История одной поездки моего знакомого Антошки

Антошка сел в поезд очень пьяным.

Из-за смеси кодеина, кофеина и алкоголя, его левый глаз постоянно закатывался, поэтому Антон решил выдавать себя за вечно удивленного интуриста.

- Думай, Антошка, думай, Антошка, - думал Антошка, пытаясь думать. А подумать было о чем.

Во-первых, куда и зачем едет, он не вполне понимал. Во-вторых, денег в кармане было исчезающе мало. Смутно припоминались какие-то провожающие люди, которых он чем-то угощал, невольно ассоциирующиеся с цыганами из «Табор уходит в небо». В-третьих, правый его глаз не закатывался не из-за особой стойкости к наркотикам, а из-за того, что подбит неизвестным кулаком.

Осознав все эти неприятные вещи, Антошка зашел в купе, в котором уже находилось трое людей – читающая Есенина старушка, жуящая беззубым ртом палку дешевой колбасы, огромный загорелый мужичище по фамилии матрос Верещагин, и спящий на верхней полке армянин. А может быть и грузин – все они на одно лицо, особенно со спины.


- А я и говорю ему – Павлуша, говорю! Ты меня знаешь! Меня ж рука не подведет! – тут Верещагин, стараясь привлечь внимание бабульки, положил свой огромный, размером с головенку карлика, кулачище, прямо на раскрытый томик волнующей лирики – Якорь пропил, коли по памяти! – и он показал вошедшему наколотое на запястье какое-то дерево и цифры.

- Верещагин. Матрос.
- М-э-э-э! – ответил Антошка
- Поэт? – переспросил моряк заинтересованно
- Писатель. – поправил Антон – Для поэта имя неподходящее.
- Ну! Шевченко писал же как-то! – успокоил Верещагин.

Воодушевленный Антошка подсел к старушке и продекламировал
- Мне осталась одна забава – пальцы в рот, вот и весь обед!
- Ой! – растаяла старушка и покормила его колбасой.
Антон приободрел
- Мне осталась одна забава – пальцы в рот, чтоб завелся глист!
- Ай! – растаяла старушка и покормила его колбасой еще
- Мне осталась одна забава! Был бы девушкой – было б две!
- Опа! Растаяла колбаса-то! – сказала старушка и ушла за чаем.


Тут спящий на полке армянин повернулся и оказался русской девушкой дивной красоты.
«Та-а-а-ак!» - сказал матрос Верещагин и принялся за армянином ухлестывать.
- Я похабничал и скандалил, для того, чтоб чаще того! – гремел в купе его бас.
И остался Антошка снова наедине со своими мыслями. А точнее – втроем со своими мыслями, потому, что мыслей было две. Первая умоляла Антошку определить, наконец, если не цель, то, хотя бы, конечный пункт своего путешествия. А вторая упорно твердила голосом неизвестного поэта Сергея Кузнечихина, что то, что не додано и недополучено, ищется вовсе не там и не так.


Вошла старушка. К всеобщей радости, вместо чая она принесла небольшой пузырек спирта. Все взгляды неожиданно обратились на нашего героя, и он не придумал ничего лучшего, как рассказать троим случайным попутчикам обо всех своих треволненьях.
Соседи оказались совсем не прочь помочь. Завалили Антошку вопросами, разобрали ситуацию от и до, даже свидетелей по Антошкиному телефону допросили со всем пристрастием, и, в конце, вынесли суровый, но справедливый вердикт.
Насчет конечного пункта все сошлись однозначно – им оказался красивейший и богатейший город-герой Пимперополь. Верещагин говорил, что это – столица мира, а все остальные – что Крыма.
А вот с целью мнения разошлись. Одни говорили, что Антошка едет, конечно же, к девушке, другие – что к бабе, а третьи – что к зазнобушке своей.
В общем, чудь до конфликта не дошло, благо, что особо пьющие и бескомпромиссные стороны – старушка и матрос – вовремя отправились спать, и только девушка-армянин держала вконец осоловевшего Антошку за плечи, гладила по голове и, научившись вдруг говорить на безупречном русском, успокаивала его, что все это ерунда и обойдется.


***************************


Город-герой оказался дырой.
Тут жили перекупщики, торговцы просроченной и некачественной снедью, всяческие разводилы, бегунки и таксисты. Работать никто не хотел, потому, что кто ж на курортах работает?

Вечерело.

Антошка сидел в единственном на весь город приличном заведении – парке, пил пиво из пластикового стакана и думал, что ему, наверное, уже никогда не удастся протрезветь.
Меж тем, парк был чудесен.

Зеленые неизвестные деревья склонялись к поверхности манящего черного пруда. Все влюбленные города (а есть в Пимперополе и такие) приходили сюда по вечерам смотреть на плавающих в пруду фламинго. Многие сидели  и смотрели на фламинго всю ночь. Часто, после таких просмотров, у них обнаруживались фламингомонады.

Антошка пьянел, и в голове его становилось чисто и свежо. Он стал, наконец, понимать, что ему надо – то ли морской воздух так подействовал, то ли птицы эти глупые…
Он понял, чего хочет – просто увидеть ее, просто заглянуть в глаза, просто сказать что-то важное и глупое…

Воодушевился наш герой, взял в фирменном магазине литр дешевой мадеры, залез все в том же парке на камень какой-то, и стал декламировать стихи.

Сначала людям вроде бы нравилось, они показывали на Антошку пальцами, хлопали в ладоши и смеялись, но потом пришли какие-то гопники в форме крымской милиции, надавали по антошкиному телу палками, всю ночь продержали взаперти (оставив, правда, глоток мадеры и сигареты), а потом отправили почтовым поездом домой.


***************************


Свою любовь Антошка так и не отыскал. И поделом ему, потому, что за любовью своей надо ездить трезвым, с деньгами и документами, а билеты покупать заранее, в кассах предварительного заказа.

Но для тех, кого расстроила судьба героя, я скажу, хоть он сам и просил меня этого не делать, что дома, по прошествии пятнадцати суток и еще небольшого времени, Антон все-таки нашел любовь, только другую, настоящую. С ней он счастлив, наркотики оставил и окончательно переквалифицировался в поэты. И даже зовут его сейчас не Антон, а совсем иначе, а как именно, я Вам не скажу, потому, что это уже будет не рассказ, а биография какая-то, грош цена рассказу, где нет никакой загадки!

Тьфу на него!