
и она на меня молилась. Мама боялсь, что я сбегу или к невесте или в другой город, но тоже к невесте. Институт был для неё гарантией, что пять лет я никуда не денусь.

Надо прямо сказать, что общение моё со студентами благотворно на мне сказалось. Матерный язык я совсем перестал использовать. Изучал только русский язык. Правда, немного освоил и английский.
На старости лет, забыв обо всём, что изучал в институте, забыв, что делал на работе, я неожиданно оказался наедине со вторым языком. Мне не всегда хватало силы что-то сделать.
Помощников вокруг никого нет. И из меня иногда выплёскивалисьь нехорошие слова.

И вот я задумался: а такой ли уж я интеллигент, хотя и с высшим образованием?
Когда я иду по городу, иногда слышу отборную речь, меня это не коробит, не волнует и не колышет. Может быть, легче жить в нашей России, чувствуя, что второй язык не отрывает меня от народа?

Ижевск, 2011 год