Весна на хуторе или обет невинности

Интеллигентный блудный сын,
К сосцам земли припал я снова....
Как жук, взобравшийся на тын,
Душа в лазурь лететь готова........

Она целовала меня,
И я её тоже - обратно,
Следя за собой,как змея,
На сколько мне было приятно.

Имел ли я право любить?
Имеем ли общие цели?
Быть может, случайная прыть
Связал нас на две недели.

                Саша Чёрный
 

Сергей скучал, сидя один дома, поглядывая на экран  телевизора, где в это время шла передача для любителей путешествовать. На экране появилась надпись "Природа Латвии". Сергей  смотрел, не отрываясь, ведь показывали те места, где он бывал.
 Картинки далёкой Латвии напомнили ему эпизод из середины восьмидесятых, который можно, пожалуй, назвать одним из самых счастливых в его жизни.
Сергей взял блокнот и начал записывать всё то, что дарила ему в тот момент память. Сергей писал рассказ, украшая ту, давно пережитую историю, всё новыми и новыми, всплывающими в памяти, подробностями и в этот момент он, словно слышал звуки и чувствовал запахи описываемых событий.
   
Был конец мая. Цвела черёмуха, а каждый ленинградец знает, что это означает резкое похолодание. К неприятной погоде добавилось ещё то, что я был "скоропостижно" отправлен в двухнедельный отпуск. А жене отпуск не дали. Дома сидеть не хотелось. Настроение было гадкое. В обед я зашёл перекусить в "Сайгон", кафе на Невском. Там встретил коллегу по работе. Были мы с ним едва знакомы, но разговорились, и я ему посетовал на свою судьбу. А он мне со смехом ответил, что он тоже вынужден сейчас идти в отпуск. И тут я ему предложил ехать на моей машине вместе с палаткой путешествовать по Прибалтике. Он как-то очень быстро согласился. Обговорив нашу поездку в общих чертах, мы расстались. Я, окрылённый перспективой хорошего отдыха, стал планировать маршрут поездки. Жену вначале насторожила моя идея, но когда я ей представил того человека, с которым я собирался в путь, она успокоилась. 
Но через пару дней тот коллега сообщил мне, что по каким-то обстоятельствам он не сможет поехать со мной. 
 
Унынье навалилось на меня. Ехать одному было слишком тоскливо. Стал листать записную книжку и звонить всем знакомым, которые, по моему мнению, могли бы согласиться на эту авантюру. Отъезжать-то надо бы было уже назавтра. Ответы знакомых были разные, от "Ты что, с ума сошёл, ещё холодно" до " Хочу очень, но не могу, недавно вышла замуж".
Я добрался до буквы «Ю», и, потеряв всякую надежду, набрал номер телефона Cветланы Ю. Мы около шести лет не общались с ней, и я уже не очень хорошо помнил её лицо, в памяти остались лишь белые волосы и длинные красивые ноги. Смешно было бы надеяться на положительный ответ, но я звоню. Я был очень удивлён тому, что Светлана узнала меня по голосу, и я, без всяких прелюдий, сразу же сказал ей, что, мол, собираюсь завтра ехать отдыхать в неизвестность, но не знаю с кем, а одному скучно. И уже готов был сорваться с моих губ вопрос, мол, не хотела бы она...  И вдруг слышу: "Серёжа, я через месяц выхожу замуж. Но это только через месяц, можно я с тобой? У меня тоже с завтрашнего дня отпуск и нет идей". Я на автомате, ещё ничего не сообразив, выпаливаю: "Ах, как жаль", - и только после того, как она переспросила, чего, мол, мне жаль, я засмеялся и стал благодарить её за согласие. Мы договорились встретиться через два часа в подземном вестибюле метро Пушкинская, в глубине зала, за памятником поэту.
   
Я пришёл чуть раньше. У памятника стояло и сидело несколько человек, очевидно тоже назначивших встречу здесь, у Пушкина. Сев на свободную скамейку я оглядел ожидающих. На скамье рядом сидел парень, очень похожий на девушку, а может, это и была девушка, похожая на парня. Дальше сидел мужчина со всеми принятыми в быту атрибутами интеллигента: шляпа, очки, бородка под Феликса Дзержинского. Чуть поодаль, стояла высокая эффектная женщина в красивом тёмном плаще. Белые, "льющиеся" на плечи длинные волосы делали эту молодую женщину какой-то неприступно красивой.
Светлана задерживалась и я, достав блокнотик со списком вещей для путешествия, углубился в его изучение, стараясь сбить этим волнение  от предстоящей встречи.
 
"Серёженька, ты что, не узнал меня?"- услышал я над собой Светин голос. Я поднял глаза и на секунду опешил, передо мной стояла та блондинка, которую я видел у противоположной стены. Ну как же я мог не узнать эти белые распущенные волосы, эти стройные ноги? Я вскочил,  почувствовав, что лицо моё "загорелось" от смущения. Светлана, как-то очень мило улыбнувшись, поцеловала меня в щёку. Смущение моё сменилось на чувство восторженной детской радости. Это как малышу в детстве приносили долгожданный подарок, а он оказывался лучше ожидаемого. Я лишь смог произнести: "Ух, ты, Свет! Какая же ты красавица!" Теперь порозовели щёчки Светланы, и она стала опять той, прежней подружкой Светкой, с которой когда-то проводил я много счастливых часов.
   
Обговорив предстоящее путешествие и договорившись о времени встречи, мы разъехались, ведь каждому из нас ещё предстояли сборы в дорогу.
   
Домашних своих я не стал вводить в курс того, что пол моего сопровождающего поменялся.
         
Утро. Туман. Непринуждённо болтая, мы катим по шоссе на моём Москвиче, в сторону Прибалтики. Наша первая цель, озеро Аглоне, что затерялось в лесах под Резекне в Латвии. И не помню, кто из нас поднял эту тему, но мы твёрдо решили, что мы едем как друзья, и ни о какой близости между нами, как прежде, не может быть и речи.
      
Приехав в район Аглоне, мы свернули на просёлочную, идущую через лес, дорогу, надеясь, что она приведёт нас к самому берегу озера. Выехав на просторную поляну, мы заметили группу людей. Два молодых парня и пожилая женщина о чём-то мирно беседовали. Мы подъехали, я вышел из машины, поздоровавшись, спросил, не знают ли они, где здесь можно остановиться на несколько дней. Парни, как-то странно заулыбались, один, подёргивая глазом, сказал, что у них в сарайчике можно ночевать. Я уже готов был согласиться, когда Света из машины окликнула меня. Я пошёл к машине, а в это время женщина, разговаривавшая до этого с парнями, направилась в сторону леса по дороге. Светлана стала мне говорить, что женщина, подавала мне какие-то знаки, пытаясь привлечь моё внимание, затем, махнув рукой, пошла к лесу, давая понять, что мы должны следовать за ней. Я пообещал парням, что подумаю, а пока осмотрю окрестности.
      
Мы поехали в сторону леса, куда скрылась женщина, и уже выехав с поляны, догнали её. Увидев нас, она очень обрадовалась и рассказала, что те парни, братья, и они психически больные и что один недавно только вышел из тюрьмы, где сидел за разбой. Мне стало немного не по себе, и я спросил, не может ли она приютить нас? Женщина ответила, что не против, но её муж  может не согласиться. Я предложил подвезти её до дома и спросить мужа. А вдруг нам повезёт? Женщина, согласившись на наше предложение, села в машину. Проехав пару километров по лесной дороге, мы выехали на свободное от леса пространство. Впереди послышался визгливый лай собаки. Женщина сказала, что нам бы лучше остановиться здесь, поскольку в этом году из-за сильного половодья  кусок дороги к их дому оказался залитым водой. Дом стоял на островке, и от "большой земли" его отделяла неширокая полоска гати, вымощенная тонкими стволами деревьев, но, действительно, в эту весеннюю пору их покрывала вода. Мы вышли из машины и прошли несколько метров по сооружённым из досок мосткам в сторону дома. Перед домом, рядом со свежим, поднятым до четвёртого венца срубом, по-видимому, баньки, пожилой мужчина тесал, не спеша, длинное бревно, делая из него четырёхугольный брус. Мы встали поодаль. Женщина подошла к мужу и стала ему что-то говорить, показывая на нас. Мы не слышали ответа старика, но по его недовольному лицу и по тому, с какой злостью он вонзил топор в бревно, было понятно, что тут у нас не "срослось". Дед, ничего не сказав ей, пошёл к дому, женщина тяжёлой деревенской походкой последовала за ним. По дороге мужик крикнул на  рвущегося с цепи, мелкого пушистого пса, который мгновенно затих и убрался в свою конуру.      
Мы осмотрелись вокруг. По двору гуляли белые куры и огромный, белого же цвета с ярко красным гребнем, гордый петух. Он вышагивал, поглядывая на нас, словно давая понять, что всё, увиденное здесь нами, принадлежит ему и только ему, а остальные, включая и пожилых хозяев, это лишь его прислуга. Мы с интересом разглядывали деревенское хозяйство. Дом, крытый железом, стоящий поодаль хлев под шифером, в распахнутые ворота которого были видны коровы, чуть подальше, за темнеющим клином  пашни, на самом берегу озера, банька, да из серого горбыля сарай - вот, собственно, и всё, что было на этом острове. Что ещё бросилось в глаза, так это отсутствие электрических проводов, протянутых к дому. Я сказал Свете, что, мол, прекрасная, глушь, и даже электричества нет.
      
Хозяева наверняка наблюдали за нами в окошко и видели, как я, подойдя к бревну, которое прежде тесал дед, вырвал топор из бревна и, поиграв им в руке, словно прикидывая его на вес, стал продолжать начатую хозяином работу. Дело это для меня было знакомое, ведь все летние школьные каникулы, я проводил в деревне на Псковщине у тётушек, и там приходилось тесать брёвна. Я с наслаждением всаживал топор в еловое бревно. Щепа не отлетала кусками от каждого удара топора по бревну, а как у заправского плотника, тянулась длинной, пахнущей душистой смолой, толстой лентой.  И вот на крыльце появилась улыбающаяся хозяйка и, махнув нам рукой, пригласила пройти в избу. Мы с радостью последовали ее приглашению. Мимо собачьей будки мы проходили с опаской, но бабушка успокоила нас, сказав, что Жульке не до нас, у неё  сейчас щенята и что, мол, они её совсем высосали.
Так мы познакомились со стариками. Это были русские люди, и переехали они в Латвию ещё до войны со Псковщины. Мы познакомились с нашими благодетелями. Старик протянув руку только мне, очевидно, так было принято в тех местах, представился: "Василий я". Он был невысокого роста, худощав, натруженные руки казались непомерно длинны. Одет он был в голубую, с тёмными полосами, косоворотку, серые брюки, заправленные в сапоги. На голове была, чуть сдвинутая на переносицу, выгоревшая кепка. Позже мы ни разу не видели деда Васю без кепки. Было впечатление, что он и спал в ней.
  "Бабушка Мария"- представилась наша хозяюшка, подав, опять же, только мне ладонь для рукопожатия. Ладонь была большая, и рукопожатие, по-мужски, крепким. Мария была почти на голову выше и намного крупнее своего мужа, полноватая, но толстой её тоже не назовёшь. У бабули было очень интересное лицо: круглый носик, круглый подбородочек, большие круглые глаза, розовые щёки и деревенский загар словно пощадил его. Как мне позже рассказала Света, Мария каждый раз после дойки умывала лицо парным молоком, и Светка, когда ходила с бабулей на  дойку, тоже умывалась парным молочком. Мы, в свою очередь тоже, назвали наши имена, рассказали откуда мы приехали. Светка, с нетерпением, толкая меня в бок, прошептала: " Ну, спроси".  Мария, видя беспокойство моей спутницы, поинтересовалась, что ей нужно. Ну, я и выпалил, как выстрелил: "Уборная!"
 "Ох, же вы мои болезные, пошли, девонька, скорее на двор, я покажу тебе наши деревенские удобства".

Дом состоял из двух комнат. Одна большая светёлка с огромной русской печкой и ситцевой, в мелкий цветочек, занавеской, отделявшей комнату от запечья, где стояла кровать хозяев. Слева от двери стаяла ещё одна неширокая кровать, на которой  мы и должны были спать со Светланой.  Хозяева же не могли предположить, что мы не супруги. Вторая комната была разделена как бы на две половины плитой со щитом. В углу стоял тяжелый, грубой работы, стол и под стать ему, такие же грубоватые скамейки.
 
Дед Василий пошёл со мной к машине, чтобы помочь переехать на ней на остров. Дед уверил меня, что брёвна переправы, покрытые водой, лежат прочно, и я могу проехать по ним, не опасаясь завязнуть. Дед оказался прав, и я без всяких проблем  подъехал к самому дому.  Я пообещал старикам, что вечером будем смотреть телевизор, который привёз с собой и который питается от аккумулятора машины. Как презент, отдали хозяйке пол-литра медицинского спирта, мол, это вам для лечения и растираний всяких, да несколько банок говяжьей тушёнки, что по тем временам было большим деликатесом. Хозяева были очень растроганы  нашими подарками, заработавшим телевизором и вообще, присутствием милых людей в их глуши.
   
День клонился к вечеру, Баба Маша захлопотала у стола,  приговаривая: "Ах, вы же мои милые, чем же вас поберечь то, вы же к нашей, деревенской еде неспособные". Мы успокоили её, что нам интересно и вкусно всё в их доме.
   
Пока хозяйка хлопотала по дому, дед Василий повёл нас во двор, хвастаться своим хозяйством. Прежде мы спустились по тропинке прямо к озеру, которое и находилось-то в двадцати шагах от дома.  У берега, к небольшому деревянному помосту, пристроенному над водой на вбитых в дно толстых кольях, была привязана плоскодонная, довольно широкая лодка. Я похвастался деду, что захватил с собой удочки, и буду рыбачить. Дед сразу охладил мой пыл, сообщив, что рыболовный сезон откроется только лишь через две недели, а до этого времени ни-ни. Светка сказала, что, мол, очень жаль, а ей так хотелось поесть свежей рыбы. На что дед хитренько улыбнулся, ничего не сказав на это.  Пройдя ещё метров десять вдоль берега, дед показал рукой на родник, по краям обрамлённый большими камнями. Из родника вытекала струя воды, бегущая прямо в озеро. Дед объяснил: "Это наш водопровод". Дальше мы подошли к собачьей будке. Жулька выскочила из своего домика, приветливо виляя хвостиком. Дед, наклонившись, вытащил из будки трёх очаровательных, похожих на пушистые шарики, щеночков и положил их на землю. Жулька, лизнув одного щенка, подняла голову на нас, словно спрашивая:"Ну, разве они не красавчики"? Светку было не оттащить от малышей, но дед уже направился к хлеву, и мы последовали за ним. Хлев был довольно просторный. В стойле, повернув к вошедшим головы, стояли три коричневые с белыми пятнами коровы. В правом углу, за перегородкой, был отделён уголок, где похрюкивали два розовых поросёнка и довольно крупный хряк. К хлеву был пристроен дощатый сарайчик, откуда доносилось кудахтанье кур. Заглянув туда, мы увидели много насестов для кур. Дед достал из, оборудованного для несушек гнезда, несколько свежих яиц и направился обратно к дому. Проходя мимо начатого сруба, бросил как-то устало: "Баньку вот затеял новую рубить, да дело медленно идёт,  к зиме, похоже, не сдюжу".
   
Вечерело, и мы, поев домашнего душистого ржаного с подгорелой корочкой хлеба, запив его парным молоком и распаковав кое-что из багажа, улеглись на приготовленную нам постель. Я делал вид, что сплю и "не понимаю", почему Светлана так тяжело дышит и, как бы во сне, отодвигал её руки, тянувшиеся к моему "предателю", который честнее, чем мои слова, выражал мои мысли и желания. Покашливания за занавеской наших старичков - это было, как последний редут, который сдерживал меня от того, чтобы нарушить данное обещание. Но Свету, похоже, не остановило бы и присутствие посторонних. Чувствовалось, как злость и нетерпение бурлит в ней. То ли данное Светлане слово, то ли усталость последних дней, но я  мгновенно уснул, не думая о том, что рядом со мной лежит красивая женщина.
      
Поднявшись рано и выйдя на берег озера, я поразился этой тишине. Лишь изредка ее нарушал всплеск выпрыгивающей из воды рыбы, уханье какой-то птицы, раздающееся гулким эхом над озером, да слышное из курятника дребезжащее кудахтанье кур. Было полное безветрие, гладь озера казалось огромным зеркалом на поверхности которого, словно разбросанные клочки ваты, белел тающий предрассветный туман. Благодать то какая, подумал я. Хотелось вбежать в дом, разбудить Светку, чтобы и она разделила со мной эту радость от увиденной красоты, но, вспомнив, как она крепко спала, когда я уходил, по детски подложив ладошки под щёчку, решил не беспокоить её.
   Тут я услышал голос хозяина, обращённый явно не ко мне. Зайдя за дом, увидел, что хозяин запрягает в плуг здорового мерина, которого,  как дед Василий пояснил, одолжил на день  у соседа, латыша. В этот день у хозяев было намечено сажать картошку. Мария хлопотала над рассыпанными на земле, сморщенными, покрытыми длинными, как проволока, белыми ростками, картофельными клубнями. Негодные для посадки, она отбрасывая в деревянный ящик. За плугом я ни разу не ходил, но любой крестьянский труд привлекал меня. Я тут же вызвался помочь и тем самым освободить бабу Маню для других дел по хозяйству. Мы вышли в поле, находившееся прямо за домом. Я схватился за рукоятки плуга, как видел это в кино, и крикнув на коня, как заправский пахарь: "Пшёл, Халява"! Ну, он и пошёл. И тут я  ощутил всю прелесть сельского труда… Лемех плуга, то зарывался глубоко в землю, то вылетал на поверхность, грозя поранить ноги коня. Борозда получалась некрасивая, кривая. Дед, посмотрев на мою работу, сказал смачно, куда бы мне пойти с моим умением пахать, и встал за плуг сам. Он пахал, я бросать картошку в борозду, что тоже было делом важным, хотя и  нудным.
      
Где-то к полудню, притомившись, мы со стариком пошли на кухню и, расположившись за столом, вкусно пили парное молоко с черным хлебом и ели деревянными ложками прямо со стоящей на середине стола сковороды жаренную на сале картошку. Хорошо было сидеть так по-простому, по-деревенски. Руки и ноги были налиты приятной тяжестью. Вкус незатейливой еды, знакомый с детства, приятно успокаивал.
      
Дверь  комнаты отворилась, и на пороге в пеньюаре появилась заспанная Светлана. Посмотрев на нас, она задала вопрос, от которого мы с дедом расхохотались. Она спросила, что, мол, ещё так рано, а мы уже поднялись и завтракаем?
      
Управившись с посадкой к трем часам дня, мы вернулись в дом. Светлана, пока мы были в поле, помогала бабуле по хозяйству.
      
Природа после стольких дней ненастья, подарила нам по-летнему тёплый денёк. Мы со Светой пошли обследовать остров. В дальней его части, за уже почерневшей от времени, на три венца ушедшей в землю, банькой, была неширокая протока, отделяющая этот остров от ещё одного, совсем маленького островка, на котором башенками  торчали стога сена. У бережка был привязан бобик - маленькая лодочка, на которой мы и переправились через протоку.  Кругом вода озера и никого вокруг и духмяный запах сена в воздухе. Хотелось сделать что-то совершенно сумасшедшенькое. И хотя  не было сильной жары, мы, скинув с себя все одежды,  повалились на сено стожка, уже разворошенного до нас хозяином, берущим из него сено для скотины. Вечернее солнце нежно ласкало наши, по-городскому, белые тела. Мы лежали рядом, держа друг друга за руку и смеясь над собой, уже жалея о взятом обете неприкасания.  Светлана приподнялась и, наклонившись надо мной, поцеловала в губы. Помню, как я с подленькой улыбкой заметил, что, мол, мы же дали друг другу слово. На что Света, полушутя, полусерьёзно выдохнула: "Ну и гад же ты, Сергунька!" Мы были одни  на острове, и уже казалось, что одни в целом свете. Ничто больше не могло сдержать наши желания. Стоны, крики, повторяющиеся не однажды, неслись над островом. Обессиленные, лежали мы, думая ни о чём,  разглядывая  пролетающие над нами в вышине причудливые фигуры пушистых облаков. Не хотелось шевелиться, всё тело, каждый мускул его, каждый суставчик, были, словно обёрнутые в вату, словно ёлочные игрушки, убранные в коробку до следующего празднования Нового года.
Но вот уже солнце стало клониться к воде. Похолодало. Я, поднявшись на ноги, ещё некоторое время стоял, любуясь лежащей с закрытыми глазами Светланой. Я протянул ей руку и помог подняться. Встав, Света, нежно поцеловала меня и тихо произнесла: "Спасибо, мой хороший".  Я ответил ей долгим поцелуем. Мы, одевшись и  переправившись на большой остров, пошли по направлению к дому. Очень хотелось есть, по дороге мы зашли в курятник, где в отсеках для несушек уже лежало несколько свежих яиц. Я взял два яйца. Аккуратно разбив сверху скорлупки, одно подал Светлане. Мы держали  их в руках, как фужеры с шампанским. Тихонечко чокнулись ими и словно шипучий напиток выпили их. Тут Светка призналась, что никогда в жизни не пробовала такого и не представляла вообще, что способна это съесть.
   
Вернувшись в дом, мы застали наших радушных хозяев и ещё одного молодого мужчину. Им оказался сын наших стариков, живущий в Резекне, небольшом городе в 20 км от этого места. Они обсуждали проблему, которая ожидала их завтра. На следующий день у них было запланировано "мокрое дело". Они собирались колоть кабанчика. Я вызвался помогать. Будучи у тётушек в деревне я видел не однажды, как это делается.
Ужин был уже на столе. Мы ели в тот вечер картошечку, жареную с мясными консервами, привезёнными нами, и запивали шипучей, пахнущей хлебом, брагой. Под ногами крутился, занудно мяукая, прося есть, худой, чёрный как смола, кот. Я спросил хозяйку, где кот был вчера, и почему мы его не видели. Она поведала нам очень интересную историю про своего кота. Его подружка, белая кошечка, живёт в доме расположенном на другой стороне озера. И вот кот плавал иногда через озеро к своей любимой. Баба Маша, засмеявшись, сказала:"Что поделаешь - любоффф!"
   
Настало утро, я, тихонечко поднялся с кровати, чтобы не разбудить, уставшую накануне Светлану. Со кобаном всё вышло довольно споро. К десяти часам мы, мужчины, сидели уже за столом перед огромной сковородой жареной свежей печёнки, и перед каждым стояли литровые кружки, наполненные пенистой брагой. Тут уж я не смог без Светланы наслаждаться пиршеством, разбудил её и пригласил к столу. Она, отведав кусочек печёнки со сковороды, забыв начисто вчерашний разговор о поросёнке, не подозревала, что же она ест сейчас. Но когда поняла, то.... тут уже даю вам возможность проявить вашу фантазию, что же произошло с этой, насквозь городской дамой, в следующие минуты. После еды, хозяева проводили сына, снабдив его всякой домашней едой.
   
Оставшаяся часть дня была отдана высшему деревенскому наслаждению. Всё было по-настоящему и очень необычно. Поев и немного отдохнув, хозяйка нас позвала в баню, которая, как она сказала: "Уже поспела". Банька была небольшой снаружи. Войдя в предбанничек и скинув одежды, мы шагнули в обжигающую, пахнущую кисловатым дымом и хлебом, банную половину. Жар мгновенно прижал нас к самому полу, и если я ещё мог как-то ориентироваться, то Светлана распласталась прямо на полу. Я был в то время большой любитель париться, а тут ещё, к крепкому парку был такой вкусный запах. В деревянной кадочке была вода, заправленная травами, в бочонке поменьше - вода, замешанная с хлебом. Я прежде немного, чтобы не доставить моей подружке неприятности, подбросил ковшик водицы на камни. По парной пошёл хлебный обжигающий жар. Взяв дубовый веник и обмакнув его в ведёрко с настоянными травами, стал нежно гладить, так и лежащую на полу Светлану, слегка похлопывая, не спеша, продлевая удовольствие. В предбаннике, в распахнутую настежь дверь струилась прохлада, закатное солнце, словно, ныряло в озеро. Туман, как дымок, прилипал к зеркалу воды. Мы сидели совершенно расслабленные, и пили домашний квас, загодя принесённый хозяйкой. Пройдя еще несколько раз через этот круг удовольствий, мы вернулись в избу. Немного перекусив, мы, уставшие от этого  сумбурного, но приятного дня, упали в сон.
   
Утро следующего дня прошло в прогулке по округе. Днём, когда мы вернулись с прогулки, дед предложил мне, пока, как он сказал: "Наши бабы сладятся по хозяйству", сплавать с ним за урожаем. Я оглянулся на наших женщин, собирающихся идти в хлев, чтобы доить коров. Весело было смотреть на Свету, на эту "доярочку". Крутые по тем временам американские джинсы были спрятаны под бабушкиным передником, а её, обычно распущенные по плечам, волосы были схвачены пёстрой косынкой, завязанной, как у бабы Маши, на затылке. Довершением картины сельской труженицы было большое ведро-подойник.
   
Я пошёл за дедом на берег озера. Мы сели в лодку. Точнее я сел на скамью в лодке, а дед стоял в ней, отталкиваясь от дна озера длинным шестом, до блеска отполированным его ладонями. Хозяин повёл лодку вдоль берега через заросли камыша. Мы подплыли к участку свободному от растений. Дед остановил лодку у выступающих из воды толстых палок. Сквозь прозрачную воду озера можно было видеть уходящую вглубь тёмную паутину сети. Мы с дедом Василием стали вытаскивать из воды мерёжку, так старик называл эту длинную, похожую по форме на огромный женский чулок, сеть. В ней серебрилась попавшаяся за эти дни рыба. Там были и крупные окуни, и две щучки, и ещё какая-то крупная рыба, названия которой я не знал. А ещё  в лодку дед бросил несколько огромных, похожих на змей угрей, которые сразу же начали извиваться, пытаясь ускользнуть за борт. Дед сразу же отобрал необходимую для ужина рыбу побросав её в плотно закрывающийся плетёный короб, остальную же отпустил опять на волю.
   
День был в самом разгаре, и мы решили по совету бабы Мани походить по лесу, пособирать весенних сморчков, их там, в этих малолюдных местах, было превеликое множество. Мы взяли грубо плетёную из зелёного ивняка корзинку, и пошли на "охоту". Только человек лишённый фантазии мог назвать эти симпатичные, похожие на маленьких абрикосовых пуделей, грибы, таким неприятным словом - сморчки. По виду сморчки такие же лохматенькие, как эти собачки. Побродив вдоволь по лесу, мы вернулись в избу, а там.  А тамммммм...
      
На  разогретой  плите шкворчала сковорода, дрова потрескивали в топке. В комнате стоял тёплый запах еды. Подвешенная над столом керосиновая лампа бросала неяркий свет на стол, накрытый всякой деревенской снедью. И основным в этом празднике обжорства были блюда из свежей рыбы и, конечно, огромный жбан браги. Сначала ели уху, сваренную из разных пород рыб. Уха была сдобрена большим количеством сливок. На второе была жареная щука. Мы ели рыбу, пили пьянящую брагу. Когда уже казалось, что даже хлебная крошка не поместится в желудок, Мария поставила на стол особое, фирменное их блюдо -  жареных и затем тушёных в парном молоке угрей. Пиршество продолжилось. Вот уже хозяйка вынесла бутылку спирта, которую мы привезли ей для растирания. И тут пошло веселье уже под спирт.
   
Дальнейшее я помню плохо, проснулся утром от резкого запаха браги и от того, что кто-то теребил меня за плечо. Приоткрыв с трудом глаза, через образовавшиеся щёлочки, увидел близко лицо наклонившейся ко мне хозяйки, в руках у неё был ковшик, наполненный брагой. Она прошептала мне: "Вставай тихо, Светку разбудишь. Давай поправимся вдвоём бражкой, мой-то пьяница, с утра уже уплыл через озеро, молоко повёз сдавать".
   
Починив  здоровье стаканом сильно пахнущей браги, я занялся приготовлением собранных накануне грибов. Когда Светлана проснулась и вышла к столу, то там её уже ждала большая сковорода с жареными и залитыми  сметаной, грибами. Света, поковыряв немного вилкой в сковороде и  съев один грибок, как-то очень грустно произнесла: "Грибы на завтрак". Сказано это было  без всякой интонации в голосе. Было непонятно, говорит ли она это с сожалением или просто озвучила увиденное перед собой.
   
Я упивался деревенской жизнью. Мне нравилось там всё: и парное молоко, и эта некоторая первобытность, и деревенская еда. Светка же начала изнывать от отсутствия городской суеты и даже нарушенный нами обет неприкасания, уже не утешал её в полной мере. Да и мне стало неловко наблюдать за её ненатуральной улыбкой. Через два дня было решено продолжить наше путешествие. Мы простились с нашими радушными хозяевами. Баба Маня заплакала. Старики отказались брать с нас деньги за постой, да ещё снабдили нас в дорогу всякой вкуснятиной, среди которой были и копчёные угри, и копчёное сало, и немного картошки, и свежевыпеченный хлеб. Мы взяли всё это, боясь обидеть добрых людей.
   
На следующей же ночёвке в кемпинге на море, мы устроили пир из подаренных продуктов, пригласив к столу людей из стоящих рядом палаток. "Откуда такое богатство?" спрашивали нас  соседи. Мы лишь в ответ улыбались, не хотелось рассказывать о пережитом. Это была наша сказка, и не хотелось пускать в неё никого чужого. Всю ночь мы просидели у костра, пели песни, пили  вино, говорили разговоры. Эти стихийные встречи в дороге всегда замечательны своей неожиданностью. Люди собирались там из разных уголков  страны. В пути на стоянках были и другие интересные встречи, но именно те, бесподобные дни, проведённые на острове, запомнились мне на всю жизнь.
   
И вот мы уже едем обратно домой.  Кончилась сказка. Нам молчалось, даже мелодии звучащие из магнитофона в машине, которыми мы наслаждались в путешествии, сейчас раздражали. Скоро Питер и каждого из нас ждёт там своя жизнь. Перед городом  свернули с дороги и остановили машину на лесной опушке. Выйдя из машины, мы обнялись в прощальном поцелуе. Подарит ли судьба нам встречу ещё раз?