Путник. гл. 23

Глава 23               
    
              Они стояли друг против друга… Их разделяло не более пяти шагов и… целая жизнь. Жизнь одного из них, которому будет суждено Господом принять смерть именно сегодня. Именно сейчас – в этот теплый майский вечер, наполненный дурманящими ароматами степных трав, легким шелестом ветерка, перекатывающим по бескрайним просторам степи игривые волны  серебристо – голубых  метелок ковыля, звонкой песней жаворонков, кувыркающихся в высоком предзакатном небе…

              Они стояли, глаза в глаза. Налитые кровью глаза Сердюка полыхали лютой злобой и ненавистью… Глаза путника были спокойны и сосредоточены… Еще не было произнесено ни слова…

              - Ну, чего ты ждешь, Сербин? – наконец прохрипел Сердюк. – Стреляй! Твоя взяла, краснопузый!

              - А я не твово поля ягода, Сердюк! – ответил Путник. – Я не стреляю в людей безоружных, подобно тебе и твоим бандитам. Мы с тобой сведем счеты, но по – казацки. Чья шашка лучше, тот и пан. Ну, а чья окажется хуже – тот пропал…

              Путник снял с плеча кобуру с «Маузером» и, повесив ремешок кобуры на луку седла, легким шлепком по боку коня, отпустил его на травы.

              - Ты бы снял пальтишко-то свое, мешать же будет биться, - сказал Сербин, вынимая из ножен свою легкую арабскую саблю, и ласково проводя большим пальцем левой руки по жалу клинка.

              Сердюк сдернул с себя длинное тяжелое пальто из коричневой хромовой кожи, которое носил, не снимая ни зимой, ни летом, и отшвырнул его за спину…
.
               И только теперь Путник понял, почему Сердюк всегда был в пальто: под ним оказался парадный казачий френч с шитыми золотой нитью погонами есаула, с раззолоченными аксельбантами и орденами – Св.Владимира с мечами и бантом, двумя офицерскими Георгиями и тремя медалями «За храбрость»…

               - Ух, ты! – удивился Сербин. – Да ты, Сердюк, оказывается, славно воевал! А погоны офицерские прятал от всех, как и свою офицерскую честь?

               - А не тебе судить мою офицерскую честь, холоп! – рявкнул Сердюк, свирепея, и выдергивая из ножен офицерскую шашку с Георгиевским крестом на эфесе.

               Они сделали круг, медленно перебирая ногами, и раскручивая в руках шашки, разогревая кисть. И вдруг одновременно бросились в рубку, с неимоверной скоростью нанося и парируя удары и уколы противника.

               Путник сразу понял, что, кроме академического фехтования, преподаваемого в военных и юнкерских училищах, Сердюк не имел настоящих навыков сабельного боя. Он рубился, как в зале для занятий, и, наливаясь злобой от того, что не мог достать шашкой Сербина, все больше терял контроль над поединком…

               Пропустив мимо себя длинный выпад Сердюка, Путник неожиданно обвил своим клинком руку бандита и резко опустил саблю вниз, одновременно потянув ее на себя.… Кисть Сердюка с глухим стуком упала на высушенную суховеями землю, намертво зажав в ладони рукоять шашки. Из обрубка руки толчками хлестнула багрово-черная кровь.

                Бандит упал на колени, прижав здоровой рукой к груди покалеченную, и взвыл дурным голосом.

                Сербин сорвал с его плеча аксельбанты и, разделив их плетеные шнуры пополам, перетянул одним из них руку Сердюка выше локтя, останавливая кровь. Затем достал из полевой офицерской сумки бинт и сделал на культе тугую перевязку.

                - Ты зачем это делаешь? – прохрипел Сердюк.

                - Так ведь ты, когда на хуторе Сербино рубил безвинных стариков, баб да детишек, орудовал и левой, когда правая рубить устала… Аль забыл?

                Путник поднял с земли кисть Сердюка и, с трудом разжав на эфесе скрюченные мертвые пальцы, отбросил кисть далеко в сторону и  протянул шашку рукоятью вперед Сердюку.

                Схватив левой рукой рукоять, Сердюк мгновенно нанес тяжелый рубящий удар, целясь в голову Сербина…. Но рука его налетела на подставленное жало клинка Путника, и вторая кисть глухо стукнулась о землю… Шашка, выбитая из руки бандита, несколько раз кувыркнувшись в воздухе, вонзилась в землю,  вибрируя с легким звоном…

                Путник вновь повторил процедуру перевязки, предварительно вколов Сердюку укол морфия, шприц с которым, приготовленный доктором для него самого, Сербин всегда возил с собой.
 
                Подтащив тяжеленное тело бандита к стволу акации, Путник усадил его, прислонив спиной к дереву, и, отцепив от пояса фляжку с остатками целебного китайского чая, дал Сердюку напиться.

                - Убей меня! – слабеющим голосом произнес Сердюк. – За что ж ты меня так покарал, а? Ведь война же! Я ж, когда на хутор напал, за два дня потерял около сотни бойцов…. Сначала белые нас пощипали крепко, потом - красные. Я вне себя был от ярости и горя… - он замолчал, закрыв глаза. – Слушай, сделай мне цигарку, будь человеком, - вновь заговорил Сердюк.

                - Не курю я, - хмуро ответил Сербин. – И тютюна у меня нету…

                - У меня в пальто кисет возьми. Там и табак и бумага…

                Путник поднял пальто бандита и отыскал в карманах кисет из красного панбархата, на котором было вышито золотой нитью «Любимому Сашеньке от Марии в знак вечной любви». И снова, как когда-то, нехорошее предчувствие омрачило чело путника. Сразу вспомнился мертвенно – злобный взгляд сестры Фроси, брошенный исподлобья в его сторону в тот день, когда она уезжала в Ростов. Вспомнилось вдруг и то, что несколько раз он, преследуя Сердюка, шестым чувством ощущал незримое присутствие в этой беспощадной гонке не на жизнь, а на смерть, кого-то третьего… Но только единожды, оглянувшись, он заметил на горизонте далекое пыльное облачко, которое двигалось в том же направлении, что и они. Однако Сердюк столько раз менял направления, стараясь оторваться от преследующего его Сербина, что загнал коня. Вряд ли преследователь, если только таковой не привиделся Путнику, мог разобраться в хитросплетениях их следов….

Продолжение следует-