Не заслоняя глаз от света 19

- Холмс! - позвал я – Холмс, очнись!
Он вздрогнул, и его взгляд неохотно сфокусировался на мне.
- Никто не пришёл, - сказал я. – Ни Анастаси Благов с покаянием, ни Марсель с новыми догадками. Ты есть не хочешь?
- Есть? – он, кажется, даже не сразу понял смысл этого слова.
- Очнись, - повторил я. - Твоё одноразовое питание начинает сказываться на твоём здоровье.
- Пойдём! – он вдруг резко стремительно поднялся и схватил меня чуть выше локтя, словно собираясь увлечь куда-то силой. – Пойдём куда-нибудь, поужинаем.
Мы отправились на станцию, где нашёлся небольшой уютный ресторанчик. На этот раз Холмс по собственной инициативе надел тёмные очки, удивив меня этим.
- Если ты от кого-то прячешься... – начал, было, я, но он немедленно поднял меня на смех:
-  Опомнись, Уотсон. Если бы я хотел прятаться, я, уж во всяком случае, прятался бы не за очками... Закажи что-нибудь – мне всё равно, что.
Я сделал заказ и по тому, как он ел, понял, что его «всё равно» отнюдь не фигура речи.
- Понимаешь, - вдруг сразу с повышенного тона, словно не начиная после долгого молчания, а продолжая, проговорил он, отшвырнув вилку, - если Сони жива, значит, они были заодно с Волкодавом, когда ставили этот спектакль, и ему подчинялось всё, начиная со снотворного в моём бокале. Она, получается, знала, что будет, еще тогда, когда обнимала меня, сидя у меня на коленях. Тогда она – чудовище. А если я ошибаюсь, и она всё-таки мертва, тогда чудовище - я.
- И теперь тебе важнее всего на свете узнать, кто из вас двоих это чудовище? – осторожно спросил я. – Давай бросим всё и уедем, а?
- Да ты с ума сошёл! – дёрнулся он, и то, что должно было прозвучать возмущённо, прозвучало жалобно.
- Не лги себе, - мягко попросил я. – По-настоящему, ты только этого и хочешь, не то давно бы докопался до правды. Но прятать голову в песок, подобно страусу, и не по тебе, и не успокоит. Вот ты и занял позицию выжидания в надежде, что правда сама как-нибудь наскочит на тебя, как слепой бегун. Но и ждать у тебя уже терпения нет.
- При чём здесь моё терпение? – снова вскинулся он. – Девочка – вот что по-настоящему значимо сейчас. Это из-за неё я ждать не могу, пусть мне терпения не занимать. Кто, по-твоему, убил Снаупа? Кто убил девушку из борделя?
- Волкодав... – нерешительно отозвался я.
- А кого он преследовал? О ком он выпытывал сведения, мучая несчастную так, что она умерла?
- Сони?
- И с кем из них теперь девочка? Мы знаем – предполагаем с большой долей вероятности, - тут же поправился он, - что ночью они виделись с Сони в борделе Фриды. Я мог бы предположить, что они и сейчас вместе, но Благов утверждает, что утром девочка была в номере, а значит, исчезла уже после того, как рассталась с... – он вдруг нарочито закашлялся, словно едва не проговорился о чём-то важном, о чём проговариваться ни в коем случае не хотел.
 - Если Благов не лжёт, - заметил я.
- Да, - Холмс перестал кашлять. – Если она не лжёт. Она ничего не сказала мне о ночном свидании девочки, но я уверен, что она знает о нём, что она сама сопровождала мисс Бин в бордель.
Он странно произнёс это «мисс Бин», словно выплюнул -насмешливо  и зло.
- Как мы можем узнать наверняка? – спросил я.
- Вернуться к тому, с чего начали. К вокзалу. К расспросам. К Фриде. О, если бы я был в Лондоне! – он пристукнул по столу кулаком. - Там со мной разговаривает каждая подворотня, и язык её мне понятен. А здесь за мной по пятам следует Марсель, а я ещё не знаю, должен ли я его вести куда бы то ни было... Ну, Уотсон, ты сыт, наконец? – нетерпеливо воскликнул он так, словно я со своим непомерным аппетитом свинцовым грузом уже давно вишу на его ногах.
Я молча проглотил это – только кивнул и торопливо скомкал салфетку.
Мы вышли на вечерний воздух. Было сыро. Сильно потеплело, дул ветер. Холмс снял очки и подставил ветру лицо.
- Надо прежде всего убедиться в том, что мисс Бин всё ещё в Ипсвиче, - сказал он. – Её костыли и неспособность как следует передвигаться в данном случае сыграют нам на руку – едва ли её могли не заметить. Отправляйтесь в станционное здание, Уотсон, подкупать и очаровывать, а я займусь тем же в среде маргиналов, - и он движением подбородка указал на пару привокзальных нищих, по очереди прикладывающихся к бутылке тёмного стекла в двух шагах от нас. – Встретимся здесь же через час, хорошо?
Мы разделились. Я отправился в здание станции и приступил к расспросам, подкрепляя их купюрами разного достоинства. К моему облегчению, девочку на костылях никто не припомнил. Тогда, решившись, я принялся расспрашивать о Сони, описывая её такой, какой помнил при жизни.
- Я видел двух женщин, и одна из них, кажется, подошла бы под ваше описание, - вдруг припомнил пожилой буфетчик. – Они пили кофе у меня за столиком.
- Когда вы их видели? – оживился я, чувствуя и охотничий азарт и – вместе с ним – необыкновенную робость предчувствия, почти страх услышать то, что он мне сейчас скажет. 
- Вчера днём, ближе к вечеру, они сидели вон там, у окна. Две женщины. Говорили не по-английски - я ни слова не разобрал – и то и дело поглядывали на улицу. Одна из них выглядела особенно встревоженной, даже напуганной. Та красивая шатенка, которую вы описали. Другая казалась величественно-спокойной, но она только притворялась – у меня глаз намётанный. Когда она закурила, это сделалось отчётливо заметно: она курила нервно, резко, и дым пускала сильной струёй, как мужчина.
- Эта, вторая, вам тоже незнакома? – уточнил я, извлекая на свет очередную купюру.
- Нет, я не видел её прежде, не то запомнил бы. Такие лица не забывают. Та, о которой вы спрашивали, была красива, я это уже сказал. Но вторая... Она выглядела не как живая женщина, а как произведение искусства. Словно кто-то сделал из снега дивную статую и вдохнул в неё жизнь. Я полагаю... полагаю, что она актриса или певица – слишком неестественна в своём совершенстве.
- Вам не откажешь в проницательности, - заметил я, безошибочно узнав по описанию Анастаси Благов. – И что же с ними было дальше, после того, как они попили кофе?
- Актриса ушла первая, - сказал старик, пряча деньги в карман. – А та, другая, сидела за столиком ещё некоторое время. И она плакала – я видел, как она утирала слёзы. А потом вышла и села в экипаж.
- В экипаж?
- В двуколку.
- С ней кто-то был? Вы видели? – всё больше волнуясь, спросил я.
- Только кучер. Плотный мужчина, очень коротко остриженный, седоватый. Я хорошо видел его через окно – он ожидал её, пока они здесь разговаривали, у другой стороны тротуара, а потом подъехал ближе.
- Ничего особенного в нём не заметили? Какие-то  приметы: шрамы, татуировки? – я спрашивал, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, а сам внутри уже весь дрожал от волнения и предчувствий.
- Да нет, ничего такого. Грубые черты лица, в них было что-то обезьянье, но без обезьяньей подвижности, словно... как бы вам объяснить... Ну, словно обезьяну вытесали из камня очень грубым инструментом. И ещё мне показалось... Да, по-моему, он – левша. Он и ей протянул левую руку, когда помогал сесть, и вожжи держал так, как держит леворукий возница.
Я шумно выдохнул и расстался с третьей купюрой.
- В какую сторону они поехали?
- Туда, - махнул рукой старик. – Они свернули на Кросс-стрит, и больше я их двуколку видеть не мог.
- Благодарю вас, вы оказали мне огромную услугу, - торопливо поклонился я. – Вы необыкновенно наблюдательны и памятливы. Могу я заодно попросить вас ещё об одной услуге?
В глазах буфетчика отразилась готовность. Ещё бы! Едва ли за другой какой-нибудь вечер ему приходилось столько зарабатывать, сколько за пятнадцатиминутную беседу с досужим приезжим.
- Всё, что в моих силах, сэр.
- Здесь наверняка найдётся какой-нибудь быстроногий помощник носильщика или газетчик, или, скажем, чистильщик обуви, который не прочь заработать монету-другую. Так вот, я вас попрошу... Я вас попрошу, - веско повторил я, берясь за пуговицу на обшлаге его пиджака, что было, со слов Холмса, не слишком вежливо, но крайне полезно для демонстрации близости. – Если вдруг эта красивая шатенка или этот леворукий возница снова как-нибудь появятся здесь, вы не сочтите за труд послать этого гипотетического пока что быстроногого гонца  в гостиницу, вот в этот номер, - я нацарапал на бумажке наши координаты. – И пусть он спросит там мистера Шерлока Холмса или мистера Уотсона – всё равно.
Как всегда, имя моего друга произвело на буфетчика ошеломляющее впечатление.
- Как Шерлока Холмса? – вскричал он. – Мистера Холмса? Сыщика? Это вы? Вы – мистер Шерлок Холмс?
- Тс-с! – я приложил палец к губам. – Почти.