Предназначение

      Гортензия Титановна открыла глаза, но какая-то магическая сила, овладевшая её веками, снова захлопнула их часа на полтора. Пробудившись во второй раз, она застонала вместе с кроватью, выгружая своё широкое тело в воскресную жизнь.
      Пока пухлые ступни стремились к паркету в поисках шлёпанцев из тёмно-синего бархата с пурпурными птичками, остальная часть тела боролась с гравитационными силами несбалансированных анатомических отложений. После самоотверженной попытки удержаться в вертикальном положении, Гортензия Титановна завалилась на спину, и тогда ноги на миг взметнулись над кроватью, а голова уткнулась в скомканное одеяло. Следующий заход, однако, завершился удачным манёвром левой руки, ухватившейcя за ночной столик, вследствие чего зад определился по краю кровати, а «кобыльи» достигли пола.
- Фу! Завязывать надо с этими пятницами... Мозги распердячивает...  и сердце строчит пулемётом.
     Гортензия Титановна обмахнулась полой халата и широко зевнула. Голова мотнулась из стороны в сторону и упала на сдобную грудь. Через минуту правый глаз ожил и снова уткнулся в малиновый шёлковый халат, на котором извивался желтый дракон, мордой смахивающей на Изюзю Кокукаровну, подарившую халат Гортензии Титановне в признание её маникюрного таланта. Наконец, распахнулся левый глаз, после чего Гортензия Титановна подхватила халат с кровати, натянула его на себя и безуспешно попыталась заправить поясок в отверстие на правой поле.
- Вроде и не выпимши была... Так, стакан... не больше... а в мозгах – чистый омут... Никак леший попутал...
     Гортензия Титановна водрузилась на плюшевом пуфике перед тройным зеркалом, обхватила лицо и, насупившись, уставилась в распухшее отражение. По причине, которая вряд ли поддаётся объяснению, а, скорее, проистекает от неосознанного ощущения,  взгляд её скользнул вправо... и застыл! Там, в створке... (спаси и помилуй!)  строил рожи... не то леший, не то болотный! "Леший!" - решила она про себя после минутного колебания. Она зажмурилась, посчитала до десяти и осторожно приоткрыла оба глаза: «Точно! Ухмыляется и машет...» Обернулась – за спиною никого! Глянула в левую створку, и снова наткнулась на этого...
- Во наклюкалась! А ведь зарекалась...
     Из смежной квартиры на пульсирующую от вчерашних перегрузок голову обрушился визгливый рёв электрогитары. Гортензия Титановна поморщилась от нестерпимого шума и с неожиданной прытью бросилась к стене... Кулачки её злобно колотили в бетонную панель, а из гортани несся стандартный набор пожеланий «недоношенным реперам». На сиплом контральто «шоб вас холера побрала» грохот оборвался. Гортензия Титановна недоумённо оглядела стену... покрутила кулачками... и победно вздёрнула их с оттопыренными большими пальцами над головой.
      Все три зеркальные створки были заполнены фигурой хозяйки. «Ну, слава Богу!» Гортензия Титановна накрутила локон на указательный палец, поднесла лицо к самому стеклу и затянула любимое: «Бигуди-бигуди... если женщина просит...»
      Палец завис в воздухе, а зад взволнованно приподнялся над пуфиком -  из срединной створки на неё радостно глядел тот же супостат!
- Напасть какая! – в ужасе прошептала она. – Пропади ты пропадом! Шо тебе от меня надо?– она задрожала и стала мелко креститься: – Чур меня! Чур!
       Голова лешего высунулась из зеркала и располагающе улыбнулась:
- Целую ручки, Груня!
       Гортензия Титановна сглотнула слюну и сдавленным горлом произвела: «Э...»
      Леший тем временем выскользнул из зеркала и дружелюбно хихикнул:
- Ну, ты чего?.. Оробела? А я к тебе знакомиться, Груня.
       Гортензия Титановна находилась в замешательстве... Леший хлопнул в ладоши. Она вздрогнула и замигала.
      Перед ней стоял молодой человек в зелёном костюме и улыбался белыми-пребелыми зубами. Под короткой щетиной прогибались ямочки...
- Ну-ка, Груня, опусти руку. Та-а-ак... Глазками подвигай... Ага... Смотри на меня прямо... Молодец! Слышь хорошо?
      Гортензия Титановна осторожно кивнула.
- Вот и лады! Теперь давай к столу... Та-а-ак... И выпьем болотного рассольчику из черепашьей аптеки... Расcольчик магический – он тебя вмиг в привычные чувства доставит... Не, Груня, из банки не хлебай – дурная примета по-нашему... Сходи на кухню за посудой... Вот, умница... 
      Гортензия Титановна подалась по коридорчику налево... Одной рукой подхватила глиняную кружку, а другой дотянулась до ножа и мигом сунула его в карман халата. Из комнаты донёсся голос лешего:
- С ножичком-то не балуй, Грунь... Порежешься!
     Она покорно выложила нож на стол. Вернулась в комнату. Леший сидел на пуфике перед тройным зеркалом и разглаживал каштановые волосы.
- Ну? – развернулся он в её сторону, - нравлюсь?..  Да ты наливай, Грунь, не стесняйся!
      Он подмигнул ей и сладко улыбнулся.
      Гортензия Титановна отвернула крышку, наполнила кружку мутной жидкостью и отпила самую малость. Гортань обожгло чем-то перчёным... в глаза брызнули слёзы... дыхание перехватило... Она сжала горло правой рукой и согнулась в кашле.
- Выпей ещё! Сразу полегчает...
     Она послушно отпила снова. Что-то мягкое, как желток, скользнуло по горлу и смазало его шелковистым сиропом. Кашель прекратился, боль в голове исчезла...
- Присядем, Груня. Потолковать надо.
     Леший выдвинул стул, но она продолжала стоять, не сводя с него взора.
- Ты только не волнуйся, Груня. Я сейчас всё объясню. Никто тебя не обидит... Напротив, я теперь тебя от всяких бед защищать буду, учитывая моё расположение и наш... э-э-э... почти неизбежный союз...
- Чего?... –  дрожащим голосом проговорила она.
- А того, Грунь, что женюсь на тебе...
     Увидев, однако, реакцию на лице предполагаемой супруги, леший примирительно добавил: -  коль согласна...
       Плечи Гортензии Титановны передёрнулись... Лицо нервически искривилось... В глазах появился недобрый  блеск... Она хмыкнула раз-другой и расхохоталась... 
- Как же? Вылезли себе из зеркала и, здрасьте-пожалуйста, готовы осчастливить одинокую женщину! А я, значит, должна кинуться на волосатую грудь и завизжать от радости!
- Ты не шуми, Грунь! – перебил её леший, - и рассолу больше не пей! Он, того, слишком на тебя... Лучше присядь.
      Леший похлопал по стулу, и она послушно села к столу.
- Дело такое, Грунь. На роду мне, как и многим другим, записано посвататься к той, что помянёт болотного или лешего три раза за одни безлунные сутки...
- Я здесь при чём? –  она пожала плечами.
- Как при чём? -  с жаром выпалил леший. – Ты, Грунь, вечером с Горпанычем своим из-за чего рассорилась?.. Как, не помнишь?.. Ты ж ему предложение сделала, а он тебе гадости наговорил... То-то... Таких, как он, топить надо до крещения... Ты тогда ещё крикнула ему: «И какого лешего тебе надо?» Ага... Значит, припоминаешь?.. Потом во сне тебе что-то привиделось – и ты сплюнула: «Тьфу ты, леший!» А как проснулась... Сама помнишь? Ну, вот - три раза получается... К тому ж, ночь безлунная... Стало быть, у нас предназначение!
      Леший выжидающе глядел на её подёргивающееся веко.
      Женщина повела головой из стороны в сторону... Её снова стал разбирать смех. Леший насупился, но терпеливо ожидал, пока угаснет вспышка.
- Допустим, я не согласна... Что тогда? – Гортензия Титановна отвела руки от лица и вызывающе уставилась на незнакомца.
- Тогда?.. Ничего... Тогда другая подвернётся... Дело времени, так сказать...
- Как это «другая»? Вам что, всё равно, с кем жизнь связать? А чувства? Вдруг другая не подойдёт вам? А то, не приведи Господь, с болячкой попадётся?
- Ну, уж! – усмехнулся леший, - с болячкой не возьмём, а с чувствами... Что с чувствами, Грунь? Женятся-то как? В институте – на сокурснице; в конторе – на бухгалтерше; во время плавания – на буфетчице... А на суше - от неустроенности на подвернувшейся вдове, а то на косой, кривой, но богатой... -  Леший бросил взгляд на неё, - и на фигуристой... Разве кто знает, Грунь, с кем  лучше?.. Это после, как пелена спадёт, ищут душой... а начинают с той, что приглянётся гормоном... Так ведь?
- Вроде того...- Гортензия Титановна задумчиво кивнула: – Я тоже замуж соплячкой... Только-только семнадцать стукнуло... Познакомились на танцплощадке... Хорошенький: бровки смоляные, усики щекотливые... Мороженое мне покупал... Поехали на лодочке кататься. Он штаны скинул... Ну, и я... Через два месяца свадьбу сыграли. Я к нему из общаги в коммуналку переехала... Он после свадьбы так и не просох... Я понятия не имела, у него в роду мужики загульные... и пить ему нельзя было... а он как начал на свадьбе... Как-то изловила его на заброшенной стройке, только он меня не признал... А спустя неделю дружок его трахнул бутылкой по голове... Даже разводиться не надо было... Одна прописка от него мне вышла...
      Леший неодобрительно покачал головой: - А со мной, Грунь, никаких проблем в этом плане! Во-первых, - он загнул большой палец, - не пью и ничего химического не употребляю; во-вторых, не бабник, а даже очень сдержан, хотя способен на многое; в-третьих, обеспечен финансово в любой валюте... В-четвёртых, люблю детей... Потом на болоте возглавляю партию «Хвостом вперёд!». Ну, и в шестых,  выполняю пожелания несбыточного характера.
-  Это шо такое?
-  Шестое?.. Как тебе объяснить, Груня? К примеру, ты хочешь чего-то, чего не существует... Скажем, - леший опять смерил её взглядом, - купальник на твою фигуру...
- Вам бы только обидеть... А хотите, чтоб я за вас пошла…
       Леший неловко кашлянул, понимая, что с примером дал маху. Он побарабанил пальцами по столу и скорчил виноватую гримасу.   
- Слушай, Грунь, ты ведь о синем пиджаке из «Бурды» мечтала... как у твоей Лолки...  Правильно?..
        Она вздрогнула и недоверчиво протянула: - А вы-ы... на меня... такой можете?..
      - С каким шарфом, зелёным или жёлтым?
      - С жёлтым...
      - А размерище какой?
        Глаза Гортензии Титановны загорелись, щёки покрылись румянцем. Проглотив насмешку, она второпях перечислила свои размеры в европейских и американских стандартах...
- А в русском – шестьдесят четвёртый... Слушайте! - она подалась к нему через стол, - а, может, вы меня похудеете?
- Запросто! До какого номера?
- Давайте до тридцатого! А, может, до двадцать восьмого?.. Вы-то сами, каких женщин предпочитаете?
- А мне, Грунь, без разницы... Мне бы лицом порозовее да телом позеленее... и чтоб влага в глазах с пониманием... Кстати, пересох я у тебя. Не возражаешь, если сполоснусь в ванной?
- Прямо сейчас?
- Ну, если ты возраешь...
- Да! То есть, нет... я в общем-то не против... – Гортензия Титановна удивленно следила за поднимающимся со стула лешим, - только горячей уже недели три нет... и этот... шланг гибкий... не сгибается... лопнул...
- Мне горячая противопоказана, а шланг вмиг заменим...
       Леший снял пиджак, скинул туфли. Рубаха на нём была надета наизнанку... Когда он расстёгивал брюки, она нарочито отвернулась. Только взгляд её скользнул в трюмо...          
      Леший оказался ладно скроенным с накаченными мышцами, тонкой талией  и аккуратной попкой.
- Ха! – выдохнула про себя  Гортензия Титановна и закусила нижнюю губу.
- Я же говорил, Грунь, что понравлюсь. Леший встретил её взгляд в зеркале, и дивные ямочки на его щеках провалились в улыбке.
       Гортензия Титановна опустила глаза и судорожно провела рукой по подбородку:
- А вы меня когда похудеете?
- Это, Грунь, от тебя зависит. Как решишь со мной связать судьбу, так сразу и приступлю... Сама посуди, не резон мне в чужой жизни мебель расставлять.
- Какую мебель..?
- Это я так... фигуративно...
        Леший освободился от носков. Гортензия Титановна уставилась на утиные перепонки меж пальцами... и не отводила от них взора, пока леший не скрылся в коридорчике.
– Кажись, приехала... - тревожно произнесла Гортензия Титановна и перекрестилась. Через минуту спохватилась и принялась заталкивать постель в кроватную тумбу. Сполоснула лицо на кухне и вернулась в комнату: причесалась, подрисовала глаза, а затем на ноготь, от которого откололся лак, нанесла новый слой бордового цвета и энергично подула на палец.
      Из ванной доносился пряный запах... Там что-то булькало и временами попискивало...
      Убедившись, что лак подсох, Гортензия Титановна достала из серванта скатерть и початую бутылку коньяка. Из стенного шкафа извлекла припасённые для особого случая консервы и, прижимая их подбородком к груди, осторожно подалась на кухню.
     Леший вышел из ванной довольный и посвежевший... но, как только ступил в комнату,  зашёлся в кашле. Ноздри его задёргались, на выпученые глаза  навернулись слёзы... Он бросился к балконной двери, распахнул её и со свистом втянул сырой воздух... Когда полегчало, вернулся в комнату.
- Грунь, ты зачем отраву в доме держишь? Я чуть не задохнулся. Ты эту химию для ногтей ликвидируй... Слышь меня?
- Ага, - с готовностью отозвалась она. Леший удовлетворённо кивнул и стал одеваться.
- Грунь, на пруды сходим? У меня перед ночной уйма времени...
- Я бы с удовольствием... – голос её  запнулся, - только... это... у Анжелки сегодня день рождения. Все наши соберутся у неё... А мне ещё погладиться и волосы привести... Слушайте! Хотите, вместе пойдём к Анжелке?..
      Она оторвалась от бутербродов и прислушалась...
- Я, Грунь, не люблю гулянок. Сойдутся-напьются, а потом рожу портят друг другу и стулья ломают... Противно! К тому же, занят я вечером... Вот как устроимся, пригласишь твоих – я тогда вам развлечение по полной программе… как в Лас Вегасе...
- С чего это вы у меня будете устраиваться? -  Гортензия Титановна рассмеялась, - я вас и не знаю вовсе. Вот пошли бы в гости, провели бы вместе время... показались бы моим... И девкам любопытно будет...  Может, надумаете?..
- Не-е... Мне, Грунь, по графику дождить до самого утра. Ты вот зонтик не забудь и резиновые сапожки...
- Да ни к чему они... Я на Кутузовском выйду и по переходу сразу к Анжелкиному парадному...
      Гортензия Титановна вплыла в комнату с подносом, на котором затейливой горкой возвышались бутерброды с икрой, шпротами и красной рыбой. Она улыбнулась и тут же поджала губы - в глаза ей бросилась рубаха, снова надетая лешим наизнанку.
      Леший ободряюще кивнул:
- Резиновые сапожки точно понадобятся... Переход затопит...
      Гортензия Титановна пошла за чайником... Когда вернулась, поднос был пуст. Пальцем леший поддевал одинокие икринки и довольно улыбался.
-  А выпить? – она растерянно смотрела на коньяк.
- Непьющий я, Грунь... Я же тебе докладывал... Ну, чего умолкла? Лучше скажи, берёшь меня или нет?
- Вот так сразу?.. Сперва  вы за мной поухаживайте… Познакомиться надо поближе... Вроде симпатичны… да боязно как-то… Даже имени вашего не знаю…
- И дел-то, Грунь! – Леший рыгнул и рассмеялся.
– Своего-то кликала Горпанычем?.. Так что ли?.. Никак от «гарпуна» придумано?
- Не... От «горлопана»... Он мастак говорить ни о чём... и так пристанет, пока своего не добьётся... Ему даже нравится, когда его называют Горпанычем... Он мне по секрету сказал, что сам себе придумал кличку... И мне новое имя сочинил. Сказал: «С твоим настоящим в столице только тряпкой подтирать». Ну, я и перелицевалась из Аграфены Титовны в Гортензию Титановну.
- Понял! - леший странно смотрел на неё, склонив голову на бок. – Из Аграфены в Гортензию... Ну, и как на твоей жизни перемена сказалась?
- А никак... Некоторые клиентки посмеиваются, а которые не знают, расспрашивают, что и откуда... А вас всё-таки как зовут?
- Моё имя Тин...  Тин Тиныч , если официально... И как же ты с ним сошлась?
- Да Нинка свела. Я из коммуналки мечтала вырваться… Одна клиентка познакомила меня с евреями, которые уезжали… из этой вот квартирки… Им за потерю гражданства заплатить надо было… Ну, договорились мою двенадцатиметровку на ихнюю однокомнатную за четыре тыщи… Подали они документы на выезд, и мы все ждём, значит, разрешения, а им приходит отказ… Сыночку их, Мишеньке, в ту же неделю повестка из военкомата... Тут они совсем скисли... Наши подлянки тогда строили им с дорогой душой… Но я-то невинно страдала… Ну, значит, стала искать ходы из ихнего безвыходного положения... А Горпаныч, Нинкиного мужа брат, после увольнения из органов в райисполкоме квартирами ведал… Нинка на дне рождения дочки устроила мне с ним свиданьеце. Короче, он моим евреям выхлопотал разрешение за три куска советскими, а я въехала в самую эту квартирку. С тех пор и женихаемся...
- А деньги он тебе вернул?
- С какой стати? Это потом уж он меня в ресторан позвал... для ухаживания... У меня никого не было... К тому ж я сэкономила тыщу на евреях... Они мне руки готовы были целовать...
- Дрянь твой Горпаныч! – леший сердито махнул рукой. – И квартирка - дрянь! Адрес, впрочем, ничего... Сокольники по новым временам – центр! Квартирку, значит, разольём, растянем и оборудуем...  А лучше обменяем! С видом на пруд с мостиком японским... Полы везде из мрамора, а в спальнях из индонезийского тика... Ты прудовых рыб каких предпочитаешь?
- Не знаю... Только разливать и растягивать здесь ничего не надо, – Гортензия Титановна опасливо смотрела на лешего и механически тёрла стол салфеткой.
- Надо, Грунь! Для жизни надо! Чтоб с восторгом! Тебе нравится жёлтый мрамор или  розовый?
-  Дубовый паркет не дам трогать... Я в него, можно сказать, дублёнку убухала...
- Ладно... Поглядим... Кстати,   отвыкай мне «выкать»! Родные мы теперь как никак...
- А ваша... Твоя...- рука её замерла, - фамилия... как будет?
- Фамилия? – Леший на секунду замолк. – Фа-ми-лия... Болотин... Стало быть, ты Болотина будешь! Ха-ха... Всё ж занятней слуху, чем твоя нынешняя. 
     Леший покрутил рукой в воздухе и согнулся в поклоне: «Её Мокрейшество Груня Болотина!»
     Гортензия Титановна насупилась...
     Леший выпрямился и скорчил виноватую рожу. Потом вздохнул и кивнул в сторону шифоньера:
- Погляди,  Грунь, что у нас там…
     Гортензия Титановна потянула на себя дверцу... и замерла от восторга! Перед ней висели синий жакет с желтой ракушкой, вышитой на кармане; жёлтый шарф и синяя юбка с золотыми пуговицами, на которых были выбиты морские коньки. На нижней полке стояли синие туфли, отделанные жёлтым кантом. Рядом блестела лакированной кожей синяя сумка с золотой пряжкой в виде ракушки... 
- Вы... Ты... Тиныч!... Ты прелесть!
    С сумкой у бедра она поворачивалась перед трильяжем и качала головой от удовольствия. Когда же заметила сзади лешего, повернулась и прижалась к его щетинистой щеке. Он рассмеялся, обхватил ее, сколько мог, и потянул к себе поближе. Руки его были сильные... Она хихикнула и попыталась отстраниться... Он прижал её крепче - и она уступила... Какое-то время они серьёзно смотрели друг другу в глаза... Когда она отвела взгляд, он без усилия поднял её и понёс к кровати. 

                2


     Спала Гортензия Титановна долго. Проснулась под шум дождя.  Довольно потянулась, растянула губы в мечтательной улыбке... и тут же сморщилась – во рту почувствовала  тину... Она соскочила с кровати, вытолкнула языком комок серо-зелёных волокон и хмуро разглядывала их на ладони. Ей припомнился сон: леший держит её за руку; они медленно плывут в прозрачном болоте... На ней блестящее платье из крупной синей чешуи... Зелёные волосы развеваются в сероватой воде и  касаются... русалочьего хвоста! Леший оборачивается и ласково говорит: «Красавица ты моя хвостоногая, что же лицо у тебя неживое? Подрумянься...»
      Гортензия Титановна перевела взгляд на ноги... и обомлела!.. Она была не в своём теле! Вместо «закабыленных»  от паха тянулись две стройные ноги, которые завершались точеными ступнями... Осторожно потрогала икры... провела ладонью по плоскому животу, ухватила себя за подбородок и  нащупала длинную шею!  Голова её сидела на чём-то гибком, упругом... Она крутила руками, задирала ноги, заглядывала в подмышки, снова щупала живот... И расплывалась в улыбке...  Проворно подбежала к выключателю и обернулась к трильяжу... В зеркалах равномерно колыхалась мутная зелёная вода. Гортензия Титановна сердито стукнула по стеклу; побежала в ванную, чтобы разглядеть себя в настенном зеркале... но ни стены, ни зеркала не увидала из-за плотных водорослей, увивших ванную до самого потолка. В крученых гирляндах, то в одном, то в другом месте, вспыхивали болотные гнилушки. Ванна была наполнена булькающей серой жижей; от неё шёл тяжёлый дух. Пол был захвачен ворсистой бело-желтой плесенью, которая на глазах стелилась под дверь и дальше, за порожек. Гортензия Титановна, попятившись, наткнулась на что-то скользкое и мокрое... Оно взвизгнуло и сигануло в ванну. Прежде чем оно скрылось, Гортензия Титановна успела заприметить волосатый  хвост.    
      В одном шлепанце, -  второй застрял в тине, - она метнулась в кухню и свалилась на табурет. Кухня, заросшая бурым мхом, издавала скрежещущие и чмокающие звуки. Место окна занимал аквариум, в котором теснились красно-синие рыбины с выпяченными желтыми глазищами. На противоположной стене, в сумеречном свете, пробивавшемся через покрытый слизью плафон, зловеще поблескивала чешуя змеи, извивавшейся в попытке заглотнуть лягушку, которая была в два раза шире разверзшейся пасти. В отливе скребли панцирем серые раки и пускали сопливые пузыри. На столе Гортензия Титановна обнаружила подмокшую записку: «Грунь, я перебрался. Начинаю привыкать. Свари на обед  любую из рыб. Внутренности не выбрасывай – отдай их моей любимице в ванне. Её зовут Стюха. Горпаныча я утопил в подземном переходе на Кутузовском. Надень резиновые сапожки и не забудь зонтик. Люблю тебя больше и больше. Целую мою русалочку. Тиныч»
       Гортензия Титановна перечла записку и заплакала. Плач перешёл в рёв и, наверно, продолжил бы усиливаться, если бы не боль, пронзившая большой палец на необутой ноге. Она вскрикнула и дёрнула ступнёй. Большой серый рак описал в воздухе полукруг и шлёпнулся на стол. С воем бросилась она в комнату и, поскользнувшись на слизи, упала перед ядовито-зелёной картиной, прислоненной к стене. На неё бесстрастно глядели две розовощёкие зелёные русалки, умостившиеся валетом на тесном полотне. С подоконника лениво сползала огромная улитка, за которой вереницей скользило её спиральное потомство. Что-то мягко шлепнулось на волосы Гортензии Титановны. Она взглянула на потолок и взвизгнула от ужаса: там, вверху, копошилась армия пиявок и сновали эскадрильи болотных комаров. Гортензия Титановна ощупала голову... и забила ногами по вохкому полу... Из волос она извлекла слизкую пиявку. Впившись в неё ногтями, она на вытянутой руке отнесла её к балкону, а когда распахнула дверь, с остервенением швырнула её в серую бездну. Затем решительно влетела в комнату, подхватила совок и одним взмахом щётки свергла улиток с подоконника. Мама-улитка и всё её потомство опрокинулись в унитаз и сгинули в лабиринте канализационных труб. Гортензия Титановна извлекла из кладовки электрический рефлектор, включила его в ванной комнате, а затем подхватила пылесос и вошла в комнату. Со злорадством всасывала она комаров и пиявок в жерло резинового шланга. У зелёных русалок замерла... Словно пантера, прогнула спину и в прыжке обеими ногами пробила полотно... На кухне прихватила длинный нож и потянула пылесос в ванную. Пожухшая от тепла плесень пыльным облаком поднималась к урчащей горловине.
       Гортензия Титановна присела на унитаз, чтобы перевести дух и обтереть мокрые от дождя волосы. Тревожный звук из ванны напомнил ей о ненавистной крысе. Она нащупала пробку, выдернула её из сливного отверстия и сосредоточенно наблюдала за круговертью мутной массы. Большая нутрия металась по опустевшей ванне и жалобно попискивала. Из кладовой Гортензия Титановна извлекла посылочный ящик, установила его в ванной и с криком «Пошла, гадина!» ножом подтолкнула мерзкую тварь к ящику. С  последним гвоздём, забитым в крышку, часы глухо пробили семь.
       Гортензия Титановна огляделась и покачала головой: «Видать, не такая уж судьба, Тиныч...»  Перед трельяжем, полным зелёной воды, она вооружилась несколькими тюбиками помады. Сначала начертила решётку на центральной створке, а потом и на остальных. Отошла на шаг, оглядела работу и снова придвинулась к зеркалам, чтобы дорисовать кольца на переплетениях линий. Закончив, сложила створки и открутила крышки всех флакончиков с лаком для ногтей.
       За створками послышались булькающие звуки и торопливые стуки в зеркала. Гортензия Титановна удовлетворённо потёрла ладонями и подошла к шифоньеру. Надела синий костюм, туфли, подхватила сумочку и вернулась к трельяжу: приложила  ухо  к  задней  стенке  боковой  створки  и  прислушалась – ни  звука!  Она раздвинула  створки.  Вода  ушла.  В  зеркале  отражалась  элегантная  блондинки. «Мечта!» - подытожила она. Ещё раз внимательно осмотрела шею, грудь, бёдра, но главное ноги: «Девки помрут!»
       Кроме старого горчичного плаща, надеть для улицы было нечего. Она глубоко запахнула одну полу за другую и завязала пояс узлом на бедре. Когда захлопнула за собой входную дверь, на секунду прислушалась и перекрестила квартирку.    

                3               

      Лифт cпустился на первый этаж. Гортензия Титановны  открыла внутренние створки и проворно выскользнула на площадку. В прежние времена  выгружение тела  требовало изрядных манёвров в узости проёма.  Сейчас же она легко прошла через раскрытую половину дверей...  Ей захотелось, - никогда в жизни она не делала ничего подобного, - проскакать на одной ноге  до входа в парадное...   Она прижала руки к бёдрам и выбросила ногу в воздух... Три немыслимых скачка по ступеням благополучно завершились у искорёженных почтовых ящиков. Гортензия Титановны радостно вскинула синюю сумочку над головой.
       На улице сыпал мелкий дождь. Она раскрыла зонтик и старательно выискивала островки суши  меж ручьями, чтобы не зачерпнуть воду в лаковые туфли.  В одно мгновение, когда нога почти коснулась асфальта, Гортензия Титановна успела заприметить верткую блестящую тварь... Туфля скользнула по раздавленной пиявке...  Гортензия Титановна  судорожно всплеснула руками...  вскрикнула... и упала в лужу.  В правой ноге что-то хрустнуло...  Локоть обожгла острая боль... Одним глазом она увидала  покорёженный зонтик  и смятую сумочку. Оторванный золотистый замок покачивался на уцелевшей заклёпке у самого её лица.
      Гортензия Титановна приподнялась на левой руке и тут же соскользнула обратно в лужу. От отчаяния она заревела...  К ней подбежал пожилой мужчина, а за ним большая собака.  Лохматая морда  вертелась над головой Гортензии Титановны и усиленно обнюхивала её. Мужчина  просунул руки ей подмышки и попытался приподнять её. С противоположной стороны улицы на помощь подоспела молодая пара... Втроём им удалось поставить Гортензию Титановну на ноги. Собака странно завыла, поджала хвост и бросилась через дорогу. Хозяин побежал вслед за ней. Гортензия Титановна осталась на попечении двух молодых людей. Девушка подобрала с земли разбросанные вещи, а парень повёл к дому припадающую на правую ногу Гортензию Титановну. Пока кабина лифта спускалась с самого верха, Гортензия Титановна, вцепившись в рукав молодого человека,  молила не оставлять её одну. Она бормотала о каких-то несуразных вещах, о плесени, о любимой крысе, о русалках и змее с наполовину проглоченной лягушкой... Девушка переглянулась с приятелем и понимающе скривила губы... Они  завели  Гортензию Титановну в кабину лифта... с минуту прислушивались к удаляющимся всхлипам:  - Хотите  пожарю рыбину... с цветными разводами?   Пожалуйста... Не бросайте меня! Я вам раков сварю...
    Кабина лифта подпрыгнула и остановилась на двенадцатом этаже. Гортензия Титановна затихла. Левой рукой подобрала сумочку и тут же завалилась на стену кабины, не выдержав острой боли в правой лодыжке. С трудом дотянулась до двери и нажала на ручку. Подпрыгнула на левой ноге раз... другой... ухватилась за перила... В квартире сбросила плащ и осторожно стянула туфель с правой стопы... В ванном зеркале отразилось  её расцарапанное лицо с распухшей  правой щекой, из которой кровь скатилась на жёлтый платочек в нагрудном кармане жакета...  Слёзы, окрашенные тушью,  прочертили дорожки по щекам...
         Снизу раздался сдавленный писк... Гортензия Титановна скосила глаза на посылочный ящик и  заревела. Упершись правым коленом в край ванны, она нагнулась и стала отрывать крышку. Крыса  выглянула наружу и  подёрнула влажным носом...
- Прости меня... - всхлипнула Гортензия Титановна.  – Прости, ради лешего...   
        Слёзы глухо ударялись о дно и разбивались грязными брызгами. Гортензия Титановна и крыса молча смотрели друг на друга. Крыса наполовину выбралась из ящика и, убедившись в мирных намерениях угнетательницы, скользнула в ванну. Гортензия Титановна робко улыбнулась, вставила резиновую пробку в слив и открыла кран.
- Виновата я перед тобой, Стюхонька ... Не пойму, что на меня нашло... Гортензия Титановна протянула руку, чтобы погладить  крысу, но та испуганно  бросилась в противоположный конец ванны.
 - Я понимаю... - вздохнула Гортензия Титановна. Под холодную струю она подставила край полотенца.
      Морщась от боли в правой стопе, Гортензия Титановна добралась до трюмо и опустилась на пуфик. Приложила влажную ткань к распухшей лодыжке, ойкнула... но, взглянув на расчерченное стекло, подхватила полотенце и принялась вытирать помадную решётку. Чтобы дотянуться до верхней части трюмо, привстала на одной ноге. Прижавшись лбом к холодному стеклу, она пыталась заглянуть вовнутрь...
- Господи, что же я? Раз в жизни выпало...  Тиныч, - шептала она,- прости... Прости меня... Пусть комары и эти... пиявки-мерзавки... И костюм не нужен... Я ведь тоже  никому не нужна... Прости  меня…
        В зеркале заколыхалась зелёная вода... Гортензия Титановна оторвалась от стекла... Не сводя взгляда с трюмо, она лихорадочно закручивала лаковые склянки и бросала их на мокрое полотенце... В срединной створке поднялись пузыри... Вскоре показались три детские фигуры. Выбравшись из зеркало, они с любопытством уставились на Гортензию Титановну... Старший кашлянул и сипло выговорил: - Здравствуйте, Груня!
     Гортензия Титановна робко улыбнулась. Самый маленький шагнул вперёд, протянул ей волосатую руку: - Меня зовут Тан, а  это Кон и Птон. Мы познакомиться хотели...
     Гортензия Титановна неуверенно кивнула. Старший Кон подошёл ближе:       
- ...только из-за решетки не могли... - он кивнул на среднего брата, - а Птон чуть не задохнулся...
- Я решётку поставила... чтоб никто не отравился... пока избавлялась... - оживилась Гортензия Титановна и тут же стушевалась, потому что по глазам лешенят видела, что  не верят...
- Теперь не опасно... Извините... Не в себе была...
        Гортензия Титановна переставила ногу и скривилась от боли:
- Ой! Не могу... Расшиблась я на улице...         
- Айда  к бабке Ползухе,- потянул её за руку Кон,- она вмиг вылечит. Тан закивал: 
- Ползуха вылечит!
        Гортензия Титановна не успела даже ответить, как Птон перебросил её синюю сумочку в зеркало, и они все вместе погрузились в мутное болото. Она не испытывала ни страха, ни удивления. По телу щекотно бежали пузырьки. Когда ноги коснулись ласкового илистого дна, она подумала, что они вовсе и не плыли, а просто спустились под шестнадцатиэтажную башню.
        Лешенята подвели её к перламутровому дворцу, который был похож на огромный ларец.  Два пузатых рака, сторожившие жильё Ползухи, пятились к стене и вбок. Скрипучими голосами они дружно закричали: - Вам направо или налево?
- Нам прямо,- громко сказал Кон.
- Вам прямо-прямо или прямо - направо? - просипел правый рак. Как только он замолчал, заговорил левый: - Вам прямо - прямо или прямо - налево?
- Нам прямо и вниз,- ответил Птон и вытянул впереди себя руку с сумкой. Он повернулся к Гортензии Титановне и прошептал: - Скажите, “правильно так, как пятится рак”!
- Правильно так, как пятится рак! - повторила Гортензия Титановна. В ответ оба краба пробасили: - Назад и вниз - наш победный девиз! Проползайте, господа!
        Из стены дворца выплыла распахнутая раковина с  перламутровым креслом и остановилась перед Гортензией Титановной. Едва она ухватилась за резные подлокотники, створки захлопнулись, и раковина въехала во дворец. Когда глаза Гортензии Титановны привыкли к мраку, она разглядела в коралловом зале диковинную мебель из сиреневого камня.  На резной подушке-троне у противоположной стены лежала  большая черепаха с печальными глазами. Она медленно выдвинула из панциря пупырчатую шею и недвижно уставилась на посетительницу.
- Добрый вечер, -  прошептала Гортензия Титановна, но в ответ не раздалось ни звука.
- Я вас не побеспокоила? Может, мне лучше пойти... поплыть... -  Гортензия Титановна головой кивнула в сторону стены.
-Не торопись, Груня, - раздался старческий  голос черепахи, - отдохни от приключений. День в твоей жизни выдался сложный... Чем меньше снуёшь, тем меньше устаёшь... Измаялась, поди? Отдышись, пока я раскину ракушки судьбы. Занятная твоя доля, Аграфена... Впрочем, посмотрим...
    Черепаха  оторвалась от подушки и всплыла над головой пришелицы.
- Я, пожалуй, пойду, - Гортензия Титановна привстала и задрала голову, - мне уже  лучше... спасибо...
- Не себя успокаиваешь, а глупость тешишь! Сядь и слушай! - черепаха грозно стукнула палкой по потолку. - Масла вон новые выпросила, а о голове не подумала...
     Гортензия Титановна испуганно сжалась... Голос Ползухи сверху сделался звонче: - Не всякому наука впрок, но тебе пойдет в урок. Не соблазняйся ни сладостью, ни горечью... Не мешкай в довольстве, не поспешай в  нужде... На судьбу твою раскидываю раковины...  На добрую долю прошу высшую волю...   
     Вначале Гортензии Титановне показалось, что закружилась сама черепаха, но через минуту она поняла, что завертелся весь зал. Со дна всколыхнулись раковины, закружились  и поднялись под самый потолок. Голос черепахи разносился по залу и делался всё слабей:
- И сейчас... и тогда... наделяет судьба... Между небом и дном предрешает она...               
     Ползуха и зал завертелись так быстро, что Гортензия Титановна перестала их различать. Раковины поочерёдно выскакивали из середины водоворота и плавно кружа по залу, оседали на пол. Боль прошла... Тревога  сникла... Глаза сомкнулись... И она провалилась в дрёму...
- Пора, Груня... Просыпайся! - долетел голос черепахи до Гортензии Титановны. Слова делались всё явственнее... Она открыла глаза и увидала перед собой сморщенную Ползуху. Черепаха протянула ей раковину в виде рога и приказала: - Пей!  Пока Гортензия Титановна пила, старуха шептала заговор над её головой. Единственные слова, которые различило ухо женщины,  были «...и ещё одной судьбы осмысление». 
     Гортензия Титановна протянула Ползухе пустую раковину, но та палкой отстранила её от себя: - Храни её, Груня, пуще драгоценности. Приложи её к уху в нужный час и узнаешь, как поступить. А как шум поднимется, так то предостережение  тебе прибудет.
     Гортензия Титановна прижала обеими руками раковину к животу и поднялась из кресла: - Что нагадала мне, Мудрая Ползуха?
- Тебе знать того не надобно... Судьбу не изменишь, а себя зря в беспокойство введешь!  Поняла?
     Гортензия Титановна покачала головой: - В какой же мне жизни оставаться? В старой... в новой?
- А ты как хочешь?
- Не знаю... В старой скверно,  в новой неуютно...
- Ну что ж, милая, это тоже жизнь... Так многие живут... Без ума и силы, а только с жалобой и упованием...  Только ведь не сказка это - не придумаешь себе счастливые годочки...  Как скроишь их, так и станешь носить...
- Что же мне делать?
- Решай сама! Хочешь назад к Горпанычу, так я его верну... Выужу, высушу и выброшу в старую жизнь ... Только  зад твой стопудовый и груди-гири к тебе тоже вернутся и будешь маникюрить до конца дней своих, водочку жрать и хихикать над скудоумием богатых клиенток. 
    Гортензия Титановна медленно помотала головой и глубоко вздохнула: - Страшно мне...
- Можно и так...  Тогда живи и бойся! Да витамины принимай... чтоб хватило сил на страхи.  Ну, как? Надумала?
    Едва Гортензия Титановна кивнула,  к ней подплыло перламутровое кресло.
    Перед дворцом правый рак почтительно присвистнул и  протянул ей синюю сумочку. Замок крепко сидел на положенном месте. На блестящей поверхности кожи не было ни царапины. Левый рак расшаркался и сцепился клешнями с правым. В один  голос они просипели “Держись!” Гортензия Титановна почувствовала, как её подхватила сплетённая из клешней люлька. Раки  раскачали её и подбросили вверх. Пуская пузыри, она вынырнула в переходе на Кутузовском проспекте.
    По ступеням стекали остатки дождевой воды с улицы. Тощая кошка жалостливо мяукала и брезгливо потряхивала передней лапой. Гортензия Титановна привалилась к стене и закрыла глаза. Она наверно простояла бы так целую вечность, если бы не чей-то голос: - Чем зря страдать  – лучше бы помогла!
    Она вздрогнула, обвела взглядом полутёмный переход, книжный ларёк и груду набухших от воды книг. Высокая женщина с короткими седыми волосами   расставляла книги для просушки. 
- Самогон пьёшь? – она протянула Гортензии Титановне бумажный стакан с полупрозрачной жидкостью, а сама отхлебнула из фляги.
- Я? - Гортензия Титановна растерялась. - Не знаю...
- А чего знать? Пьёшь – наша, не пьёшь – чужая! Я вот шестой десяток держусь... Если б не он, родимый, не выдюжила бы всего столько... От одних мыслей загнулась бы...
- Так вы с самого утра?..
- Не с утра, а с вечера! Вчера-сь воскресенье было, девка. Ты-то на что день угробила?
- Прибиралась я...
- Вот и я прибираюсь... Гляди, какая беда... Денежки мои к ядреной фене... Шесть пенсий вбухала в эту срань... Лучше б прокутила!  Маета и только: выбросить жаль, а держать глупо. Слушай, может, ты здесь посторожишь, а я сбегаю за шпагатом? Книги в пластиковых мешках вроде уцелели... Я их домой унесу. Минут через двадцать вернусь... А?..
- Да-да... Конечно...
        Гортензия Титановна подошла к ларьку и взяла в руки одну из промокших книг:
- «Поль Джонсон...» Это кто ж будет, американец?
-  Самый что ни есть англичанин... Историк. На нашу историю понимает почище нас. Только нам чужие умники не указ. Нам собственная дурь - проводник! Ты пока просвещайся... Задарма мыслей набирайся...
     Киоскёрша задержала взгляд на раковине, которую Гортензия Титановна положила на прилавок: «Стало быть, прилучили...»
- У вас, что, тоже есть такая?
- Не, милая. Только не ты первая, не ты последняя... Это у них вроде мобильного телефона. Таких, как ты, здесь, будь здорова, сколько перебывало. Вынырнут и тут же нырнут по указке в какую-нибудь топь. Тебя как звать?
- Вобще-то я Груня, но называюсь Гортензией, чтоб для клиенток звучнее...
- А по мне, так Груня очень даже... Забытое имя... Среди цыганок много Грунь было... Так ведь?
- Не знаю. Я с цыганами не знакома. 
- Понятно... Ну, ты... того, Груня, постереги мой товар... Я мигом туда и обратно.
     Гортензия Титановна с готовностью кивнула. Женщина подхватила охапку книг и быстро пошла на противоположную сторону. Гортензия Титановна проводила её взглядом до самого конца тоннеля... От увиденного на  дальней стене мотнула головой - с огромного плаката, на неё смотрел Тиныч. Плакат призывал избрать господина Болотина в Думу от партии “Хвостом вперёд”. Гортензия Титановна пересекла тоннель и уставилась на большие буквы лозунга: “Святая забота - из болота в болото!”    
     В раковине раздался гул, и она поспешно прижала её к уху:
- Грунь, это я! Ты в рассуждения не вдавайся, а давай домой поскорей. Я обед семейный приготовил.  Родители и братья вот-вот прибудут... Поняла?  Ты уж того, понаряднее и порумяннее... Сама знаешь... За тобой послать или на такси доедешь?
- Тиныч, меня попросили посторожить книги в переходе на Кутузовском... Нет-нет, всего минут двадцать-тридцать. Хозяйка сейчас должна вернуться. Не сердись! Ладно? Я скоро... возьму такси... Не волнуйся - буду в лучшем виде. Ага...
     Гортензия Титановна опустила раковину на прилавок и подхватила большую книгу сказок с поведенным от сырости золотым обрезом. Сначала рассматривала картинки, а потом, перелистав страниц сорок, остановилась на сказке, которая начиналась со слов: “И принялась дева читать судьбу свою с середины и уже не могла оторваться от мысли о том, что с нею произойдёт...”
     Гортензия Титановна почувствовала, как кто-то тянет её за рукав. Она подняла глаза на хозяйку киоска, вскрикнула и бросилась бежать из тоннеля. Седая женщина покрутила головой:
- Довели–таки девку... А всё оттого, что расслабиться себе не позволяет. Приняла бы стопку – другую, отогнала бы худые мысли... 
     Она придвинула к себе открытую книгу и взглянула на название - “Превращение в русалку”: - Ха! Та это ж сказка! А она её, видать, на себя примерила...  Вот дура! А, может, и не дура...
        Хозяйка киоска вздохнула, открутила крышку от фляги и припала к родимому жадными глотками.