Письмо немой девушки

За всю жизнь я только трижды пожалела, что немая:
когда нужно было вызвать "Скорую" маме, когда мне без наркоза зашивали рваную рану, и когда я встретила тебя.

Жажда говорить раздувала вены. Растягивала душу, как резиновый чехол, наполненный водой.
Казалось, лава утаённых слов хлынет наружу и затопит тебя, словно Помпею.
Бедный, это мог быть последний твой день!

Но я… оставалась немой.

Каждое утро спускалась из номера в холл и не дышала, пока липкой пощечиной меня приветствовал жаркий воздух твоей страны. Многие еще спали, приходя в чувство после курортных развлечений, а я спешила к тебе.
В полупустой столовой, где сонно шаркали шлёпанцами люди-жаворонки, я устраивалась за столиком с чашкой чаю.
Ваш менеджер гениален! Он распорядился подавать под чай кофейные чашечки.
Я шла наливать очередную порцию, чувствуя тебя даже самыми маленькими, почти несуществующими волосиками на теле. От влажного твоего  взгляда моя кожа сияла, как полированная.
Вокруг было столько красивых, звонких женщин, а ты не сводил с меня глаз.
Ты так и не узнал, как меня зовут, а твоё имя мне сказал официант... 

В этих ста квадратных метрах нам был позволен только язык взглядов.
Не потому, что я немая. Рабочее положение обязывало тебя соблюдать субординацию.
Униформы, –  белая днём и чёрная вечером, – превращали тебя в недотрогу, а так хотелось дотронуться...

До чего аристократично ты исполнял свою роль!
Английский пэр не смог бы составить тебе конкуренцию в изящности и сдержанности манер.
Ты никогда не спешил. Даже с ножом в руках сохранял спокойствие Будды.
Верующие так не умиляются изображениям святых, как я умилялась тобой, восторженно следя за пальцами, которые перебирали не только фрукты, но и гриву моего вздыбленного либидо. Оно вырывалось, как жеребец из упряжки.
Если бы я могла выть или кричать, я бы кричала и выла! 

Но я оставалась немой…

Как нищий подаяния, ждала твоего взгляда, натягивая при этом маску хладнокровной рыбы. К концу трапезы плевать хотелось на роль благовоспитанной чужестранки, и я входила в твоё сознание, как сверло в стену.
Это длилось лишь мгновение, потом я снова опускала глаза. А под ресницами плясал чёрт.
Хотелось подойти с обольстительной улыбкой и сказать: «Ты очень красив» или «Мне нравится ваша кухня».

Но я… оставалась немой...

Так и жила: от завтрака – до обеда, от обеда – к ужину, а от ужина – снова к завтраку.
Иногда ты смотрел на меня через зеркало, стоя возле барной стойки.
Иногда отводил взгляд, напуская безразличие.
Когда подходила моя очередь получить ломтик торта, ты замедлял и без того завораживающие движения,
чтобы как можно дольше и незаметнее подержать меня возле себя.
Я задыхалась от смущения и радости, дыша с тобой в одном кубическом метре воздуха.
Ты укладывал на блюдце десерт и не сводил с меня глаз, а я готова была съесть ещё десять булок, лишь бы подольше постоять рядом. И вдруг, подавая мне дольку арбуза, ты тихо сказал на английском: «Я скучаю по тебе»…
Молния прошила мой мозг, оставляя в нём дымящиеся ожоги.
Как же хотелось сказать, что я тоже! я тоже скучала! Подпрыгнуть с тарелкой до облаков, пропеть, прошептать...

Но я… оставалась немой….

А в последний день осмелела: стоя возле тебя, изобразила рукой взлетающий самолет и слегка поклонилась, выражая прощание. Ты, конечно, никогда не узнаешь, что у меня одновременно сжались душа и матка, когда ты, разобрав мой жест, вдруг ударил кулаком дверной косяк и чертыхнулся. От такого неожиданного, горько-сладкого счастья у меня в груди задвигались клавиши и педали скрытого от людского слуха оргАна.
Захотелось прижаться к тебе, дотронуться до твоей одежды, или хотя бы сказать тебе свое имя...

Наверное, ты подумал, что я чрезмерно стеснительная или свято чту правила вашего отеля, но на самом деле мне хотелось, чтобы тебя уволили на десять минут. Я бы успела написать в блокноте всё, что думаю о тебе…
 
Пора было уходить. Навсегда. 
Столько чаю я не пила за всю жизнь...
Чашечки, меняясь одна за другой, продлевали мою тихую муку, и я смогла покинуть зал лишь тогда, когда это сделал ты. Шла, оглядываясь на столики, как узник, уводимый конвоем.
 
И вдруг… столкнулась с тобой. 
Я смогла бы еще раз двести отмучиться в самолете, лишь бы снова оказаться на этой тропинке.
На прощание мы пожали друг другу руки. Наша кожа едва успела осознать этот трепетный поцелуй корпускул, приветствие и прощание двух кровей.
Ты смотрел на меня, как застигнутый врасплох мечтатель, укладывающий в шкатулку дорогой образ, а я... хотела сказать, что если бы ты, то и я… Стоит лишь, и мы…

Но я оставалась немой.

У меня тоже есть шкатулка мечтателя. Я спрячу в неё твой образ, но... не сейчас. Чуть позже.
Хочу ещё подышать с тобой в одном кубическом метре воздуха.
И научиться говорить, чтобы когда-нибудь вернуться и сказать:
«Здравствуй. Меня зовут Таня»…