Эхо Хорасана... Глава вторая

 

      ЭХО ХОРАСАНА СКВОЗЬ ВЕКА И ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ 


     2. СОЦИАЛЬНАЯ СРЕДА И ГЕОГРАФИЯ

     Где бы ни находилась полумифическая прародина первобытных ариев – Airyana vaejah, – факт остаётся фактом, что их дальнейшая историческая эволюция (благодаря чему они впоследствии превратились в "державные" народы, имевшие собственную империю и олицетворявшие одну из величайших древних цивилизаций) проходила преимущественно в пределах просторов, больше всего засвидетельствованных многочисленными неоспоримыми фактами как "Airyanam" – "страна ариев". Более того, именно эти просторы со временем превратились в новую, реальную родину арийских племён, ибо на этом географическом фоне по сути дела и сформирована их самобытная социокультурная среда. Судя по всему, "Airyanam" должна была представлять собой огромное географическое пространство, находящееся между "миром средиземноморским и миром Китая и Индии" (выражение Груссе), олицетворяя при этом самобытную культуру, которая определённым образом отличалась от других оседлых культур и образа жизни. В этом смысле Ариана, трансформировавшаяся сначала в Эран, затем в Иран, перестаёт быть абстрактным понятием, тем самым обретя конкретное географическое значение.

     Согласно Бартольду, слово "Иран", будучи географическим термином, обозначает "высокое плоскогорье". В то время как саму страну он относит к числу так называемых внутренних, замкнутых бассейнов, характерные особенности которых лучше всего выяснены немецким учёным Рихтхофеном в его труде о Китае . Простираясь между Каспийским морем, выступающим в роли его естественной границы на севере, и Персидским заливом – на юге, Иран с востока на запад выступал в качестве своеобразного моста, соединявшего равнины Месопотамии с долиной реки Ганг в Индии, поддерживая сообщение между цивилизациями Передней Азии, с одной стороны, и Китая и Индии – с другой. Исторический Иран, будучи одним из крупнейших очагов цивилизации, со стороны Великого Хорасана и Бактрии служил связующим звеном между античными цивилизациями и "миром степей", являясь неким проходом, через который кочевые племена Верхней Азии время от времени из своих пустынь совершали набеги на Переднюю Азию или на Индию.

     Между тем, мало найдётся стран, чьё географическое положение столь ярко выражало бы их историю как Иран. Иранское нагорье, вопреки своей необъятности, квалифицировано академиком Бартольдом как внутренний бассейн с крайне сухим климатом. Его северный край, включая Закавказье и Трансоксиану, граничил с просторным степным миром. С севера внушительная горная цепь Эльбрус (Alborz), протягиваясь до самого Тегерана, увенчанная вершиной Демавенд (5671 м), надёжно оберегает плато от морских эрозионных процессов, оставляя позади себя лишь узкую полосу суши в виде Каспийского побережья. Благодаря такому контрасту здесь создаётся более умеренный климат с обильными осадками, столь нужными для удержания и развития лесного массива, покрывающего все северные склоны горной цепи вдоль Каспийского побережья.

     С юга Иранское плоскогорье омывают Персидский и Оманский заливы, превращая эту зону в летнее время, согласно образному выражению местных жителей, в жгучую печь. Зато благодаря заливу Иранскому плато открывается доступ к морским просторам, к тёплым водам Индийского океана.

     Вдали, на востоке (а точнее, на северо–востоке Иранского нагорья), возвышаются суровые небоскрёбы в виде могущественных хребтов Гиндукуша. Это поистине широчайшая горная цепь, охватывающая безумно огромное пространство и играющая во все времена некую мистическую роль в судьбах обитателей прилегающих стран. Гиндукуш – это магическое название мощнейшего естественноисторического свойства "детерминанта", фигурирующего во всех исторических событиях, имеющих эпохальное значение в жизни народов этого обширного региона. Гиндукуш – это действительно многозначный фактор, с которым при решении любого вопроса, в той или иной степени затрагивающего жизненные интересы близлежащих государств, вольно или невольно приходится считаться. К этой теме мы ещё будем возвращаться. 

     К югу от горных убежищ, в нескольких долинах, включая современный Келат, обосновались брахуи – этническая группа, говорящая на одном из дравидийских языков и являющаяся, согласно утверждению Р. Фрая, потомком доарийского населения Восточного Ирана. Не исключено, что арийские племена белуджей, которые дали своё имя обширному пространству, протянувшемуся от реки Инда до Персидского залива, от Индийского океана до городов Кермана и Бам и далее на севере городов Фарах и Кандагар (в современном Афганистане), проникли на эту территорию не ранее XI в. н.э.

     Западный край Иранского нагорья замыкают несколько молодых горных хребтов с остроконечными пиками, известных под общим названием Загрос. В этих горных убежищах прочно пустили корни оседлости такие арийские племена как курды, луры и ряд других. Иранское нагорье с Загросских (Zagros) высот возвышается над западным краем области Серпа плодородия, в то время как со стороны Памира ему открывается доступ к северо–восточной части низменности Китайского Туркестана.

     В общем, исходя из географического контраста, "Большой Иран" делили (в пределах самого плато) на Восточный Иран (Парфия) и Западный Иран, подразумевая под последним Мидию и Персию. "Внешний Иран" же фигурировал в несколько иной плоскости, представляя территорию Трансоксианы, переименованную в раннеисламский период в Мавераннахр, а позднее – в Среднюю Азию. В силу этих географических контрастов, вся жизнедеятельность на Иранском нагорье, находясь в плену горных массивов, лежащих преимущественно по его краям, целиком и полностью зависела от этих гор, являющихся и по сей день исключительным источником неиссякаемых потоков пресной воды: на северо-востоке плато расположена горная цепь, идущая из Мешхеда к Гиндукушу, которая, протягиваясь оттуда до Памирского нагорья, создаёт многочисленные реки, арыки и селевые потоки, которые орошают прилегающие долины, формируют богатые оазисы, считающиеся источником жизни и плодородия; на западе горный массив, простирающийся между Азербайджаном и провинцией Фарс, является неким огромным естественным водохранилищем для орошения окружающих пахотных земель. Однако между этими двумя богатыми краями стояли громадные преграды: необжитые пустыни – Кевир–е Намак [Солончаковая пустыня], Дешт–е Кевир и Дешт–е Лут.

     Словом, в этом огромном пространстве, пожалуй, за исключением отдельных горных местностей и примыкающих к ним небольших долин, земледелие на протяжении довольно длительного периода было крайне затруднено и стало возможным лишь благодаря искусственному орошению. Отсюда почти все мелководные реки здесь разбираются на длинные подземные оросительные каналы – кяризы, – сразу после выхода из гор. Как было отмечено, в то далёкое прошлое культурная жизнь арийцев (в силу известных обстоятельств) была сосредоточена строго по краям гор, прорезывающих Иранское нагорье.

     Кстати, коль скоро речь зашла о суровых природных условиях Иранского нагорья, нельзя не вспомнить о невыносимых катаклизмах, с которыми повстречались древние русские вследствие своего переселения. Тем более что географический фактор даёт нам повод провести некие параллели между судьбами древних русских и арийцев, указывающие на наличие схожих сюжетов в ходе их исторической эволюции, перед тем, как они могли стать "державными" народами. Так, необычайная непригодность занимаемых древними русскими территорий для земледелия побудила их к поиску новых земель. Видя в этом стремлении мотивы колонизации как "основополагающей черты российской жизни", американский исследователь Ричард Пайпс пишет: «До тех пор, пока внешние пределы страны можно было раздвигать до бесконечности, русский крестьянин оставлял позади себя истощённую почву и рвался всё дальше в поисках земель, которых не касалась ещё человеческая рука. Экстенсивный, крайне расточительный характер русского земледелия и вечная потребность в новых землях вместо полей, истощённых непомерной вспашкой и скудным унавожением, бесконечно гнали русских вперёд».

     Арийские племена же, оказавшиеся бессильными перед непокорностью заселённых ими территорий для благоустройства, были вынуждены проникнуть в более тучные земли. Покинув свои родные края – Airyana Vaejah, Eran, Иран, – арийцы, искавшие выход к желанным благодатным землям, распространились компактными группами по всему пространству от долины реки Инда до бассейна реки Тигра. Вывод, сделанный академиком Бартольдом в этом контексте, весьма справедлив: «Негодность почти всей внутренней части страны для оседлой культуры по необходимости должна была заставить иранцев [арийцев] населить соседние области морских и Аралокаспийского бассейнов. В результате такого рода "естественной миграции" самая восточная часть иранцев [арийцев], афганцы [пуштуны], ныне живёт главным образом в бассейне реки Инда, а самая западная, курды – в бассейне Тигра».

     К сказанному выше целесообразно добавить следующее. Историческая эволюция как русских, так и арийских народов во многом была продиктована географическим фактором. Более того, именно география оставила глубокие неизгладимые следы на генетический код обоих народов. В обоих случаях, и в России, и в Иране, по сути дела, этот фактор послужил толчком к массовому переселению, заставляя людей перекочёвывать с одних краёв на другие, более приспособленные к благоустройству. В случае России «скверное качество почвы на севере и капризы дождя, который льёт сильнее всего именно тогда, когда от него меньше всего толка, и имеет обыкновение выпадать позже, чем нужно для земледелия», заставляли русских (в первую очередь мужиков) гоняться за новыми пахотными землями. По утверждению Ричарда Пайпса, быстрое истощение почвы, к которому вело российское сельское хозяйство, понуждало крестьянина вечно перебраться с места на место в поисках целины или залежных земель, восстановивших плодородие после длительного отдыха. Как бы абсолютизируя проблему миграции в России, считая её некой свойственной чертой, атрибутом крестьянской жизни, далее Ричард Пайпс приходит к следующему заключению: «Даже если бы население страны оставалось неизменным, в России всегда происходила бы необыкновенно живая крестьянская миграция. Бурный рост населения в Новое время в большой степени поощрял эту тенденцию».

     В случае же Ирана суровые природные условия плоскогорья, не позволявшие укоренению надёжной оседлости арийских общин, буквально вынудили их прибегнуть к поиску желанных тучных земель, пригодных для прочного обитания и благоустройства. Между тем, имея схожие мотивы, эти два потока миграционных движений, происходивших в совершенно разные исторические периоды, однако, по своим конечным результатам коренным образом отличались друг от друга. Древние арийцы, едва добравшиеся до невиданных местностей, тут же обосновывались в них, что и привело отчасти к ассимиляции их в инородной социокультурной среде: такое имело место в исторической эволюции арийских племён, ныне населяющих долину реки Инд (Синд, Sindhu). Оказавшиеся вследствие своей "естественной" миграции в чужеродной социокультурной среде, они (речь идёт о некоторых племенах патанов, белуджей, хазарейцев и т.д.) стали постепенно растворяться в ней; такое случилось и со многими другими арийскими общинами, оказавшимися в аналогичной ситуации после того, как распалась пронация древних ариев. В то время как русские, переселяясь с одних территорий на другие, тем самым вытесняли коренное население с его родных мест, сохраняя при этом свою самобытную культуру: «Подсчитано, что на протяжении XVII и XVIII вв. более двух миллионов переселенцев перебрались из центральных областей России на юг, проникнув сначала в лесостепь, а потом и в собственно степь. За эти два столетия около 400 тысяч человек переселились также в Сибирь. Самая мощная миграционная волна захлестнула чернозёмную полосу после 1783 года, когда Россия аннексировала Крым и покорила местное население, которое веками терзало русские поселения набегами. В XIX – начале XX в. 12–13 миллионов переселенцев, в основном уроженцев центральных губерний, перебрались на юг, и ещё четыре с половиной – пять миллионов мигрировали в Южную Сибирь и среднеазиатские степи. В ходе последнего передвижения коренное азиатское население массами сгонялось со своих родовых пастбищ».

     Следовательно, начавшиеся по аналогичной причине, т.е. под влиянием географического фактора, миграционные движения древних арийцев и русских в ходе дальнейшего углубления приобрели разные черты. В случае арийцев оно отличалось своим естественным, так сказать, явно "выживающим" характером. В случае русских же оно порою сочеталось с элементами агрессии, в связи с чем вскоре переросло в геополитический фактор, отмеченный Р. Пайпсом следующем заключением: «Одной из основных причин той цепкости, с которой русским всегда удавалось удерживать завоёванные территории, было то обстоятельство, что политическое освоение у них сопровождалось и по сей день сопровождается колонизацией».

     Разделяя азиатских арийцев на две ветви, иранцев и индийцев, академик В.В. Бартольд допускает мысль о том, что последние унаследовали свой этногенез у краёв, находящихся по ту сторону от хребта Гиндукуша; никаких следов пребывания индийцев к северу от этих гор нет. В то время как иранцы, по мнению современных исследователей, некогда населяли значительную часть Южной России и весь Туркестан, включая его западную часть, именуемую Русским Туркестаном, и восточную часть, известную как Китайский Туркестан. Население всего этого обширного пространства в те отдалённые времена говорило в основном на языках, уже носивших на себе характерные признаки иранских наречий, не доисторического индоиранского языка. Как этот факт, так и немногие наличествующие исторические данные, согласно утверждению В. Бартольда, заставляют полагать, что движение иранцев после отделения их ветви от индийцев происходило с востока на запад, а не наоборот. Стало быть, в нынешнюю Персию арийцы могли двигаться также с востока и до своего вторжения на это пространство, по всей видимости, им удалось достичь определённого «культурного развития в областях, теперь входящих в состав Афганистана».

     Природа, казалось бы, предназначила "Большому Ирану" быть раздроблённой страной. Ведь центр Иранского нагорья, как уже было отмечено, находился в те стародавние времена во власти пустынных просторов, покрытых солончаковым слоем, не поддающимся обработке. Обитателям Восточного Ирана приходилось держать связь с жителями Западного Ирана исключительно по длинным утомительным караванным путям. В те времена вдоль северной границы пустыни Дешт–е Кевир пролегал торговый путь, начинавшийся на равнинах Месопотамии, что на западе страны. С территории Месопотамии дорога шла к Иранскому нагорью, через современные города Керманшах, Хамадан, Тегеран, затем по северному краю Дешт–е Кевир ответвляясь у черты Герата на северо–восток, по направлению к городам Мерв, Бухара и Самарканд, и оттуда протягиваясь дальше в сторону Китая, или поворачивала на юг, к Систану, на восток, в сторону Кандагара, и дальше через горы вела к широкой низменности долины реки Инд. Разумеется, существовали и другие пути, игравшие весьма важную роль в жизни населения страны. Эти дороги вели из Тегерана или Хамадана на север, в Азербайджан и Армению, отчасти к берегам Каспийского и Чёрного морей, или на юг, вглубь самого Иранского нагорья – в Исфахан и в провинцию Фарс. По сути дела, эти дороги прокладывали мосты между различными центрами, создавая условия для развития торговли и содействуя процветанию городской культуры. Главнейшим из всех путей, известных истории, был путь "восток–запад", отдельные участки которого с учётом, так сказать, "местной знаменитости" прославлялись как "Великий хорасанский путь" (проходивший по территории Великого Хорасана) , "Шёлковый путь" в Китае, а также под другими названиями.

     География сыграла фатальную роль в "Большом Иране" и в культурологическом плане. Благодаря своему географическому расположению, его пространство оказалось на перекрёстке "четырёх миров" – народов востока, запада, севера и юга. Представляя Иран в качестве очага цивилизации, современный иранский исследователь, автор известной серьёзной книги «Власть, диктовавшая миру свою волю», Бахтвар–Таш, как раз полагает, что [эта страна], в прошлом впитывая в себе [влияние] различных цивилизаций и переделывая их [ценности], представляла [их] в новой форме и качестве. Отсюда [эта страна] выступала в качестве моста между двумя – азиатским и европейским – континентами, «по которому проходили караваны цивилизаций с востока на запад». В Западном Иране благодаря соприкосновению с древней культурой и цивилизацией Месопотамии возникло иранское искусство, да и архитектура Ирана (включая скульптуру) во многом была заимствована у ассирийцев, в то время как Восточный Иран подвергся некоторому влиянию буддийской культуры сопредельных стран. Восточный Иран отличался от Западного Ирана ещё и тем, что, в силу своей отдалённости от «семитского влияния» (выражение Р. Груссе), мог сохранить иранскую оригинальность на длительное время "целой и нетронутой". Тем более что Восточный Иран со стороны севера и северо–востока простирался до глубинки неограниченного пространства. Ведь нынешние Туркестаны (как Русский, так и Китайский) в те времена, как об этом уже было сказано, входили в состав; Iran exterieur – "внешнего Ирана", где доминировала исключительно атмосфера иранофильства и ничего более.

     В разрезе исторического подхода Восточный Иран был представлен парфянами. Именно они поднялись против гнёта чужеземцев и свергли власть Селевкидов. Они правили около трёх с половиной веков (с 140 г. до н.э. по 220 г. н.э.). В то время как Персид (Perside), согласно греческому произношению, или Персия (на древнеперсидском языке), или Фарс (с позиции новоперсидского языка), обозначал страну Мидию, то есть Западный Иран. Между тем, территория Западного Ирана отождествлялась с "Персидским Ираном", означавшим, по мнению ряда востоковедов, ещё и сердцевину Ирана, похожую на Ile–de–France, считавшегося сердцевиной территории Франции. Вспоминается ещё и аналогия, проведённая, весьма удачно, американским исследователем и автором многих серьёзных книг по истории России, Ричардом Пайпсом, между Россией, Германией и Францией: «Колыбель России, согласно утверждению указанного автора, – та область, которая подобна Бранденбургу у немцев и Илю у французов, – находится в зоне смешанных лесов». Как бы раскрывая суть вопроса, далее Р. Пайпс пишет: «До середины XVI в. россияне были буквально прикованы к этой области, ибо степями с их драгоценным чернозёмом владели враждебные тюркские племена. Русские стали проникать в степи во второй половине XVI в., но вполне завладели ими лишь в конце XVIII в., когда они, наконец, нанесли решающее поражение туркам. В эпоху становления своего государства они жили между 50; и 60; северной широты».

     В отличие от колыбели России (зона смешанного лесного массива), сердцевина исторического Ирана находилась в высокой степной зоне. Характеризуясь тучной природой с холодным климатом, эта зона граничила на севере с Центральной пустыней, на юге со "сжигающим" краем Персидского залива, лишь благодаря параллельным склонам горной цепи Фарс здесь формируются некоторые контрасты в виде высоких плодородных ущелий, орошаемых полноводными источниками, создающими вокруг себя свежие луга. Географически она (сердцевина "Большого Ирана") расположена между 40* и 25* северной широты.

     Быть может, история «деликатной взаимосвязи» Ахеменидов и еврейского народа не всем известна, как не всем известно и то, что, согласно Торе (книга "Астар", стихи 8–10), численность иранских провинций от Индии до Абиссинии (Эфиопия) в Ахеменидскую эпоху составила 127. Геродот же пишет о 20 провинциях. Однако в клинописных надписях Дария (в рельефах "Накш–е Рустам") говорится о 30 провинциях, включая провинцию Парс; в них Дарий сообщает: «Вот страны, которыми, по воле Ахура–Мазды, помимо Парса, я владею. Я царствую над ними, они платят мне дань, выполняют то, что я повелеваю; здесь действуют мои законы».

     Перечень Ахеменидских владений приведён иранским исследователем, доктором Н. Бахтвар–Ташом, автором известной книги, посвящённой Ахеменидской империи – "Власть, диктовавшая миру свою волю":

     1) Mada – Мидия, север и северо-западная часть современного Ирана.

     2) Khuvaza – Хузестан.

     3) Parthaua – Парфия (Хорасан).

     4) Hareva – Герат.

     5) Bakhtrish – Бактрия.

     6) Suguda – Согдиана и Бухара.

     7) Kharazmish – Хорезм.

     8) Zaranka – Систан.

     9) Harakhvatish – часть территории современного Афганистана.

     10) Thatagush – Пенджаб и Синд (бассейн р. Инд).

     11) Gandar – Пешавар и Кабул.

     12) Hindush – Индия, Синд.

     13) Sakahomavaraga – побережье р. Сырдарья.

     14) Sakatigrakheuda – территории сакских племён на побережье р. Амударья.

     15) Babirush – Вавилон, Халдея.

     16) Athura – Ассирия.

     17) Arabaya – Аравия.

     18) Mudraya – Египет и Ливия.

     19) Armina – Армения.

     20) Catapatuc – Кападокия (буквально – родина лошади).

     21) Sparda – Лидия (со столицей Сард).

     22) Yona – Ионические острова, расположенные вблизи побережья Средиземного моря в Малой Азии.

     23) Sakatyetradarya – территории сакских племён на побережье Чёрного моря.

     24) Skudra – Македония.

     25) Yonatakabara – территории греков–щитоносцев (Тракея).

     26) Putiya – Сомали и часть Африки.

     27) Kushiya – Эфиопия.

     28) Makya – Мекран.

     29) Karkha – Карфаген.

     Уместно отметить, что сведение о многочисленности Ахеменидских владений подтверждено и западными учёными. Немецкий исследователь Херцфельд (E. Herzfeld. Khorasan) говорит, что при Ксерксе Хорезм и часть Индии были провинциями Ахеменидского государства, хорезмийцы и индийцы принимали участие в походе на Грецию. Между тем, после свержения покорителем мира, Александром Македонским, Ахеменидской империи как в Хорезме, так и в пограничных областях Индии правили независимые от персидского царя государи. Очевидно, как предполагает Бартольд, цитируя Херцфельда, непрочное торжество на западе, куда после Дария было обращено исключительное внимание Ахеменидов, торжество, выразившееся в Анталкидовом мире и в покорении отпавшего Египта, было куплено ценой утраты некоторых областей на восток.

     В глубокой древности Восточный Иран поражал своей масштабностью. Будучи крупнейшей сатрапией Ахеменидской империи, этот обширный регион в раннеисламские времена стал известен под названием «Великий Хорасан». Вскоре приставку убрали, и Восточный Иран вошёл в историю, именуемый Хорасаном. На своём общегеографическом фоне жизнеспособная часть Хорасана выделялась в виде плодородных земель, простиравшихся с запада на восток, с южного края Каспийского моря до самого устья рек Герируда и Мургаба, протянувшаяся между обширными просторами Туркменской пустыни на севере и пустыней Дешт–е Лут на юге. Здесь, на склонах горной цепи, идущей параллельно с горами Копетдаг и Кюрендаг, с одной стороны, и горами Биналуд, – с другой, на высоте 1 000 м встречаются, примыкая с севера и юга к степям, покрытым травой и удобным для развития коневодства, плодородные ущелья, где обрабатываются зерновые культуры и растут фруктовые деревья.

     Присоединяясь к мнению ряда зарубежных востоковедов, в том числе Ричарда Фрая, разделим этот обширный регион, именуемый "Хорасан", на три области – центральную, со столицей Гератом на реке Герируд, восточную, или Бактрию, с главным городом Балх, и западную, протянувшуюся от Каспийских ворот (к востоку от современного Тегерана) на восток, до Мешхеда, нынешней столицы провинции Хорасан. Занимая огромное пространство, Хорасан был всегда открыт для набегов туркмено–монгольских степных кочевых племён, как по направлению Передней Азии, так и на Индию. Бактрия, известная впоследствии среди афганцев до последних десятилетий ХХ в. как "Туркестанская равнина" , черпала своё богатство с земель, орошаемых рекой Oxus (нынешняя Амударья), и являлась основным культурным центром обширного района, опоясанного горными хребтами с севера, востока и юга. Что–что, но Бактрию никак нельзя было считать замкнутым, изолированным районом. Караванные торговые пути соединяли его с окружающим миром, вплоть до Китая и Индии: через горные перевалы шли из этого края торговые пути – на юг, в Индию, на север, в Среднюю Азию, и на восток, в Китай; через Бактрию эти торговые пути шли и на запад, в сторону собственно Персии. Являясь важнейшим стратегическим узлом и находясь на стыке "разных миров" – т.е. мира буддизма в лице Китая, мира степных просторов в лице Средней Азии и, наконец, мира зороастризма, олицетворённого ею самой, Бактрия, естественно не могла не быть богатым, развитым краем, оттого её людскими ресурсами нередко пользовались основатели новых государств.

     Расположенный на северо–востоке Иранского нагорья, Восточный Хорасан (ныне это территория Афганистана) выделяется высокими пустынными равнинами, где находятся высочайшие горные системы Азии – Гималаи, Куньлунь, Каракорум, Гиндукуш и Памир. Основная черта рельефа страны – резкий контраст между остатками древних выровненных нагорий и островерхими пиками молодых горных хребтов, пересечённых глубокими поперечными ущельями. На северо-востоке к Памирскому нагорью примыкает широкий пояс горных хребтов Гиндукуша. Гиндукуш – сложная система гор, основной климатический и ландшафтный рубеж Восточного Хорасана. Основная часть его хребтов имеет почти широтное направление, от неё на юг и на север отходят меридиональные хребты, прорезанные глубокими ущельями речных долин. В северо–восточной части Гиндукуша расположены высочайшие вершины нынешнего Афганистана – горы Снежная Глыба (6504 м) и Наушад (7455 м).
 
     Труднодоступные зубчатые гребни восточного Гиндукуша, одетые вечными снегами и ледниками, круто обрываются к долине р. Пянджа. Перевалы располагаются здесь на очень больших высотах (пер. Дораан – на высоте 4554 м). В западной части Гиндукуша находится водораздельный хребет Кух–е Баба. Его ледники дают рождение крупнейшим рекам Афганистана – Кабулу, Герируду, Гильменду. Наивысшая вершина Западного Гиндукуша – гора Шах–е Фулади (5143 м). Через перевал Шибер, лежащий в горах Кух–е Баба на высоте 2987 м, проходит важнейшая автомобильная дорога страны, соединяющая северные районы Афганского Туркестана с Кабулом.

     Западнее Кух–е Баба расположены горы Паропамиза, представляющие собой два вытянутых в широтном направлении и параллельных друг другу хребта, разделённых долиной р. Герируд: северный хребет – Сафид–кух (Белые горы), достигающий высоты 4 тыс. м, и южный, Сиах–кух (Чёрные горы) – до 3700 м.

     На севере Восточного Хорасана протянулись Южно–Туркестанские горы, западная часть которых именуется Банд–е Туркестаном (высота до 4 тыс. м). Горы эти полого спускаются к долине р. Амударья. Долина Амударьи – самый низкий район страны, её средняя высота 260 м над уровнем моря. С юго–запада и юга к хребтам Гиндукуша и Пропамиза примыкает высокое нагорье Хазараджат. Это веерообразный пучок коротких хребтов юго–западного простирания. Отдельные вершины Хазараджата при общей средней высоте его 800–900 м поднимаются до 4 000 м.

     Юго–восток афганской части Хорасана заполняют отроги Сулеймановых гор с удобным Хайбарским перевалом, лежащим на высоте 1030 м и открывающим путь в Индийский полуостров. От Гиндукуша Сулеймановы горы отделяет широкая Кабульская долина, а от Хазараджата – обширное Газни–Кандагарское плоскогорье. На крайнем юге и юго–западе Восточного Хорасана горы заканчиваются близ песчаной пустыни Ригестан и глинисто–щебнистой Дашт–е Марго, расположенных на наклонной равнине и скудно орошаемых рекой Гильменд.

     Что же касается столицы Центрального Хорасана – Герата, – то, лежащий в плодородной долине Герируда, этот город ещё в большей степени был местом пересечения дорог, ведущих во все стороны света. Согласно Фраю, с известным правом Герат можно назвать «самым крайним восточным пределом распространения иранцев», ибо в древности к востоку от него, за суровым небоскрёбом Гиндукуш, на территории современных городов Кабула, Газни и Кандагара, жили народы, которых «правильнее всего (следует) именовать индоиранцами, хотя иранский элемент у них и был преобладающим».

     Главная дорога из Герата в Мерв в средние века, вероятно, проходила по долине Кашана, на что указывают многочисленные развалины по берегам Кушка и древний мост в урочище Чиль–Духтеран, часто упоминаемый в истории Тимура и Тимуридов. В 12 англ. милях к северу от этого урочища находится русский Кушкиский пост. На Кушке, около нынешнего селения Кала–е Маур, находился город Багшур, через который, кроме пути из Герата в Мерверуд, проходил также путь от Мургаба из замка Ахнафа (теперь Караул–хане) на запад, в Бадгис. Развалины Багшура занимают большое пространство. В середине, на искусственном возвышении значительной высоты, видны развалины старой крепости, выстроенной из кирпича. Упоминается другой путь в Герат – с верховьев Мургаба, из городов Гарчистана, проходивший через Карух, существующий теперь (к северо–востоку от Герата).

     Западный Хорасан с несколькими столицами, от Гекатомпила на западе до Нишапура на востоке, выделялся своими широкими проезжими дорогами, так сказать, выступая в известной мере в качестве "транзитного города", и потому не мог сохранить своего традиционного облика – т.е. традиций единства по образу и подобию, – скажем, Фарс. Благодаря этим своим качествам этот город в буквальном смысле слова служил неким мостом, соединявшим Восточный Иран с Западным. Более того, именно через этот своеобразный мост проходили людские потоки, чаще всего двигавшиеся на Запад. Согласно некоторым оценкам, да и по утверждению ряда зарубежных аналитиков, не было никаких мощных факторов, ни географических, ни исторических, которые могли бы властно диктовать необходимость объединения для населения Западного Хорасана.

     При воспроизведении общегеографического фона "Большого Ирана" картину можно дополнить упоминанием других населённых пунктов, хотя эти периферийные центры и не играли столь значительной роли в судьбах иранцев, значит, и особо не могли повлиять на историю страны. Так, на степном фоне Трансоксианы оазисы Мерва, Бухары, Самарканда и Ферганская долина представляли собой весьма важные торговые и стратегические пункты на "Шёлковом пути" в Китай. Население этих краёв было охвачено духом иранофильства, хотя в дальнейшем тюркское влияние превалировало в их социокультурной среде.

     Горцы Гиндукуша в силу уникальных географических особенностей этой стратегически важной местности испытывали, по–видимому, сильное влияние со стороны Индии, с юга и с востока, и со стороны Ирана, с севера и запада, что не могло не сказаться на их этническом облике и языках. Эта горная область, охватывающая территорию современных долин Пандшира – Горбанда и Кабула, – в надписях Дария I известна как сатрапия Саттагидия (древнеперс. Satagu), при Александре Македонским она именовалась Паропанисады (Paropanisadai). Последнее отражает Uparisaina, древнеиранское название Гиндукуша, тогда как Саттагидия является, скорее всего, наименованием, данным этой области персами при Ахеменидах. Можно предположительно отождествить Саттагидию или, по крайней мере, часть её с Ишкатой (Iskata) – областью, упоминаемой в Мехр–Яште. В этой области обитал народ паруты (Paruta), о котором сообщает Геродот (III, 91). Где–то на востоке от него жили дадики и пактии (Геродот, III, 91; VII, 67). По мнению ряда учёных, паруты [встречаются упоминания о них и под другими наименованиями, такими как "горцы" и "апаруты" (Aparuta)] идентифицируются с современными носителями дардских языков, а дадики – с патанами. Вообще, паруты имеют родство с современными афридиями – афганскими племенами Северо–Западного Пакистана. Г. Моргенстьерне предложил выводить Pasto из Parswana или Parsa. Возвращаясь к Саттагидии, следует отметить, что она, конечно, причиняла Ахеменидским царям немало беспокойства, хотя и иным образом. Область Гандхары, современные районы Пешавара и Джалалабада, могла частично совпадать с Саттагидией (особенно в долинах), но так как Гандхара, несомненно, тяготела к Индии, мы не будем более подробно о ней рассказывать, сосредотачиваясь исключительно на рассмотрении "Большого Ирана".

     Горы, составляющие водораздел между Герирудом и системой Мургаба, были известны под названием Паропамиса. Это название часто употребляется и современными географами по той причине, что туземного названия для всей горной системы никогда не существовало; тем не менее, каждая отдельная цепь носит особое название; так, самая западная ветвь, ограничивающая с севера долину Герата, носит название Кайту или Кух–е Баба. Главная цепь достигает высоты ок. 10 000 футов и постепенно возвышается по направлению к востоку. Северные склоны гор теперь заняты кочевыми и полукочевыми народами: джемшидами, народом иранского происхождения, и хезарейцами, считающимися иранизированными монголами, пришедшими сюда в XIII в. Главное селение джемшидов – Кушк; главное селение хезарейцев – Кала–е ноу на Кушке; последнее ещё в XIX в. было местопребыванием самостоятельного хезарейского владетеля. Пашни, поливные и богарные, теперь занимают пространство гораздо меньшее, чем прежде; многочисленные развалины показывают, что некогда эта местность была гораздо лучше населена и обработана. Своими великолепными пастбищами Бадгис всегда привлекал к себе кочевников, и потому здесь не могла развиться оседлая культура. И последнее. Из–за Бадгиса в 1270 г. произошла война между среднеазиатскими и персидскими монголами; путешественник Ферье (Voyages, t. I, p. 364) называет пастбища около Кала–е ноу лучшими во всей Азии.

     Арахосия (древнеперс. Harahuvati, соответствует санскр. Sarasvati, "богатая реками"), страна с весьма точным названием, лежала в пределах современного Южного Афганистана, по долинам верхнего Гильменда (авест. Haetumant, "обильный плотинами, мостами") и его притоков. Здесь жили таманаи. Это этническое наименование встречается только у Геродота (III, 93, 117), однако некоторые учёные полагают, что с ним следует сблизить, внеся надлежащее исправление в чтение, Анауон (Anauon) – название области, соответствующей современной провинции Фарах в Афганистане и упомянутой у Исидора Харакского (или Аракского) в его "Парфянских станциях".

     На юге страны Систанская область, плотно окружая озеро Хамуна и как бы сгибаясь, протягивается вдоль реки Гильменд, создавая тем самым благоприятные условия для возделывания тучной равнины, отдалённой от горного массива. Далее к востоку в предгорных районах верховьев реки Гильменд и её притоков на территории современной Кандагарской провинции, древней Харахувати (или Арахосии, как называли её греки) лежали пахотные, тучные земли, достаточно плодородные, чтобы прокормить многочисленное население.

     Наконец, жители низменности, лежащей на южном побережье Каспийского моря, в силу обособленности от самого нагорья сохранили некоторые аспекты традиций. Вопреки учащающимся столкновениям и нашествиям, обе стороны, джунгли и нагорье, оставались, причём на длительное время, как бы изолированными мирами.

     Выводы напрашиваются сами: в "Большом Иране" социокультурная среда с самого начала оказалась заложницей объективных факторов – природных условий.
 
     Собственно, они, действуя несколько аномально, фактически и стали своеобразным антропографическим фактором, предопределившим ход и направление исторической эволюции арийцев. Под воздействием антропографического фактора здесь в общественном бытии рождается феномен, который лучше всего можно квалифицировать как "иранскую исключительность". Раскрытие сущности этого феномена, по нашему глубокому убеждению, представляет ключ к пониманию цивилизационного, равно как и социокультурного развития "Большого Ирана" в целом, а в частности – к разгадке и верному осмыслению многих, на первый взгляд, таинственных, в некоторой степени замысловатых элементов сегодняшних политических реалий ряда государств, ныне существующих на пространстве этой распавшейся империи. Первые признаки этой исключительности были засвидетельствованы в быту: основная черта оседлой жизни в Иране – её оазисный характер и относительно слабая связь с окружающим миром. Словом, географический фактор с момента зарождения иранской цивилизации накладывал свои глубокие отпечатки на жизненный уклад арийцев. Не случайно на протяжении всей истории персы жили в домах, окружённых высокими стенами, и стремились сохранить замкнутый мир своих семей. Это же стремление можно проследить и в масштабе племени, даже целой области. По словам Фрая, индивидуализм персов, порой яростно защищаемый, и отсутствие единства в стране, столь разнообразной по своим ландшафтам, весьма характерны для истории страны на протяжении веков. Размышляя над живучестью духа клановых уз и родоплеменных связей восточных народов даже с оседлым образом жизни, к чему были приобщены арийцы на ранних стадиях своей исторической эволюции, Ричард Фрай пишет: «Стороннему наблюдателю может показаться, что оседлый народ с его сильной привязанностью к семейным институтам недалеко ушёл в этом отношении от сородичей, для которых главное – сознание принадлежности к своему племени. Не является ли это важной причиной падения эфемерных восточных государств, основанных могущественными вождями, которые сумели добиться беспредельной преданности от своих подданных, но наследники которых оказались неспособными укрепить эти связи? Не все племена Ирана – кочевые, часть их перешла к оседлости, но чувство принадлежности к племени сохранялось после изменения их образа жизни».

     Если судить в целом о характере природы Иранского плоскогорья, то, как об этом было сказано выше, природа здесь не слишком пригодна для благоустройства: оазисы значительно отделены друг от друга, между ними расположены большие необжитые пространства. Некоторые участки этих земель могли быть подвержены обработке и орошению, но большая их часть слишком засушлива. И воды в этих районах так мало, что земледелие невозможно. По некоторым оценкам, здесь могли жить лишь кочевники, переходя с места на место и меняя в зависимости от времени года пастбища для своих стад.

     Горы южного Загроса время от времени пересекали племена бахтиаров и луров. Курды, живущие к северу от них и сохранившие традиционную верность племенной организации, перешли в большинстве своём к оседлости, тогда как на юге кочевники–тюрки – кашкайцы, афшары и другие, – скорее всего, лишь сменили местные, преимущественно ираноязычные кочевые племена. Далее к югу и на восток, далеко вглубь – до реки Инд, – преобладающее население составляли племена белуджей, в основном, кочевые, пришедшие на эти земли с северо–запада после XI в. н.э. и вытеснившие, как уже упоминалось, племена брахуи или других кочевников неарийского происхождения. Районы современной, к тому же спорной, афгано–пакистанской границы в древности были заняты, в основном, теми же кочевыми племенами, которых мы сегодня находим среди кочевников–патанов, носителей местных диалектов пашто и пахто. Однако в столь далёком прошлом, как две тысячи лет назад, индоиранское население, ныне сохранившееся, согласно многочисленным неоспоримым доказательствам, только высоко в горах, точнее – в современных Нурестане, Читрале, Свате и ещё в нескольких местностях, должно было населять территории к югу от реки Кабул и к западу от Бамиана.
 
     Свидетельство тому – наличие изображений и настенных живописей Сасанидского периода, обнаруженных в Бамиане и районе, именуемом "Дочерью Ануширвана".

     Если взять степные просторы Средней Азии, то они всегда служили приютом для кочевых племён, начиная со скифов–иранцев; позднее туда проникли тюркские племена, так что оседлое население Хорасана постоянно находилось под угрозой опустошительных набегов всадников "степного мира". Кстати, забегая вперёд и в несколько отвлечённой форме, если задуматься над тем, почему тюркские племена, пройдя через Иранское нагорье на пути из Средней Азии в Анталию, не сумели превратить Великий Хорасан в тюркскую область, то приходится предположить, что оазисы Хорасана, населённые арийцами, закрыли свои ворота и, защищённые толстыми стенами, вынуждали тюрков следовать на запад. Оседлые сельские поселения и городская жизнь в "Большом Иране" не могли возникнуть недавно, они должны были существовать с глубокой древности. Однако и спору нет, что сами иранцы были некогда кочевниками на пространстве нагорья, где ранее жил оседло другой народ.

     Рассмотрев природные условия и, по мере возможности, их влияние на демографическую ситуацию "Большого Ирана", мы можем теперь перейти к анализу характерных особенностей социальной среды древнеиранского общества, при этом акцентируя внимание на фактологическом материале, оставшемся от прошлого в виде достоверных исторических фактов. В качестве таких источников учёными выделены Авеста, древнеперсидские надписи и некоторые, пожалуй, весьма скудные сообщения, имеющие отражение в античных источниках. При изучении социальной среды древнего Ирана многие исследователи пытались делать два среза общественной организации – "вертикальный" и "горизонтальный". Как правило, под первым подразумевалось место индивидуума в составе основных структурных единиц, таких как семья, род, племя, в то время как второе, "горизонтальное" деление было нацелено на установление его места в сословном обществе, определяемое родом его занятия или его происхождением, – имеются в виду такие социальные пласты населения как ремесленники, мелкая знать и т.д. Для уточнения заметим, что "горизонтальное" деление присуще исключительно оседлому, цивилизованному обществу, поскольку кочевники в походе вряд ли могут иметь такого рода "классовую структуру". С возвышением Ахеменидов иранское общество вплотную приблизилось к порогу становления своей "горизонтальной" организации, по крайней мере, за пределами Мидии.

     В социальной среде своеобразным эталоном общественного поведения выступало социальное содержание поклонения солнцу, уступившее впоследствии место морально-этическому кодексу Авесты. Культ Заратуштры, как об этом пишет современный иранский исследователь, Н. Бахтвар–Таш, предписывает принципы этики, человечности и гуманизма и основой жизни считает труд, старание, правдивость, отдых и веселье, признавая при этом относительное равенство прав. Поэтому социальная среда здесь управлялась не столько естественными детерминантами, сколько культово–нравоучительными императивами. Следовательно, и представление о социальной среде здесь сложилось несколько иное, отличающееся, скажем, от Вавилона и Греции. В этой среде представления о классах в том понимании, как это имело место в рабовладельческом обществе, о классовом антагонизме и о бесправных слоях не существовало. Однако, как об этом пишет иранский исследователь Бахтвар–Таш, если принять во внимание такие критерии, как моральные особенности, природа и восприимчивость, вероучение и принцип человечности, то иранцы признавали некоторые социальные группы в обществе.

     По социальной структуре древнеиранское общество подразделяется исследователями на следующие три условные социальные группы:

     1. "Атурбанан", или "Катузиан" – хранители [святого] огня, жрецы. Они олицетворяли высокие нравы, наставляли людей на правильный путь и просвещали их. Следует отметить, что "маги" – духовенство периода Мидиан – представляли могущественную политическую касту в обществе.

     2. "Артештаран" – армейцы, воины, властители. В их функции входили оборона страны, защита веры, защита населения и его имущества, укрепление безопасности и спокойствия [в обществе], сражение с врагами.

     3. "Вастерюшан" – земледельцы.

     Постепенно, вследствие разделения общественного труда и появления ремесла, стала формироваться новая, четвёртая социальная группа.

     4. "Хватхшан" – умельцы, ремесленники, куда входили представители различных ремёсел: ткачи, вязальщики, купцы и т.п.

     В "Зaaд–эспарам" говорится, что у пророка Заратуштры было три сына, каждый из которых возглавлял одну из социальных групп:

     1. Isat Vastra (могущественный хранитель) – первый религиозный предводитель со времён обоснования маздаяснийской веры (умер сто лет спустя после окончательного формирования маздеизма). Он являлся земным воплощением Ормузда. Представители духовенства, вслед за ним, носили белые платья.

     2. Hvara Chither (лучезарный) – первый воин и командующий войсками. В его честь воины носили багровую форму. Он представлял собой земное воплощение крика и печали.

     3. Urvatatnara (народолюб) – первый земледелец, вождь земледельцев. Его считали земным воплощением неба, оттого и земледельцы носили синие платья.

     Судя по фактологическому материалу, следов широкого распространения матриархата у арийцев нельзя обнаружить в VII–VI вв. до н.э. Основой иранского общества был патриархальный род, в то время как семья, гораздо меньшая, чем род и более многочисленное племя, имела второстепенное значение. "Вертикальную" структуру иранского общества можно представить весьма ориентировочно, сопоставлением ряда структурообразующих понятий, извлечённых из фактологических первоисточников (разумеется, понятия, изложенные в Авесте, древнеперсидских надписях и ряде античных источников не всегда совпадают целиком и полностью).


№ – Современные – Терминология – Древнеперсидские – Дарий I
          слова                Авесты                термины         (в качестве примера)
1       семья                Nmana                tauma               (сын Виштаспы)
2        род                Yis                Viv                (Ахеменид)
3        племя                Zatu                dantu*)                (Пасаграды)
4  область или страна   Dahyu                dahyu                (Парса)
5    этнос, народ            Xsavra                xsaca                (Арья)

     ___________________________

     *) В Восточном Иране "область" и "народ", вероятно, слились в составе конфедерации племён во главе с Kavi.

     Дальнейшая идентификация первых трёх авестийских терминов с социальными обозначениями, выступающими в Гатах (древнейшая часть Авесты), была предложена Э. Бенвенистом и исправлена П. Тиме, который вместо простого отождествления nmana Авесты и xvetu Гат и т.п. полагает, что в nmana (доме) жила xuttu (семья), vis (поселение) было занято vardzna (родом) [по Гатам], а zantu (в смысле территории племени) представлялась как область airyaman (т.е. гостеприимства) [согласно Гатам], т.е. "тех, кто оказывал гостеприимство". Между прочим, выводы П. Тиме весьма важны с точки зрения структуры общественного устройства в сфере религии. В то же время они более отчётливо указывают на преемственность традиции, восходящей к арийским временам. Тогда как остальные пункты 4–й и 5–й должны подразумевать отношение к власти или правителям между членом общества и его "народными вождями". По мере дальнейшего развития общества род уступает своё прежнее значение: на первый план выдвигается, с одной стороны, семья, а с другой стороны, как логическое следствие, племя или народность.

     Согласно некоторым оценкам, нельзя было найти здесь ещё и "кастовой системы", характерной для позднейшей Индии, или "сословной системы" Сасанидского Ирана, однако дворовые холопы, слуги и знать существовали в рассматриваемое время.

© Copyright: Фаршид, 2011
Свидетельство о публикации №211072400597