татьяна двадцатого века

Татьяна двадцатого века
Со вчерашнего дня ей нездоровилось. Всё тело болело и ныло, казалось, каждая клеточка посылала в мозг свой импульс боли, моля о покое. Повинуясь многолетней привычке, Татьяна заставила себя встать.
Несмотря на летний зной, знобило, поэтому оделась она не по сезону, в валенки, куртку, повязала на голову шаль и, взяв в руку подойник, через силу направилась в сарай. Подоив козу, налила в миску кота Мартына парного молока, процедила остаток и, перелив в бутыль, подвесила в колодец. Казалось, на это ушли все силы.
- Здорово, однако, хворь скрутила, но ничего, разломаюсь, - подумала Татьяна,  направляясь в сени. Сняв  верёвку, повела Зорьку на пастбище. Подслеповатый от старости пёс вылез из будки, потянулся и, не спеша, пошел рядом с хозяйкой.
Кое-как доковыляв до луга, она привязала свободный конец верёвки к вбитому в землю колу и тронулась в обратный путь. Её охватила непривычная слабость.  Казалось, будто солнце бросило свой привычный путь в небе и устроило дневку на кроне ветлы - так было жарко. Шатаясь, она брела обратно, видя свою конечную цель как в тумане из-за влаги, заливающей глаза.
Нестерпимо хотелось пить. Выпить обжигающе-ледяной колодезной воды и прилечь отдохнуть - вот верх блаженства жизни, до которого ей оставалось ещё целых сто метров. Казалось, что им не будет конца, но с каждым шагом она упрямо приближалась к цели. В пятнадцати метрах от крыльца постояла минуты две, ухватившись за дерево, чтобы не упасть, отдышалась, и решительно побрела на штурм оставшихся метров.
Доковыляв до крыльца, Татьяна без сил опустилась на скамейку. Просидев на ней в полузабытьи минут десять, она вновь поднялась и, держась за стену, направилась в избу. Там, зачерпнув из ведра полную кружку тёплой, почти горячей воды, она с жадностью выпила. Достать колодезной было выше её сил. Хорошо, что вчера наполнила все вёдра, а то бы и такой не было.
Татьяне давно перевалило за шестой десяток, но так как жила она одна, надеяться ей было не на кого. Одна лишь соседская девчонка, Людка, этот чертёнок в юбке, как звали её в деревне, захаживала к ней. Жила она на отшибе и то ли по этому, то ли по какой другой причине, но другие люди посещали её только в случае большой нужды. Да и сама она, надо сказать правду, к общению не стремилась.
Привёз её в деревню муж,  которого распределили  после учебы в здешнюю глушь. Привести-то привёз, да только в скорости и сам помер. Так что родни у ней здесь не было. Пока живы были дочки, изредка общалась с людьми, а со смертью последней  замкнулась в себе и жила затворницей.
А вот с Людкой здесь другое - тут каждый чувствовал в другом родственную душу, видимо, поэтому их так тянуло к друг другу. Ведь в молодости Татьяна была признанным лидером деревенской молодёжи, такой же бесшабашной и заводной как Людка. Подраться с парнем для неё было плёвым делом. После одного такого подвига она стала знаменита на всю округу. Однажды местные парни у клуба завязали драку с ребятами из соседнего села. С девчатами, с визгом бросившимися  врассыпную, Таня добежала только до первого забора, здесь вооружилась увесистым колом и  молча кинулась обратно. Хоть в той драке ей тоже здорово перепало, но она так умудрилась огреть своим дрыном вожака пришлых, что тот очнулся лишь в своей деревне, куда его на руках притащили дружки. Так с колом в руках она завоевала авторитет сельских парней. А вот её противнику повезло куда меньше - кличка «девкой битый» осталась за ним на всю жизнь.
Людка такая же - для неё синяк под глазом - обычное дело. Заглянет сегодня она к ней иль нет? Сказать было трудно. Да Татьяна на неё и не рассчитывала.
Взяв нож, она отрезала большой ломоть хлеба и кинула псу, идти за миской, наливать в неё щи и нести обратно было выше её сил.
Да приключилась хвороба, что теперь делать с замоченным бельём?  Может отпустит немного, тогда с обеда, Бог даст, и с бельём управится.
Присев на лавку у печи она бессильно опустила голову и провалилась в полузабытьё.
В реальный мир вернула её Людка, которой пришлось ретироваться из дому чуть свет, так как вчера вечером она случайно сломала новую удочку старшего брата. Зачем она только её и взяла, своих что ли было мало? Она понимала, что получит леща, но старалась отодвинуть эту процедуру на неопределённый срок. Братику придётся изрядно потрудиться, чтобы выловить её. Да и приведет ли это к добру, ведь в драке она применяла всё, начиная с камней и кончая зубами и ногтями. Судя по предыдущим баталиям большинство доставалась её, но кое что перепадало и брату ему тоже было что почесать.
В том что её будут искать все деревенские ребята, сомнений не было. Отсидеться у бабы Тани - вдруг озарила ее мысль. А так как она была хорошей, то она сразу стала притворять её в действие. Пробравшись незаметно огородами к дому старушки, она была не на шутку испугана, увидев ту едва живой. Громко крича и тормоша больную, она пыталась вернуть её к жизни. После минутных усилий ей это удалось. Татьяна открыла глаза и попыталась встать, но тут же  покачнулась, и если бы не Людка, успевшая её поддержать, наверняка бы упала.
Уложив старушку на кровать, сразу же забыв про месть брата, Люда помчалась за помощью. Распугав стаю хохлаток, она влетела на двор сельской фельдшерицы Тамары.
Та, только глянув на Людкино лицо, сразу поняла: что—то случилось.   
- Что, Людочка, что случилось?
- Баб-б-ба Та-а-ня у-у-м-мира-ет, - выговорила та сквозь слёзы.
Быстренько забежав в дом за сумкой, Тамара оседлала велосипед и помчалась по пыльной улице. Как за ней успевала Людка - так и останется тайной, но прибыли они почти вместе.
Внимательно осмотрев и выслушав Татьяну, фельдшер объявила, что есть подозрение на воспаление легких.
- Придётся лечь в больницу, - подытожила она свою речь.
Покинуть домом больная отказалась наотрез, долгие уговоры в течение получаса результатов не дали.
Наконец, компромисс был найден: бабка остаётся дома при условии,  что если мать отпустит пожить с ней Людку, которая сама вызвалась помочь. Тамара же будет приходить делать уколы, а при малейшем ухудшении старушка без споров ложиться в больницу.
Сделав больной укол, дав указание Людке, фельдшер ушла, пообещав по дороге зайти поговорить с Людкиной матерью. Не успела девушка освоиться с новой ролью, как пришла её мать, принеся целую сумку лечебных и съестных припасов. Вдвоём с дочкой они натёрли больную топлёным салом, напоили отваром трав и, укутав, оставили потеть. Убрав в горнице и перестирав замоченное бельё, мать ушла, пообещав вернуться вечером.
Оставшись вдвоём, Людка решила сварить щи. За этим занятием и - застал её пришедший брат. Увидя Лёшку, девушка насторожилась. Но тот либо ещё не знал о проделке сестры, либо считал обстановку неподходящей для выяснения отношений. А потому, спросив у сестры в чем нужна его помощь и получив фронт робот, ушёл чинить сарай.
Несколько раз приходила Тамара, смотрела бабку,  делала укол, выслушав и похвалив Людку уходила в свой медицинский пункт. То ли от лекарств, то ли от заботы и внимания которым ее окружили, Татьяна быстро пошла на поправку. Через неделю она уже пыталась что-то делать по дому и только громкие протесты Людки укладывали её в постель. Однажды вечером перебирая жиденький бабкин альбом с фотографиями, девушка заинтересовалась старой фотографией, которая для пущей сохранности,  была обернута в целлофан. Видимо, хозяйка очень дорожила этим снимком с молодым симпатичным солдатом. Вначале девушка подумала, что это бывший муж Татьяны. Но тут ей на глаза попался другой снимок, где вся семья была в сборе и на нём глава семейства был вовсе не похож на того солдата. Решив удовлетворить любопытство, она спросила  об этом у бабки. Руки старушки задрожали, когда она бережно взяла  фотку, а от внезапно нахлынувших воспоминаний на глазах выступили слёзы.
- Васенька это Политов, моя первая и единственная любовь. Сколько лет уж прошло, а забыть не могу. Оттолкнула тогда от себя своё счастье, за что всю жизнь вот себя и корю. Из соседней деревни он, Людочка был, сирота. Жил у тетки, мать с отцом у него в революцию сгинули, тетка его и взяла. Своих деток Господь ей не дал, вот она Васеньку и воспитывала.
Шёл он как-то  по весне вечером через нашу деревню, наши ребята к нему и пристали. Наглотались они самогонки, не помню по какому поводу, и давай задираться. Окружили они его. Тот хоть и крепкий малый, но с такой толпой ни за что б не справился. Что на меня тогда нашло и сама не знаю, да только растолкала я ребят, к нему пробилась и давай их стыдить, что толпой на одного накинулись. Не дам, говорю бить, сама  за него драться с вами буду.
В деревне меня знали как решительную девку, некоторые даже побаивались, но всё ровно не сдобровать бы нам, если б подружки не подоспели, стали и они ребят от нас оттаскивать. С руганью, с ворчаньем те всё же разошлись. А мы с подружкой, как Вася не отнекивался и не упирался, проводили его до околицы.
Как же я удивилась, когда на следующий день он вечером опять пришёл в наше село! Поставил парням четверть и говорит: «Вот вам, ребята, вступительный взнос, чтоб всё без обиды, разрешите к вам на гулянки приходить». Так стал он бывать каждый  вечер на наших посиделках. Всё норовил рядом со мной всегда оказаться. Да и мне он больно глянулся, стали гулять с ним вдвоём за околицей.
А по осени он про сватов спросил. Мне бы согласиться, засылай мол, да гордость проклятая перевесила. Как это я, да соглашусь с первого разу, за мной ещё побегать должны.
- Нет, - говорю, - и не мечтай даже!
Он как услышал, аж побледнел.
- Прощай, - говорит, развернулся и ушёл быстрым шагом.
Когда он на следующий вечер не пришёл к нам в село, я не особенно волновалась, - побесится, мол, потоскует и прибежит, никуда не денется. Сердечко моё ёкнуло, когда я узнала, что через неделю его в армию забрали. Тут уж я поревела.
Хотя всё равно надеялась, что когда вернётся,  то моим будет. А он после службы в Сибири остался, завербовался в какой-то леспромхоз. Тетка его сразу поняла, почему он остался, возненавидела она меня жутко.  А мне самой, хоть волком вой, хотела уж  в леспромхоз тот сбежать, да мать, как на грех, у меня заболела.
Через год он к тётке на три дня приехал, а то до этого всё переводы ей слал, да я в те дни в городе на курсах училась, поздно узнала. Прибежала я в деревню, а его и след простыл. А через месяц тетка телеграмму получила - погиб Василёк. Ездила она в тот леспромхоз, да только не успела - без неё его похоронили. После приезда меня ещё пуще невзвидела. Я адрес того посёлка, где Васеньку похоронили через подружку узнала. Она всегда тётке письма его перечитывала -  неграмотной бабка была. А карточку эту я у неё украла, прости меня Господи: как-то зашла к ней объясниться,  а она той порой в огороде была, гляжу - карточка на столе лежит. Ну, я её взяла и бегом в свою деревню, она на меня даже  не подумала.
Лет через семь я всё же попала в тот посёлок, нашла на кладбище его могилку. А как нашла, так на холм и упала, обняла его, прощенья попросила, в любви своей призналась. Полила  весь холмик слезами вместо воды, убрала могилку, да и пошла к пристани.
Видно, с тех пор Бог меня за него и наказывает: всех и мужа, и дочек, всех схоронила. Как поправлюсь надо будет съездить ещё раз, пока есть силы повидаться с ним перед смертью.
Эта мысль так прочно засела у бабки в голове, что как только она поправилась, сразу и засобиралась в дорогу. Через неделю от нее  пришла телеграмма, вызвавшая у всех недоумение. В ней Татьяна сообщала,  что встретила Васю и задержится на месяц.  Так ничего и не поняв, стали ждать возвращения старушки. Та прибыла, как и обещала, ровно через месяц. В приехавшей женщине с трудом можно было узнать бабу Таню - так она преобразилась. Казалось, она помолодела лет на двадцать, на щеках появился румянец, взгляд стал весёлым и жизнерадостным, даже морщин стало меньше.
Угостив всех сибирскими гостинцами, она рассказала о причине своей задержки. 
- Как приехала я туда, пришла на погост. Гляжу, а на могилке Вася живой стоит. Я как закричу: «Вася!» И чувств  лишилась. Очнулась, а Вася с какой-то теткой на меня водой брызгают.
Оказалось, сын это Васин и мать его. Он с ней расписаться даже не успел. Про то, что родит, она только после похорон и узнала. Она как его похоронила, так сразу к своим в соседний посёлок и уехала, поэтому с теткой не встретилась, та про Васю ничего и не знала. Это просто счастье, что я их встретила, а то разминулись бы навсегда.
 Полина, Васина мать, в соседнем посёлке живет. Вася в отпуск к ней приехал, вот они и пошли вместе на кладбище. Сам Вася важный человек, военный, подполковник, штабом заведует. Мне они очень обрадовались, сразу к себе увели. Вася дорогой всё об отце меня расспрашивал. Как пришли, пока я отдыхала,  Полина на стол собрала, сели мы выпили по стопке за упокой души раба божьего, каждый рассказал свою историю. Поплакали и такими подругами с ней стали, водой не разольёшь. 
Васенька нас с ней соединил. Обеим был он дорог, так вдвоём на могилку к нему и ходили. Про внучку свою мне всё рассказывала, дочку Васину. Она в это лето к ней не приехала, с матерью дома осталась. Её тоже, как и меня, Таней зовут. Вася обещал с ней ко мне в гости приехать.
Мы с ним вмести, до Москвы ехали. А там посадил меня в поезд, а сам с другого вокзала в свою часть поехал. Одна бы я в жисть не унесла, сколько мне с собой надавали. Хорошо здесь, на вокзале, студенты помогли от поезда до камеры хранения донести. 
Было заметно, что после приезда у Татьяны появился интерес к жизни. Она больше не провожала почтальона безучастным взглядом, а с нетерпением ждала его прихода. Стала вести интенсивную переписку, как с далёким сибирским посёлком, так и с военным гарнизоном, в котором служил Вася - кровиночка того далекого и любимого ей на всю жизнь Василька. На него она сразу же по приезду составила завещание. Адрес его отнесла всем соседям с просьбой дать ему телеграмму, если с ней что-то случится.       
- Всю свою нерастраченную нежность и любовь матери она старалась передать вновь обретённому ей Васильку и его дочери. Надо сказать, что они отвечали ей тем же: раз в год на два - три дня, когда с дочкой, а когда и один к ней обязательно  заезжал Василий, приезда которого бабка с нетерпением ожидала целый год.
- Лет через десять в далёком сибирском посёлке неожиданно умерла Полина. Бабке сообщили об этом поздно и она сильно горевала, что не смогла похоронить свою подругу.
- Скоро и моя очередь, -  сказала она как-то  забежавшей  к ней Людке.
Тогда та не придала значения этим словам, посмеялась и всё, мало ли что бабка ворчит. Однако слова её оказались пророческими, через год бабы Тани не стало. 
Не сразу в прибывшем по телеграмме полковнике деревенские признали приезжавшего  ранее к бабке Василия. Умершая лежала пока на сдвинутых вместе столах, так как  деревенский плотник Илья только что закончил изготовление гроба и её не успели в него переложить. К полковнику несмело подошла Людкина мать Устинья.
- Вот её перстенек и серёжки, она просила передать их вашей дочке, -  сказала она, протягивая ему небольшую коробочку.
Полковник не сразу понял, что от него хотят. Когда же до него дошёл смысл сказанного, он решительно отстранил её руку.
- Оденьте на неё, пусть будет красивой, ей ведь теперь предстоит на небе с отцом встретиться.
Когда Татьяну положили в гроб,  все не вольно обратили внимание на её умиротворенное лицо и улыбку, застывшую на губах. Казалось, не было в данный момент женщины счастливее её, ведь провожал ее в последний путь  самый любимый ею человек - Вася,  а на небе её тоже встречали самые близкие и любимые люди - мать, дочки с мужем, Полина и Вася, с которыми она соединялась навсегда.